1 августа 1798 года, в час жаркого средиземноморского заката, флот Горацио Нельсона наконец обнаружил французские корабли, стоявшие на якоре в заливе Абукир у побережья Египта. Сгущались сумерки, но Нельсон был полон решимости завязать бой. Английские пушечные команды замерли у своих орудий, французы поспешно разворачивали пушки в сторону моря, откуда приближался неприятель. Битва при Абукире должна была вот-вот начаться.

Английский командующий подготовился к сражению: он разработал четкий план действий и обсудил его со своими капитанами накануне вечером за общим столом на флагманском корабле «Авангард». В общих чертах план состоял в следующем: встать с линией французских кораблей борт о борт и разгромить их. Детали предполагалось уточнять на месте, по мере обстоятельств. Нельсон вполне полагался на интуицию и энергию своих капитанов и верил, что они смогут воплотить этот план в жизнь.

Нельсон не был строгим приверженцем дисциплины и уже приобрел некоторую известность за неподчинение приказу во время битвы при Сент-Винсенте. Тогда, заметив, что можно отрезать группу испанских кораблей от основной флотилии, он вырвался из строя и сумел захватить их. Подчиненные знали его стиль и понимали, что он ждет от них не рабского повиновения и дотошного следования мелочам, а энтузиазма и инициативы в достижении общей цели.

Регулярные общие ужины создавали доверительную командную атмосферу, которую Нельсон тщательно поддерживал среди своих подчиненных. Благодаря этому сложился образ нельсоновских капитанов как «братьев по оружию» – хотя цитата была заимствована из шекспировского «Генриха V». Все это подпитывало благоговение и обожание, которые англичане щедро изливали на Нельсона в течение всего следующего столетия.

Победа при Трафальгаре была построена на том же принципе. Когда Нельсон раскрыл свой план, кое-кто из присутствующих даже прослезился от его смелости и простоты. В разгаре того сражения Нельсон погиб и перед смертью среди прочего сказал своему флаг-капитану: «Поцелуй меня, Харди». Позднее, когда на смену английской спонтанности пришла строгая выдержка, этот эпизод породил немало толков. Мог ли великий герой вести себя так немужественно? Может быть, на самом деле он сказал не «kiss me», а «кисмет» (индийское или арабское слово, означающее «рок, судьба»)? Ответ: почти наверняка нет. Не стоит недооценивать силу английской сентиментальности.

«Однако есть один маленький адмирал, – писал эдвардианец Генри Ньюболт, автор патриотического стихотворения, проводящего параллели между игрой в крикет и картечницами Гатлинга. – Мы все его братья и его сыновья, и он достоин – о, он достоин вдвое большего, чем все ваши пушки и корабли».

Песни Ньюболта были написаны на исходе столетия тотального морского господства, которое обеспечила Англии ошеломляющая победа Нельсона при Трафальгаре. В его текстах кроме героического пафоса и нескольких наивных рифм имеются, на слух современной аудитории, и довольно неловкие моменты («есть особые утехи, известные только морякам»). В конце он пишет: «Я был с ним, когда надежда от нас отвернулась, и среди нас он казался бессмертным. Могу поклясться, его мундир был осыпан звездами, а пустой рукав приколот к груди».

Это были символы Нельсона, ставшие символами английского героизма еще при жизни адмирала, хотя он был вспыльчив, сентиментален и не имел привычки ограничивать себя ни в каких удовольствиях – словом, был весьма далек от идеала британской выдержки – и вдобавок невелик ростом. Он был, несомненно, «маленьким адмиралом».

Что же уникального было в Нельсоне? Очевидно то, что он умел следовать указаниям судьбы. Он обладал отвагой и стойкостью, которые позволяли ему с завидной легкостью терять руки и глаза. Но было ли в его характере что-то большее? Этот вопрос встал перед советом Адмиралтейства, когда они выбирали человека, который сумел бы остановить продвижение наполеоновского военного флота к берегам Англии. Было ли в запасе у Нельсона что-нибудь кроме отваги и удачи? Они попросили разрешения прочесть его личные дневники за тот период, когда он искал французский флот в Средиземноморье, и убедились, что Нельсон – именно тот, кто им нужен. Уникальным его делало умение увлечь за собой людей, помноженное на стратегическую одаренность.

В Нельсоне была и склонность к анархии: во время Копенгагенского сражения он поднес подзорную трубу к слепому глазу, сознательно проигнорировав сигнал, приказывающий ему отступать. Он положил начало уникальной для вооруженных сил традиции неповиновения, ожидая, что командование будет доверять ему так же, как он сам доверял своим людям.

И это возвращает нас к битве при Абукире. В тот момент, когда англичане заметили французов, впереди шел капитан Томас Фоли на «Голиафе». Фоли приказал ставить боевые паруса, чтобы иметь возможность по-прежнему держаться впереди, когда поступит приказ принять боевой порядок.

Они подошли ближе, расположение французских кораблей стало более ясным, и Фоли, стоя рядом с рулевым, с развевающимися за спиной боевыми вымпелами, заметил, что британцам открывается необыкновенная возможность. Французы вытянулись в линию на некотором расстоянии от берега. Фоли догадался, что там может оказаться достаточно места, чтобы втиснуться с незащищенной стороны между французским строем и берегом.

Это было рискованное решение. Битва должна была вот-вот начаться, времени посоветоваться с товарищами не осталось. Фоли быстро обдумал положение и пришел к выводу, что корабли французского адмирала де Брюе должны были встать на якорь поодаль от берега, чтобы иметь возможность развернуться и не сесть на мель, когда начнется отлив. И Фоли направил свой корабль между линией французских кораблей и берегом, увлекая за собой британский строй. Позднее он был заслуженно увенчан лаврами как герой победы при Абукире – победы, сконструированной Нельсоном.

Фоли знал, что имеет право предпринять смелый шаг, если увидит благоприятную возможность. Он мог выйти за рамки традиционного мышления и руководствоваться интуицией, не дожидаясь, пока ему отдадут приказ. Это был не жесткий контроль – это был пример настоящего английского командования.