19

– Дети, – сразу же сказала Драка. – Красные Ходоки забрали их!

Дуротан тряхнул головой, чтобы прийти в себя и прогнать дурман отвращения.

– Красным Ходокам необходимо было убить волков на месте, и быстро, – ответил он, размышляя на ходу. – Они были для них самой большой угрозой и… и дали больше всего мяса. Орков можно одолеть, подчинить, заставить идти самостоятельно. Они забрали мясо волков и шкуры, и они забрали…

По какой-то странной причине Дуротан вспомнил небрежное замечание, которое он сделал много лет назад, когда Северные Волки в первый раз увидели Гул’дана. Он сказал тогда, что у Гейи такой вид, будто ей хочется сделать из колдуна блюдо для пиршества. И слова Оргрима, сказанные перед тем, как он выехали: «А может, они наткнутся на Красных Ходоков, которые прикончат их быстрее, чем голод».

Он вспомнил, как несколько охотничьих отрядов не вернулось в селение, и его желудок сжал болезненный спазм.

«Если ты не можешь произнести какое-то слово, ты даешь ему власть над собой, – сказал себе Дуротан. Его кулаки так крепко сжались, что на ладони, держащей Секач, появились синяки. – Назови то, чего ты боишься, и станешь его хозяином».

– Плоть Нокрара они тоже забрали, – сказал он. Голос его не дрогнул. – А вот других – в том числе детей, – я думаю, взяли в плен. В качестве еды про запас.

– Тогда, – ответила Драка, как и он, прямо, – возможно, они еще живы.

У Дуротана и всех остальных была только одна цель, когда они пустились в путь тем утром. Они ехали, чтобы догнать покинувших клан беглецов. Теперь их целью стала операция по спасению.

– Красные Ходоки пешие, а мы скачем верхом, – сказал Дуротан. – Мы их найдем. А когда найдем… они умрут. Лок’тар! – крикнул он, и Северные Волки подхватили его клич. Их голоса зазвенели в неестественной тишине. Без сомнения, Красные Ходоки их услышали.

Дуротану было все равно. Пусть знают, что их ждет.

Пусть знают, что Северные Волки скоро придут.

Запах крови товарищей по стае тревожил ноздри волков, и они бежали изо всех сил. Всадники крепко держались на их спинах, полностью положившись на этих великолепных громадных белых животных. Волки бежали быстро и упорно, как всегда, когда преследовали добычу, но Дуротан чувствовал напряжение Острозуба. Это была совсем другая охота, и они оба – и волк, и орк – это знали.

Первым поднимающуюся в небо извилистую струйку дыма заметил Гурлак – она была такой тонкой, что Дуротану пришлось тщательно всмотреться, чтобы ее увидеть. Ветер сменил направление, и желудок Дуротана сжался: вождь явственно почуял запах жареного мяса. Он мог бы показаться аппетитным, если бы Дуротан не знал о происхождении этого мяса.

Как и отец до него, Дуротан гордился своей рассудительностью, а не только ловкостью в бою. Его редко обволакивал дурман жажды крови, но сейчас она обрушилась на него со всей силой. Он даже не сознавал, что издает боевой клич, пока у него не запершило в горле, – вождь даже не слышал собственного голоса. Другие орки подхватили этот клич. Их волки, почуяв нетерпение всадников, пригнули головы и побежали со всей быстротой, на которую были способны.

Следы Красных Ходоков говорили о том, что тех двенадцать, но пятеро Северных Волков даже не замедлили хода. Они вырвались из леса на открытое пространство и увидели лагерь, который был всего лишь временной стоянкой в снегу. Кровожадный дурман развеялся на короткие мгновения, и Дуротан успел заметить план расположения лагеря: яма для костра в центре, на костре полупрожаренные куски мяса, груда окровавленных волчьих шкур, туго набитый мешок, из которого уже натекли красные и красно-черные лужи, и связанные вместе, точно хворост для растопки, пропавшие Северные Волки. Живые.

Те Красные Ходоки, которые убили Гарада, внушали ужас. Они макали ладони в кровь животных и раскрашивали ею свои тела и лица. Но те, которые сейчас повернулись к Северным Волкам, сами были похожи на животных. «Нет, не на животных», – поправил себя Дуротан. Животные – создания природы. А те, кто стоял перед ним, походили на оживший ночной кошмар.

На телах убийц было не просто несколько засохших отпечатков кровавых ладоней. Они носили кровь, как одежду. Слой за слоем она покрывала засохшей коркой груди, руки и ноги. Невозможно было догадаться, какой цвет имела эта кровь раньше, когда ее пролили, и как давно Красные Ходоки носят ее на своих телах. Только что появившиеся весенние мухи роились над теми существами, в которых прежде можно было узнать орков, когда они бросились на Северных Волков с безрассудством сумасшедших.

Одна из них, самка с длинными спутанными волосами и дикими глазами, бежала к Дуротану с копьем. Вождь спрыгнул с Острозуба. Волк знал этот маневр и отскочил влево, когда Дуротан сосредоточился на противнике. Острозуб прыгнул вперед и бросился на второго Красного Ходока, замахнувшегося булавой на Мелакка. Волк широко распахнул челюсти – зубы у него были такие же белые, как его мех, – а потом сомкнул их на шее орка. Красный Ходок сразу же рухнул, подняв тучу снега, пепла и тлеющих углей; на снег выплеснулся фонтан красно-черной крови.

Драка осталась сидеть на волке, который носился, описывая круги. Руки женщины так и мелькали, когда она выпускала из лука одну стрелу за другой. Один из Красных Ходоков выхватил из костра горящее полено и ткнул им в бок Льда. Дуротан почувствовал запах паленой шерсти, а волк взвыл от боли, но Красный Ходок уже упал: сразу две стрелы вонзились ему в горло.

Дуротан радовался, что выбрал для погони Секач, а не Удар Грома: он бы не хотел уничтожать этих тварей, сидя верхом на Острозубе. Молодому вождю хотелось оскалиться, глядя им прямо в лицо, почувствовать запах запекшейся, гниющей крови и увидеть, как мгновенно померкнет свет жизни в глазах тех, кому он с одного удара разрубит грудную клетку или отсечет голову. Никогда прежде Дуротан не испытывал ненависти, но этих орков он ненавидел.

Он погрузился в состояние, похожее на транс, потерял счет времени, пока его топор блокировал удар или вонзался в плоть. Дуротан перестал считать, скольких Красных Ходоков он лишил жизни, чтобы ни один из них никогда больше не сделал ни с одним из орков того, что они сделали с Северными Волками. Наконец, мокрый от пота и крови (частью собственной), он остановился и оглядел, моргая, поляну, усеянную трупами. В основном это были уродливые, усеянные мухами трупы Красных Ходоков, но Дуротан заметил Драку, стоящую на коленях над неподвижным телом Гурлака.

– Он пал, сражаясь с тремя противниками, – сказала она просто. – И всех их забрал с собой.

Дуротан почувствовал, что ему не хватает дыхания, и лишь кивнул. Гурлак, который любил петь лок’вадноды, был бы доволен тем, что завоевал право на такую же песнь о себе самом.

Тем временем Мелакк и Круглар разрезали веревки, связывающие уцелевших Северных Волков. Дуротану потребовалось еще несколько секунд, чтобы прийти в себя, и его окатило ледяной волной, когда он осознал, что все пленники – взрослые орки.

– Дети! – крикнул он. Он подошел к спасенным пленникам, не обращая внимания на то, что шагает по трупам Красных Ходоков. Это были не орки. Это были безумные, противоестественные чудовища, и они заслуживали еще меньше уважения после смерти, чем при жизни. – Что случилось? Где они? – он схватил Грукага за тунику на груди.

– Они убежали! – ответил тот, почти рыдая. На его лице, как и на лицах всех бывших пленников, застыло выражение ошеломленного отчаяния, но у Дуротана не было времени им сочувствовать. – Когда на нас напали, они бросились бежать и скрылись в лесу.

– Некоторые Красные Ходоки побежали за ними, – сказала Кагра, – но вернулись с пустыми руками. Должно быть, дети спаслись.

– Когда это было? – спросил Дуротан. Он по-прежнему злился на соплеменников. Гурлак и Нокрар погибли из-за их решения послушаться глупого совета и ускользнуть в ночи, и мысль о детях…

– Прошло полдня, – ответил Грукаг мрачным голосом. Он понимал, что это означает. В лесу троих детей, двое из которых совсем маленькие, подстерегает множество опасностей. Дикие волки редко нападают на взрослых орков, но таких малышей сочтут своей добычей. К тому же с наступлением весны появились насекомые, укусы которых смертельны, а ядовитые змеи еще слишком медлительны и не уползут с дороги при приближении детей, предпочтя атаковать их. Да и ночь на подходе.

– Поспешим, – приказал Дуротан. – Мы сделаем все возможное, чтобы их найти. – Он надеялся, что Духи приведут их к детишкам, несомненно насмерть перепуганным.

Но Духи не были к ним добры. Через шесть часов безрезультатных блужданий, в разгар темной и холодной ночи, отряд вынужден был прекратить поиски. Продолжать их было бы глупо: Красные Ходоки отняли у захваченных ими в плен Северных Волков большую часть одежды и не позаботились покормить или напоить их, так что освобожденные пленники были в плохом состоянии. Темнота же стала такой кромешной, что дети могли лежать без чувств в нескольких шагах от ищущих, и они бы прошли мимо.

Кагра начала тихо плакать, и Драка обняла ее за плечи. А вот Дуротану приходилось сдерживаться, чтобы не обрушить свою ярость на нерадивую мать и ее товарищей по несчастью. Он понимал, что горе-родители и так достаточно страдают.

– Дети Северных Волков сильные и умные, – уверенно заявила Драка. – К тому же с ними Шакса. Ей столько же лет, сколько было мне, когда меня отправили в изгнание, и я выжила. Мы вернемся завтра со всем кланом и поищем их. – Она взглянула на Дуротана. – Правда, любимый?

– Обязательно, – пообещал Дуротан. Он не доверял своему голосу, поэтому ограничился этим словом.

Обратный путь был долгим, в холоде и молчании. Дуротан не мог вспомнить другого случая, когда ему было так тяжело. Даже когда Гарада убили у него на глазах, на сердце молодого вождя не лежала такая тяжесть. Драка ехала рядом с ним, а Дуротан мрачно размышлял, стараясь найти смысл в том, что он только что видел.

Только… он не мог его найти. Это не был клан орков. Это был какой-то безумный муравейник. Дуротан на мгновение порадовался, что его отец умер и не может увидеть этого кошмара, о котором сам он раньше и подумать не мог. Что такое, во имя Духов, эти Красные Ходоки? Могут ли они еще считаться орками? Для орка убийство себе подобного не представляло ничего необычного. Проявление неуважения к покойнику встречалось реже, но иногда это случалось.

Но орк, который питается другими орками…

– Дуротан! – голос Оргрима резко прервал мрачные размышления вождя клана. Его помощник выехал из лагеря им навстречу. – Ты их нашел!

– Не всех, – тяжело ответил Дуротан. – Мы потеряли Нокрара и Гурлака. И… и дети успели убежать раньше, чем мы появились.

Лицо Оргрима вытянулось при известии о Нокраре и Гурлаке, но необъяснимым образом просветлело при упоминании о детях.

– Да, – сказал Оргрим, – они убежали.

– Мама! – раздался восторженный вопль.

– Низка! Шакса, Келгур…

Дуротан в изумлении уставился на волков с тремя пропавшими детьми на спинах, бегущих к ним из лагеря. Двое самых младших бросились к матери, прыгнув с присущим детям бесстрашием прямо со спины своих волков в любящие объятия. Шакса слетела со своего волка и побежала к Кагре. Дуротан ощутил укол горя, когда девочка спросила:

– Но… где же папа? – И он увидел, как сморщилось лицо Кагры.

Гейя стояла на границе круга света от костра и ждала их.

– Я так рада, что ты вернулся, сын мой, – произнесла она. – Я не знала, как общаться с нашими гостями.

Дуротан ничего не понимал. «Гостями»? Почему она называет детей «гостями»?

– В наших законах ничего не говорится о такой ситуации, – продолжала Гейя. – Дрек’Тар говорит, что их послали Духи, и, учитывая то, что они вернули нам детей, я встретила их, как желанных гостей.

Дуротан думал, что сегодня он испытал уже достаточно потрясений, но, кажется, его ожидало еще одно. Он посмотрел мимо матери на три фигуры, на которые она указывала.

Существа поднялись на ноги, которые были выгнуты назад, как у талбуков, – и оказались выше самого высокого орка. Свет костра блестел на рогах и освещал их синие лица и сверкающие глаза небесно-голубого цвета. На их лицах играли застенчивые, радостные улыбки.

– Дренеи! – выдохнул Дуротан.