– Между прочим, я хочу предупредить вас, что мисс Уильямсон не просто секретарша и занимает в этом доме весьма важное место. Разумеется, ей приходится выполнять и секретарскую работу, которой, кстати сказать, очень немного, но большую часть времени она проводит в лаборатории, где помогает хозяину. Она, хочу заметить, училась в Кембридже, где и получила ученую степень, – сказала Маргарет, а потом со смешком добавила: – Вот и выглядит как синий чулок.

Часы показывали половину пятого, когда союзники собрались в гостиной доктора Вейна в ожидании чая и остальных обитателей дома. Маргарет и Энтони демонстрировали признаки некоторой нервозности, хотя ответить на вопрос, почему они нервничают, молодые люди, пожалуй, не смогли бы. Что же касается Роджера, то он, как обычно, был собран, держался уверенно и времени зря не терял. Так, не успели они войти в гостиную, как он посвятил несколько минут разглядыванию выставленных в двух стеклянных шкафах образцов прекрасной фарфоровой посуды. Некоторые большие тарелки с особенно красивым орнаментом даже висели на стене. Роджер не слишком хорошо разбирался в таких вещах, но обладал широким кругозором и поверхностными знаниями во многих областях, что позволяло ему поддерживать беседу практически на любую тему, в том числе и о китайском или севрском фарфоре.

– Только не вздумайте насмехаться надо мной, Маргарет, – сказал он, рассматривая огромную композицию из дрезденского фарфора, на которой были запечатлены фигурки людей, рассаживавшихся вокруг стола для игры в вист. Качество проработки кружев на воротниках и дамских веерах, которые, казалось, могли затрепетать от легчайшего ветерка, поражало точностью, тонкостью и изысканностью. – Но все это действительно безумно красиво. Вот только я никогда не поверю, что эту коллекцию собрала ваша кузина.

– Нет, это коллекция Джорджа. Его единственное хобби, если, конечно, не считать лаборатории, заставленной колбами, ретортами и всевозможным оборудованием. А в чем, собственно, дело?

– Просто я подумал, что такого рода коллекционирование плохо соотносится с кратким описанием характера миссис Вейн, которое вы мне дали. Но это, пожалуй, даже к лучшему. Когда я начну в присутствии Джорджа расхваливать его коллекцию, он полюбит меня, как родного брата. Мне приходилось встречаться с фанатичными коллекционерами, и я знаю, как с ними общаться.

– Вы совершенно правы, – Маргарет улыбнулась. – Это, вне всякого сомнения, кратчайший путь к его сердцу.

– Да он состариться успеет, слушая сказочки кузена Роджера о фарфоре, – начал было с сарказмом в голосе Энтони, когда звук открывающейся двери заставил его замолчать.

Глядя на двух вошедших в комнату, трудно было сказать, кто из них являл собой более колоритный персонаж. По крайней мере мисс Уильямсон, на полшага опередившая своего работодателя, немедленно привлекла бы к себе внимание в любой компании. Она отличалась высоким ростом, чрезвычайной худобой, очень короткой стрижкой и обладала высокими скулами и холодными, слегка выпуклыми голубыми глазами с твердым пронизывающим взглядом, приобретавшим, казалось, гипнотические свойства из-за сверкающего пенсне. Ее платье было безупречно чистым, почти монашеской скромности и свободного покроя, по причине чего возникало впечатление, что оно предназначено не только для повседневного ношения, но также, по примеру халата, для выполнения определенного рода деятельности. Короче говоря, эта особа относилась, вне всякого сомнения, к категории так называемых странных женщин, при взгляде на которых широкой публике обычно приходит на ум одно-единственное слово – феминистка.

Однако, несмотря на все вышесказанное, ни у кого не повернулся бы язык назвать мисс Уильямсон грубой или мужеподобной. Конечно, красавицей она тоже ни в коем случае не была, но своеобразной женской привлекательностью все-таки обладала. «Весьма примечательная особа. Весьма…» – сказал себе Роджер ровно через две секунды после того, как она вошла в комнату.

Доктор Вейн, следовавший за своей секретаршей и едва не наступавший ей на пятки, полностью соответствовал описанию Маргарет, то есть был очень крупным мужчиной около шести футов двух дюймов роста, с огромной черной бородой и строгим, даже, пожалуй, суровым взглядом, но при этом удивительно мягкими, изящными и плавными движениями, являвшими собой разительный контраст с его телесной оболочкой великана. По крайней мере, когда он закрывал за собой дверь, присутствующие лишь с большим трудом смогли различить тихий звук ее соприкосновения с дверной филенкой – настолько точным и идеально выверенным оказалось произведенное им действие.

При виде хозяина дома Маргарет мгновенно вскочила с места.

– Позвольте, Джордж, представить вам двух моих друзей – мистера Шерингэма и мистера Уолтона, – не без смущения произнесла она. – Они зашли, чтобы повидаться со мной, не зная о том, что… что…

– Рад приветствовать ваших друзей в этих стенах, Маргарет, – вежливо, но мрачно произнес доктор. – Это самое малое, что я могу сделать за ваши ежедневные старания по поддержанию порядка в доме после случившейся здесь трагедии.

Маргарет поблагодарила его, наклеив на лицо любезную улыбку, после чего представила своих гостей мисс Уильямсон.

– В нашем распоряжении всего десять минут, Маргарет, – резко сказала она. – У нас сейчас проходит важный опыт, и мне стоило большого труда уговорить Джорджа покинуть лабораторию и выпить чашечку чая.

Все в гостиной поднялись на ноги. Девушки и Энтони собрались около окна, в то время как Роджер направился к доктору Вейну.

– Ваша коллекция фарфора заслуживает высочайшей оценки и самого пристального внимания, – с энтузиазмом произнес он. – Не устаю восхищаться ею с того самого момента, когда вошел сюда. Мне еще не приходилось видеть столь великолепного собрания фарфоровой посуды, фигурок и жанровых композиций.

В глазах доктора зажегся довольный огонек завзятого коллекционера, чью коллекцию только что похвалили. В этом смысле он напоминал молодую мать, которой сказали, что носик ее чада точь-в-точь, как ее собственный.

– Вы интересуетесь антикварным фарфором, мистер Шерингэм?

– Чрезвычайно, – не моргнув глазом, соврал Роджер.

Этого хватило, чтобы между хозяином дома и гостем завязалась самая непринужденная беседа о фарфоре.

Впрочем, когда подали чай, присутствующие вернулись к столу и заговорили на другие темы, и Роджер получил возможность с присущим его писательской профессии любопытством понаблюдать за этой воистину пикантной ситуацией. К примеру, за тем, как хозяину дома, у которого три дня назад при чрезвычайно подозрительных обстоятельствах умерла жена, подавала чашку с чаем молодая красивая девушка, считавшаяся главной подозреваемой в этом деле из-за повышенного внимания, проявленного к ней со стороны инспектора Морсби. Уже не говоря о том, что правоохранительные органы собирались переквалифицировать это трагическое происшествие из разряда «несчастных случаев» в «умышленное убийство», о чем здесь все знали или по крайней мере догадывались. Но при всем при том Роджер не смог заметить, что отношения между Маргарет и хозяином дома отличались какой-то особенной неприязнью. Маргарет вела себя как обычно, а доктор Вейн держался по отношению к ней вполне доброжелательно и даже ухаживал за ней – как джентльмен ухаживает за столом за сидящей рядом с ним особой прекрасного пола. И чем дольше Роджер созерцал все это, тем большее удивление его охватывало. На мгновение ему даже пришла в голову странная мысль, что он находится в каком-то вымышленном мире – до такой степени подмеченное им не соотносилось с реальной жизнью. Более того, попробуй он написать нечто подобное в одном из своих романов, как публика сразу закричит, что так не бывает.

Между тем разговор, который в самом начале коснулся различных мелочей, в скором времени вернулся к затронутой ранее Роджером и доктором Вейном теме – то есть фарфору. К большому удивлению Роджера, в этом разговоре приняла участие также и мисс Уильямсон, вставившая несколько дельных замечаний относительно деталей той или иной вещи.

– Так вы тоже в восторге от фарфора? – не смог удержаться от вопроса Роджер.

– Сейчас – да, – ответила девушка. – Хотя когда я приехала сюда, совершенно ничего о нем не знала. Но Джордж научил меня понимать и любить его, и теперь я такая же поклонница искусства фарфора, как и он.

– И даже знаете о нем куда больше меня, не так ли, Мэри? – прокомментировал доктор Вейн слова своей секретарши и впервые за все это время улыбнулся. – Очередной случай, когда ученик превзошел своего учителя, – добавил он с притворным выражением ужаса.

– Изволите шутить, Джордж? – рассмеялась мисс Уильямсон. – Ах, если бы это было правдой! Но пока я лишь продолжаю перенимать ваши знания, и вам, боюсь, еще учить меня и учить.

К счастью, ни доктор Вейн, ни мисс Уильямсон не имели представления о том, какие гости заглянули к ним на чай (никто из них нисколько не походил на рядового читателя «Курьера»), так что ни малейших подозрений относительно реальной миссии Роджера у них не возникло. Роджер же, вдохновленный успехом своей предыдущей тактики, продолжал разыгрывать безопасную фарфоровую карту, в то время как Маргарет и Энтони, ничего не понимавшие в фарфоре, сидели в молчании и лишь время от времени обменивались взглядами. Казалось, такое положение вещей их вполне устраивало.

После получаса сидения за столом вместо упомянутых ранее мисс Уильямсон десяти минут последней наконец удалось уговорить доктора Вейна вернуться к работе, и он поднялся на ноги. Роджер с облегчением перевел дух и подумал, что разговоров о фарфоре ему хватит по крайней мере на ближайшие несколько лет. Доктор Вейн ничего подобного не почувствовал, а потому тепло пожал Роджеру руку и, узнав, что они с Энтони пробудут в Ладмуте еще около недели, пригласил их на ужин в ближайшее воскресенье и, когда Роджер не слишком искренне принялся отказываться от такой чести, решительно отмел все его возражения.

Как только за доктором и его помощницей закрылась дверь, Роджер плюхнулся в кресло и принялся, будто веером, обмахиваться ладонью.

– Хочется верить, что ближайшие несколько часов никто из вас не скажет о фарфоре ни единого слова, – со слабой улыбкой проговорил он.

– Итак, – заявила Маргарет, пропустив мимо ушей последние слова журналиста, – что вы думаете об этих людях?

– Кто, я? – на всякий случай уточнил Роджер, обрадованный тем, что разговор наконец поменял направление. – Лично мне кажется, что не пройдет и года, как в Ладмуте вновь зазвонят свадебные колокола.

– Что?! – одновременно вскричали Энтони и Маргарет.

Роджер подумал, что допустил неосторожное высказывание, но брать свои слова назад было уже слишком поздно.

– Полагаю, – уже более осторожно произнес он, – что Джордж и эта леди неплохо подходят друг другу.

– Да она влюблена в него по уши, – согласно кивнула Маргарет. – Я давно это поняла, но не ожидала, что вы заметите.

– Подмечать подобное – моя профессия, милая леди, – заметил Роджер с улыбкой.

– Ты заметил, что она на него запала? – с удивлением спросил Энтони. – Но как тебе это удалось?

– Чтобы ответить на этот вопрос, вспомни мою последнюю ремарку, – промурлыкал Роджер. – Впрочем, существует и альтернатива – фарфор.

– Да, разговор на эту тему выдает их чувства с головой, – согласилась Маргарет. – Особенно в свете того, что я сказала раньше. Надеюсь, вы помните?

– Конечно. Это лишь укрепило мои предположения, – рассмеялся Роджер.

Энтони переводил взгляд с Маргарет на Роджера и с Роджера – на Маргарет.

– Никак не могу взять в толк, о чем вы говорите, – жалобно произнес он.

– Ясное дело, не можешь, малыш. Ведь это не для средних умов, – ответил Роджер. – Так что если заскучаешь, сбегай на улицу и поиграй в песочнице. Кстати, Маргарет, а мне ваш доктор понравился.

– Джордж? Да, он душка, не правда ли? Хотя мне потребовалось гораздо больше времени, чем вам, чтобы осознать это. Между прочим, вы ему тоже понравились. Не помню, чтобы он кого-нибудь приглашал на ужин после столь непродолжительного знакомства.

– Просто я обаятельный, – скромно заметил Роджер.

После этого беседа окончательно приобрела шутливый характер.

Хотя Роджеру, если разобраться, было не до шуток. Он достиг цели, которую поставил перед собой, то есть встретился с людьми, интересовавшими его куда больше других, и теперь хотел обсудить результаты этой встречи с Энтони, но не мог этого сделать в присутствии Маргарет. Поэтому довольно скоро стал демонстрировать признаки того, что им с Энтони пора идти. Наконец, договорившись с Маргарет о встрече на завтра, по его словам «на случай непредвиденного развития ситуации», он поднялся на ноги, потом снова сел, потом снова поднялся, потом постоял немного у двери – пока не понял, что нужно совершить нечто воистину героическое, чтобы оторвать младшего кузена от Маргарет и увести из гостиной.

Роджер не относился к тому типу людей, которые стараются любой ценой избегать героических поступков, даже если сама жизнь требует от них подвига. Поэтому сказал:

– Энтони, тебе не кажется, что обитатели этого дома уже основательно от нас устали? Последнюю четверть часа я постоянно тебе на это намекаю, но ты упорно отказываешься меня понимать. Между тем у Маргарет полно дел, не терпящих отлагательства.

– Но у меня нет никаких дел, Роджер, – возразила Маргарет. – А уж тем более неотложных.

– Нет, у вас есть дела, – твердо сказал он, – и много. Энтони, собирайся.

– Но я говорю правду! Никаких неотложных дел у меня нет.

– Пусть так. Но дела есть у меня. Пойдем же, Энтони.

На этот раз Энтони подчинился и пошел с ним.

Маргарет попрощалась с ними еще в гостиной, поэтому Энтони, который забыл сказать ей нечто важное, был вынужден вернуться туда. Роджер, прождав кузена пять минут, тоже отправился в гостиную и снова вытащил его оттуда. Маргарет тоже вышла из гостиной, прошла в холл и еще раз попрощалась с ними – уже в холле. Наконец мужчины вышли из дома и двинулись по дорожке в направлении деревни, но тут Энтони вспомнил, что забыл трость, и вновь вернулся в дом. Теперь Роджеру пришлось ждать его уже десять минут, но, поскольку Энтони все не появлялся, он, проклиная все на свете, вынужден был снова отправиться на розыски своего блудного кузена, которого он, как ни странно, опять обнаружил в гостиной в компании Маргарет.

– Энтони, нам давно уже пора в гостиницу, – сказал Роджер. – Пора, понимаешь? Ведь работа не ждет, не так ли? Надеюсь, ты вспомнил все, что хотел сказать, а также взял свою трость, шляпу, туфли, очки, кружевной чепчик, наконец? Короче говоря, Энтони, нам надо идти. А вам, Маргарет, я бы посоветовал запереться в ванной комнате, гардеробной, в подсобке – да где угодно, черт возьми, – куда бы Энтони не смог за вами последовать!

– Роджер, я вас ненавижу! – сдавленным голосом произнесла Маргарет и с пылающими от стыда щеками вылетела из комнаты.

– Ну вот! Картина маслом. Девушка, отправляющаяся в заточение, – задумчиво пробормотал Роджер, глядя вслед убегающей мисс Кросс.

– Роджер, ты просто несносен! – с негодованием воскликнул Энтони. – Какого черты ты заставил ее удалиться?

– Просто нам давно уже пора уходить, – наставительно, но мягко сказал старший кузен.

На этот раз они не только вышли из гостиной и дома, но и прошли по подъездной дорожке и стали по тропинке подниматься к скалам.

Роджер дал младшему кузену десять минут на то, чтобы спустить пар, а потом заговорил на интересовавшую его тему:

– Ладно, Энтони, хватит дуться. Лучше подключи мозги и ответь мне на один вопрос: какие умозаключения ты сделал в течение этого вечера?

– Умозаключения… – пробормотал Энтони с удивлением. – А я и не знал, что должен был. А ты какие-нибудь сделал?

– Одно или два. И прежде всего то, что леди, с которой мы познакомились, вовсе не прочь стать миссис Вейн и занять ставшее ныне вакантным место.

– Подумать только! И что же тебя заставило прийти к такому выводу?

– Этот вывод выглядывал у нее из всех мест, и всякий, у кого есть глаза, мог это заметить. Лично мне показалось, что она даже не пытается скрыть свои намерения. Но вот доктор… Честно говоря, я вовсе не уверен, что он разделяет это ее желание.

– То есть, по-твоему, он не хочет на ней жениться?

– Нет, если ты заметил, я этого не говорил. Впрочем, не утверждал и обратного. Просто имел в виду, что он куда лучше этой леди умеет скрывать свои чувства. Короче говоря, я не знаю, что он думает насчет мисс Уильямсон. Зато нисколько не сомневаюсь, что ему нравится Маргарет и он не прочь продемонстрировать это. Но самое важное, что мы получили на этом вечере, – это приглашение на ужин в воскресенье. Несмотря ни на что.

– Ты имеешь в виду, что нас пригласили на светское мероприятие всего через четыре или пять дней после смерти хозяйки дома?

– Именно. О чем, по-твоему, это говорит?

– По-видимому, о том, что доктору на это наплевать.

– Совершенно верно. Другими словами, что бы там ни говорила Маргарет, он знал истинный характер своей жены и нисколько не сожалеет о ее безвременной кончине. Даже не делает вид, будто сожалеет. Не скрою, это здорово меня удивило.

– Да… – протянул Энтони. – Тут я, пожалуй, с тобой соглашусь.

– Кстати, и мисс Уильямсон тоже. Но это очевидно. Вполне возможно, что она в этом смысле определенным образом – скажем, манерой поведения – повлияла на доктора. Из этой парочки у мисс куда более сильный характер.

– Думаешь?

– Уверен. И еще одно: по-моему, эта женщина отлично поняла характер миссис Вейн. Она очень умна, очень…

– Возможно, она и влюбилась в доктора из-за того, что миссис Вейн была стервой, – с глубокомысленным видом заметил Энтони. – Если, конечно, действительно влюбилась. Я это к тому, что, когда нормальная женщина видит достойного мужчину в компании подобной гадюки, ей невольно хочется пожалеть его. Ну а дальше – больше…

– Неплохо замечено, – согласился Роджер. – Пожалуй, я не удивлюсь, если узнаю, что все именно так и происходило. Не быстро, конечно. Постепенно. Но подобные вещи часто только так и происходят. Кстати, это совершенно не означает, что у мисс Уильямсон и доктора интрижка. Вполне возможно, он даже не догадывается о ее чувствах. Но несмотря на это, он, проснувшись в одно прекрасное утро, неожиданно обнаружит у себя на пальце обручальное кольцо. Потому что мисс Уильямсон не только умна, но и обладает поразительной силой воли. И я готов держать пари, что если уж она решила женить его на себе, то обязательно женит.

– Между прочим, у нее довольно большие ноги, – неожиданно сказал Энтони, меняя тему.

– Как и у многих людей. У тебя, к примеру. Скажи лучше: тебя не удивило, что она хорошо относится к Маргарет?

– Дура была бы, если бы не относилась хорошо, – произнес Энтони с глубочайшим убеждением.

– Тебе следовало бы воздерживаться от подобных категорических утверждений, Энтони. Лично я нисколько не уверен в этом. Просто внешне она старается быть милой и приятной для всех, хотя обладает сильным и властным характером. И ревнивым, между прочим. Ведь Маргарет, как ни крути, молода и хороша собой, а она – нет. Но оставим это. Поговорим лучше о докторе Вейне. Тебя ничто не удивило в его характере, манере держать себя и так далее?

Энтони обдумал его слова:

– По-моему, он обладает дьявольским темпераментом.

– Ты буквально выхватил слова у меня изо рта. Именно это поразило меня в нем более всего. Вполне возможно, что этот факт не имеет никакого отношения к нашему делу, но иметь его в виду все-таки стоит. У доктора Вейна действительно дьявольский темперамент, и кто знает, на что этот джентльмен способен. Теперь о приглашении. Я не… Вот это да! Уж не инспектор ли идет вон там по дороге? Он, точно. Я способен узнать его, скажем так, не особенно стройный силуэт с любого расстояния. Давай сойдем с тропы, срежем путь и расспросим его на предмет новостей. Кстати, мои поздравления, Энтони.

– По какому поводу?

– По поводу того, что ты не сказал Маргарет ни слова относительно письма Колина. Большего самоограничения с твоей стороны я и представить не могу.

Призывный возглас Роджера заставил инспектора замереть на месте. Потом, повернувшись, он стал ждать, когда Роджер и Энтони догонят его.

– По-моему, для дальних прогулок сегодня слишком жарко, джентльмены, – сказал он, обтирая носовым платком свое широкое красное лицо. – Настоящее пекло.

– Вы, как всегда, правы, инспектор. Тем не менее вы тоже куда-то ходили. Соответственно, возникает вопрос: всякий ли подвиг вознаграждается? Иными словами, удалось разжиться какими-нибудь свежими новостями?

– Рад сообщить, что кое-какие есть, сэр. Мне удалось идентифицировать джентльмена, написавшего то загадочное письмо. Пришлось-таки потрудиться, да… но зато я уверен, что это тот самый парень.

– Правда? Если так – поздравляю. Кто же он?

– Джентльмен по имени Колин Вудторп – сын сэра Генри Вудторпа, владеющего большим поместьем между этой частью побережья и Сэндси. Собираюсь вот сегодня вечером навестить его.

– Отлично, – с удовлетворением произнес Роджер. – Мне можно присоединиться?

– Я сам буду там на птичьих правах.

– Понимаю вас. Но тем не менее… Если не забыли, вы мне кое-что должны за то самое письмо, не так ли?

– Очень хорошо, сэр, – ухмыльнулся инспектор. – Вижу, как вам хочется пойти, ну а раз так, мне, как видно, остается одно: взять вас с собой. Но вам придется отрекомендоваться моим приятелем. Приятелем, повторяю, а не корреспондентом.

– Клянусь! – торжественно возгласил Роджер. – Впрочем, я бы и так никогда… Так… Господи, джентльмены – говорите громче, ругайтесь – короче, делайте что хотите, только ни в коем случае не дайте этому типу ухватить меня за пуговицу. Вон по улице в нашу сторону идет самый большой говорун, какого только можно встретить в Южной Англии.

– А в Северной, Роджер? – с иронией осведомился Энтони.

– Этого человека зовут преподобный Сэмюель Медоуз, – продолжил Роджер, обращаясь к инспектору. – Он поймал меня сегодня утром на тропе, схватил за пуговицу и заговорил… И говорил как минимум полчаса, не прерываясь. Я потом по часам проверил – полчаса, точно. С такими говорливыми священниками могут сравниться разве что старые отставные моряки.

Инспектор и Энтони с любопытством наблюдали за приближавшимся к ним маленьким священником. Последний вежливо улыбнулся, узнав Роджера, после чего, приветственно взмахнув рукой, прикоснулся к краю своей широкополой шляпы, но не сделал даже попытки заговорить.

– Спасен, – с драматическими нотками в голосе произнес Роджер, когда они разминулись со священником на дороге. – Благодарю вас, друзья!

Инспектор даже не улыбнулся. Наоборот, при виде священника он нахмурился и о чем-то глубоко задумался, время от времени дергая себя за усы.

– Вот дьявольщина, – пробормотал он, гипнотизируя взглядом собственные ботинки. – Никак не могу вспомнить, где я видел это лицо.