Александр Покровский
Арабески

«Все умрут!»

Умрут правители, законодатели, члены парламента, члены Совета Федерации, просто члены какой-нибудь иной федерации, и просто не члены, и я, награжденный сверхъестественным видением будущих процессий, вижу только гробы, гробы и гробы не только до самого горизонта, но и далеко за ним.

Некоторые умрут, так и не достигнув пенсионного возраста, который те же самые члены собираются отодвигать в сторону увеличения, после чего народ будет выглядеть, как осел, снабженный морковкой для правильного движения в пространстве и во времени. Другие же умрут, так и не переместив средства за границу, или же они умрут, переместив и не воспользовавшись, что, по сути своей, есть одно и то же.

Так что, увидев по телевизору очередное лицо, радеющее за общее благо, – безотраднейшее из человеческих убеждений, судя по самому этому лицу, – я всегда ловлю себя на мысли, что все тщета, что не попало ему в желудок.

Но, к слову, и то, что попало ему в желудок, – не всегда витамин, так что сдохнуть-то ему придется, несмотря на инвестиции и бюджет.

И тут можно сколько угодно полагаться на артиллерию, каким бы точным и густо направленным ни была вся сила ее огня, на ракеты и на атомную энергетику– хер!

Хер – это буква старинного русского алфавита, смысл которой до сих пор неясен только ученым и младенцам, – считать ли ее частью слова «херувим» или «похерить» – но нам-то с вами все-все понятно, и мы вслед за Далем считаем, что сделать им «ноги хером», то есть «иксом», это почти ничего не сделать.

Так что постоянные размышления над каким-либо несчастием или бедствием в книге зародышевых зол, способным раскачать их скелет и спутать все волокна их тел в зловонный клубок, когда сила воображения, первичная теплота и влага, как и все остальные элементы, которым надлежит упорядочить их телесный состав, остывали бы и высыхали, составляют главную цель моего сегодняшнего существования.

Как только наши руководители что-то сделают или скажут, так сразу же и умиление.

Вот поехал премьер на Урал, чтоб о здоровье наших танков там справиться, так сразу же и умиление. А когда президент про энергосберегающие лампочки сказал или там о сокращении выбросов обмолвился, так у меня и вовсе случился пароксизм счастья – дисфункция какая-то с вегетативной нервной системой – и на тебе оно – счастье.

А все оттого, я считаю, что я очень долго размышлял на тему боеготовности: «Булава», «Синева», замена одной на вторую – ничего не получается. Получаются только три несчастных князя – Долгорукий (Юрий), Невский (Александр) и Мономах (Володя).

Дали они имена трем нашим подводным богатырям, и, похоже, остались эти богатыри без дубины. А заменить одну дубину на другую – «Булаву» на «Синеву» – это все равно что новых подводных богатырей выстроить. Так что самое время проверить, как там у нас с танками.

А с танками у нас почти так же, как и с самолетами. Су-37 (СУ-47, «Беркут») был обещан войскам в 1998–1999 годах, но в 2002 году опытный образец этого летающего чуда еще продолжал испытания и в полном одиночестве совершил 150 вылетов – нам есть чем гордиться. Теперь говорят, что он поступит в войска в 2010-м – ой, мама!

Так что ждем.

Мы много чего ждем, годами-десятилетиями.

Мы ждем чудо-вертолеты, чудо-лодки, чудо-автоматы и чудо-бронежилеты.

А пока мы это все ждем, надеваем иногда бронежилеты с убиенных в недавней войне грузин, и по нам тут же начинает молотить вражеская артиллерия, потому что на этих жилетах стоит опознаватель – «свой-чужой».

А еще у них там, глубоко на Западе, скоро поступит на вооружение стреляющий робот. Представляете? Выходит наш солдатик восемнадцати сопливых годков в чистое поле в одежде от Юдашкина и в кирзовых сапогах, а против него выходит робот, который тоже опознает «свой-чужой» и у которого патроны совершенно не кончаются.

Интересно, за кем будет победа?

Я полагаю, что победа будет за нами.

А почему?

А потому! Вдумайтесь: из 250 атомных подводных лодок, построенных когда-то Советским Союзом, у нас осталась сущая ерунда. Из надводных кораблей остались слезы какие-то, а от ударной авиации ВМФ вообще ничего не осталось.

А это время у них там, на Диком Западе, они перешли на атомный авианосец сразу же на электродвигателе!

А у нас если б и был атомный авианосец, то только на пару – паросиловой он был бы.

А для взлета с палубы они уже давно применяют не паровые катапульты, а электромагнитные. А у нас никаких катапульт нет.

Так что воевать мы, дети подземелья, будем с терминаторами.

Против них, говорят, хорошо бы использовать служебных собак, потому что по-другому этого робота от человека не отличишь.

Ах какая причудливая гипотеза – у нас не внедряется наука в производство!

То ли наука слишком уж высоко, то ли производство очень низко, но не внедряется.

А я полагаю, все дело в том, что внедряльщики у нас – это нечто.

Это просто шантрапа какая-то.

Те, кто должен подхватить из рук ученого вываливающееся от избытка изобретение, не обладают у нас космическим сознанием. Они вообще никаким сознанием не обладают. Вместо того чтобы взять и убить наповал одним ударом двух крупных зайцев (а возможно, и трех, если не четырех), они просто воруют из бюджета деньги.

Нехорошо.

И чтоб при том в кармане непременно был орден Почетного легиона.

С ним Франция даже людоедов никому не выдает.

Вот она – могутная Россия!

Непомерная аренда, инспекции, милиция, пожарники, местная администрация четверорукая с ее ненасытными ртами, налоги, бухгалтерия, пенсионный фонд и все прочие – все это будет потом, а сначала будут деньги.

Всюду открываются приемные президента России.

Вот так мы отвечаем на слухи об очередном приближении конца света.

Тут недавно она выступала и сказала, что безработных у нас один процент.

Я сейчас не просто заплакал, я покрылся слезами весь – так меня проняло.

Так и хочется возвести в ее честь собор. И назвать его: Собор Питерской Нашей Матери.

Это тихий городок. И местный мэр тут ходит без охраны, и здоровается он со всеми встречными, и они ему кивают с улыбками. Мэр здесь свой. Он говорит, что заботится о своей малой родине. Есть у тебя родина, пусть даже малая, вот ты о ней и заботься, и тогда будешь ходить без охраны, и все встречные будут тебе улыбаться.

Мэр отремонтировал Дом культуры – очень хорошо он все сделал, уютно, теперь здесь театральная студия, театр, люди с цветами. Мороз, а они с цветами.

Саша Амелин, заслуженный артист, будет читать мои рассказы, девушка Ирина петь песни, а я буду отвечать на вопросы ну и просто так разговаривать.

Все читали и пели, а я болтал. Часа два. Всем понравилось, смеялись.

А потом мы уехали в пионерлагерь, где нас ждал ужин.

Это ужасно, когда надо столько есть. Обжорство – самый большой, как мне кажется, грех.

Но все говорили ни о чем, пели и опять – ни о чем. Амелин с Володей Колосовым пикировались, в промежутках обрушиваясь на Серегу Курт-Аджиева. Это такое возвращение в юность, в стройотряд. Саша Шулайкин притащил парное молоко.

Они все родом из студенческого стройотряда.

Студенчество не болезнь, не проходит.

В Похвистнево чистый воздух, мороз, мы замерзаем, все время что-то едим и песни поем.

Приехали какие-то охотники за кабаном и лосем. Убили и того и другого.

Расплодились кабаны, лоси, а волки заходят в деревни. Все расплодились, но я все равно не люблю охотников.

Мэр говорил, что ему не хватает денег на дорогу.

Были б у меня деньги, дал бы этому мэру, и он построил бы дорогу.

Удивительна слабость человека: стоит только какой-либо тезе подвернуться ему под руку, и он уже при всех своих стараниях все никак не может от нее отделаться.

Теперь у нас инновации – вот ведь какие дела, не поперхнуться бы, не изойти на икоту.

Это как «Сим-сим, открой дверь». М-да. Тут главное не перепутать, не сказать «ячмень».

Я мог бы рассказать вам множество самых занимательных историй о том, как у нас в России все складывалось и откуда тут взялась власть.

Но не буду.

Очень хочется еще пожить.

А у нас теперь собирают собачье дерьмо – цивилизация, знаете ли, накатила.

Ему ответили: «Ничего. Вот только с кризисом… хи-хи… а так, в целом, очень даже. Модерации вот только…» «Чего?» – спросил президент. «Ну, эти, – ответили ему, – как их, модерации…»

Остальные же к этому состоянию только стремятся.

Кое-что все еще дымится, конечно же, в верхней части наших потрохов, но в остальном наблюдается постепенное восстановление наших связей с действительностью.

Любое несоответствие – расстрел на месте.

Так проверяли документы у моего отца в районе Бреста – он там три года в оккупации провел. Чуть замешкался – удар в зубы. Так что эта память генетическая, внутриутробная. Это потом уже она подкреплялась кинофильмами.

Все мои симпатии на стороне тех, у кого документы проверяют.

Так меня воспитали в Советском Союзе – все люди братья, а те, что тебя на улице изучают, – враги, к ним ненависть надо было испытывать. Ее и воспитывали.

И воспитали в конце-то концов – «Ахтунг! Аусвайс!»

Ни за что не отгадаете, что он любит. Он любит Россию. Вот только не знаю, до завтрака или уже после.

Так что не будем горячиться, обсуждая снег, мороз, сосульки и сколько там снегоуборочной техники куда вышло.

Ну вышло и вышло. По Петербургу, как убеждают чиновники, ее аж 1200 единиц, не считая 300 самосвалов.

И действительно, кто ж их считает. Ну вышли и вышли.

Они вышли, а снег остался лежать.

Вот вышли в минувшее воскресенье автомобилисты и стали откапывать свои машины – и это сразу стало заметно.

И лопаты исчезли. В один миг раскупили в городе все лопаты.

В этой ситуации жалко только одиноких стариков. Их в Петербурге полным-полно. И бредут они по колено в снегу – еле тащатся.

А я говорил с одним чиновником. Что ж, говорил я, со снегом-то у вас творится? Где техника? Где все? То есть горячился я.

А вот он мне отвечал совершенно спокойно. Снег, говорил он, все равно ведь сам растает, а денег всегда жалко. На них дом можно купить. На Канарах, а то и сами Канары. Кто ж их на технику пустит?

Так что старики и старушки еще долго будут у нас по сугробам ползать.

Оставшихся в живых поздравят с Днем снятия блокады или еще с каким-нибудь днем.

Перетаскивал я одну такую старушку через сугробы, и она поведала мне, отдышавшись, что когда-то снег во дворах убирали два дворника. Один подтаскивал снег к канализационному люку, а другой орудовал газовой горелкой – топил ею этот самый снег, а вода сливалась в канализацию. Всего-то для очистки огромного двора нужно было несколько часов, баллон с газом и горелка. Вот такие примеры из истории нашего славного города.

А сосульки с крыш можно не сбивать ломом, ломая саму крышу, а растапливать горячей водой: шланг, кипяток из батареи – и через несколько минут все сосульки рухнут вниз.

И крыша целой будет.

А во время снегопада раньше всем во дворе раздавали лопаты, и люди помогали тем же дворникам.

Вот такие могут быть разговоры со старушками.

А еще я вспомнил, что существуют где-то тепловые машины ТМ-59 МГ – для очистки аэродромов.

Там реактивный двигатель стоит.

А есть и другие тепловые машины. У них такой же принцип работы, но только они очень мощные.

И создают они полосу сухого асфальта шириной до 5 метров при скорости 30 км в час.

Там струя в шестьсот градусов может быть. Она снег просто испаряет. Ревут они, конечно, сильно, но это можно потерпеть.

А когда у нас стало два ВВП, я подумал: «Вот ведь как все просто! Почти как в садке с головастиками!»

А почему?

А потому, что цели всех этих споров, похоже, достигнуты, и такие передаваемые Богом в общее пользование атрибуты, как мудрость, истина и справедливость, уже добрались до нашего руководства – премьер открыл во Владивостоке автозавод Sollers.

То есть сначала с боями отнимали у дальневосточников кусок автомобильного хлеба, а потом подарили им другой – нате, пользуйтесь.

А когда речь зашла о стоимости внедорожного предмета, то сопровождающие премьера вице-премьеры (Игорь Сечин и Игорь Шувалов) посетовали, что, мол, дороговато вышел этот самый «Патриот».

Да. Патриот нынче стоит недешево.

Но делать нечего. Ничего дешевого у нас, похоже, вообще не осталось. Ведь даже стоимость перелета из Москвы во Владивосток составляет 13 000 рублей, а туда и обратно – 22 000.

То есть новый автомобиль предлагается по цене 65 перелетов только в одну сторону и по цене 38 перелетов туда-сюда!

Вот поэтому жители Дальнего Востока предпочитают летать в Китай или же на худой конец в Японию. Дешевле и скидки есть.

Можно вообще улететь в Поднебесную за сущую ерунду.

Вот и летают. И очень давно.

В этих краях уже выросло целое поколение молодых людей, которые, во-первых, бегло говорят кроме русского еще и на японском и китайском, и во-вторых, они уже множество раз бывали в Токио и Пекине и ни разу – в Москве.

Так что самое время строить заводы, дома, пароходы и вообще чего-нибудь прокладывать тут не очень китайское, но свое, родное, московское.

А то ведь завтра, глядишь, проведут черту по всему еще нашему пока Уральскому хребту, и никого это, похоже, по ту сторону хребта особенно не расстроит.

Заметим, мадам, что мы так плотно живем среди загадок и тайн, что даже самые простые вещи, попадающиеся нам на пути, имеют очень темные стороны, в которые не в состоянии проникнуть самое острое зрение, и даже ясные и возвышенные умы среди нас теряются и приходят в тупик перед каждой щелью в произведениях природы.

Его отвезли в больницу, где он промучился часов восемь.

Почему для сбивания сосулек нужны какие-то героические усилия?

Потому что эти сосульки сбивают в России, а тут все – героические усилия.

За что ни возьмись – один сплошной героизм.

И героизм одних почти всегда преступление других.

А страховка, страхование жизни, здоровья на случай потери здоровья, кормильца, просто страховка – обычная, страховочный конец, который карабином крепится за специальный крюк, рым или я не знаю что? Где все это? Где выплаты родным? Где компенсация?

Я бы мог назвать это место, где пребывают у нас все страховки и компенсации, но только оно такое, такие для его описания существуют русские слова, что не дай вам бог.

Русский человек, как сказал когда-то классик, уж если что и назовет каким-либо словом, то нескоро то слово сотрется из памяти людей.

Потому что слова вырываются из уст самые что ни на есть правильные. Правильно все они описывают, эти слова, потому что рождены от мук.

Мучаются тут люди, вот поэтому и говорят они слова правильные.

Двадцать первый век на дворе – космос, последние достижения робототехники, Интернет, компьютеры, искусственный разум – а потом выходит человек в сапогах на скользкую крышу с ломом сосульки сбивать и падает с нее.

И ведь все, кто в нашем городе отвечают за жизнь и здоровье людей, лягут в день его смерти спать спокойно. Не посетят их чума и холера, не случится падучая или какая другая зараза.

Ничего в них не дрогнет, земля не разверзнется и адские языки пламени из нее не покажутся и никого не пожрут.

Все будет по-прежнему. Келейно и тихо.

«…А за жизнь человека вольного платить десять гривен серебра…»

Это Карамзин Николай Михайлович. «История государства Российского, том 3, глава 1, «Великий князь Андрей, г. 1169–1174».

Не было. Все было истрачено, потреблено, употреблено.

А все потому, что знать нам хочется, что там с итогами года и как его оценили президент и премьер.

И вот наконец узнали мы, что все-все хорошо. Год был непростой, прямо скажем, – нас то и дело трепала рука судьбы, но – счастье-то какое – все сделано правильно, вовремя, к столу.

Так что если что и трахнется, гакнется, гикнется, скажем, в самой середине наступающего года, то все это немедленно будет подобрано, вставлено и укреплено.

Так что я все макаю и макаю свое перо в чернила совершенно не для оправдания нашего неизменного поражения в любой отдельно взятой области человеческой мысли, как и во всех остальных областях сразу, но для того, чтобы написать панегирик. Кому? Им. Им панегирик. И я буду писать, и писать его совершенно без устали, без пития, без сна, без еды, без молитв и еще много чего без, дабы усладить изнуренных столь длительным ожиданием.

Осталось только придумать двадцать семь тысяч слов похвалы.

Одно я уже придумал – мо-лод-цы!

Все обсуждают его уровень. То ли компетенции, то ли еще чего. Но он неизменно высок. Столь героический склад характера обсуждаемого часто создает ему неудобство, естественно, но уровень – очень высок. Я бы даже со стула не приподнялся, если б он был низок.

Очень хочется. Всех. Направить и отослать. Туда.

А потом мне сообщают, что в этот, грядущий, вторник прибудет к нам премьер-министр Турции Тайип Эрдоган, чтоб, значит, рассмотреть «возможности развития многопланового партнерства между двумя странами и сотрудничества, основанного на традициях добрососедства».

Вот ведь черт!

Ладно, капитан Грант может и подождать.

Начали подавать нефть в Белоруссию! Начали!

Несколько недель я не мог спокойно спать – все думал: дадут или не дадут, все смотрел в глаза умнейшему вице-премьеру Игорю Се., стараясь угадать по их выражению дальнейшую судьбу поставок. И вот – фух! – свершилось.

Я считаю, что должна возникнуть процессия – с хоругвями и попами в золоченых одеждах, а потом – все миряне и миряне с лицами благостными – кто будет идти сам, а кого будут вести под руки. Потом в уме почему-то возникает погост, потом кокос, потом – звон колокольный, и все это движется к катастрофе этой самой моей повести, что я тут вам начинаю рассказывать.

Почему я говорю о катастрофе? Потому что повесть об отношении наших с Белоруссией задумана мною как великое эпическое произведение, где обязательно есть не только катастрофа, но и прочие перипетии, обрывы и страдания, свойственные драме: протасис, эпитасис, катарсис, перемешанные, сменяющие и вырастающие друг из друга в том порядке, что установил еще сам великий Аристотель, да будет ему царствие небесное и пух вместо праха!

Так что ждите.

Подозреваю, в Англию – дети, клубы, самолеты, яхты, дома.

Праведным образом все это заработали и переместились.

Теперь хотят возрождения России.

Видимо, деньги кончились.

К чему это все я? Это все я к тому, что премьер допустил крупный бизнес к управлению государством. Шохин всего этого добился. Шохин – фамилия у него такая. Шохин – хочется повторять и повторять. Долго бился – и вот поди ж ты!

Ох и зашагаем теперь!

У Павла Ивановича было целых два недостатка – он был умен и честен, а за Сенатом он наблюдал так лихо, что никакой дополнительной жизни Сенату не стало. Скучно стало. Чуть взятка или растрата – так и топор. И наблюдал Павел Иванович за всеми прокурорами: какой из них проворовался, так и расплата – просто, знаете ли, будто бы речь и не о России идет. Просто житья не стало «разорителям Отечества».

Со смертью Петра Великого Ягужинский удержался на плаву одной лишь ловкостью.

При Анне Иоанновне был в милости, потому что вовремя переметнулся от заговора «верховников», желавших ограничения самодержавия, на сторону императрицы.

Решительный и способный, «друг истинный и враг явный» умер в 1736 году.

С его смертью прокуратура упразднена не была, хотя желание такое посещало многих.

Президент при этом сказал мэрам этих городов много разных слов, среди которых были и такие: мало чтить подвиги предков, надо заниматься возрождением России.

«Интересно, – подумал я после этого своего восклицания, – и как мы ее будем возрождать среди повального умыкательства?»

Во всем есть аллегорический смысл.

Вы еще не видели его лицо?

А еще президент утвердил «план оптимизации МВД».

– Зря ты насторожил свои уши! – сказал один проезжий своему ослу. Ну не пулеметами же эту оптимизацию будут проводить.

То есть – все пустое.

Это я все еще о президенте. Он вчера стрелял из «Максима», так что именно это деяние мы можем считать прологом, хотя вполне оно сойдет и за эпилог.

Дело в том, что речь там шла о новых образцах военной техники, мол, хорошо бы, чтоб она бронированная была и все такое прочее, а потом и до «Максима» очередь дошла, из которого они с удовольствием и потатахали.

А потом оказалось, что каким-то непостижимым образом он был уволен из МВД за сутки до столкновения.

Вот ведь как! Обзавидуешься! Вот это чутье у кадровиков!

16 января 1820 года капитан 2 ранга Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен, при рождении Фабиан Готлиб Тадеус фон Беллинсгаузен, происходящий из остзейских немецких дворян, настоящий русский мореплаватель, на шлюпе «Восток» и лейтенант Михаил Петрович Лазарев на шлюпе «Мирный» подошли к берегам Антарктиды. Именно им принадлежит честь открытия этого континента. 751 день плавания, 29 островов в Тихом и Атлантическом океанах. Подготовка обоих шлюпов – двойная обшивка, утепление, проведенные под руководством Лазарева, принесла свои плоды: русские моряки прошли там, где отступили все остальные. Это был день и год славы России.

16 января 1918 года на III Съезде Советов донской казак Шамов выдвинул лозунг «Грабь награбленное».

И тот и другое – история.

Чтобы увидеть будущее, надо просто научиться держать земной шарик в руках. Вот возьмите мысленно Россию и представьте ее в своих руках… Представили? Ну и как?

25 августа 1942 года Антонов, выполняя задание по прикрытию штурмовки немецкого аэродрома под Моздоком, был сбит. По советским документам он погиб. На самом деле сбитый командиром 77-й немецкой истребительной эскадры (JG 77) майором Гордоном Голлобом Антонов выпрыгнул с парашютом, удачно приземлился и был захвачен в плен. Знаменитый немецкий ас Гюнтер Раалль в своей книге «Моя летная книжка» описывает пленение Антонова (при этом почему-то приписывая эту победу Голлоба себе):

«21 сентября 1942 года во время второго вылета мне повезло – около половины пятого я сбил Миг-3 совсем недалеко от нашего аэродрома. Его пилот сумел выброситься с парашютом и спастись. Унтер-офицеры моего штаффеля сразу же поехали на машине к месту его приземления, чтобы захватить его.

Русский приземлился на одном из огромных подсолнуховых полей, которых в этих местах было множество. Он был быстро окружен, но его сумели взять только когда он расстрелял по нашим все патроны из своего пистолета, к счастью, не причинив никому вреда.

После того как ему обработали резаную рану на лбу, которую он получил, выпрыгивая из самолета, его доставили ко мне. Я как раз находился у радиомашины, слушая переговоры пилотов.

Русский чертовски юн, так же, как и большинство из нас, – ему едва за двадцать. Свои прямые светлые волосы с высокого лба он откинул назад, чтобы освободить место для двух огромных компрессов, покрывающих его порезы. В умных карих глазах в равной степени отражается и гордость и разочарование. На его губах играет легкая улыбка. Его грудь украшают три ордена, из которых мне известен только один – он называется «Герой Советского Союза».

Так вот как они выглядят на самом деле – представители монгольских степных орд, как представляет их пропаганда, те самые недочеловеки, к которым недопустимо гуманное отношение! Перед нами воин, который сразу же вызывает уважение у любого, кто сам является воином. Я тогда саркастически подумал, что порой с врагом тебя может роднить большее, чем с некоторыми людьми из твоего окружения.

Капитан Антонов боится. Предложенную сигарету он сразу же отложил нетронутой в сторону, но когда я сам закурил одну, он немного расслабился. Наш чай, холодный и свежий, но налитый из чистой бензиновой канистры, вызывал у него недоверие, пока я на его глазах не выпил чашку.

Мы нашли одного фельдфебеля-переводчика и сидели вместе, разговаривая о нашем воздушном бое, об идущей войне.

Мой противник прекрасно держится и полон достоинства. Он не делает ни малейшей попытки заискивать или втираться в доверие. По его словам можно понять, что политофицеры в ВВС рассказывают о нас то же, что и в Красной Армии. Пропаганда порождает ненависть, ненависть рождает жестокость, жестокость порождает новую пропаганду. Чертов замкнутый круг.

Советский летчик остается у нас еще несколько дней, так как нет возможности его отправить. У нас нет ни желания, ни возможности держать его под замком. Под ответственность нашего штаффеля он получает довольствие, как любой другой летчик, и может свободно перемещаться по аэродрому (у деревни) Солдатская без постоянного надзора. При таких условиях он и не пробует бежать, оценивая такое отношение с нашей стороны, вопреки всем предписаниям. Своим побегом он причинит нам неприятности и понимает это. Позже мы посылаем его с Ju-52, везущим раненных в лазарет. И тогда он использует удобный случай. Как – мы не знаем точно. Но капитан Антонов точно не прибыл в место назначения. Скорее всего, он воспользовался немецкой шинелью из тех, что перевозили на том Ju-52, чтобы затеряться и бежать. Но то, что Антонов пережил войну, – я знаю точно из официальных русских источников».

Хотя Гюнтер Рааль ссылается на некие «официальные русские источники», но о послевоенной судьбе Антонова до сих пор ничего не известно.

Кстати, в люфтваффе никогда не любили нацистов, и даже такой нацистский экземпляр, как Геринг – ас и кавалер высшего ордена за Первую мировую войну – вынужден был с этим считаться. Интересна одна его фраза, прозвучавшая когда-то как ответ Гиммлеру по поводу увольнения из Министерства авиации и ВВС тех, кто имел еврейскую кровь: «У себя я сам буду решать – кто еврей, а кто нет…»

Цинизм – он же для понимания происходящего.

А еще для понимания происходящего подходят сказания.

Например, такое: жила-была одна планета. И жили на ней трубачи и атавары. Трубачи с помощью труб выкачивали природные богатства, а атавары были частью природы, и связаны они были специальным разъемом с той природой через ту картошку, которой они питались. И до поры до времени все находилось в гармонии: одни качали, а другие ели свою картошку и гадили под себя – и все это было природой.

Трубачей сначала было очень мало, а потом их становилось все больше и больше, и вот уже их стало настолько больше, что атавары начали им мешать.

А еще для понимания происходящего хорошо бы представить Россию в виде демографической ямы в песке. С запада – миллиард, с востока – миллиард четыреста миллионов, а в середине узенько-узенько – почти в десять раз меньше – 140 миллионов.

Все же стремится к выравниванию.

Особенно песок.

Хлынет и с запада и с востока. Обязательно. Слишком велик перепад.

Заводские сказали: «Так с ним и ушел», – что, конечно же, никто и никогда не подтвердит. На самом корабле под угрозой расторжения контракта изъяты все мобильники, что, наверное, говорит о соблюдении военной тайны.

В любом случае хочется пожелать ребятам удачи в этом походе, чтоб все вернулись из него живые и здоровые.

Горя от ума, конечно, потому что это единственная служба, где нельзя было проскочить на одних только связях – родственных и дружественных. Нужен ум, к наукам рвенье.

Но ничего не стоит на месте, а оставленное без внимания здание обречено.

Разрушается оно. Энтропия.

Выстраивается десятилетиями, а рассыпается за сущую ерунду.

Полагаю, всех интересовала собственность нашей разведки – а там есть собственность, и еще какая, уверяю вас.

Вернее, была.

А после того как начала исчезать собственность, и сама разведка стала нищать.

Духом прежде всего. Самая большая нищета – это нищета духа. Пришли другие люди, и наступила нищета. Агентуру сдавали, где только можно: Западная Европа, Восточная Европа, Азия, США, Латинская Америка. Всех сдали – провалы, провалы, провалы. По всему полю. Нет ничего. Столько лет все это создавалось по крупицам – теперь почти ничего не осталось.

М-да.

А вы не скажете, кто у нас министр этой самой промышленности? Кто-нибудь его видел? Жив ли он? Здоров? Сохранил ли правильный прикус? Постель у него мягкая? Размножается? Дети есть?

Все это меня очень сильно волнует. Совсем изнемог. Тут кризис на дворе – а он где-то ходит, чтоб не сказать, что он шляется.

Ты где, Диего?

При подобных потрясениях проза не в состоянии так облегчить душу, как это может сделать поэзия.

Пойду обольюсь слезами.

С 2004 года нас это смущало, но не прошло и шести лет, как поди ж ты!

Я в полной мере испытываю на себе могущество наисильнейшего из всех неугомонных желаний – любопытства. Хочется все-таки знать, а чего это мы шесть лет метались, как отравленные крысы, пребывая в бурных припадках, а потом все же не «исключаем для себя возможности» вернуться на дорогу, давно уже проложенную свободолюбивым человечеством?

Охлопонин была фамилия нашего чудесного избавителя, парадиз нас побери!

Называйте его именем своих детей и любимых животных!

Присваивайте его же школам, улицам и неизвестным растениям!

А я всегда говорил: дайте! Дайте настоящим помпадурам настоящего помпадурского дела, и они не подведут. И вот дали! Наконец-то!

До этого момента господина Зурабова от Украины берегли.

Я бы тоже берег его. Это настоящий изумруд в короне нашей империи.

Меня спросили, что я об этом думаю. Я знаю, что сейсмическое оружие существует или почти существует. Еще легендарный Тесла однажды с помощью небольшого шарика вызвал землетрясение в Нью-Йорке. Все дело в резонансе. Шарик так его организовал, что здания зашатались, а стекла из окон посыпались. Тесла остановил свой эксперимент тем, что расколотил шарик молотком. Правда, потом все это отрицалось множество раз. Говорилось, что все это не там и не так все поняли великого изобретателя.

Работы по изменению климата велись. Ведутся ли они сейчас – не знаю. Думаю, что да. Военные от своих идей так просто не отказываются.

Все это было давно, и много воды с тех пор утекло, но работы с тех пор, полагаю, не сворачивались.

Безумие, конечно, так и земной шар можно расколоть, о чем, кстати, сам Никола Тесла и говорил. Он заявлял, что может это сделать, но дал ли он ключ от всего этого безумия в руки военных, – не знаю. Знаю только, что Тесла очень быстро прозрел и понял, что сделают военные, попади им в руки такое оружие.

Он прозрел так, как и Эйнштейн, показавший как-то всему миру свой язык.

Эйнштейн сжег все свои записи и не оставил учеников. Многие ученые так и поступали.

Прозрели ли к сегодняшнему дню военные и политики?

Не уверен. Поэтому все возможно.

Вишневая косточка всем вам в горло!

И чтоб все вы подавились, взбираясь на гласис.

А почему? Из-за психологических травм: бабушка ненавидела папу, а вокруг ходил Пален.

У нас, когда бабушка ненавидит папу, то всегда рядом бродит какой-то Пален.

Результат – черви точат душу, аки зоилы цветок. Вместе с душой они и государство точат.

Уже который век.

Все это время Валерий Васильевич вместе со своей женой ходит по прокуратурам, судам, милициям и хочет всего лишь возбуждения дела по убийству не вследствие ДТП, а по простому, обыкновенному убийству с нанесением тяжких телесных повреждений, с привлечением подозреваемого к ответу.

А в прокуратуре ему прямо сказали: «Да. Это убийство, но вы все равно ничего не докажете. Кому вы нужны?»

И действительно, кому нужен капитан второго ранга запаса, в прошлом подводник, который Родину защищал, ходил в походы подо льды Арктики, жизнью своей рисковал? Никому.

Он использованный, отработанный материал, а все эти предположения, что Родина, страна, Россия, государство что-то такое еще ему и должно, – ложные и неправильные.

А правильные предположения: никто тебе ничем не обязан, а все свои проблемы ты решаешь сам – с помощью самосуда. Берется в руки ствол и решается. Мне даже сказали в одном месте: «Да что ты! Давно все решается самосудом!»

Вот ведь как! Страна ты, страна! Оказывается, все очень просто: обидели тебя, унизили, оскорбили, близкого тебе человека изувечили и убили – выход только один: ствол.

А в муравейнике с муравьями обходятся гораздо справедливей. Там, во-первых, никакому муравью не придет в его муравьиную голову убить своего же муравья, а во-вторых, муравьиная матка их всех породила, выкормила, вырастила, и потом они ее защищают. И всегда муравей может рассчитывать на свою матку и на своих сородичей – сберегут, встанут, грудью заслонят.

А здесь – не встанут и не заслонят.

Так что, собираясь защищать матку, всегда стоит себе представить последствия.

Тебя бросят, подставят в любую секунду, предадут, откажутся и сдадут врагам.

Устраивает тебя это? Готов ли ты и после этого защищать Родину?

Если готов, то – браво! Ты – настоящий патриот своего непростого Отечества.

Неандертальцы погибли оттого, что их съели кроманьонцы. Первые были умнее и сильнее, вторые глупее, но их было больше. Неандертальцы жили семьями, кроманьонцы – стадами. Стадо победило семью. Ум победила хитрость. Восторжествовал подлый социум. Об этом надо помнить всякий раз, произнося: «человек разумный».

«Мы – русские! Казак или калмык – едино все, мы – русские, в единстве наша сила!» – напишет в XVIII веке неизвестный поэт.

«Мы россияне, мы разобщены» – а это уже современность.

При такой обширной эрудиции до ведущего места в мировой экономики рукой подать.

Я всегда мечтал, чтоб нашей коррупцией занялись не наши органы, но я и предположить не мог, что противная сторона так себя назовет.

Самое время проверить собственное сознание. Пойду брошусь на кровать.

25 января в городе Париже в Российском центре науки и культуры состоится открытие Российско-французского студенческого форума. Наш губернатор, Валентина Ивановна Матвиенко, уже там. Ей еще и диплом должны вручить. От ЮНЕСКО. Диплом премии Маданджита Сингха за распространение идей толерантности и ненасилия.

Я считаю, что все это очень вовремя. Потому как за строительство «Охта-центра» тот же ЮНЕСКО собирается переводить Петербург из списка объектов всемирного наследия в другой список – объектов, находящихся под угрозой.

Первые десять фамилий вы знаете, остальные интереса не представляют.

Подождем. Еще не все сожрано.

Некоторые спрашивают: как происходит реформа, и другие им сейчас же отвечают, что, мол, никак она не идет, а то, что идет, называется по-другому.

Могу всех успокоить – воруют. Везде воруют, и это не новость.

Новость – среди воровства захотелось модернизации.

В государстве Российском воровали всегда. Воровали и до государства Российского, и во время Советского государства, и особенно после его развала.

И все это в возрастающих размерах. И все это в размерах ужасающих, потрясающих всякое воображение, в том числе и неизлечимо больное.

Воровали и при Рюрике и без Рюрика, воровали при Батые, при Иване Калите, при Иване Грозном, при Петре, при Николае Первом и Втором, при Сталине, при Брежневе, при Горбачеве, Ельцине, Путине. Теперь воруют при Медведеве.

Этот человек мог позволить себе любое беззаконие – вот вам и настоящая причина воровства.

Один неподсуден – нет справедливого суда. Суд – всего лишь право сильного.

А если царю можно все, то его вельможи возьмут себе только небольшую часть его беззакония. А все нижестоящие чиновники – часть от их части.

И так – до последнего городового.

И вот когда все уже наворовались, захотелось вдруг узнать: как там идет военная реформа? Блин!

Взятка – как единственная вразумительная мотивация.

Откат – как двигатель общественного прогресса.

И при этом еще и военной реформы хочется?

Того и гляди захочется роста боеготовности, а там и до возрождения воинской чести недалеко.

Может быть, я сплю? Мне все это снится? И сплю я в сумасшедшем доме?

У нас Маринеско считается героем, в Германии – военным преступником.

Так кем же он был на самом деле – Александр Маринеско?

Александр Маринеско был командиром подводной лодки. Командир – это тяжелый труд. Это смерть все время выглядывает из-за плеча. Ты ждешь ее каждый день, каждый час. И каждый раз ты должен быть к ней готов. Ее надо встретить подобающим образом. На командира смотрит экипаж. Как будет умирать командир, так и экипаж будет умирать.

И еще командир – это жизнь, это надежда. Он ведет людей в море, в бой, и он должен их из боя вывести. Это его обязанность. Живыми вывести.

Мало было таких командиров, что приводили свои лодки назад. Балтика – это компот из мин. А еще – охотники. Они свое не упустят. Не все приходили. Маринеско приходил.

И людей приводил. Живыми. Экипаж на него молиться был готов. Командир Маринеско был на своем месте.

Это не он потопил «Густлофа». Это Бог позволил ему утопить этот лайнер. Маринеско топил не беженцев. Он топил тоннаж. Война шла. Есть враг – топи. Тут все превращается в оружие – твои мысли, нервы, сердце стучит в висках, пот течет. Это не торпеды уходят в воду, это ты уходишь вместе с ними. Торпеды и подводники – это одно и то же. Это они, вместе, вонзаются в корпус корабля и рвут его на части. Люди – звери, хищники, волки. Это охота. Это война – самая гнусная штука на всей земле.

Стал бы Маринеско торпедировать лайнер, если б на нем был красный крест и он был бы выкрашен в белый цвет? Не знаю. Не уверен. Думаю, что нет.

Хронос – распад абсолюта на постабсолют с выворачиванием абсолюта наизнанку, с разделами, разрезами его и попытками нового синтеза.

И начинаешь ты хиреть – отваливаются копыта, а потом и хвост.

Не одно слово, а целых два, но совершенно одинаковых.

Пользуясь общим смятением, одна маститая особа сказала речь: «Возопим! Возопим! Яви мудрость! В лепоте к нам пришел, в лепоте и отходишь!» – на этом все. Особа была стащена с трибуны за волосья, уступив место правящей партии. Вновь раздались крики: «Во славу!», «Да, здравствует!» – а после этого все были смыты одним большим всемирным потопом, вызванным глобальным потеплением, на манер того, что возникает в ватерклозете после того, как нажмешь рычажок.

При этом некоторые все-таки пытались добывать газ с континентального шельфа, но уже без аскезы. Совершенно без нее – и трубы, трубы, трубы.

Трубы, свернутые в трубочку, завязанные в узлы. Целая цивилизация, подарившая миру трубы. Майя подарили миру свой календарь, а эти – трубы.

Ну хорошо, пусть даже Грызло относится к гигиене, пусть, ну а вот Трепло? К какой части жизни нашей можно отнести это, в чем тут потребство? По какому такому поводу она давалась человеку? Только ли оттого, что говорит он быстро и беспорядочно, уничтожая термины? В ходе всех этих рассуждений я натыкаюсь на фамилию Петрик.

Вы ни за что не поверите, кем может быть человек с фамилией Петрик.

Кстати, как вы относитесь к депутату с фамилией Дворовая? По-моему, удачная фамилия, говорящая о твердости позиции, принадлежности и прочем.

Так вот, возвращаясь к смене начальников. А не сменится ли наш ныне существующий начальник на Дворовую? Она ведь того… и фамилия подходящая.

Ну и по поручению, полагаю. Сам-то он ни на что не годен.

Дюже пужлив. А был бы не пужлив, его б на пушечный выстрел к власти не допустили. Так что нравов он придворных, вот ему и поручили. Он, естественно, чувствительности большой не имеет, но перед тем напустил, конечно, под себя много воздуха с запахом прелого сена и сказал.

Тоже мне достижение. Умолкни сердце, как заметил бы классик.

Очень хочется.

Содрогнуться.

Причем наблюдаю я его – то великолепие – всегда из окна: вон одно пошло, вон другое прошмыгнуло. И мысли сейчас же, мысли – витязями понеслись, голубями вскинулись.

И мысли те о России только. О ней. То лежит она, то бежит, то стоит, то мямлит. Троечникам отдана.

После чего хочется послать вице-премьера в Армению. Пусть слетает.

После этого почему-то вспомнилось, что и Сильвио Берлускони там по морде дали.

Суетливость оппозиции раздражает. Им бы рот от шоколада оттереть – в самый раз потом речи произносить. Но другой оппозиции нет – и такой рады.

Все эти размышления дают импульс лицевым мускулам, и миру является мой лик прекрасный.

Губернатор потерял в весе. Говорят, килограмм двенадцать. По килограмму на каждую заявленную тысячу митингующих, по грамму в пересчете на одного человека.

Срочно потребовался какой-нибудь информационный повод, чтоб отвлечь массы. Подойдет любое блеяние.

Вызвали кого и куда надо и строго указали. Ждите, будет.

А вот если к ней относится как к малой родине, вот тогда тут каждый камушек жалко и каждый кирпичик.

Выборы же грядут очередные – муниципальные и всякие прочие. Ждем-с.

Парад лучше прибавки. От него можно броситься на землю и зарыдать.

Слезы – вечные спутники памяти, капли печали. Как вспоминаем о победах, так и слезы. Главное, выбрать при этом правильную позу.

Поза сама по себе ничто, мадам. Важен переход от одной позы к другой. Так что правильных поз должно быть несколько. Диссонанс разрешается гармонией. Консонанс неизбежен.

Слезы, позы и парад – разрази их гром, как говорили пираты.

То есть нет ничего. А пока ничего нет, полагаю, закупку резиновых ракетных комплексов надо бы продолжить.

В ней есть генералы-воры, но и они перемещаются только в предлагаемом политическом русле, следуют всем политическим установкам, преданы и прочее. По этому случаю нелишними будут крики «Да здравствует!» и «Ура!».

Как все-таки талантлив господин И.! Дивный! Какую замечательную сцену он создал в моем воображении! Он не погаснет в веках. Он обеспечил себе бессмертие.

Так и хочется под прикрытием его бессмертия писать и писать, дабы поиметь под его покровом небольшую толику и своего бессмертия.

Удачно сколочен. Внезапные толчки и суровая тряска, неизменно случающаяся на ухабах жизни, не способны его поколебать. Другой бы давно опрокинулся и десять раз развалился, а он все живет и живет. Интересно, мы до сих пор покупаем долговые обязательства США под три процента годовых, в то время как наш бизнес берет там кредиты под восемь, или все это уже в прошлом и я вообще тут глубоко отстал?

Возвращаясь к нему, могу сказать, что он подобен рессоре – смягчает и убаюкивает, а комментарии его к нашей экономике вообще нельзя слушать без слез.

Без слез умиления, разумеется.

Причем они всегда разные. То он говорит, что у нас все хорошо, то – из этого «хорошо» мы еще пятьдесят лет выбираться будем.

А некоторые его удачные ответы еще и обезболивающим действием обладают – уменьшают боли в спине. Мне недавно звонил один приятель и говорил:

– Ты слышал его? Он только что выступал.

– Нет, – говорю, – не слышал.

– Послушай. Он есть в записи. Очень помогает.

– От чего?

– От кишечных колик.

Вот видите, у кого-то и кишечные колики прошли. Возымело, так сказать, действие.

Вот так величайшее из зол можно нейтрализовать и уничтожить величайшим благом.

А какое у нас на сегодня в Петербурге основное зло?

Основное зло у нас (опять-таки) – снег и сосульки.

Чистим, чистим, чистим – а вроде как и не чистили. Сбиваем, сбиваем, сбиваем – а вроде как и не сбивали. А есть еще и сочетание «чистим-сбиваем», но все равно – один ху.

Немедленно хочется знать: почему? Почему «один ху»?

Техника – просто диких размеров, и люди – лица на них нет от такой работы, а надежнее всего все равно кайло и лопата. Но на крышу уже потихонечку научились лазить – тут и страховка, и оборудование. Скоро так и до причины столь катастрофического обрастания сосульками доберемся.

А что? Думаете, не доберемся? Я думаю, что нам все по силам. Я тут недавно видел всяких ответственных лиц за состояние всей этой ерунды в нашем городе, и должен сказать, что очень они меня впечатлили – разберемся. Решимость на них написана и то, как сказал бы классик: «Желаю, чтоб возымело!»

Ведь не обрастает же так, скажем, в Швеции или в Финляндии. То есть и там обрастает, конечно, но все-таки там оно не приобретает такие сказочные размеры.

Все дело, подозреваю, в том, что лучше стали у нас в домах топить зимой. Лучше – тут никуда не денешься.

А тепло подается к нам с чердака, сверху оно у нас подается, а трубы центрального отопления там не заизолированы, и стекла чердачных окошек разбиты.

Вот если б стекла были целые, то от такого замечательного нагрева крыша вообще бы не давала снегу на себе лежать – таял бы он мгновенно, и мы бы распространили этот бесценный опыт на другие страны. Но есть, повторимся, такая беда: форточки на чердаках разбиты, и тепло уходит, а то, что остается, достаточно только для того, чтобы снег чуть подтаивал под своей основной толщей. И вот уже под той самой толщей, что лежит на крышах, побежали-побежали ручейки, и превратились те ручейки в сосульки.

Раз в неделю нарастает – дедушке Морозу такая красота не снилась, уже поубивала она, говорят, человек сто.

Так что борьба наша будет продолжаться до самой весны.

Или до конца отопительного сезона.

Какую длинную главу о случайностях развертывают перед нами происходящие на свете события. Совершенно случайно написали наши руководители письмо в Евросоюз насчет того, что у нас, мол, на подходе модернизация, и они нам тут же ответили, что приветствуют это наше дело. И теперь пошла-пошла уже секретная переписка, совершенно случайная, потому что дело преобразования нас в нормальное государство носит скрытый характер.

А президент встретился со студентами в Томске.

Подозреваю, что слово «Томск» в последние пятнадцать лет не часто посещало сознание нашего президента, но тем не менее поехал он в Томск.

И даже речи произнес. Очень содержательные, говорят, речи, полные всяких идиом.

Свидетели этих речей долго смеялись.

Ну не срам ли столько времени посвящать описанию очевидности: воду надо очищать. Гадишь – чисть. Это я по поводу Байкала. Есть ЦБК и есть Байкал. Надо ставить систему очистки. Она дорогая, не спорю, но она существует. И она действует. Давно. В других местах. Например, в таком карельском местечке, как Кондопога. Там есть ЦБК, который решил эту проблему. Дорого, но решил. И без всяких митингов в защиту тех, кто гадит.

Был там когда-то такой «красный директор» Виталий Александрович Федермессер – настоящий хозяин этих мест. Так у него в Кондопоге было все для людей: два дворца спорта, два ледовых дворца, два бассейна, орган, выписанный из Германии, библиотека, детский дом. И кредиты он давал беспроцентные на приобретение квартир своим работникам. И безработицы у него не было – никого он не увольнял, не сокращал, по карманам не распихивал, не сливал в офшоры.

Он и производство расширял, и мясную ферму построил, и молоко, и теплицы, и форелевое хозяйство. И на улицах чистота, и снега нет. Все убиралось, подметалось, развивалось, строилось. И очистка сточных вод была сделана, и выбросы в атмосферу только через фильтры. У него на все хватало денег. Хватало.

У всех не хватало и не хватает, а у него – хватало.

Вот только умер он на 68-м году жизни 19 июля 2008 года.

Говорят, что от зависти. Отравили его, говорят, а во всем виновата обычная, не совсем человечья, но чиновничья зависть.

Хотя официальная точка зрения – «в результате длительной и продолжительной».

Не стало «деда». Так его здесь все звали, но он это свое прозвище не любил. Говорил: «Какой я вам дед?» Он был отменного здоровья – спортсмен, плавал, ходил на лыжах.

Так что в «длительную и продолжительную» и я не верю – вот такая ерунда.

Прекрасный был человек. Настоящий человек. Вот ведь какая беда.

Беда в том, что настоящих людей у нас мало.

Они есть, но их мало. У нас они на вес золота, по пальцам можно пересчитать.

Цинизм – одна из форм экономии времени.

Цинизм власти – одна из форм экономии времени и денег.

И еще так экономят на здоровье – людей, природы.

А природа – это же все равно люди.

Эвенки, одна из коренных народностей Байкала, называли «людьми» не только человеческие существа, но и животных, деревья, растения.

Для них все это было – люди.

А вот те хищники, что пришли на Байкал, – это уже не люди. Это марсиане, инопланетяне. Это механизмы – жуткие, страшные, как в кошмарном сне.

Правда, в свое время главком ВМФ уточнил: переносится не Главный штаб, переводится Главное командование ВМФ. И еще главком уточнил: Главный штаб – это орган управления. Так вот этот орган не переезжает – только Главное командование.

Черт его знает! Может быть, действительно, чем дальше Главное командование ВМФ от своих бесчисленных органов, тем эффективнее они будут работать. То есть Главное командование не дает нормально функционировать своим органам – получается так.

Правда, инициатор всех этих перемещений господин Грызлов, предложивший такую операцию осенью 2007 года, высказывался именно за перевод Главного штаба, а никакого не «Главного командования», но, вполне возможно, мы имеем тут дело с несогласованием терминов. Термины хорошо бы для любого дела заранее согласовать, а то ведь долго ли до греха.

А еще указанный выше господин ссылался на то, что, мол, традиции морские и прочее.

Еще раз: черт его знает! – это я о традициях. Вот жил царь-батюшка в Зимнем дворце, а напротив него – Главный штаб, а через дорогу – Адмиралтейство, чтоб, значит, к батюшке царю недалеко было бегать и пробки на дорогах не создавать – в этом есть логика. Там и Марсово поле недалече – парады можно проводить. Там и прочие заведения рядом: Третье отделение Собственной его Императорского Величества канцелярии, например, чтоб за разным лиходейством доглядывать – тут все логично.

А вот переезд Главного командования без царя-батюшки выглядит, на мой слабо просвещенный взгляд, как перевоз седла отдельно от лошади. Седло-то царю нужно, безусловно. Тут я на все согласный, но на кой оно ему без лошади?

Может быть, во всем виновата питерская сырость? Ну то есть похоже, что есть предположение, что флот заводится в государственном организме от сырости. И чем ее больше, тем то есть флот и множится и тучнеет лучше.

В третий раз: черт его знает!

Я, правда, всегда полагал, что флот от иного заводится. Например, он заводится от огромного экономического здоровья. От избытка, так сказать. Есть деньги – хочется быть морской державой. Нет денег – каботажное плавание.

То есть чтобы в четвертый раз не поминать лукавого, скажем: скорее всего, я чего-то не понимаю.

Но это не страшно. Мое непонимание не вредит государственному интересу и не ввергает никого в расход.

Так что я с ним проживу, полагаю, никому не вредя.

Вообще, покупка «Мистраля» у Франции – это, похоже, дело больше политическое. Тут военной-то логики маловато. Да и высаживаться с него нечем. К примеру, плавающих танков ПТ-76 нет. Все списаны. Есть пока БТР-80, транспортеры ПТС, и МТ-ЛБ, но они еще только проходят модернизацию. Самоходная плавающая артустановка «Спрут-СД» пока еще немногочисленна. Только начала поступать к морпехам. Разве что 16 вертолетов? Но с ними тоже надо решать проблемы, в том числе и финансовые.

То есть купить «Мистраль» можно, но его же и вооружать и обслуживать еще надо.

То есть это проблема типа «купила баба порося».

«Мистралем» можно напугать: Турцию, Грузию, Шпицберген и Японию. И все.

Остальное пугается по суше.

Хотя Турцию и Японию я бы не стал пугать. Они пуганые. Расстреляют его, только он от базы оторвется.

То есть как ни крути – политика.

Тут высказывалось мнение, что с его помощью мы вроде как защитим чуть чего свои интересы в Калининграде, и вообще, усмирим там народ.

Что касается усмирения народа калининградского, то я бы так не рисковал. В Калининграде очень сильны военные пенсионеры, да и жители там не слабы, а это десятки тысяч бойцов.

«Мистраль» берет на борт только 470 морпехов. Поднатужится – 900. Еще поднатужится – 1200 – друг на друге сидеть будут.

А потом оказывается, что это твои мысли.

А потом ты понимаешь, что это тебе только кажется.

С каким праздником? С 23 февраля, конечно.

Его долго мурыжили, а потом все-таки назвали «Днем Защитника Отечества».

Это чтоб, значит, о различных видах позора не вспоминать, случившихся в этот памятный день в 1918 году.

При этом совершенно не нужно иметь никаких забот об этих самых защитниках – ни прошлых, ни нынешних.

Главное – Вечный огонь зажечь да речь произнести.

Отечество оберегает, Отечество не бросает, Отечество заботится, за что и получает любовь сыновнюю и готовность защищать его – Отечество. И никак иначе. По-другому не бывает.

Отслужил – забыли, не нужен – вычеркнуть, выбросить – вот это реальность. И она никакого отношения не имеет к этимологии слова «Отечество».

Кстати, в плену у сомалийских пиратов уже четвертый месяц томятся русские моряки в количестве 23 человека. Все из Калининграда. Они с тунцелова "Thai Union", захваченного 29 октября 2009 года в 650 милях от Сомали. Несмотря на флаг Таиланда – все на сто процентов россияне, дети своего Отечества.

Вот если б на борту этого тунцелова были бы вооруженные люди, желательно россияне, то и не пришлось бы сейчас им в плену томиться.

Но договориться об этом с Таиландом должно именно оно – Отечество, чтоб его потом таковым все последующие поколения этих моряков полагали.

Так что, увы нам, как сказали бы предки.

Только подумал об этом, как на ум пришло выражение: «Сгусток супружеской жизни». Интересно, к чему оно? Так и представляешь себе что-то насильно скрученное.

Звонок по телефону прерывает мои разношерстные размышления: «Здравствуйте! Это офис „Шуваловских высот"»? – «Не совсем!» – «Извините!»

Так! На чем мы остановились? Ах да! На сгустке.

Это возмутительно!

Хотя на самом деле в искусстве выращивания олигархов много было до того достигнуто нужного и полезного, а уже потом они расползлись по своим офшорам.

Да, забыли сказать, премьер еще и кнопку нажал и тем агрегат запустил – вот ведь удача какая и упражнение для ума, потому что ум только и делает, что ищет кнопку, которую надо нажать.

После этого всего почему-то вспоминается то обстоятельство, что и рожденные недоносками иногда проживают долгую творческую жизнь, пишут картины и романы, изобретают различные способы передвижения и кроят новые платья. На этом самом месте мысль о рождении недоносков обрывается, уступив место мысли об управлении государством. Удивительно! Даешь людям города и деньги, а они те города разоряют, а деньги распихивают по карманам. Просто разочарование какое-то в самом роде человеческом!

Именно на этой фразе закончились мысли об управлении государством.

Что б вам еще такое сказать? Может быть, что-нибудь военное, бодрящее? Ах да!

Начальник Генерального штаба господин Макаров заявил недавно: «Мы пришли к пониманию, что контрактник должен готовиться по совсем иным методам, чем это было раньше», – не совсем по-русски сказано, ну да это не беда.

Завтра начнем все заново.

Почему я вспомнил об этих тоннах? Потому что только они и приходят на ум, как только потеплело. Справедливости ради стоит отметить, что мысли об ослах пришли сразу же, как только стал таять снег на крышах.

То есть до того он лежал и угрожал только прохожим, а потом он начал бурно таять.

Вот тут-то и выяснилось, что, пока сшибали снег, повредили крыши – и все, начался потоп.

Сверху донизу. Тысячи. Просто тысячи домов повреждены в Санкт-Петербурге, в городе, где святым может быть не только Петр.

Тут святым может быть любое начальство, потому что святой полагается не на знание, а на веру.

На веру в то, что, что бы он тут ни сделал, все во благо.

Вот и сделали. Сначала снег отнял разум, потом падающие сосульки влекли за собой те остатки оного, что не взял с собой снег.

Ведь говорилось же: не надо ломами.

А в ответ: а чем же сбивать?

То есть кроют крыши у нас одни, а сбивают сосульки другие – те, кто вообще никогда и ни при чем, и что особенно не понимают в этой жизни, так это то, как кроются крыши.

Да таким в руки хоть лом, хоть ручку от швабры дай – все равно они дырку в крыше проделают.

Говорили же: кипятком поливайте, если до иных средств очистки – ультразвуковых, например, ни ум ни руки не дошли. А заодно и до того, что изолировать надо теплотрассы на чердаках, тоже не дошли ни ум ни руки.

Ну, теперь все будут делать ремонт.

Все жители, конечно. Потому что те, кто им потоп с крыши устроил, ни за что в городе не отвечают.

И начальство – тоже ни за что не отвечает.

Ему все равно. Над ним не капает.

Хотя, может быть, во всем этом есть особый смысл и найден новый способ утилизации ветхого жилья? Пробиваем ломами крышу, людей заливает, а потом на них падает потолок, и дом сам по себе складывается. Таким образом, очень быстро образуется место под новую застройку, а жители сами просятся на житье в наше комфортабельное Девяткино.

Не правда ли, здорово? И коммуналки сами по себе ликвидировались, и место в центре города освободилось.

Так, может, это и не совсем ослиная идеология? Как полагаете?

М-да! То есть начнись что на одном конце России, и все 27 самолетов туда устремятся, а все остальные тоже подлетят, если будет на то Божья воля.

Так что все надежды на него.

В основном.

Помолимся. Боже, благослови их всех!

В прошедшие выходные в районном городе Черняховске, что в Калининградской области (до 1946 года этот город носил название Инстербург), с населением 40 000 человек на митинг протеста вышли 3000 человек.

Против чего протестовали? А против всего.

Что же до поведения и реакции властей, то тут подходит уже как нельзя более не совсем приличная поговорка: «Пожар в борделе в период наводнения» – то есть мат, сопли и пот по всему организму.

Но потом, опосля, чтоб хоть как-то приличия соблюсти, ничего лучше не придумали, как пересмотреть структуру правительства области, и теперь вместо двух вице-премьеров их будет целых пять.

То есть чиновники на революционную ситуацию реагируют примерно так же, как и грызуны на травлю – увеличивают поголовье.

Да! Если так и дальше пойдет, то лет этак через пять-шесть, а может, и того раньше, в Калининградской области будет развиваться совсем иной флаг.

К примеру, у здешнего молодого поколения нынче в большой моде прусские черно-белые тона.

И тут не нужна никакая англосаксонская теория вытеснения России с Балтики – как мы себя сами уничтожаем, так никто нас уничтожить не может – глупость города берет.

Добавим – и области.

То есть как тут говорят: «Если решатся враги на войну (это черняховцы свое начальство имеют в виду), мы им устроим…» – в общем, устроят. Всем.

На прошлый митинг в Калининграде вышли люди очень хорошего достатка – не гопота, чай.

«Достали! Мы не быдло!»– вот такое можно услышать.

Феодалы, крепостные, раздробленность, нищие и право богатых давить крестьян на дорогах. А псов-рыцарей все время хочется отправить куда-нибудь подальше, например в крестовый поход на Иерусалим, а то ведь совсем они разорили местных лавочников, того и гляди доберутся и до самого сюзерена с его вассалами.

Огнем и мечом с ними, пожалуй, уже не справиться, потому что времени не хватает.

Нужна, очень нужна идея. Так что война за Гроб Господа нашего вполне подойдет.

Отправить бы всю эту шайку, и какое-то время можно будет дышать спокойно.

И еще – отчаянно не хватает денег. Король уже разорил тамплиеров, так что новых пока не предвидится.

Образование – грамотные на вес золота, и это особая грамотность. Она воспитывает в человеке способность видеть то, что положено, и говорить так, как велено.

Особый язык, особые правила.

Медицина – после восьмидесяти приказано не лечить. Болезни. Уже половину из всех случаев приходится описывать как ОРЗ и грипп, а болезни все не отступают. Ждем чумы. Хотя есть и успехи. Их уже отметили. Отмечены успехи в обмывании тел.

Суды заняты поиском ведьм. И еще: Фемида не зря стоит с весами – на их чашечки нужно положить золото.

Бездомные, беспризорные, одинокие и безродные подлежат угасанию.

Кажется, ничего не забыл.

Встав поутру, я всегда обливаюсь первыми на сегодня слезами – природа так щедра, все живы, здоровы, а начальство еще и слетать успело до Индии и назад.

Даже не знаю, останутся ли у меня силы на ту радость, что дарует нам возвращение их милости на родную землю. Очень на то надеюсь. Неугомонные. Как где запахло продажей не Родины, но МИГ-29, так сейчас же они и там.

Подозреваю, что если бы все следы от перемещений светлейшего надолго сохранялись в атмосфере, то она вся была бы испещрена ими, точно это и не атмосфера вовсе, а гнездо паука, затянутое свежей паутиной.

Как и поиски сильной руки. Вплоть до отвердения всех членов.

Уже. Вы, скорее всего, пропустили тот миг, тот восхитительный перелом, переход, а лучше сказать, скачок, когда мы в одно мгновение взвились на все имеемые дыбы и преодолели эту губительную пропасть, отделявшую наше светлое Впереди от зловонного Позади.

А за два года до этого, в 1904 году, в России была построена первая подводная лодка XX столетия – «Дельфин». Иван Бубнов, Михаил Беклемишев и Иван Горюнов – вот и вся комиссия по проектированию этой лодки. Они разработали и осуществили этот проект, после чего понадобилось еще целых два года, чтоб в существование российских подводных лодок поверил весь мир.

Рассказывали, что, когда чиновники от Адмиралтейства принесли Николаю II по этому поводу все документы, посетовав на то, что подводники запросили себе слишком большое жалование, он сказал: «Дать. Все равно или утонут, или сгорят!»

Сейчас это уже легенда, и люди, создавшие первую подводную лодку России – это такая же легенда. Много с тех пор утекло воды. Подводный флот Советского Союза и России знал и взлет и падение. За 104 года были созданы самые различные лодки – самые большие и самые малые. Люди создавали лодки, люди выходили на них в море.

Море не прощало ошибок: ни конструктивных, ни человеческих. Подводные лодки гибли, подводные лодки возвращались с победой.

Подводная лодка – это космический корабль, и для того чтоб он шел в своем космосе, нужны люди. Люди внутри. Это главное. Без человека подводная лодка не может жить. Он – главный ее механизм. Механизм, который должен работать безотказно.

И он работал. Командир мог не спать 90 суток или почти не спать, просыпаясь от каждого шороха, звука, вздоха, шума падающего инструмента. С ума сходили уже на берегу, но в море – никогда. Величайшее напряжение всех душевных сил.

Подводники – особый народ. Когда стоит на пирсе строй подводников, всегда тебя посещает такое чувство, что строй – это живое существо, не распадающееся на части. Тут каждый придет на помощь каждому, потому что от этого зависит жизнь. Каждый миг на лодке жизнь зависит от каждого члена экипажа. 250–300 суток ходовых– именно столько и находились в море экипажи подводных лодок – горели, тонули, сталкивались, взрывались и приходили домой. Мы потеряли 4 лодки за годы «холодной войны». Мы потеряли целую вереницу подводных лодок за годы Второй мировой.

Но прежде всего мы потеряли людей – бесценных людей. Невосполнимые потери – но люди все равно шли и шли на подводные лодки.

Что их туда вело? Этого не знают даже они сами. Когда спросили меня, зачем я пошел на лодки, я ответил: «На земле мне было бы очень скучно». «А на лодках весело?» – спросили меня.

Весело. На лодках весело. Тут все другое. Тут все обретает свою начальную ценность – дружба, любовь, верность слову.

В обычной жизни подводники приживаются плохо – тут не те слова, тут все не то, поэтому для них навсегда самым дорогим остается та жизнь, что у них когда-то была, – там было море.

В 1936 году на 78-м году жизни в Ленинграде в своей квартире близ Поцелуева моста скончался командир и первый конструктор первой лодки «Дельфин» Михаил Николаевич Беклемишев – «русский капитан Немо». Так его называли.

Умирая, он сказал сыну: «На могилу мою не ходи. Для тебя я навсегда ушел в море».

Это восклицание брезгливости. Оно возникает после гадливости.

Почему-то с приходом весны чувство гадливости по отношению к нашему чиновничеству ощущается особенно остро.

Можно, конечно, армию переодеть – почему бы и нет. Если уж перевооружение ее идет так отвратительно, как оно идет, то переодевание во все чистое как нельзя кстати.

А кирзу я бы оставил. Вдруг придется еще раз форсировать Одер?

Причем дважды – сначала туда, а потом оттуда.

Что-то в этом смысле у него… как бы это помягче… То есть все остальные и господин Гры. понимают разное.

К слову, он в этом своем непонимании не одинок. Вот поэтому «борьба с коррупцией» – из области долбо… Договаривать не хочется, поэтому пусть оно так и остается – «долбо».

Начальству кажется, что они борются, а нам – что «долбо».

Тут все дело в терминах. Никак нам не договориться о терминах.

А когда мы говорим: «Очистка воды», – то в ответ слышим: «Клевета!»

Вот мысли и устремляются к нему, к Вседержителю.

«Господи! – говорю я тогда. – Поскорей пошли им то, чего они так давно заслуживают!»

И сейчас же приходит ответ: «Пош-шшш-лю!»

В одном этом слове больше смысла, чем во всех сочинениях современных авторов, историков, с вашего позволения. Оно говорит моему сердцу и чувствам больше и красноречивее, чем все диссертации этого мира на тему нашей извалянной в грязи современности, хотя бы они и были выжаты из всех ученых голов вместе взятых.

Пошлет обязательно!

Заботятся. Они о нас заботятся – вот что приходит на ум.

А все остальное: дороги, грязь, жилье, пенсии и уровень жизни – это уже за пределами ума.

И он смывал все, омывая человечество со всеми его пороками.

Снуют. Безо всякого внимания к собственной смерти.

И про ад им, похоже, ничего не ведомо. И как только в начальники попадают эти полуграмотные, похотливые, вороватые, пованивающие существа?

Запах от них происходит. Запах корысти. Жуткий, стойкий – собаки воротят нос.

Да что там собаки! Вам не случалось, войдя в кабинет к начальнику, попробовать носом воздух? Он раздражает. Он щекочет ноздри, он зовет нас к чиханию – то есть освобождению от себя наших восхитительных носовых проходов.

А во рту немедленно собирается нечто вязкое, тягучее, вызывающее потуги.

Вернее, думают они о нас, конечно, но только как о виде пропитания. Мы для них пропитание.

– А?

И еще я со стороны наблюдаю за этим тоном – как бы не переборщить, не перепортить. Потому что из тона не должна исчезнуть ласка. И тут легко не совладать с количеством.

Теперь у нас будут энергосберегающие лампочки.

Сберегают они только энерго, но не карманы.

Это не карманосберегающие лампочки.

То есть все, что есть в карманах, эти лампочки не сберегут.

И еще ему разрешили поменять часовые пояса. Раньше: «Московское время 15 часов, в Петропавловске-Камчатском – полночь».

Теперь и в Москве будет 15 часов, и в Петропавловске-Камчатском.

Так управлять легче.

Осталось только ждать. Чего ждать? Команды «Снегу таять, а весне идти!».

Про подснежники забыл. «Подснежникам цвести!».

Да, тут Газпром хочет внутри страны газ продавать по мировым ценам.

То есть достояние-то национальное, только не все у нас относятся к понятию «нация».

А я знаю, кто выживет после всемирного потопа в 2012 году. Выживут немцы. Эти обязательно выживут. А почему? А потому что после трудной зимы они все у себя почистили, мусор собрали, отсортировали – пластик к пластику, метал к металлу, бумагу к бумаге, пищевые отходы к пищевым отходам. А потом все это превратили в биогаз, уголь, пластик, снова в метал и бумагу, а что не превратили, то отправили в плазмотрон.

Так что «Германия превыше всего». Даже землю от масла и нефтепродуктов чистят.

Воду чистят. Скоро Рейн чистить начнут.

А вот в России только гадят. В основном под себя.

Да, тут многие полагаются на особую народную богоносность и на то, что Матерь Божья Россию хранит.

Говорят, к Олимпиаде в Сочи мы возродимся.

Это будет интересно. Даже мне.

Никуда она не движется. Болото может только квакнуть.

Ну, теперь задышим полной грудью!

А чем мы собираемся дышать полной грудью? Мы собираемся дышать очень сложной смесью из дерьма и пара.

Ну, про пар нам почти все известно, а вот состав дерьма на улицах Санкт-Петербурга, наверное, стоит в который раз изучить.

Кроме окиси углерода, окислов азота, сажи, отходов жизнедеятельности домашних животных и солей тяжелых металлов тут еще есть песок и реагент, которыми посыпали дороги в эти непростые наши холода. Теперь это все очень быстренько переходит в воздух в виде мельчайшей пыли и поражает органы дыхания – ждите в самое ближайшее время сильнейших вспышек респираторных заболеваний в городе, а астматикам наш особый привет.

Неужели нельзя ничего сделать? Неужели нельзя все это как-то остановить?

Как-то как раз остановить можно, но, боюсь, техника опять у нас не будет готова.

Техника и умы, потому что техника без ума – это груда металла.

Можно, конечно, все это остановить. Просто помыть надо. Вовремя надо помыть город.

Сначала надо зимой, в морозы и снегопады, посыпать дороги песком и реагентом только в нужных, а не в каких попало концентрациях, а потом – после прихода весны – мыть все это надо безжалостно, пока больницы не заполнились аллергиками и астматиками всех полов, возрастов и мастей.

Уже сейчас на улицах нашей культурной столицы пять градусов жары, а обещают в ближайшие дни восемь-десять. Уже сейчас все в нашем городе до шестого этажа включительно плавают в очень сложном коллоиде, и все это чревато не только вспышкой респираторных заболеваний, но и утратой дееспособности.

Да, ребята, все это уже сейчас влияет на человеческое воспроизводство.

И не просто на воспроизводство отдельных человеков, а на воспроизводство активных налогоплательщиков, я бы сказал, ибо самая хрупкая часть человечества – мужская его часть – активно теряет те остатки иммунитета, которые ему оставило отечественное Министерство здравоохранения.

Мрет она, мужская часть, в первую очередь от нашей с вами экологии.

Так что мыть.

МЫТЬ!!!

СТЕНЫ, ОКНА, ДОРОГИ, ТРОТУАРЫ, ПОДЪЕЗДЫ, ДВОРЫ, ДОМА!!!

Мы все время идем по ложному следу – принюхиваемся, скребем лапками и делаем правильные стойки, но все это пустое – след-то ложный. Не спасает даже казуистика и ловкость.

О чем это я? Президент обеспокоился дорогами в России.

То, что очевидно для самых глупых, стало на сегодня пищей для величайшего ума.

Не надо принимать случившееся близко к сердцу. Пожалейте его. Смотрите на все вокруг как на кино – кинулись, бросились в атаку, пробили брешь и взяли провиант!

Все это провиант. Корм. Сухие дафнии. Рыбы борются за корм и даже не подозревают о том, сколько у них внутри водится паразитов.

Но потом начали говорить, что это чеченский след, кавказский след, попросили высказать свое мнение, указав на след, и тут я не выдержал, каюсь.

Дело в том, сказал я тогда, что в те стародавние времена, когда я служил маме-Родине, у нас никто не спрашивал о том, спим мы или не спим, едим или голодаем, видим свои семьи, детей или не видим. Никого это не интересовало. Говорили: «Вам за это платят деньги!»

И так всегда говорили, так всегда отвечали на любые жалобы, ахи и вздохи: «Вам за это платят деньги!»

И мне никогда не приходило на ум, что мне платят мало и что это не те деньги. Мне действительно платили. Это нельзя было отрицать. И за то, что мне платили, все хотели видеть мою работу. И не просто какую-то работу, а очень хорошую, отличную, великолепную работу. А вот то, что я встаю в 6 часов утра и бегу на службу, а прихожу с нее в 23.00, и что у меня годами не бывает выходных, и что отпуск у меня кастрирован с обеих сторон, и что в этот отпуск меня еще и не отпускают, и что у меня где-то что-то болит, – вот это все никого не интересовало. Мне заплатили деньги – и на этом все.

А еще говорили: «Вы давали присягу!»

И мы, действительно, давали присягу. Один раз и навсегда.

«Вы помните, что вы давали присягу?»

Конечно, мы помнили о присяге.

«А вы помните, что в ней написано? Помните, в чем вы клялись?»

Да, мы помнили, что в ней написано.

«Тогда последние строчки воспроизведите, если помните!»

И мы воспроизводили последние строчки: «…Если я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся».

Вот это мы помнили всегда – сначала закон, а потом тебя постигнет всеобщая ненависть, а заодно и презрение.

Я не говорю, что все было идеально в те времена, но все понимали, что дал присягу – должен быть результат.

А на мой взгляд, речь-то идет об ответственности. На дорогах, в метро, в воздухе, на воде и под водой. Об ответственности за жизнь людей – ходят они в школу пешком или в атмосфере летают. Назначили тебя отвечать за безопасность граждан – отвечай. От министра и до рядового. И всем за это платят деньги. Любые – большие или маленькие, но это все равно деньги. Наняли их для этого. НА-НЯ-ЛИ.

А если они проедают деньги, то снимать надо с должности. Нещадно. Хоть каждый день, хоть каждый час, хоть ежеминутно, хоть по тысяче человек, хоть по десять тысяч.

А то я тут регулярно в телеящике вижу одни и те же кающиеся физиономии – то у них менты нормальных людей стреляют, то у них на дорогах детей давят, то у них шахидки по Москве разгуливают. «Плачем Ярославны» все это у нас когда-то называлось и «разговором в пользу бедных».

С должности люди лететь должны. Впереди своего визга. В один момент.

А они годами сидят – ничего им не делается. Только жирнее год от года становятся.

Все провалили, что только могли, – и сидят.

Это поведение особенно заметно весной, когда сходит снег. Мы, оказывается, всю зиму только и делали, что плевали и разбрасывали окурки. Сошел снег – все в непролазной грязи. И не то чтобы в этом был очень виноват сам санскрит, просто взгляд на такие штуки, как грязь и мусор, у нас в точности такой же, как и в Индии, – должны прийти неприкасаемые и все тут убрать.

А неприкасаемые – это индийские дворники, они с нечистотами возятся, вот поэтому к ним и не прикасаются. Чтоб, значит, не заразиться.

Вот поэтому мы с дворниками и не здороваемся. В память о своем происхождении.

А в Европе дворник – это муниципальный служащий. Ему – и дешевые кредиты на жилье, и зарплаты, и оборудование – не только метла и лопата, а разные мини-агрегаты: тракторы, бульдозеры, автопылесосы, подтирочные, моечные, поливочные машины.

Он поет на работе. Задорные народные песни.

И здороваются с ним все. Они, жители Европы, – тоже индоевропейцы, просто они, наверное, вышли из Индии как-то пораньше и подальше ушли.

Вот на этом простом основании и оторвались они, похоже, почти совсем.

А мы, кажется, все еще не оторвались.

А пять тысяч евро накопил – и почти в сорок раз больше у тебя счастья.

А теперь представляете себе, как счастлив Лукойл? Он счастлив на миллиарды.

Он не только здесь накопил, он и там накопил. Он и тут укрепил, и там тоже укрепил. Лазурный берег. Он руками. Своими собственными руками, как трудолюбивый бобр, натаскал туда песок и глину и укрепил этот самый берег.

А теперь представьте себе, что к Земле летит целая стая этих космических напильников – астероидов. И прорывается вся эта стая сквозь земную атмосферу, и достигает тот огонь небесный нашей с вами поверхности. И все немедленно обращается в прах, что только не банка консервов, на всякий случай спрятанная глубоко под землей.

Тут все дело в очищении, я полагаю. Это же не просто так происходят наводнения, ураганы и засухи. И оползни не просто так ползут. Очищение это. Это Земля-проказница, становясь день ото дня все старше и старше, таким незамысловатым образом чистится.

От возведенных на ней каловых камней.

Ведь как разумно все устроено в природе: слон, поев ветвей, тут же и разгрузился.

И после этого вдохновенного процесса ничего не пропадает. Все идет в дело. Скарабеи все растащат и сожрут.

А вот для такого элефанта, как человечество, скарабеев пока нет. Не нашлось. Не придумали еще.

Но вот камней-то уже понастроили! Камней-то! Каловых!

В один миллиард?

Перед нашим домом на улице Рыбацкой, что в городе славном Санкт-Петербурге, лежат рельсы. Давно лежат. Когда-то мимо дома шел трамвай, а потом его отменили, кое-где рельсы сняли, закатали, заасфальтировали. Но перед моим домом оставили. Мало того, тут между рельсами асфальт выкрошился и обнаружились огромные ямы, проемы, так сейчас все это дело ремонтируется. Вы думаете, что начали снимать наконец сами рельсы? Нет. Ремонтируется как раз дорожное полотно между рельсами. Аккуратно, чтоб не повредить бывшие трамвайные пути, срезали асфальт и теперь кладут новый и закатывают.

Вам все это кажется абсурдом, несуразицей, глупостью?

Все это жизнь, ребята. Мы с вами так живем. Грязь и толстый слой пыли после зимы, липкие окна и кашель с мокротой называется культурной столицей, а рельсы, видимо, реставрацией, возвращением первоначального облика.

Тут у нас все слова обозначают совсем не то, что должны. Тут у нас каша, мешанина из слов, значение которых если и прописано в словарях русского языка, в действительности несет совершенно иную смысловую нагрузку.

Мы скоро рухнем от этой нагрузки. Мы не выдержим, ляжем в колею, как утомившийся вол, а над нами будут витать, летать и образовывать рой потерявшие свой смысл слова.

Коррупция – господи, что это?

Мздоимство, кормление, кумовство, протекционизм, казнокрадство – вот только малая толика слов, потерявших свое начальное значение.

Искажение – вот наша реальность. Искажение всего и во всем.

Теперь нет сознания, потому что сознание – это вместе «со знанием», а как ты можешь быть с ним заодно, если пользуешься словами, утратившими смысл? Сознание говорит с человеком словами. Слова – это разум.

Так что наш удел – это абсурд, неразумное.

Но неразумным оно кажется только на первый взгляд.

Если брать обычное среднее арифметическое из этих двух цифр, то получается 66,5 года.

Видимо, наше руководство берет не совсем обычное среднее арифметическое, а какое-то другое, но среднее, вот поэтому у него и получается, что в 2009 году эта цифра приблизилась к 68 годам. Есть и более смелые расчеты – почти 69 лет.

На этом простом основании господин Дворкович посчитал, что и пенсионный возраст можно сдвинуть – всем понятно куда.

А медицинское обслуживание в России давно уже платное. Оно платное не по закону, а по факту.

А что же у нас с детским и дошкольным воспитанием? Оно у нас давно платное. И плата за него разная. В зависимости от региона.

А рождение? Как у нас с рождением? Оно у нас бесплатное?

Кое-где. Кое-где и кое-как – остальное платное.

То есть рождение, детские сады, медицина, школа, университет – все это в России платное, а бесплатное только «кое-где» и «кое-как».

Любые услуги – цены завышены, иногда в несколько раз.

А пенсии хотят отодвинуть.

А вот призыв в армию – это бесплатно, это долг, причем священный.

То есть все, что должно тебе государство, – это за деньги, и за все это ты еще и должен по жизни в виде долга и вовсе священного.

Это все очень интересно.

То есть нет никаких механизмов, скрепляющих нацию.

ТУ-154 президента Польши упал, не долетев километра до взлетно-посадочной полосы аэропорта Смоленска. Теперь говорят, что и аэропорт – так себе, и полоса – так себе, не говоря уже о деревьях – главных виновниках трагедии. Погибли люди.

Уже говорят о мистике. Мол, Катынь не насытилась, забирает. И все такое прочее.

Но, ребята, при чем же здесь небесный диспетчер, если их и на земле полным-полно.

Ведь он же заходил на посадку четыре раза, и всякий раз ему говорили, что садиться опасно, что туман, что видимость почти нулевая, что лучше бы в Минске сесть.

Конечно, за все на борту самолета, парохода и даже звездолета отвечает командир.

Именно он принимает решение, и никто не в праве ему противоречить.

Расскажу для примера одну историю. Везли как-то летчики одного нашего очень уважаемого маршала. Время было послевоенное, и маршал был боевой, только что с войны. Но и летчики были боевые, ему под стать.

И вот летели они, летели и прилетели, и пришло время садиться на один наш очень секретный северный аэродром. А на аэродроме ветер – чуть ли не ураган. И принимает решение командир садиться не на этом аэродроме, а чуть ли не в ста километрах от него, на другом аэродроме – там и погода ничего, и природа.

Но вот только маршала это все не устраивает, и приказывает он летчикам садиться на то, что имеется. Мне понравилась та тирада, которой тут же разродился командир в ответ на маршальское приказание. Если ее основательно почистить от мата и всячески пригладить и литературно причесать, то выглядеть она будет примерно так: «Я у вас в кабинете, товарищ маршал, не командую, и поэтому попрошу не командовать в моем кабинете. Я тут отвечаю и за маму, и за папу, и за Отца Небесного, и за душу, и за мать! И за вашу драгоценную жизнь я тоже отвечаю! И поэтому попрошу вас убедительно сесть, пристегнуться, чем бог послал, и не маячить у меня за ушами! Иначе вас пристегнут принудительно! И садиться мы будем там, где я решу! А эту встречу, вашу мать, с Всевышним я на сегодня отменяю! А снимать меня с должности вы будете на земле, а не в воздухе! Я понятно изъясняюсь?»

После этого оторопевший маршал повернулся и сел, а после того как командир на него еще раз свирепо зыркнул, маршал немедленно пристегнулся.

И посадил командир самолет на запасном аэродроме, и пришлось маршалу в ту ночь еще сто километров по нашим северным дорогам трястись, пока он до места добрался.

Умный может расширить свой разум до размеров Вселенной, потому и опасен.

Когда та струя достигает человека, она уже состоит из песка, грязи, воды и пара.

Птицы. Всё птицы. На великих развалинах. Могут только сидеть, а вниз с них будет непрерывно стекать гумус.