Глава 20
Я осторожно шагнула в холодную комнату, не в силах поверить своим глазам. Комната казалась необитаемой.
— Вы уверены, что это та самая? — спросил Тревор.
Подойдя к кровати, я приподняла край ветхой простыни. Матрас под ней был голым. Я смотрела на окно, разбитые стекла которого позволяли видеть двор. На ветру покачивались голые ветки узловатого, согнутого непогодой каштана. Одинокий грач примостился на подоконнике, охорашивался и чистил свои блестящие крылья. Он покосился на меня своим блестящим глазом, и меня охватил суеверный ужас. Моя мать верила, что появление такой птицы на окне — недобрый знак, предвестие смерти.
Дрожа от страха, я постучала по стеклу в надежде прогнать птицу.
Подойдя ко мне сзади, Тревор схватил меня за руку.
— Ариэль, вам нелегко пришлось в последнее время. Вы много пережили…
— Я знаю, что видела здесь. Отстранившись, я поспешила в коридор.
— Может быть, я ошиблась комнатой?
Мы открывали дверь за дверью и осматривали каждую комнату, но все они были такими же холодными и необитаемыми, как первая. Теперь я поняла, что, должно быть, чувствовал мой муж, когда его спрашивали о том, что, как он знал, было правдой, но приписывали его впечатления фантазии или больной психике.
— Ариэль, здесь давно уже никто не жил. Вы уверены, что это тот самый коридор?
Я не ответила. Тревор подошел ко мне сзади, положил руки мне на плечи и нежно сжал их.
— Последние два дня были тяжелыми, и нам всем пришлось несладко. Думаю, не грех выпить по чашке горячего крепкого чая и съесть по нескольку лепешек, которые так хорошо печет Тилли. Может быть, позже мы обследуем другие коридоры и не одни, а позовем людей на помощь. Вас это успокоит?
Без возражений я двинулась по коридору в жилую часть здания.
Мне не хотелось возвращаться в свою комнату, я не хотела встречаться с мужем и потому провела почти весь день за чтением в библиотеке. Потом пообедала в обществе Адриенны и Тревора.
Когда я при Адриенне упомянула комнату в западном крыле, от меня не укрылось то, что она не проявила никакого удивления. Однако я заметила, что взгляд ее обратился к Тревору, потом переметнулся на меня. Какой-то инстинкт подсказал мне оставить эту тему. Я не заговаривала об этом, пока Тревор не встал из-за стола. На этот раз он должен был встретиться со знакомым из Миддлсборо, проезжавшим через Малхэм по пути в Брэдфорд.
За чаем, который мы пили, сидя у камина в большом зале, Адриенна, как мне показалось, успокоилась. Прежде чем она заговорила, мы несколько минут молча смотрели на огонь.
— Ариэль, примерно с год назад я тоже набрела на эту комнату в западном крыле.
Я стремительно подняла голову и в изумлении смотрела на нее.
Адриенна улыбнулась:
— Я тоже была в смятении.
— Чья она?
— Теперь? Не знаю.
Поставив чашку на стол, потому что моя рука вдруг сильно задрожала, я спросила:
— Кто жил там прежде?
Она пила чай мелкими глотками, будто ароматный и крепкий напиток мог как-то успокоить ее. Потом, опустив блюдце с чашкой на колени, ответила:
— Одно время у нас в доме работала одна очень хорошенькая девушка. Ее звали Самантой.
— Я уже слышала это имя.
— Однажды я последовала за ней в эту комнату… У нее было тайное свидание с одним из моих братьев.
Кровь отхлынула от моего лица.
— С Николасом? — прошептала я.
— Не знаю. Право, не знаю. Их голоса похожи по интонации и тембру, и я не могла их различить, к тому же боялась, что меня обнаружат. Понимаете, не очень-то приятно быть застигнутой за подслушиванием…
Адриенна смотрела куда-то в сторону. Щеки ее раскраснелись от этих воспоминаний.
— Одна эта мысль была мне отвратительна, и должна признаться, что я не возвращалась туда до тех пор, пока Саманта нас не покинула. Конечно, я нашла комнату в таком виде, в каком и вы ее застали сегодня днем: будто никто никогда в ней не жил.
— Но вы не уверены, что это не был мой — Эта мысль не давала мне покоя.
— Нет, не уверена. Однако должна вам сказать, что эта молодая женщина была влюблена в Николаса, и, конечно, тогда они с Джейн жили каждый своей жизнью.
Вцепившись в подлокотники кресла, я сказала:
— Боже мой, Адриенна, вы подозреваете, что она вернулась? Вы думаете, что Николас…
Не в силах продолжать, я закрыла глаза — всю меня пронизала отчаянная боль. Представлять его в объятиях его жены было достаточно тяжело, но подозревать, что он еще прячет любовницу в этом же доме…
Адриенна поднялась, отставив чашку с блюдцем. Положив руку мне на плечо и стараясь меня успокоить, она сказала:
— Прошу прощения. Возможно, мне не следовало вам говорить о том, в чем я и сама не уверена. Так несправедливо, что улики всегда против Николаса, а он даже не может защитить себя.
Потрясенная этим разговором, я поспешила из комнаты, мне тяжело было переносить общество Адриенны. Саманта. Может ли быть, что эта женщина следовала за мной от кладбища и именно ее я смутно видела в Уолтхэмстоу? Была ли это та самая девушка? Ведь сколько раз в разговорах Матильды, Полли и Кейт упоминалось ее имя? А теперь вот Адриенна. Внезапно кожа моя покрылась пупырышками, словно от озноба. Саманта исчезла в ночь смерти Джейн, и это оказалось очень кстати. Может быть, она была не только свидетельницей? Может быть, она была связана с этой смертью как-то иначе?
Дверь в комнату Кевина оказалась открытой. Я остановилась в дверях полюбоваться сыном, одетым в длинную ночную рубашку и игравшим в кроватке. Глаза мои наполнились слезами, когда он поднял головку и увидел меня, потом поднял пухлую ручку в знак приветствия и завизжал от восторга. Мне хотелось броситься к нему, но между нами словно из-под земли выросла фигура Би. Она оттолкнула меня — ее изможденное лицо было искажено злорадством. Прежде чем она захлопнула передо мной дверь, я успела сказать: «Не волнуйтесь», — и повернула назад.
Я вошла в комнату мужа, но Николаса там не было. Я услышала, как он двигается в студии, и подошла к двери.
Некоторое время я молча наблюдала, как он работает. Я вглядывалась в его руки, думая при этом, что это были самые красивые мужские руки, какие только мне приходилось видеть: сильные, совершенной формы, способные творить волшебство, когда они прикасались к моему телу. Я наблюдала за его плечами: каждый раз, когда он делал мазок, мускулы на его плечах слегка напрягались. Когда-то мне казалось, что он мог бы удержать землю на одном плече и вселенную на другом. Они казались такими широкими, такими крепкими. «Почему, — думала я, — я не могу отрешиться от этого образа, забыть о нем?»
— Кто такая Саманта? — спросила я тихо. Николас медленно повернул голову.
— Саманта, — повторила я. — Кто она?
Мне кажется, я стояла на пороге целую вечность и ждала, вглядываясь в его глаза. Наконец он положил кисть и сказал:
— Леди Малхэм, подойдите сюда, если угодно. Я так и поступила, втайне томясь от желания ощутить его руку на своем плече. Он повернул меня лицом к полотну.
«Снова ад», — подумала я, закрывая глаза из опасения увидеть на холсте воплощение его кошмаров.
Его голос доносился до меня сзади, давая мне странное ощущение покоя и комфорта. Слегка прислонившись к нему спиной, я нашла в себе силы посмотреть на его творение.
Николас тихо сказал:
— Я спрашивал себя, почему снова и снова возвращаюсь к этому… безумию. Почему я продолжаю изображать это. Ариэль, теперь я начинаю понимать. Ты хочешь меня выслушать?
Мое молчание он принял за знак согласия. Николас указал на полотно, его палец слегка дрожал.
— Сначала здесь был изображен пожар. Это более чем очевидно. Теперь, когда я указываю тебе вот сюда, скажи мне, что ты видишь или думаешь, что видишь.
— Конюшня… лошадь… дверь конюшни. Тень…
Я чувствовала его теплое дыхание на затылке. Стараясь понять, что он хочет от меня услышать, я напрягала зрение.
— Красное? Это кровь?
— Да, вот она в конюшне, — сказал он.
— Возможно, кровь лошадиная.
— Возможно.
Отстранившись, я подошла к двери, прежде чем снова посмотреть ему в лицо. «Я люблю тебя», — подумала я с отчаянием.
— Николас, кто такая Саманта?
Он пожал плечами, прежде чем снова взяться за кисть. Обмакивая кисть из верблюжьего волоса в красную краску, он сказал:
— Одно время она была здесь служанкой. В ночь, когда умерла Джейн, она покинула Уолтхэмстоу.
— У тебя был с ней роман?
Николас сделал резкое движение головой, и в эту минуту я поверила, что он способен на убийство.
— Ну? — настаивала я.
— Ты мне поверишь, если я скажу, что не помню?
Прежде чем ответ сложился в моем сознании, он закончил фразу:
— Но к чему этот разговор? Ты уже все решила прежде, чем вошла сюда, ми-ле-ди. Уходи!
И я ушла.
Мне казалось, что я не усну этой ночью, но в конце концов уснула. В моменты бодрствования, которыми прерывался мой сон, я перебирала в уме события дня. Эти образы растворялись один в другом, сливались друг с другом, но снова и снова я возвращалась мыслями к Нику. Нику и Джейн. Нику и Саманте. И этот образ тревожил меня больше всего, и, снова уплывая в сон, я видела, как он прикасается к Саманте, держит ее в своих объятиях, занимается с ней любовью, как делал это со мной, и от этого сна я пробуждалась, садилась в постели и принималась плакать.
Проснувшись в очередной раз, сначала я не заметила ничего необычного в ночной тишине, потом услышала слабый шум закрываемой двери, и это окончательно меня пробудило. Отерев слезы рукавом, я прислушалась, потом соскользнула с кровати и на цыпочках подкралась к двери. Кто-то тихонько шел по коридору. Николас?
Я взяла свечу и отправилась в комнату мужа. Не потрудившись постучать в дверь, я вошла и обратила взгляд к его кровати, надеясь увидеть Николаса спящим, но его не было в постели.
Я снова выбежала в коридор, охваченная тревогой, похожей на безумие, какой я не испытывала даже в Оуксе. Несмотря на холод, пробиравший меня до костей, потому что я ничего не надела поверх тонкого пеньюара, я поспешила дальше по коридору, защищая ладонью трепетное пламя свечи.
Я добралась до лестничной площадки. Как давно он ушел? И куда? Вцепившись пальцами в балюстраду, я слегка наклонилась вперед, вглядываясь в темноту, царящую внизу. Показалось ли мне или я различила там какое-то движение? Какую-то фигуру, окруженную тенями?
Держась за перила, я сделала шаг вниз, подняла свечу чуть выше и снова попыталась что-нибудь разглядеть. Вот из мрака выступили высокие напольные часы. В мертвой тишине отчетливо было слышно их тиканье и шипение, свидетельствовавшее о том, что сейчас они начнут бить.
«Дурочка, — уговаривала я себя, — твое воображение вводит тебя в заблуждение! Отправляйся в свою комнату и ложись под одеяло. В конце концов он придет в спальню».
Неожиданный сильный толчок в спину заставил меня потерять равновесие и покатиться вниз. Я старалась ухватиться за какую-нибудь опору, чтобы хоть как-то задержать падение. Руки мои разжались, свеча вылетела из них, и в этот момент я осознала, что произошло.
Я закричала.
Сначала я ударилась о ступеньки рукой, потом плечом и наконец головой. Мое тело летело все дальше и дальше вниз в темноту. Инстинктивно я пыталась уцепиться руками за какую-нибудь опору, но мои пальцы хватали лишь воздух. Наконец моя голова ударилась о твердое дерево. Я снова попыталась задержаться, ухватиться за что-нибудь.
Где-то в затуманенном моем сознании, в отдаленных уголках мозга слышался бой часов. Раз… Два… В полной тишине я наконец поняла, что лежу на спине, и голова находится ниже остального тела. «По крайней мере, — подумала я, — я жива».
Но на тело мое накатила такая волна боли, что я подумала, что, пожалуй, мертвой мне было бы лучше. Я попыталась пошевелиться, но тело мое запротестовало. Вцепившись руками в балюстраду и собравшись как следует с силами, я сумела приподняться настолько, что моя голова оказалась на одном уровне с ногами. И тогда я позвала на помощь.
Сознание мое было туманным от боли, и все-таки я могла различить приближающийся источник света. Он будто плыл вниз по лестнице, и причина, по которой я оказалась лежащей с ушибами и синяками, а возможно, и переломами, вдруг предстала передо мной с пугающей ясностью. Приближался мой убийца, которого я сама поставила в известность своими криками о том, что жива. Я попыталась приподнять голову. Я узнала бы своего убийцу и унесла это знание в могилу к престолу Всевышнего, чтобы он отомстил за мою столь несвоевременную кончину.
Внезапно я похолодела. Я забыла о боли и, не отрываясь смотрела в лицо приблизившегося человека, узнавая знакомые черты.
— О Боже! — воскликнула я. — Боже! Только не ты… не ты, мой муж…
Я закрыла глаза и провалилась в темную бездну.
Сначала я ощущала ужасную боль во всем теле. Потом сквозь мои сомкнутые веки стал просачиваться свет, и мне в голову пришли слова: «Как Господень светоч сияет, чтобы найти меня».
Я подумала: «Может быть, я умерла».
— Приходит в сознание, — послышался мужской голос, и мысли мои спутались. — Поднимите ее голову. Чуть-чуть! Это лекарство поможет ей пережить последствия перенесенного шока.
Заставив себя поднять тяжелые веки, я все свое внимание сосредоточила на руках, мешавших серебряной ложечкой какой-то напиток в хрустальном стакане. В моем смятенном состоянии мне этот звук показался до странности приятным и музыкальным.
Я почувствовала, как меня приподнимают, и тогда я резко выбросила руку вперед и опрокинула стакан на пол.
— Нет! — закричала я и услышала испуганный вздох женщины, и увидела Адриенну, глаза которой были полны ужаса.
— Он сделал это с ней, — сказала она. — О Бог мой! Тревор, он пытался убить ее.
— Этого мы не узнаем, пока она сама нам не расскажет.
— Но я застала его склонившимся над ней. В следующий раз жертвой может оказаться кто— нибудь из нас. Конечно, теперь она поймет, что следует принять какие-то меры, чтобы остановить его.
Их голоса отдалились, будто истаяли, а я снова уплыла в беспамятство, хотя в мозгу моем метались многочисленные вопросы.
— Ариэль? Ариэль? — Кто-то мягко встряхнул меня.
Я открыла глаза. Тревор улыбался и нежно поглаживал мою щеку.
— Я осмотрел вас. Ничего, кроме нескольких серьезных ушибов. Переломов, слава Богу, нет. Падение было с большой высоты, и несколько недель у вас будет болеть тело… Можете вы сказать, что случилось?
— Где мой муж? — спросила я. Я заметила, как он нахмурился.
— Ариэль, мы сочли за благо запереть Ника. Сердце мое сделало скачок и остановилось на мгновение.
Боже мой! Сколько же времени я оставалась без сознания? В моем мозгу проносились образы тех, кого я встречала в Оуксе, кошмарные образы, заставившие меня громко вскрикнуть.
— Ариэль, послушайте меня! Он был неуправляем. Опасен.
— Нет! — закричала я. — Нет, только не отправляйте его в Бедлам! Пожалуйста, сжальтесь, не делайте этого с ним…
— Он наверху. Я велел Тилли дать ему чего— нибудь успокоительного.
Меня охватила паника.
— Нет!
Я сделала движение, пытаясь подняться с постели.
— Зачем вы это сделали? Он не должен больше принимать ничего.
Тревор схватил меня за плечи.
— Миледи, послушайте меня! Ник был невменяем. Мы с Джимом вдвоем едва справились с ним и оттащили в его комнату. Как только он успокоится…
Я оттолкнула его и, хотя в голове моей пульсировала боль, а тело возражало против малейших движений, соскользнула с кровати.
— Я хочу его видеть. Отведите меня к нему. Через минуту в комнату вошел доктор Брэббс.
С возгласом облегчения я протянула к нему руки.
— Я приехал, как только узнал о несчастье, — сказал он, прижимая меня к груди.
— Джим послал Полли ко мне с новостями. Что, ради Господа, случилось?
— Кажется, Ариэль упала с лестницы.
— Я хочу видеть мужа, — сказала я доктору Брэббсу. — Они заперли его…
— Это сделал он? — спросил мой друг. — Скажи мне правду, девочка. Это твой муж столкнул тебя с лестницы?
Я качнулась, ослабевшая от ушибов и собственной нерешительности. Кажется, это он меня столкнул, кто-то меня столкнул, но я была достаточно разумна, чтобы понимать последствия такого допущения. Я должна была узнать, действительно ли Николас пытался меня убить. И если так, то почему. Я хотела это знать.
— Я хочу его видеть, — сказала я доктору Брэббсу. — Пожалуйста… Они дали ему что-то, чтобы успокоить его.
Я смотрела в глаза доктора, надеясь, что он поймет, что я имела в виду.
Тихонько выругавшись, Брэббс, не выпуская меня из объятий, попытался помочь мне встать.
— Да, я разрешу тебе повидать этого дьявола в последний раз. Мы все хотим знать правду.
Поддерживая меня, Брэббс вышел из приемной Тревора. Мы миновали Адриенну и глазеющих на нас слуг. Тилли стояла в стороне, молитвенно сложив руки, но глаза ее заблестели, когда я слабо улыбнулась ей, стараясь ободрить ее. Я заметила Би, наблюдающую за нами из темного угла, рот ее кривился в злорадной и самодовольной улыбке. Видя, как она по-журавлиному вытягивает шею, чтобы увидеть, как мы с трудом поднимаемся по лестнице, я невольно вспомнила грача на подоконнике и то ощущение нависшего над нами мрачного рока, которое распространялось от него.
— Я говорила вам, — услышала я ее голос. — Я вас предупреждала. Он и вас убьет…
Закрыв глаза, я прижалась лицом к груди доктора Брэббса, стараясь выбросить злые слова из головы, стараясь забыть о боли, пронизывавшей все мое тело при каждом шаге.
— Скорее, — торопила я доктора, хотя сама еле передвигала ноги. — Я должна его увидеть прежде, чем подействует успокоительное лекарство, доктор Брэббс, пока он еще в ясном сознании.
Я старалась выбросить из головы знание о действии опиума: я знала, что и одной его порции достаточно, чтобы вызвать в его организме губительную реакцию. Я знала, что это могло бы даже убить его.
Мне казалось, что прошли часы, пока мы наконец остановились перед дверью спальни моего мужа. Брэббс постучал, и изнутри послышался голос Джима:
— Кто там?
— Ее светлость хочет повидать мужа. Прошла минута в полном молчании. Потом мы услышали щелканье замка. Джим открыл дверь. На лице его я заметила выражение облегчения.
— Слава Богу, вы в порядке, — сказал он.
Я не ответила, зная, что мне следует беречь силы для встречи с мужем.
Комната, как и всегда, была темной и холодной. Николас стоял у окна, выделяясь черным силуэтом на фоне серебристого стекла.
— Выйдите, — приказала я Брэббсу и Джиму. — Я хочу поговорить с ним наедине.
— Я не позволю, — заупрямился Брэббс. — Черт возьми, девочка…
— Вон!
Моя ярость потрясла его, и с приглушенным проклятием он повернулся и вышел. Джим последовал за доктором и осторожно прикрыл за собой дверь.
Я стояла в темной комнате, тело мое пульсировало болью, более сильной, чем физическая, и исходившей изнутри. Больше всего на свете я хотела знать правду о случившемся. Столкнул ли Николас меня с лестницы? И если да, то почему?
Он выступил из тени. Отблеск горящих в камине углей упал на его лицо.
Я заметила, что черты его выражали мрачное отчаяние. Казалось, он не решается сделать шага ко мне, опасаясь напугать меня, но я чувствовала, что он всем сердцем желает заключить меня в объятия.
Когда он на пути ко мне остановился возле камина, я заметила, что его сумрачное лицо осветилось улыбкой облегчения, потом на мгновение он прикрыл глаза.
— Слава Богу, ты в порядке, — сказал он. Как и всегда, от богатого оттенками тембра его голоса я почувствовала, что колени мои слабеют. Я почувствовала, что опускаюсь на пол.
Николас подхватил меня. Внезапно я оказалась у него на руках, и меня оставили горькие мысли и гнев, а также рассудок. Я знала, что пропала, когда он сел на стул, баюкая меня на коленях, нежно прижимая к груди, как, должно быть, он привык укачивать Кевина.
— Любовь моя, — шептал он. — Расскажи, что случилось. Ты упала? Что, скажи, ради Бога, ты там делала? Это моя вина. Мне не следовало разрешать тебе спать отдельно от меня. Твое место здесь, со мной. Я позабочусь о тебе, любовь моя. Смотри, мне теперь гораздо лучше. Я не стал пить шерри, который мне прислал Тревор, хотя Бог свидетель, мне так хотелось его выпить. Мне это было нужно. Ты и не представляешь, что я почувствовал, когда увидел тебя у подножия лестницы, Ариэль. Я подумал, что снова потерял тебя. Боже, я чуть не сошел с ума. По-настоящему. Теперь я знаю, что такое безумие.
— Я пришла в твою комнату, — сказала я тихо, — но тебя там не было.
Он гладил мои волосы.
— Я работал. Помнишь ваш с Кевином портрет, который я начал писать?
Я пыталась логически рассуждать. Действительно, мне не пришло в голову заглянуть в студию. Я просто решила…
— Ариэль. Они заперли меня здесь, потому что .. потому что решили, что это я столкнул тебя.
Я слушала, как бешено бьется его сердце у моего уха, проклиная свою любовь, постоянно затмевавшую реальность и лишавшую меня ясности мысли.
— Конечно, ты скажешь, что меня не было рядом с тобой, что ты просто упала. Возможно, поскользнулась, подвернула ногу. Ариэль… любовь моя… они собираются отослать меня, если ты не убедишь их…
И тут в комнату ворвались другие голоса. Сначала я подумала, что мне это мерещится.
— Убери от нее свои грязные руки!
В ответ на это руки моего мужа обвились вокруг меня крепче.
— Ей нужен покой, Ник. Я принес лекарство, которое облегчит боль от ушибов. Твоя жена еще не оправилась от шока и нуждается в отдыхе.
— Я говорила, что это только вопрос времени! Монстр! О Боже, он ненавидит всех! Он убьет нас всех во время сна. Он уже преступил черту.
Руки милорда вцепились в мои волосы. Я чувствовала, как судорожно вздымается его грудь под моей покрытой ссадинами щекой. Подняв голову, я заставила себя открыть глаза и посмотрела на них.
— Я упала… — сказала я… — А теперь оставьте моего мужа в покое. Оставьте его в покое.
Их слова слились в невнятное гудение, в один гневный голос, от звука которого моя головная боль усиливалась. Я уже ничего не соображала и, когда холодный край стакана прижался к моей нижней губе, я перестала сопротивляться и проглотила горькую микстуру, предвидя, что погружусь в летаргию. Скоро я перестала ощущать боль. Я уплывала куда-то, гадая какими-то еще бодрствовавшими частицами своего рассудка, суждено ли мне будет проснуться.
Я проспала весь следующий день. Ночью я обнаружила, что с изножья моей постели на меня смотрят желтые глаза Вельзевула. Надо мной склонился Тревор, нежно проводя ладонями по моим рукам — вверх и вниз.
— Вы проснулись, — мягко сказал он. — Как чувствуете себя?
Облизав пересохшие губы, я заговорила хриплым чужим голосом:
— Как будто мне вкатили хорошую дозу лауданума.
— Он спасает от боли.
— Благодарю. Но не думаю, что мне понадобится новая доза. Как вы знаете, к нему можно привыкнуть.
Тревор улыбнулся.
— Нет, если принимать его с осторожностью. Но как вам будет угодно.
Он осторожно опустился на край постели и продолжал:
— Я рекомендую постельный режим, по крайней мере на неделю.
Как только Вельзевул спрыгнул с кровати и бросился к двери, я на мгновение закрыла глаза, чтобы передохнуть.
— Как, собственно, это случилось?
— Должно быть, зацепилась за что-то.
— Вы продолжаете выгораживать его. Зачем? Я открыла глаза.
— Ник пытался убить вас, а вы защищаете его.
— Не знаю, о чем вы толкуете.
Его черты исказились от гнева. Он встал с кровати и направился к двери, но оглянулся с порога.
— Если это не может вас убедить, что Ника следует изолировать и обезопасить от него окружающих, то, я полагаю, ничто вас убедить не может.
Через несколько минут после ухода Тревора в комнату впорхнула Адриенна. Прежде чем я упросила ее сесть, она несколько минут металась по комнате, расхаживая туда и сюда. Наконец она опустилась на край стула.
— Вы бледны, как статуя, — сказала я ей.
Ее белые руки теребили ткань платья, а синие глаза были устремлены куда-то через комнату, по-видимому, в окно.
— Сейчас я получила весьма тревожные известия и не знаю, чего теперь ждать. Я получила письмо от леди Грей. Ее муж только что вернулся из Франции…
Слова замерли на устах. Фраза осталась неоконченной. Она снова посмотрела на меня. Но я не могла ответить. Обезболивающее действие лауданума начинало проходить, и я все сильнее теперь ощущала боль в ушибленном теле.
Адриенна поднялась со стула и теперь стояла над моей постелью. Глаза ее смотрели на меня с сочувствием, прохладными руками она приглаживала , мои волосы, отводя их от горячего лба.
— Вы не хотели бы сменить ночную рубашку — спросила она меня. — Я принесла вам свежую.
Я кивнула. Адриенна осторожно сняла с меня рубашку, стараясь не причинять лишнюю боль, и освежила мои руки, шею и плечи прохладной губкой, смоченной в воде. Она принялась вытирать меня, но вдруг прервала свое занятие и провела пальцами по внутренней поверхности моей руки над локтем. Потом сказала:
— Как любопытно!
Я посмотрела на шрам на своей руке, который она рассматривала, и вздрогнула.
— Это похоже на клеймо, — сказала она тихо, будто разговаривала сама с собой.
Вырвав руку, я прижала ее вплотную к боку и попыталась объяснить как можно спокойнее:
— Это всего лишь шрам от давнего ожога.
— Но это похоже на…
— Ожог, — повторила я, досадуя на собственную беспечность.
Схватив чистую ночную рубашку, я попросила:
— Пожалуйста, помогите мне переодеться, прежде чем кто-нибудь войдет.
Адриенна прекратила разговор и выполнила мою просьбу. Разгладив одеяло и подоткнув его, она сказала:
— Матильда горит желанием прислать вам чаю и пирога, если вы не против.
Я с улыбкой поблагодарила ее, но, когда она уже повернулась, чтобы выйти, я спросила:
— А где были вы и Тревор, когда я упала? Лицо Адриенны оставалось невозмутимым, но глаза казались странно холодными.
— Играли в карты, — ответила она. — Мы услышали ваш крик, но, когда прибежали, увидели вас лежащей у подножия лестницы, а над вами склонился Николас.
Она вышла, а я снова опустилась на подушки. Как обычно, Николас снова заронил семена сомнения в мою душу, и, хотя разум настойчиво предупреждал меня не поддаваться им, они так и остались во мне. Кто-то все-таки столкнул меня с этой чертовой лестницы. Если верить в невиновность моего мужа, то я должна считать, что моей смерти желал кто-то другой. Но кто и почему?
Скоро появилась Матильда с чаем и булочками.
— Тилли, — спросила я, — ты знаешь, где были Адриенна и Тревор, когда я упала с лестницы?
Лицо ее посерьезнело — было видно, что мой вопрос вызвал работу мысли, и она передала мне чашку чаю на блюдце, прежде чем ответить.
— Они играли в карты в большом зале, мэм.
— Ты уверена?
— Я была с ними, когда вы закричали.
Я маленькими глотками пила чай, а Тилли сновала по комнате, прибирая и вытирая пыль. Она казалась чем-то сильно расстроенной. Покончив с чаем и отставив чашку, я не утерпела и спросила:
— В чем дело, Тилли?
С заговорщицким видом Матильда посмотрела на дверь и, понизив голос, сказала:
— Его светлость дал мне строжайшее приказание не расстраивать вас, но вы должны это знать. В последние несколько дней служанки от нас уходят одна за другой. Вчера ушла Кейт, сегодня утром Полли.
Глядя на ее шевелящиеся губы, я старалась понять смысл слов. Но они доходили до меня, как слабое эхо, тотчас же рассеивающееся в воздухе, и я не успевала схватить суть. Мысли мои не подчинялись мне и блуждали.
— Несколько странных происшествий последовали одно за другим — сначала ваше падение с лестницы, потом сегодня утром Тревор обнаружил, что в его приемной все оказалось перевернутым вверх дном. Кто-то что-то искал. Все это, все эти тиг… тиг…
— Тигли, — подсказала я.
— Верно. Все они были разбросаны по полу, книги валялись где попало… Я заметила, что у меня из кладовой пропала еда. И Полли… Я знаю, что она всегда была страшно суеверной, так вот она клянется, что видела женщину…
Перед моими глазами все начало расплываться. Я смотрела на чайную чашку и пыталась удержаться в сознании, не уплывать в пучину забвения, где не было ответов на мои вопросы.
