Глава 21 
 
– Скажи мне, ну пожалуйста! Кто такая Ниель Престон? – снова спрашиваю я.
 Не знаю, сколько прошло времени, но мне кажется, что мы уже целый час молча смотрим друг на друга.
 Ниель подтягивает колени к подбородку, обнимает их, все так же сидя на поросшей мхом поляне. И говорит:
 – Обман, который я хотела сделать правдой.
 – А по-моему, Ниель Престон настоящая. Как она может быть обманом?
 Она закрывает глаза, на ресницах у нее блестят слезы. Мне хочется дотронуться до нее. Обнять. Но, боюсь, тогда я так и не узнаю того, за чем пришел.
 Ее голубые глаза, полные боли, встречаются с моими.
 – Я не хотела больше жить своей жизнью. Не хотела, чтобы было так больно. И тогда… тогда я стала той, кого себе загадала.
 Она опускает глаза и вздыхает так, словно хочет с этим вздохом выпустить свою боль. Из ее слов ничего не понятно. Не знаю, что эта девушка действительно вспомнила, а что еще остается частью того обмана, в который она заставила себя поверить.
 – Ты меня узнала в ту ночь, на вечеринке в честь Хеллоуина?
 – Не сразу. Ты изменился, – говорит она и закусывает губу. – Но когда я поняла, что это ты, то сначала старалась держаться подальше. Очень старалась. Ты же напоминал мне обо всем, что нужно было забыть. Но в то же время мне так хотелось увидеть тебя снова. Вот и пришлось заново знакомиться с тобой, как в первый раз.
 – А что случилось с Николь? – спрашиваю я.
 Где-то по дороге к этой поляне я набрался мужества прояснить ситуацию до конца, твердо вознамерившись получить ответы на все вопросы. Не могу сказать, чтобы это было легко – видеть, как она вся сгорбилась, сжалась, словно бы желая исчезнуть совсем. Но если я собираюсь за нее бороться, она тоже должна бороться за себя, хотя я и не знаю, за которое из двух своих воплощений.
 Ниель опускает голову на руки, разглядывает мох:
 – Что случилось с Николь? Я загадала, чтобы ее больше не было.
 Она печально вздыхает. Я все еще ничего не могу понять из ее таинственных ответов. Что, если она уже так долго живет в плену своего обмана, что не может найти выход?
 На плечо падает капля дождя. Я поднимаю голову: небеса решили, что сейчас самое время разверзнуться над нами. Вот так всегда.
 – Идем в дом, – предлагаю я и подхожу, чтобы помочь ей подняться.
 Ниель натягивает носки, ботинки и опирается на мою руку.
 Дождь набирает силу, и мне хочется перейти на бег. Но Ниель идет медленно, ничего не замечая. Полог из ветвей вечнозеленых деревьев прикрывает нас от ливня. Но все равно мы мокнем.
 – Почему ты загадала, чтобы Николь больше не было? – спрашиваю я через минуту.
 Она молча идет рядом, опустив глаза в землю, и от этого молчания у меня перехватывает горло.
 Затем Ниель наконец поднимает на меня глаза с какой-то странной улыбкой, словно не понимает, почему я об этом спрашиваю.
 – Николь… Та девушка, которой я была, всегда делала то, чего от нее ждали окружающие. Она была ненастоящая, и я больше не хотела ею быть. – Ниель закусывает губу, чтобы не заплакать снова. – Так тяжело было ее вспоминать. То, какой я когда-то была. Но я не она. Николь больше нет. Потому что…
 – Потому что ты начала все сначала, – договариваю я за нее. – И это неплохо, наверное. Надеюсь, ты стала счастливее, когда превратилась в Ниель?
 Ниель останавливается и поворачивается ко мне. Глаза у нее блестят.
 – Да, – выдыхает она. – Стала. Но что, если это не настоящая я? Что, если я так хотела быть Ниель, что по пути потеряла себя?
 Я протягиваю к ней руку. Расстояние между нами, как пропасть, и я больше не могу этого выносить. Она не противится, когда я обнимаю ее.
 – По-моему, ты вовсе не потеряла себя. Просто позволила себе стать той, кем всегда хотела быть. И это делает тебя счастливой, – говорю я, целуя ее в макушку. – И меня ты тоже сделала счастливым. В общем, для меня ты – это… ты. Именно та, какой и должна быть.
 Ниель пристально смотрит на меня. На лице у нее мелькает тень улыбки, капли дождя смешиваются со слезами.
 – Я так по тебе скучала, Кэл.
 – И я тоже по тебе скучал, – говорю я и целую ее мягкие, влажные губы. – А теперь объясни: почему я должен снова потерять тебя через столько лет?
 Она отстраняется, вытирая слезы со щек, и качает головой. Говорить о самом больном – к этому она еще не готова.
 Мы идем дальше. Мне не хочется больше ни о чем ее спрашивать. И на это-то еле хватило духу. Тревога так сжимает грудь, что странно, как я еще могу дышать.
 – Дело в том, что я дала слово. – Шепот Ниель еле слышен за шумом дождя. – Правда, это было уже очень давно.
 Она останавливается лицом ко мне на опушке леса, откуда виден дом; руки у нее сжаты в кулаки.
 – И до сих пор должна его держать? – спрашиваю я.
 Видно, как оба «я» разрывают бедняжку надвое, когда она пытается найти ответ.
 – Понимаешь, Кэл, я держала слово так долго, что теперь не знаю, как его отпустить. – Она закрывает лицо руками и всхлипывает.
 Плечи у нее вздрагивают с каждым мучительным вздохом, и у меня нет сил на это смотреть. Я ведь тоже не железный. Как только моя рука касается ее плеча, Ниель падает мне в объятия, потому что ноги ее уже не держат.
 – Все хорошо, – утешаю я, крепко прижимая ее к себе. – Можешь не говорить, если не хочешь.
 – Я скажу, – бормочет она, уткнувшись в мою мокрую рубашку. – Мне самой нужно выговориться. Просто… это очень больно. Так больно до сих пор.
 Хенли громко лает. Через голову Ниель я вижу, как к дому подъезжает мамина машина. Ниель поворачивается лицом в ту сторону, все еще прижимаясь ко мне. Мы стоим неподвижно и смотрим, как автомобиль останавливается и из него выходят мама и Рей.
 Не убирая руку с плеча Ниель, я делаю шаг вперед. Но она стоит неподвижно.
 – Кэл, мы пытались до тебя дозвониться, – говорит мама из-под зонтика.
 У меня что-то обрывается внутри при виде ее сведенных бровей. Глаза у нее ненадолго прищуриваются, когда она смотрит на Ниель, а потом удивленно распахиваются:
 – Николь?
 – Что случилось? – спрашиваю я, хотя на самом деле мне вовсе не хочется знать, отчего у Рей под глазами красные круги. И напрягаюсь в ожидании ответа.
 – Ты уже все знаешь, да? – говорит Ниель, и я оглядываюсь на нее. Она смотрит на Рей.
 – Знаю, – кивает Рей.