Последний крик Солана услышали, и через мгновение дюжина стражей ворвалась в подземный зал, но уже после того, как я согнул и отломил от основания огромный рычаг. Теперь его нельзя было вернуть на прежнее место, чтобы запустить заново мощный магнит.

Внезапное появление солдат охраны вынудило меня искать убежища в первом попавшемся коридоре, и, к моему разочарованию, я впопыхах промахнулся: этот проход оказался незнакомым.

Видимо, стражи либо услышали, либо угадали, куда я бросился, и потому очень скоро за спиной раздался шум погони. Я совсем не хотел задерживаться и сражаться с этими людьми, ведь бои шли по всей Кадабре, и куда более значимые для меня, чем какая-то бессмысленная драка под дворцом.

Но эти парни догоняли меня, а я совсем не знал дороги и скоро понял, что они вот-вот нападут, если мне не удастся спрятаться. Когда они проскочат мимо, я вернусь обратно к башне или же сумею выбраться на улицы города.

Коридор сначала шел вверх, а теперь стал прямым и ярко освещенным на всем протяжении. Я знал, когда мои преследователи минуют подъем, они сразу меня заметят, потому что ускользнуть от них было просто некуда.

Но вскоре я увидел несколько дверей по обе стороны прохода и, поскольку все они выглядели абсолютно одинаковыми, ткнулся в первую из них. За ней оказалась небольшая, роскошно обставленная комната, явно прихожая какого-то кабинета или дворцовой гостиной.

В дальнем конце находился занавешенный дверной проем, и оттуда доносился гул голосов. Я кинулся туда и, раздвинув занавеси, заглянул в смежный зал.

Моим глазам предстало пышное собрание. Около пятидесяти великолепно одетых придворных стояли перед троном, на котором сидел сам Саленсус Олл. Джеддак джеддаков обращался к подданным.

– Близится назначенный час, – говорил он в тот момент, когда я ступил за порог прихожей. – И хотя враги Окара ворвались в ворота столицы, ничто не может противостоять воле Саленсуса Олла. Великая церемония должна быть совершена, и лишь пятьдесят избранных по обычаю станут свидетелями моего брака с новой королевой Окара. Через минуту все завершится, и мы сможем вернуться к битве, а та, что сейчас зовется принцессой Гелиума, полюбуется из королевской башни, как будут разбиты ее бывшие соотечественники, и убедится в величии своего супруга.

И, повернувшись к одному из придворных, правитель что-то негромко приказал.

Тот, к кому он обратился, поспешил к маленькой двери в другом конце зала, распахнул ее во всю ширь и воскликнул:

– Дорогу Дее Торис, будущей королеве Окара!

В тот же самый момент появились два стража, тащившие сопротивлявшуюся невесту к алтарю. Руки принцессы были по-прежнему скованы у нее за спиной, видимо, для того, чтобы предотвратить самоубийство.

Ее растрепанные волосы и бурно вздымающаяся грудь говорили о том, что даже в кандалах она отчаянно боролась, не желая сдаваться.

Увидев ее, Саленсус Олл встал и обнажил меч, а клинки придворных взлетели в воздух, образовав арку, под которой прекрасную пленницу и поволокли навстречу горестной судьбе.

Это вызвало на моих губах мрачную усмешку, я подумал, что придется пробудить джеддака от грез самым бесцеремонным образом, и мои пальцы сжались на рукояти окровавленного меча.

Наблюдая за медленно двигавшейся к трону процессией, которая состояла из горстки жрецов, тащившихся за Деей Торис и двумя стражами, я заметил нечто необычное. Занавеси, что скрывали стену за тронным возвышением, на котором стоял ожидавший свою невесту Саленсус Олл, колыхнулись, и за ними мелькнуло черное лицо.

Но стражи уже подталкивали принцессу Гелиума к ступеням сбоку от возвышения, и я забыл обо всем на свете. Жрец открыл какую-то книгу и, подняв ладонь, начал мелодично начитывать текст некоего ритуала. Саленсус Олл протянул руку к своей невесте.

Я собирался подождать, пока обстоятельства не дадут мне какой-либо разумной надежды на успех. В конце концов церемония не имела бы законной силы, поскольку я был жив. Меня больше всего заботило то, как мне спасти Дею Торис, – я хотел вызволить ее из дворца Саленсуса Олла, если то было возможно; однако случилось бы это до или после заключения фальшивого брака, особого значения не имело.

Но когда я увидел, как подлая рука Саленсуса Олла протянулась к моей возлюбленной принцессе, я уже не мог сдерживаться, и прежде, чем придворные Окара поняли, что должно произойти, я прыгнул прямо сквозь их неплотный ряд и очутился на возвышении рядом с Деей Торис и джеддаком.

Я ударил мечом плашмя по его грязной руке и, обхватив Дею Торис за талию, толкнул назад и загородил собой; теперь мы стояли спиной к драпировкам и лицом к северному тирану и толпе его придворных.

Джеддак джеддаков был человеком огромным – впрочем, я назвал бы его громадной грубой тварью, – он буквально нависал надо мной, и его черные усы и бакенбарды встопорщились от ярости; мне нетрудно было вообразить, как трепетали перед ним менее закаленные воины.

Зарычав, он бросился на меня с обнаженным мечом, но хорошим он был бойцом или нет, я так и не узнал. Когда за моей спиной очутилась Дея Торис, из обычного человека я превратился в сверхгероя, и никто не мог мне противостоять.

С коротким криком «За принцессу Гелиума!» я вонзил лезвие прямо в гнилое сердце подлого правителя Окара, и на глазах ошеломленных придворных Саленсус Олл, искривив рот в страшной гримасе смерти, покатился со ступеней возвышения, на котором стоял его брачный трон.

На миг в свадебном зале воцарилась мертвая тишина. А потом полсотни вельмож ринулись на меня. Бились мы яростно, однако преимущество было на моей стороне, потому что я стоял на высоком месте и сражался за самую прекрасную женщину в мире, за свою великую любовь и за мать моего сына.

А позади меня серебристый голос запел боевой гимн Гелиума, тот, который пели краснокожие женщины, когда их мужчины шли побеждать.

Одного этого было достаточно, чтобы воодушевить меня на победу над любым числом противников, и я совершенно уверен, что, если бы в тот день в свадебном зале дворца в Кадабре было в десять раз больше желтых воинов, ничто не помешало бы мне расправиться с ними.

Разгорелся яростный бой, придворные Саленсуса Олла снова и снова пытались подняться на тронное возвышение, но падали под ударами, а моя рука как будто обрела новое искусство после схватки с коварным Соланом.

Двое из вельмож как раз насели на меня, когда послышался шорох за спиной, но я не смог обернуться и посмотреть туда, лишь отметил, что боевой гимн больше не звучит. Неужели Дея Торис собиралась встать рядом со мной?

Героическая дочь героического народа! Было бы вполне в ее духе схватить меч и сражаться бок о бок со мной. Хотя женщины Марса не изучали боевые искусства, воинственность всегда жила в них, и во множестве случаев они легко ввязывались в драку.

Но Дея Торис не присоединилась ко мне, и я был этому рад: меня отвлекали бы заботы о том, чтобы до нее не дотянулся кто-нибудь из врагов. Она наверняка это поняла, и я не сомневался в том, что божественная принцесса где-то неподалеку.

Не менее получаса мне пришлось драться с вельможами Окара, пока бо́льшая их часть не полегла перед возвышением, на котором я стоял. Остальные с безумным видом выстроились в ряд, чтобы в последний раз кинуться на меня. Однако не успели они сделать и шага, как дверь в дальнем конце зала распахнулась и ворвался гонец. Глаза его вылезали из орбит, словно у сумасшедшего.

– Джеддак джеддаков! – кричал он. – Где джеддак джеддаков? Город пал, в него вломились орды из-за ледяного барьера, а теперь и главные ворота дворца взяты, и дикари с юга проникли в святая святых! Где Саленсус Олл? Только он может оживить боевой дух наших воинов! Только он способен еще спасти Окар! Где Саленсус Олл?

Придворные отступили в стороны от мертвого тела правителя, и один из них показал на усмехающийся труп.

Посланец в ужасе отшатнулся, словно его ударили в лицо.

– Тогда бегите, вельможи! – крикнул он. – Потому что ничто уже вас не спасет! Слышите? Они идут!

И тут мы все услышали низкий рев гневных голосов в коридоре, звяканье металлических украшений и мечей.

Не глядя более на меня, зрителя этого трагического спектакля, придворные развернулись и бросились бежать из зала через другую дверь.

И почти сразу множество желтокожих воинов ворвались в зал с той стороны, откуда прибежал посланец. Вот только двигались они спиной вперед, упорно отбиваясь от горстки красных воинов, напиравших на них и медленно теснивших все дальше и дальше.

Через головы противников я, стоя там же, на возвышении, увидел моего старого друга Кантоса Кана. Он возглавлял небольшой отряд, пробивавший себе дорогу в самое сердце дворца Саленсуса Олла.

В ту же минуту я понял, что если нападу на окарианцев сзади, то могу моментально дезорганизовать воинов, и их дальнейшее сопротивление станет просто невозможным; с этой мыслью я спрыгнул с возвышения, бросив через плечо пару слов Дее Торис в объяснение своего поступка, но не обернулся, чтобы посмотреть на нее.

Ведь между нею и врагами находился я, а поскольку Кантос Кан и его воины уже, по сути, захватили зал, ей ничто не могло грозить, даже если бы она оставалась в одиночестве рядом с троном.

Мне хотелось, чтобы люди Гелиума увидели меня и поняли, что с ними их любимая принцесса. Я знал: это вдохновит их на деяния еще более великие, чем те, что они совершали в прошлом, хотя подвиг и так был беспримерным… Они ведь прорвались в неприступную крепость северного тирана!

Когда я спешил, чтобы напасть на желтых с тыла, слева в стене открылась маленькая дверь, и оттуда, к немалому моему удивлению, выглянули Матаи Шанг, Отец фернов, и его дочь Файдор.

Быстрым взглядом они окинули происходящее. На мгновение их глаза, расширившись от ужаса, остановились на мертвом теле Саленсуса Олла, потом на крови, окрасившей пол в алый цвет, на телах придворных, павших у подножия трона, на сражавшихся у противоположной двери воинах… Наконец они увидели меня.

Они не сделали попытки войти в зал, просто осмотрели каждый его угол, и на лице Матаи Шанга мелькнуло выражение злобной ярости, а губы Файдор тронула ледяная коварная усмешка.

И тут же они исчезли, но женщина успела нагло рассмеяться прямо мне в лицо.

Я не понял причин бешенства Матаи Шанга или радости Файдор, но понимал, что ничего хорошего для меня это не предвещает.

Через мгновение я уже напал на желтокожих с тыла, и, когда люди Гелиума увидели меня за спинами своих врагов, под потолок взлетел мощный крик, ненадолго заглушивший даже шум битвы.

– За принца Гелиума! – гремели воины. – За принца Гелиума!

И, как кидается на свою жертву голодный лев, они снова бросились на ослабевших защитников северного города.

Желтокожие, зажатые с двух сторон, сражались с отчаянием, порожденным безнадежностью. Я и сам точно так же дрался бы на их месте, желая прихватить с собой на тот свет как можно больше врагов, прежде чем погибну. Мы вытеснили окарианцев в коридор.

Да, исход блестящей битвы казался очевидным… и тут из коридора за спинами воинов Гелиума к желтокожим подошло подкрепление.

Теперь отряды поменялись ролями, и уже представлялось, что именно солдаты Гелиума обречены на гибель, стиснутые между двумя жерновами. Мы были вынуждены развернуться лицом к новым врагам, к превосходящим силам противника, поскольку из первой группы почти никого не осталось.

Да, мне пришлось попотеть, так попотеть, что я уже стал гадать, смогу ли вообще справиться с северянами. А меня загоняли обратно в зал, и, когда им это удалось, один из желтых закрыл и запер на засов дверь, отрезав меня от людей Кантоса Кана.

Ход был умный – я остался наедине с десятком желтокожих, а моим соратникам в коридоре перекрыли путь к отступлению. И что им делать, окажись перевес на стороне неприятеля?

Но мне приходилось справляться с ситуациями и похуже этой, ну а Кантос Кан выбирался из куда более опасных ловушек. Так что не было смысла впадать в отчаяние, и я сосредоточился на самом насущном.

Но при этом мои мысли непрестанно возвращались к Дее Торис, я с нетерпением ждал окончания боя, когда смогу наконец обнять ее, снова услышать слова любви, которых был лишен так много лет.

Во время жестокой схватки я ни разу не взглянул туда, где за моей спиной, возле трона поверженного правителя, стояла прекрасная принцесса Гелиума. Мне попросту не представилось такой возможности. Я не понимал, почему любимая больше не подбодряет меня звуками военного гимна ее страны, но мне было вполне достаточно сознания того, что я сражаюсь во имя Деи Торис, и это пробуждало во мне все новые и новые силы.

Было бы слишком утомительно и скучно описывать все подробности этих кровавых минут; мы продвигались от двери через весь зал, к подножию трона, и наконец последний из моих противников пал, пронзенный мечом прямо в сердце.

И лишь тогда я с радостным криком повернулся, протягивая руки к моей принцессе, а мои губы уже горели в ожидании вознаграждения, трижды более желанного после кровопролитной битвы, после тяжкого пути, от Южного до Северного полюса, что я преодолел ради Деи Торис.

Но мой голос затих, губы окаменели, руки безжизненно упали вдоль тела, и я, словно смертельно раненный, пошатнулся на ступенях перед троном. Дея Торис исчезла.