Среди английских типов темперамента есть один на редкость унылый – его представители категорически не одобряют чтение. Такие люди существуют до сих пор, хотя теперь они редко в этом признаются. Однако всего сто лет назад подобные взгляды были широко распространены. Когда будущий поэт-лауреат Джон Мейсфилд остался сиротой (его мать умерла в родах, здоровье отца после этого совершенно расстроилось, и вскоре он последовал за ней), заботы о нем взяла на себя тетка, принадлежавшая как раз к описанному типу людей.

Юный Мейсфилд глотал книгу за книгой и бродил, совсем как Вордсворт, «один среди долин» по окрестностям (он родился в Ледбери, в Херефорде, близ тех мест, где его старший современник Эдвард Элгар точно так же «бродил среди долин» – пожалуй, им следовало бы начать бродить вместе). И чем больше книг читал Мейсфилд, тем больше тетка его порицала.

Требовалось принять суровые меры, и юношу решено было отправить в море. Для подготовки его послали на корабль Ее Величества «Конвей», тренировочное парусное судно, переоборудованное из бывшего боевого корабля «Нил», тогда стоявшее на якоре близ Биркенхеда.

Три года, проведенные на судне начиная с 1891 года, привили Мейсфилду любовь к морю, обычаям и фольклору моряков, но ничуть не излечили его от страсти к чтению. Любовь к морю только усилилась, когда он получил первое назначение на настоящий корабль – четырехмачтовый барк «Гилкрикс», который доставил его из Кардиффа в Чили, обогнув мыс Горн. В своем дневнике Мейсфилд пишет о неспокойном море, морских свиньях, летучих рыбах и о редком явлении – ночной радуге. Увы, все это довольно быстро закончилось: он получил солнечный удар и был списан на берег.

Высадившись в Нью-Йоркской бухте, он окончательно простился со своим новым кораблем. К семнадцати годам он успел побыть бродягой, барменом и рабочим на фабрике по изготовлению ковров, где скопил достаточно денег на покупку полного собрания сочинений Чосера. Вернувшись в Англию спустя два года, он завязал несколько полезных знакомств. Под влиянием своих новых друзей, среди которых были выдающиеся поэты того времени, он начал писать стихи и незаметно оказался в группе геогианцев (под таким названием эти поэты позднее вошли в историю).

Мейсфилд женился на Констанс Кроммелин, которая была на 12 лет старше его (их познакомил поэт Лоренс Биньон, автор памятного стихотворения «Мы состаримся – они будут вечно молодыми»), и вскоре у супругов появились дети. Работа Мейсфилда в Manchester Guardian приносила довольно скромный доход. Настало время извлечь пользу из нескольких стихотворений, которые ему удалось опубликовать.

И здесь на сцену выходит «Морская лихорадка». Впервые это стихотворение появилось в сборнике 1902 года под названием «Морские баллады» (Salt-Water Poems and Ballads). Другим знаменитым стихотворениям, «Грузы» и «Лис Ренар», только предстояло быть написанными, но морские стихи продавались неплохо. В поздних изданиях первые строчки слегка изменили («Я должен опять вернуться в море»). В этом стихотворении было нечто таинственное, напоминающее о драматических, полных любви и ненависти отношениях англичан с морем и о неразрывной связи английской истории с мореплаванием, даже в эпоху смежных коттеджей, ленточной застройки и пригородных поездов, ежедневно отвозящих людей на работу и обратно.

Стихотворению Мейсфилда удается затронуть какие-то струны в душе англичанина, даже если вместо моря он всю жизнь видел только пруд в саду у своего домика. Оно рассказывает о вольных просторах пассажирам пригородного поезда и о зове прибоя тем, кто смотрит в окно многоэтажки. Это очень английское по сути стихотворение, и дело не только в контрасте содержания и спокойной ритмичной формы (эта особенность была великолепно обыграна композитором Джоном Айрлендом), но и в меланхолии, пропитывающей каждую его строчку. Это голос английской души, запертой в офисе рядом с кофемашиной, который тем не менее «невозможно не услышать».

В конце концов Мейсфилд сумел поправить свое финансовое положение, став успешным писателем и сценаристом. Его роман для детей «Ящик наслаждений» пережил свое время, а другие приключенческие рассказы («Мертвый Нед» и пр.) оказали существенное влияние на детскую литературу великой эпохи Puffin Books в 1960-х, хотя сами прошли почти незамеченными.

Может показаться, что Мейсфилд был степенным, консервативным человеком, но на самом деле это не так. Одно из его стихотворений («Вечное милосердие») вызвало резкое осуждение со стороны церкви, он поддерживал движение суфражисток, а во время Галлиполийского сражения в 1915 году сидел за рулем санитарной машины-амфибии. Спустя двадцать восемь лет после публикации «Морской лихорадки» он стал поэтом-лауреатом (обойдя Редьярда Киплинга) и сохранял это звание, пока не скончался от гангрены в 1967 году.

Он был великим обломком эпохи георгианской поэзии, дружил с У. Б. Йейтсом, но прожил достаточно, чтобы своими глазами увидеть появление «детей цветов», и занимал пост поэта-лауреата дольше других, за исключением Теннисона. Кроме того, он стал первым английским автором, прочитавшим свои стихи для записи на долгоиграющую грампластинку (так же как Теннисон первым прочитал свои стихи для записи на фонограф).

В «Морской лихорадке» слышится типично английское печальное томление. Стихотворение даже можно было бы счесть иносказательным изображением смерти, почти как «Пересекая черту» Теннисона, однако известно, что Мейсфилд написал его в молодости, и, скорее всего, испытав на собственном опыте все перипетии бродячей жизни, он просто мечтал о «тихом безмятежном сне после долгой вахты у штурвала».