Революционеры всегда считали Англию безнадежным случаем. Во время Всеобщей стачки 1926 года они затаив дыхание ждали, что мятеж распространится на всю страну, но вместо этого увидели, как заскучавшие пикеты тред-юнионов играют в футбол с полицейскими. Эта английская особенность уходит корнями глубоко в историю – к Крестьянскому восстанию 1381 года или даже дальше.

В 1381 году в стране начались крестьянские волнения, вызванные опустошительными эпидемиями чумы и постоянным ростом налогов, которые шли на Столетнюю войну с Францией. Требования восставших были довольно радикальными: снижение налогов и изменение законодательства об оплате труда наемных работников. Вдохновлявшие их проповеди Джона Болла, речи Джека-Соломинки, Уота Тайлера и других, чьи имена до сих пор доносятся эхом из глубины веков, были не менее радикальными, чем их действия: они ворвались в лондонский Тауэр и убили архиепископа Кентерберийского, потом дошли до Смитфилда. Однако свержение юного короля Ричарда II не входило в их планы. Наоборот, крестьяне считали себя его верными подданными. Они желали только избавиться от алчной и несправедливой знати.

Они ненавидели банкиров и хотели восстановить равенство сословий, закрепленное в древнем англосаксонском праве. Об этом кричали крестьяне, ремесленники, трактирщики и мелкие священники, ворвавшиеся в Лондон 13 июня 1381 года. Они разрушили Савойский дворец Джона Гонта на Стрэнде и беспощадно преследовали на улицах юристов и фламандских купцов. Те, кто вошел через Олдгейт, с другого берега Темзы, выкрикивали: «За Ричарда и простой народ!»

Здесь нужно сделать небольшое отступление. На континенте подобные восстания обычно сопровождаются террористическими действиями. Разница между радикальными течениями Англии и континентальной Европы, во всяком случае, южной части Европы, состояла в том, что там революционеры черпали свои идеи в так называемой манихейской ереси. Но английские джентри вовсе не вздыхали о прелестях городской жизни, как это делали мелкопоместные дворяне на континенте. Они прекрасно чувствовали себя в деревне. Когда деревня в Англии восставала против города, это необязательно было восстание бедняков против богачей. Это было восстание бесправных против наделенных правами – тех, кто выращивает овощи, против тех, кто выращивает деньги. В списках осужденных за участие в Крестьянском восстании можно найти вполне обеспеченных сельских жителей – состоятельных фермеров, священников, торговцев.

Интеллектуальным наследником революционеров 1381 года и Уота Тайлера (его зарезал кинжалом мэр Лондона во время переговоров в Смитфилде близ Лондона) стал Уильям Моррис (см. главу 41). В 1886 году он написал фантастическую повесть, герой которой во сне переносится в прошлое, к дням восстания, и встречается ночью в церкви с самим Джоном Боллом. Они беседуют о прошлом и будущем, затем главный герой говорит, что «поразмыслил обо всем этом и понял: люди борются и проигрывают битву, но то, за что они боролись, все же приходит, несмотря на их поражение, и, когда оно приходит, оказывается, что оно совсем не такое, как они себе представляли, и другие люди встают на борьбу за то, что подразумевали под другим именем».

Эти слова полны типичной английской меланхолии и в то же время глубокой мудрости. Именно так, круг за кругом, в Англии происходят перемены. В каком-то смысле это абсолютное оружие Англии против любых революционных изменений.