Глава 8

Приподнятое настроение недолго владело Монком. Когда на следующий день он вернулся в дом на Куин-Энн-стрит, на кухне его встретила хмурая и встревоженная миссис Боден. Лицо ее пошло пятнами, волосы неопрятно выбивались из-под крахмального чепца.

– Доброе утро, мистер Монк! Как я рада, что вы пришли!

– В чем дело, миссис Боден? – Сердце у него екнуло, хотя бояться по идее было нечего. – Что случилось?

– Куда-то запропастился один из моих больших кухонных ножей, мистер Монк. – Она вытерла руки о фартук. – Я готова поклясться, что еще недавно разделывала им говядину, но Сэл говорит, что это вроде был другой нож, старый. И мне уже теперь начинает казаться, что она права. – Миссис Боден заправила под чепец выбившиеся пряди и нервно отерла лицо. – Никто не может припомнить точно, а Мэй – так ей даже плохо стало от одной только мысли об этом. У меня у самой все внутри сжимается, как подумаешь, что этим самым ножом и зарезали бедняжку мисс Октавию.

Монк повел себя осмотрительно.

– И когда же эта мысль пришла к вам, миссис Боден? – осторожно спросил он.

– Да вчера вечером. – Она шмыгнула носом. – Мисс Араминта спустилась сюда заказать маленький бифштекс для сэра Бэзила. Он вернулся поздно, проголодался. – Кухарка вдруг повысила голос, и в нем зазвучала истерическая нотка. – Я пошла взять мой лучший нож, глядь – а его нету. Стала искать, положила, думаю, не туда, а его вообще нигде нету.

– Но вы его хоть раз видели после смерти миссис Хэслетт?

– Я не знаю, мистер Монк! – Кухарка воздела руки. – Я думала, что видела, а Сэл и Мэй говорят, что нет. Уверяют, что я с тех пор работала старым ножом. Уж не знаю, чему верить, у меня все в голове перепуталось!

– Тогда, я полагаю, нам стоит поискать пропавший нож, – проговорил Монк. – Я скажу сержанту Ивэну, чтобы тот занялся этим. Кто еще знает о пропаже?

Взгляд кухарки блуждал; она даже не услышала вопроса.

– Кто еще знает о пропаже, миссис Боден? – терпеливо повторил он.

– Даже и сказать не могу, мистер Монк! Я уже не помню, с кем говорила. Я ведь, пока искала, всех спрашивала, не видел ли кто этот нож.

– Кого «всех», миссис Боден? Кого конкретно вы спрашивали? Кроме кухонного персонала.

– Ну… Даже и не вспомнишь. – Кухарка уже была близка к панике, потому что чувствовала настойчивость инспектора, а причин ее понять не могла. – Дину. Я спрашивала Дину, не завалялся ли он в кладовой. И еще, кажется, Гарольда. А в чем дело? Если бы они видели нож, то сказали бы.

– Кое-кто мог и промолчать, – заметил Уильям.

Прошло несколько мгновений, прежде чем она поняла, на что намекает полицейский. Потом ахнула и прижала ладони ко рту.

– Я должен известить об этом сэра Бэзила. – Таким образом Монк дал понять, что сперва следует испросить у хозяина разрешение на поиски. Предприми он обыск в доме на свой страх и риск, это могло бы стоить ему работы.

Уильям вышел, оставив грузно осевшую на стул миссис Боден, а Мэй побежала за нюхательной солью и уж наверняка – за стаканчиком бренди.

Монка удивило, что ждать ему в библиотеке пришлось на этот раз не больше пяти минут. Сэр Бэзил вошел стремительно, морщинистое лицо его было напряженным, темные глаза – встревожены.

– Что случилось, мистер Монк? Вам наконец удалось что-то обнаружить? Видит бог, давно пора!

– Кухарка сообщила, что потерян один из разделочных ножей, сэр. Мне необходимо ваше разрешение на его поиски.

– Разумеется, ищите! – Сэр Бэзил удивился. – Или вы хотите, чтобы я сделал это за вас?

– Мне просто необходимо ваше разрешение, сэр Бэзил. – Монк изо всех сил старался сохранять спокойствие. – Я не имею права искать то, что принадлежит вам, если мне этого не будет позволено.

– Принадлежит мне? – Бэзил вздрогнул и недоверчиво всмотрелся в лицо инспектора.

– Разве все в этом доме принадлежит не вам, сэр? Либо вам, либо – в определенном смысле – мистеру Киприану и мистеру Келларду. Ну, может быть, еще мистеру Терску.

Сэр Бэзил невесело усмехнулся.

– У миссис Сандеман также есть личные вещи, но в целом вы правы: дом принадлежит мне. Естественно, я разрешаю вести поиски в любом месте, где вам только заблагорассудится. Без сомнения, вам потребуется помощь. Вы можете послать одного из грумов, чтобы он привез вашего сержанта… – Сэр Бэзил пожал плечами, но жест вышел у него несколько натянутым. – Констеблей?

– Благодарю вас, – сказал Монк. – Это было бы разумно. С вашего позволения, я начну немедленно.

– Может, вам стоит подождать на верхней площадке лестницы для мужской прислуги? – Сэр Бэзил слегка повысил голос. – Если слух о предстоящем обыске дойдет до того, кто взял нож, он сразу же постарается от него избавиться. Оттуда просматривается и часть лестницы для горничных. – Хозяин был непривычно словоохотлив. Такое за ним Уильям замечал впервые. – Лучшей позиции вам все равно не найти. Можно, конечно, поставить там одного из слуг, но они ведь все под подозрением. – Он всмотрелся в лицо инспектора.

– Благодарю вас, – сказал Монк еще раз. – Вы весьма проницательны. Мне кажется, стоит послать одну из горничных, чтобы та подежурила на главной лестнице. Возможно, ей удастся заметить кого-нибудь, кто появится там не по служебным делам. Не помешает также, если все остальные, пока будет проходить обыск, подождут внизу. Ну и лакеи, конечно.

– Обязательно! – не раздумывая согласился сэр Бэзил. – А заодно и камердинер.

– Благодарю вас, сэр. Вы очень помогли нам.

Мюидор приподнял брови.

– А чего вы от меня ждали? Это ведь мою дочь убили! – Он уже полностью взял себя в руки.

Монку оставалось только вновь выразить соболезнования и откланяться. Внизу он чиркнул записку Ивэну, после чего велел груму отправляться в участок и немедленно доставить сержанта и кого-нибудь из констеблей.

К обыску приступили через сорок пять минут и начали сверху, с комнат горничных; маленькие холодные чердачные конурки смотрели окнами на серую черепицу конюшен сэра Бэзила и дальше – на крыши Харли-Мьюз. В каждой комнатке стояла железная кровать с матрасом, деревянный стул с жесткой спинкой и простенький туалетный столик с навесным зеркалом. Девушкам категорически запрещалось появляться на службе в неопрятном виде, поэтому в каждой комнате обязательно имелся платяной шкаф, а также кувшин и тазик. Комнаты отличались одна от другой лишь узором тряпичных ковриков, да еще картинами, принадлежащими самим обитательницам. В основном это были либо карандашные портреты родных и близких, либо репродукции известных полотен.

Ножа там обнаружить не удалось. Тщательнейшим образом проинструктированный констебль проводил осмотр наружных владений – лишь для того, чтобы охватить все укромные уголки, доступные слугам.

– Если это кто-нибудь из семьи, то, чтобы спрятать нож, к его услугам пол-Лондона, – с кривой усмешкой заметил Ивэн. – Скорее всего, нож уже покоится на дне реки или где-нибудь в сточной канаве.

– Я знаю, – ответил Монк, продолжая осмотр. – Майлзу Келларду сделать так ничего не стоило бы. Да и Араминте, будь она в этом замешана. А вы можете предложить что-нибудь еще, кроме обыска?

– Нет, – хмуро ответил Ивэн. – Я полторы недели бегал высунув язык по всему Лондону, пытаясь найти драгоценности, которые, скорее всего, были уничтожены непосредственно в ночь убийства. Или изучал смертельно скучные рекомендации на всех слуг. – Не переставая говорить, сержант выдвинул ящик с женским бельем и принялся рыться в его содержимом; тонкие длинные пальцы бережно касались ткани, а на лице его было написано отвращение к тому, чем он вынужден заниматься. – Мне уже кажется, что хозяева вообще не замечают слуг; они видят лишь ливреи, передники и кружевные чепцы. А уж кто сейчас находится в этой ливрее и на чьей голове сидит этот чепец – несущественно. Главное, чтобы чай был горяч, стол – накрыт, огонь – разведен, обед – приготовлен; и чтобы кто-нибудь обязательно прибегал по первому звонку колокольчика. – Ивэн принялся складывать белье на место. – Ну и, само собой разумеется, чтобы в доме царила чистота и чтобы на одежде не было ни пятнышка. И какая разница, кто этим занимается!

– Вы становитесь циником, Ивэн.

Сержант ослепительно улыбнулся.

– Учусь, сэр.

Осмотрев комнаты младших горничных, они спустились этажом ниже. В одном крыле проживали экономка, кухарка, камеристки, а с недавнего времени и Эстер; в другом располагались комнаты дворецкого, камердинера, посыльного и двух лакеев.

– Начнем с Персиваля? – спросил Ивэн, с пониманием глядя на Монка.

– Начнем по порядку, – ответил тот. – Первая комната – Гарольда.

Пожитки Гарольда выдавали в нем заурядного молодого человека, состоящего на службе в большом доме. Выходной костюм; письма от близких (в основном от матери); несколько вещиц, хранимых в память о детстве; портрет приятной женщины средних лет с точно такими же белокурыми волосами, как у самого Гарольда; женский платок, заложенный между страниц Библии и ранее, видимо, принадлежавший Дине.

Комната Персиваля отличалась от комнаты Гарольда в той же степени, в какой отличались друг от друга эти два человека. Здесь были книги: кое-что из поэзии, кое-что из философии, пара романов. Писем из дому или каких-нибудь иных свидетельств родственных уз не нашлось вообще. В платяном шкафу – два выходных костюма, несколько пар прекрасной обуви, поразительное изобилие чистых рубашек, запонки, булавки для галстука. При желании этот лакей мог приодеться, как денди. Гардероб Персиваля вызвал у Монка неприятные воспоминания о его собственном гардеробе. В чем-то они был похожи – каждый хотел хотя бы внешне стать на ступеньку выше. Интересно, а откуда Персиваль брал деньги? Даже если экономить на всем несколько лет подряд, лакейского жалованья все равно не хватило бы на такую роскошь…

– Сэр!

Инспектор рывком выпрямился и обернулся к Ивэну. Тот стоял над выпотрошенным ящиком комода, очень бледный, и протягивал Уильяму скомканный шелковый пеньюар цвета слоновой кости, весь в коричневых пятнах, из которого выглядывало узкое хищное лезвие в ржавых потеках засохшей крови.

Монк остолбенел. Он не придавал серьезного значения этим поискам, с помощью которых можно было доказать разве что собственное усердие. И вот теперь Ивэн явно держал в руках орудие убийства, завернутое в женское одеяние. И найдено оно было в комнате Персиваля. У Уильяма перехватило дыхание.

– Вот вам и Майлз Келлард, – сказал Ивэн, сглотнув. Он положил нож и испятнанный кровью шелк на край кровати и отдернул руку, словно боясь обжечься.

Монк сложил в прежнем порядке вещи, которые он осматривал за секунду до этого, и выпрямился.

– Почему Персиваль все это здесь оставил? – медленно произнес он. – Что за черт?

Сержант нахмурился.

– Ну, я полагаю, он собирался избавиться от этих вещей, но пока не сумел сделать это незаметно. Они в крови, а кто-нибудь мог попасться ему навстречу…

– Кто, черт возьми?

Лицо Ивэна стало тревожным, глаза потемнели, губы скривились, словно от боли.

– Не знаю! Кто-нибудь ночью в коридоре…

– С ножом или без ножа – как бы Персиваль объяснил свое присутствие в коридоре? – настаивал Монк.

– Не знаю! – Джон потряс головой. – Как бы поступил лакей в этом случае? Сказал бы, что слышал шум, заподозрил в доме вора… Почудилось, что стучат в дверь… Я не знаю. Но это все при условии, что у него в руках не было бы ножа, да еще и окровавленного.

– Гораздо проще было оставить нож в спальне Октавии, – возразил инспектор.

– Может, он прихватил его неосознанно? – Ивэн посмотрел Монку в глаза. – Выбрался из спальни и тогда только обнаружил, что нож у него все еще в руке. Сначала он просто был в панике. А когда шел по коридору, возвращаться в спальню было уже поздно…

– А пеньюар? – сказал Уильям. – Он ведь завернул нож в пеньюар, причем явно умышленно. Где же тут паника, о которой вы твердите? Зачем он унес с собой нож? Это бессмыслица!

– Для нас – да, – медленно проговорил Ивэн, глядя на скомканный шелк. – Но для него это, должно быть, имело смысл.

– И за все это время он не нашел возможности избавиться от улик? – Монк скривился. – Не мог же он забыть про них!

– А какое тут еще можно придумать объяснение? – беспомощно сказал сержант. – Нож-то здесь.

– Да… Только неизвестно, сам ли Персиваль его сюда положил. И почему мы не нашли его, когда искали драгоценности?

Ивэн покраснел.

– Ну, я не вынимал тогда ящик целиком и не заглядывал за него… как мне кажется. И боюсь, констебль тоже этого не делал. Честно говоря, я был убежден, что никаких драгоценностей тут быть не может… Да и серебряная ваза здесь не поместилась бы. – Джону было неловко.

Монк скорчил гримасу.

– Даже если бы вы туда заглянули, вы бы там ничего не нашли… полагаю. Я не знаю, Ивэн. Все это выглядит так… глупо! Да, Персиваль заносчив, груб, презирает окружающих, особенно женщин, у него водятся непонятного происхождения деньги, если судить по его гардеробу… Но он не дурак! Зачем бы он стал прятать такие улики у себя в комнате?

– Заносчив? – с надеждой переспросил сержант. – Может, он считал нас такими тупицами, что чувствовал себя в безопасности и ничего не боялся? Кстати, до сегодняшнего дня он имел для этого все основания.

– В том-то и дело, что боялся, – возразил инспектор, вспомнив бледное лицо и пот на лбу лакея. – Я говорил с ним и видел, как он напуган! Напуган до такой степени, что пытался утопить всех, кого мог, лишь бы выплыть самому: прачку, Келларда, даже Араминту.

– Я не знаю… – Ивэн недоумевающе покачал головой. – Но миссис Боден скажет нам, что это ее нож, а миссис Келлард подтвердит, что это… Как он называется?

– Пеньюар, – подсказал Монк.

– …что это пеньюар ее сестры. Мне думается, нам лучше доложить сэру Бэзилу о нашей находке.

– Да. – Уильям взял нож, снова завернул его в шелк и двинулся к дверям. Ивэн последовал за ним.

– Вы собираетесь арестовать его? – спросил сержант, когда они спускались по лестнице.

– Не уверен, что этих улик достаточно, – задумчиво сказал инспектор. – Их мог подбросить в комнату кто угодно, а чтобы хранить их у себя, нужно быть идиотом.

– Но они были достаточно хорошо спрятаны.

– Зачем вообще их хранить? – настаивал Монк. – Это глупо! Персиваль для этого слишком хитер.

– Тогда кто? – Возражения у Ивэна кончились, и он был слишком взволнован своей ужасной находкой. – Прачка? Вдруг она так ревновала, что не только убила Октавию, но еще и подбросила в отместку улики в комнату Персиваля?

На лестничной площадке, глядя на полицейских широко раскрытыми глазами, стояли Мэгги и Энни.

– Все в порядке, девушки, вы отлично справились с заданием. Спасибо, – сказал им Монк с вымученной улыбкой. – Можете возвращаться к своей обычной работе.

– Вы что-то нашли? – Энни во все глаза уставилась на шелковый сверток в его руке, лицо у девушки было бледное и испуганное. Мэгги с точно таким же выражением выглядывала из-за плеча подруги.

Лгать не имело смысла; они бы все равно скоро узнали.

– Да, – сказал Монк. – Мы нашли нож. А теперь беритесь за работу, а то за вас возьмется миссис Уиллис.

Имя экономки подействовало, как заклинание. Девушки кинулись за выбивалками для ковров и за метелками; их длинные серые юбки последний раз мелькнули в конце коридора и скрылись за углом.

Сэр Бэзил ожидал обоих полицейских за столом в кабинете. Он принял их немедленно. Поднял от бумаг сердитое лицо, сдвинул брови.

– Да?

Монк прикрыл за собой дверь.

– Мы нашли нож, сэр. И шелковую одежду – насколько я понимаю, пеньюар. Всё со следами крови.

Сэр Бэзил медленно выдохнул, но выражение его лица почти не изменилось.

– Понимаю. И где вы их нашли?

– За ящиком комода в комнате Персиваля, – ответил Монк, пристально глядя на него.

Если сэр Бэзил и был удивлен, то чувств своих постарался не выдавать. Его тяжелое лицо с коротким мясистым носом и морщинами по углам рта осталось внимательным и усталым. Поистине поразительно! Несколько недель его семья была погружена в скорбь и охвачена взаимными подозрениями. И вот наконец это бремя пало с плеч, и кто как не сэр Бэзил должен был ощутить неслыханное облегчение! Каким бы чопорным и заносчивым аристократом он ни был, он не мог не сознавать, что виновным может оказаться и муж его дочери. А ведь сэр Бэзил и Араминта (Монк не раз это замечал) были действительно привязаны друг к другу. Она единственная в семье унаследовала от отца властность, чувство собственного достоинства и несгибаемую волю. Хотя Уильям не мог судить об этом с полной уверенностью, поскольку никогда не видел вживую Октавию. Правда, было известно, что за ней водилась слабость к спиртному и что она слишком горячо любила своего мужа, если это, конечно, можно назвать слабостью. Не исключено, что именно сэр Бэзил и Араминта осуждали ее брак с Гарри Хэслеттом.

– Полагаю, вы собираетесь арестовать его? – Эту фразу даже трудно было назвать вопросом.

– Пока нет, – медленно проговорил Монк. – Тот факт, что нож и пеньюар были найдены в его комнате, еще ни о чем не говорит. Их могли и подкинуть.

– Что? – Лицо сэра Бэзила потемнело от гнева, он подался чуть вперед. Другой бы на его месте вскочил, но Мюидору не пристало вставать перед слугами и полицейскими, тем более что разницы между теми и другими он не видел. – Боже мой, чего же вы еще хотите? Нож, которым она была зарезана, и ее одежда найдены у лакея!

– Найдены в его комнате, сэр, – поправил Монк. – Дверь не запирается, войти и подбросить эти вещи мог кто угодно.

– Что за нелепость! – Сэр Бэзил был вне себя. – Кто, черт побери, мог их туда подбросить?

– Любой, кому понадобилось свалить вину на Персиваля, с тем чтобы отвести подозрения от себя, – ответил Монк. – Вполне естественный акт самозащиты.

– И кто же, например? – с насмешкой спросил Бэзил. – Все говорит за то, что это был сам Персиваль. Ведь именно у него имелся мотив. Бедняжка Октавия плохо разбиралась в мужчинах. Я ее отец, но я вынужден это признать. Персиваль же – самонадеянная и заносчивая тварь. Когда Тави указала ему на дверь и пригрозила рассказать о его домогательствах, он ударился в панику. Он зашел слишком далеко. – Голос его дрогнул, и Монк, хотя и крепко недолюбливал сэра Бэзила, на миг почувствовал к нему жалость. Что бы он там ни думал о браке Октавии, она была его дочь.

Сэр Бэзил с трудом взял себя в руки и тихо продолжил:

– Или, возможно, она прихватила нож с собой, боясь его ночного прихода. А когда он в самом деле пришел, она попыталась защитить себя, бедняжка. – Он сглотнул. – Но лакей был сильнее, и оружие обратилось против нее самой. – Сэр Бэзил наконец встал и повернулся к Монку спиной. – Лакей запаниковал, – продолжал он, – бессознательно унес с собой нож и спрятал в комнате, поскольку не знал, что с ним делать. – Тяжело дыша, сэр Бэзил подошел к окну. – Какая чудовищная трагедия! Вы немедленно арестуете его и увезете из моего дома. Я сообщу членам семьи, что преступление раскрыто. Благодарю вас за усердие… и тактичность.

– Нет, сэр, – против собственной воли ответил Монк. – Я не могу арестовать его на основании только этих улик. Если он сам признается – тогда другое дело. Но если он станет отпираться и скажет, что вещи были кем-то подкинуты…

Бэзил резко обернулся, темные глаза его были мрачны.

– Кем?

– Могла подкинуть Роз, – выдвинул предположение Монк.

Сэр Бэзил воззрился на него.

– Что?

– Ревнивая прачка. Она могла убить миссис Хэслетт и подбросить окровавленный нож Персивалю. Таким образом она отомстила бы им обоим.

Бэзил приподнял брови.

– Вы предполагаете, инспектор, что моя дочь соперничала с прачкой, оспаривая любовь лакея? И вы думаете, вам кто-нибудь поверит?

Как легко было поддаться и арестовать Персиваля! Ранкорн, несмотря на удачу ненавистного ему Монка, вздохнул бы с облегчением; да и сам Уильям с удовольствием покинул бы дом на Куин-Энн-стрит и занялся новым расследованием. Если бы он только был уверен в том, что виновен именно Персиваль…

– Я предполагаю, сэр Бэзил, что этот лакей по натуре своей хвастун, – произнес он вслух. – Вполне вероятно, что он умышленно возбуждал в прачке ревность, рассказывая ей о том, чего никогда не было. А она была достаточно наивна, чтобы ему поверить.

– О! – Сэр Бэзил сдался, гнев его внезапно угас. – В конце концов, докапываться до правды – ваша работа. Мне все равно. Арестовывайте кого сочтете нужным, но этих двоих здесь больше не будет! Оставшегося я уволю без рекомендации, учтите это.

– Но не следует также забывать, – холодно сказал Монк, – что это мог быть и мистер Келлард. Теперь уже не подлежит сомнению, что при случае он способен прибегнуть к насилию.

Сэр Бэзил вскинул глаза.

– В самом деле? Что-то не припоминаю, когда я вам такое мог сообщить. Я лишь говорил, что его обвинила в этом горничная, но сам он все отрицал.

– Я нашел эту девушку, – сказал Уильям, глядя ему в глаза и чувствуя, как в нем снова просыпается неприязнь. – Я выслушал ее и поверил ей.

О том, что Марта Риветт рассказала относительно первой брачной ночи Араминты, Монк решил умолчать. Хотя наблюдения Эстер за взаимоотношениями четы Келлардов явно подтверждали мнение Марты. Если Бэзил ничего до сих пор не знает, то и не надо.

– Значит, поверили? – Лицо Мюидора было мрачнее тучи. – Только ведь ни один суд не примет во внимание свидетельств уволенной за распущенность служанки против джентльмена с незапятнанной репутацией.

– Кто во что поверит, в данном случае несущественно, – жестко сказал Монк. – Я не могу доказать вину Персиваля; мало того, я вообще не убежден в том, что он виновен.

– Тогда идите и ищите! – взорвался наконец сэр Бэзил. – Займитесь, ради бога, своим делом!

– Сэр…

Уильям был слишком зол, чтобы прибавить напоследок еще что-нибудь. Он повернулся на каблуках и вышел, захлопнув за собой дверь. Ивэн с несчастным видом поджидал его в холле, держа в руке пеньюар и нож.

– Ну? – спросил Монк.

– Это тот самый кухонный нож миссис Боден, который был потерян, – ответил сержант. – Насчет этого я еще не спрашивал. – Он кивнул на пеньюар, и лицо Джона выдало, насколько он потрясен и растерян. – Но я попросил миссис Келлард о встрече.

– Хорошо. С ней буду говорить я. А где она сейчас?

– Не знаю. Я обратился через Дину и вот жду ответа.

Монк чертыхнулся. Мысль о том, что им приходится торчать в прихожей, как попрошайкам, бесила его, но выбора не было. Дина вернулась минут через пятнадцать и пригласила полицейских в будуар. Араминта стояла посреди комнаты, лицо у нее было напряженное, мрачное, но она, как всегда, полностью владела собой.

– В чем дело, мистер Монк? – тихо спросила Араминта, не глядя на Ивэна, остановившегося возле двери. – Если не ошибаюсь, вы нашли нож – в комнате кого-то из слуг. Это верно?

– Да, миссис Келлард. – Уильям не знал, какое впечатление произведет на нее вид вещественных доказательств. Услышать – одно дело, но увидеть испятнанную кровью одежду сестры и нож, которым она была убита… Железная решимость Монка была несколько поколеблена. Особой теплоты он к Араминте не испытывал, но сейчас ему стало жаль эту гордую холодную леди. – Мы также нашли шелковый пеньюар со следами крови. Я весьма сожалею, что мне приходится просить вас об этом, но необходимо удостовериться, точно ли он принадлежал вашей сестре. – Пеньюар он при этом прятал за спиной.

Лицо ее стало еще более напряженным. Араминта по-прежнему держала себя в руках.

– В самом деле? – Она сглотнула. – Вы можете показать мне его, мистер Монк. Я вполне к этому готова и сделаю все, что смогу.

Он вынул пеньюар из-за спины и развернул его, держа, однако, таким образом, чтобы скрыть большинство кровавых пятен. Видимо, в момент удара ножом пеньюар был распахнут – самое большое пятно осталось от завернутого в шелк лезвия.

Араминта побледнела, но ни один мускул не дрогнул на ее лице.

– Да, – тихо и медленно проговорила она. – Это пеньюар Октавии. Она была в нем вечером – перед самым убийством. Мы перемолвились с ней на лестнице; она как раз шла пожелать маме доброй ночи. Я очень ясно его помню – кружевные лилии. Мне всегда нравился этот пеньюар. – Араминта глубоко вздохнула. – Могу я спросить, где вы нашли его? – Ее лицо стало цвета шелка в руках Монка.

– За выдвижным ящиком в комнате Персиваля, – ответил он.

Араминта осталась неподвижной.

– О! Понимаю.

Уильям подождал продолжения – и не дождался.

– Как бы вы сами объяснили этот факт? – спросил он тогда, вглядываясь в ее лицо.

– Как? – Она судорожно сглотнула. – А как еще можно это объяснить! – Араминта была явно смущена, но ни ярости, ни жажды отмщения в ее глазах Монк не увидел. Возможно, и то и другое она почувствует чуть позже. – Единственное приемлемое объяснение: убив Октавию, он спрятал этот нож, потому что у него не было возможности от него избавиться.

Монку было жаль ее, но прервать разговор он не имел права.

– Зная характер Персиваля, миссис Келлард, как по-вашему: спрятал бы он такую страшную улику в собственной комнате или же все-таки в каком-либо другом, более безопасном месте?

Тень улыбки скользнула по ее лицу. Даже теперь она была способна уловить горькую иронию в словах Монка.

– Среди ночи, инспектор, да еще и сразу после убийства самым безопасным местом кажется именно собственная спальня. Возможно, он намеревался потом все это перепрятать, но не представился удобный случай. – Араминта глубоко вздохнула, и ее брови взмыли вверх. – Ему нужна была полная уверенность в том, что никто его при этом не заметит, насколько я понимаю.

– Конечно. – Возражать не имело смысла.

– Тогда стоит поговорить с самим Персивалем. Вы справитесь с ним, если он применит силу, или прислать вам на помощь кого-нибудь из грумов?

Как практично!

– Благодарю вас, – ответил Монк. – Но я думаю, нам с сержантом Ивэном это не понадобится. Спасибо за помощь. Мне крайне не хотелось тревожить вас, но нам было важно опознать пеньюар. – Он бы не ограничился столь сухими словами, будучи уверенным, что соболезнование с его стороны Араминта не сочтет неуместным. Такая женщина принимает лишь знаки уважения и довольствуется признанием ее удивительной отваги.

– В этом была необходимость, инспектор, – несколько чопорно произнесла она.

– Мэм! – Инспектор поклонился, как бы принося извинения, и в сопровождении Ивэна направился в комнату дворецкого, где попросил Филлипса вызвать Персиваля.

– Конечно, – ответил тот замогильным голосом. – А могу я спросить, сэр, вы действительно что-то нашли во время обыска? Так говорят горничные, но они еще слишком молоды, и у них не в меру богатое воображение…

– Да, нашли, – ответил Монк. – Пеньюар миссис Хэслетт и потерянный нож миссис Боден. Скорее всего, этим ножом ее и убили.

Филлипс так побледнел, что Монк даже испугался, как бы дворецкий не упал в обморок. Однако опасение было напрасно – Филлипс держался прямо, как солдат на параде.

– А могу я спросить, где именно вы нашли все это? – Обращение «сэр» Филлипс на этот раз опустил. Он ведь был дворецким, то есть стоял на общественной лестнице куда выше, чем полицейский. Даже при нынешних трагических обстоятельствах он не забывал об этом ни на минуту.

– Думаю, сейчас не следует все разглашать, – холодно ответил Монк. – Куда важнее узнать, кто положил туда эти вещи.

– Понимаю. – Получив отпор, Филлипс почувствовал себя слегка задетым. Он привык распоряжаться слугами, но полиция ему не подчинялась. – И что же вы в таком случае от меня хотите? Я, конечно, рад буду вам помочь. – Последние слова прозвучали как пустая любезность; выбора у мистера Филлипса все равно не было.

– Премного благодарен, – сказал Монк, пряча усмешку. Дворецкий не понял бы его внезапного веселья. – Мне нужно побеседовать со слугами: сначала – с Гарольдом, затем – с камердинером Роудзом и, наконец, с Персивалем.

– Разумеется. Если хотите, вы можете расположиться у миссис Уиллис.

– Благодарю вас, это как раз то, что нужно.

Гарольд и Роудз уже не представляли для Уильяма никакого интереса, но для виду он спросил их о том, где они находились в день убийства и запирали ли свои комнаты. Ответы их ничего нового не дали, да Монк на это и не рассчитывал.

Персиваль переступил порог комнаты, уже зная, что дела его плохи. Он был куда сообразительнее, нежели первые два собеседника Монка, и, возможно, его что-то насторожило в поведении Филлипса. Кроме того, до него должны были дойти слухи о каких-то находках в комнате одного из слуг. Он знал, что семья испугана. Он видел домочадцев ежедневно, слышал, как они обмениваются мнениями, замечал подозрение в их глазах, чувствовал, что отношение к нему изменилось. В конце концов, он и сам пытался напустить Монка на мистера Келларда. Вполне вероятно, что члены семьи могли поступить точно так же в отношении кого-либо из слуг. Самого Персиваля, например. Он переступил порог со страхом; мышцы его были напряжены, бледное лицо подергивалось.

Ивэн сразу же молча занял пост между Персивалем и дверью.

– Да, сэр? – обратился лакей, не дожидаясь, пока инспектор сам с ним заговорит. Он заметил маневр Ивэна и прекрасно понял его смысл.

Вытащив руки из-за спины, Монк протянул их Персивалю; в левой был нож, в правой – окровавленный пеньюар. С минуту он пристально вглядывался в лицо лакея. Персиваль был удивлен, озадачен, встревожен, но ужаса в его глазах не было. Мало того, в них даже на секунду мелькнула надежда. Совсем не та реакция, какую можно ожидать от изобличенного убийцы. В этот момент Уильям поверил окончательно, что Персиваль ничего не знал о спрятанных в его комнате уликах.

– Приходилось вам видеть эти вещи раньше? – спросил Монк. Ответ он знал заранее, но надо же было с чего-то начать разговор!

Персиваль был бледен, хотя успел обрести относительное спокойствие. Он уже понял, какая именно опасность ему грозит, но даже это было лучше, чем полная неизвестность.

– Наверное. Похожий нож я видел на кухне. Шелк – возможно, в прачечной. Но, конечно, не в таком виде. Этим ножом убили миссис Хэслетт?

– Похоже на то. Вам так не кажется?

– Кажется, сэр.

– Не желаете ли узнать, где мы все это нашли? – Монк покосился на Ивэна и заметил на лице сержанта то же самое сомнение, что мучило его самого. Если Персиваль притворялся, то это был великий актер – или потрясающий дурак, не понимающий, что никакое притворство ему уже не поможет.

Лакей осторожно пожал плечами, но предпочел промолчать.

– За ящиком вашего комода.

Вот теперь Персиваль испугался по-настоящему. Кровь отхлынула от его лица, на лбу выступил холодный пот. Он открыл рот, пытаясь что-то сказать, но у него перехватило горло.

Монк же с болезненной ясностью осознал, что Персиваль не убивал Октавию Хэслетт. Лакей был эгоистичен, заносчив, возможно, злоупотреблял ее симпатией к нему и уж наверняка симпатией Роз, у него имелись деньги, происхождение которых наводило на определенные подозрения, но в убийстве он повинен не был. Монк снова взглянул на Ивэна и прочел в его глазах те же самые мысли и чувства.

Он повернулся к Персивалю:

– Полагаю, вы не сможете объяснить нам, откуда они там взялись?

Лакей судорожно дернул кадыком.

– Нет… Не смогу.

– Я так и думал.

– Я не знаю! – Голос Персиваля, исполненный страха, взвился чуть ли не на октаву. – Богом клянусь, я не убивал ее! Я не видел этих вещей раньше – такими! – Он затрясся. – Поймите… я преувеличивал. Я говорил, что она обожает меня, а на самом деле – просто хвастал! Я никогда не состоял с ней в любовной связи. – Персиваль принялся взволнованно жестикулировать. – Да она никогда и не интересовалась никем, кроме капитана Хэслетта. Поверьте… я был вежлив с ней, но не более! И если я и входил в ее комнату, то только чтобы принести цветы или поднос с приглашениями, а это моя работа! – Руки его конвульсивно дергались. – Я не знаю, кто убил ее, но только не я! Кто-то подбросил мне эти вещи в комнату – зачем бы я сам стал их там прятать? Я же не дурак! Я бы вытер нож и вернул его на кухню, а шелк сжег бы! Так что мне мешало? – Он сглотнул и повернулся к Ивэну: – Я бы никогда не оставил их там, где вы их нашли.

– Да, полагаю, вы бы так не поступили, – согласился Монк. – Но вы могли быть уверены, что уж вашу комнату мы обыскивать не станем. Вы заставили нас подозревать мистера Келларда, Роз, даже миссис Келлард. Где гарантии, что вы не хранили эти вещи у себя с намерением подбросить их в подходящий момент кому-нибудь из этих троих?

Персиваль облизнул пересохшие губы.

– Тогда почему я этого до сих пор не сделал? Я же могу легко войти в любую спальню и выйти из нее; кто меня заподозрит, если я выполняю свою работу – приношу и уношу? Да я бы не стал их хранить у себя! Я бы скорее спрятал их в спальне того же мистера Келларда… или в чьей-нибудь еще!

– Вы не знали, что мы устроим обыск сегодня, – заметил Монк, пуская в ход последние доводы, которым и сам не верил. – Возможно, вы так и собирались сделать, но мы вас опередили.

– Да в моем распоряжении была не одна неделя! – возопил Персиваль. – Я уже сто раз мог это сделать, а потом вам же и подсказать, где искать. Что мне стоило намекнуть, будто я видел, как кто-то что-то перепрятывал, или подбить миссис Боден пересчитать свои ножи? Послушайте, вы же сами знаете, что я так бы и сделал.

– Да, – согласился Уильям. – Это я знаю.

Персиваль поперхнулся.

– Ну? – сказал он еле слышно, как только вновь обрел дар речи.

– Вы пока можете идти.

Лакей уставился на инспектора, затем круто повернулся и вышел, чуть не задев плечом стоящего у дверей Ивэна.

Монк поглядел на сержанта.

– Не думаю, что это был он, – тихо произнес Джон. – Иначе получается какая-то бессмыслица.

– Да… Я тоже не думаю, – согласился Монк.

– А если он попробует бежать? – встревожился Ивэн.

Уильям покачал головой.

– Мы бы хватились его через час и подняли на ноги всю полицию Лондона. Он прекрасно понимает это.

– Тогда кто же? – спросил сержант. – Келлард?

– Или Роз и впрямь настолько верила в его любовную связь с Октавией, что тронулась от ревности? – вслух размышлял Монк.

– Или кто-то, кого мы еще даже и не подозреваем, – горько усмехнувшись, добавил Ивэн. – Хотел бы я знать, что обо всем этом думает мисс Лэттерли.

Уильям не ответил Ивэну, потому что в дверь просунулась голова Гарольда. Лицо лакея было бледным, широко раскрытые глаза – тревожны.

– Мистер Филлипс спрашивает, все ли у вас в порядке, сэр?

– Да, спасибо. Пожалуйста, передайте мистеру Филлипсу, чтобы он воздержался от далеко идущих предположений и попросил зайти сюда мисс Лэттерли.

– Сиделку, сэр? Вам нездоровится? Или вы собираетесь… – Он замолчал, напуганный силой собственного воображения.

Монк кисло улыбнулся.

– Нет, я пока не собираюсь делать заявлений, от которых кому-то может стать дурно. Я просто хотел узнать ее мнение кое о чем. Так вы идете или нет?

– Да, сэр. Я… Да, сэр. – И Гарольд исчез, радуясь, что легко отделался.

– Сэр Бэзил будет недоволен, – сухо заметил Ивэн.

– Наверное, – согласился Монк. – Да и остальные тоже. Все они с нетерпением ждали, когда наконец Персиваля арестуют, дело закроют, а полиция уберется из этого дома.

– А уж кто будет рвать и метать, – с кислой миной проговорил Джон, – так это Ранкорн.

– Да, – с каким-то даже удовлетворением медленно вымолвил Уильям. – И еще как!

Ивэн присел на подлокотник одного из кресел миссис Уиллис, покачал ногой.

– Боюсь, то, что вы не арестовали Персиваля, подстегнет кого-то к дальнейшим действиям.

Монк нехотя усмехнулся.

– Весьма утешительная мысль, – проворчал он.

Тут в дверь постучали, и в комнату вошла удивленная и озадаченная Эстер. Ивэн прикрыл дверь и прислонился к ней плечом.

Монк вкратце передал Эстер все, что произошло, упомянув для ясности и собственные впечатления.

– Значит, кто-то из домочадцев, – тихо сказала она.

– Что заставляет вас так думать?

Женщина чуть пожала плечами и сдвинула брови.

– Леди Мюидор чего-то боится, причем не того, что уже случилось, а того, что может случиться. Арест лакея ее не обеспокоил бы; скорее, она почувствовала бы облегчение. – Эстер устремила на Монка взгляд своих серых глаз. – Вы в итоге покинете дом, газеты перестанут упоминать Мюидоров, жизнь войдет в прежнюю колею. Домочадцы прекратят подозревать друг друга и отводить от себя подозрения.

– Майлз Келлард? – спросил инспектор.

Эстер нахмурилась, медленно подыскивая слова.

– Если это сделал именно Келлард, то он, наверное, в панике. По-моему, ему не хватило бы мужества так хладнокровно заметать следы. Я имею в виду: перепрятать нож и пеньюар в комнату Персиваля. – Она немного помолчала. – Думаю, если убил он, то нож прятал кто-то другой – возможно, Араминта. Может быть, поэтому он ее и боится?

– А леди Мюидор знает это или подозревает?

– И то и другое – возможно.

– Или это Араминта убила свою сестру, застав ее с мужем, – внезапно предположил Ивэн. – Такое тоже вполне вероятно. Застала их вместе, убила сестру, а мужу пригрозила, что свалит все на него.

Монк взглянул на сержанта с нескрываемым уважением. Ему самому эта версия еще в голову не приходила.

– Может, и так, – сказал он. – Куда труднее предположить, что Персиваль пробрался тайком к Октавии, был отвергнут и поэтому ее зарезал. Желая соблазнить ее, он не стал бы брать с собой кухонный нож, да и она вряд ли вооружилась бы ножом, разве что наверняка ожидала его прихода. – Уильям оперся поудобнее на одно из кресел миссис Уиллис. – Но если она его ожидала, – продолжил он, – гораздо проще было сказать отцу, что ей не дает прохода лакей. Сэр Бэзил уже доказал, что может без колебаний вышвырнуть на улицу невинного человека, если затронута честь кого-либо из домочадцев. Думаю, он тем более не стал бы медлить в отношении действительно виновного.

Монк взглянул на Ивэна и Эстер. Оба явно были с ним согласны.

– Вы собираетесь доложить обо всем сэру Бэзилу? – спросил Джон.

– У меня нет выбора. Он ждет, что я немедленно арестую Персиваля.

– А Ранкорну? – настаивал сержант.

– Ему я просто обязан доложить. Сэр Бэзил так или иначе…

Ивэн улыбнулся, он понял все с полуслова.

Монк повернулся к Эстер.

– Будьте осторожны, – предупредил он. – Кто-то очень хочет, чтобы мы арестовали Персиваля. Кем бы он ни был, он расстроится, узнав, что мы отпустили лакея, и может наделать глупостей.

– Я буду осторожна, – спокойно сказала Эстер.

Ее невозмутимость уже раздражала Монка.

– Вы не представляете, чем рискуете. – Голос его стал резким. – Вам может грозить серьезная опасность.

– Я хорошо знакома с опасностью. – Эстер встретила серьезный взгляд Монка, и он ее, кажется, позабавил. – Я видела смертей побольше вашего, да и ко мне самой смерть подбиралась порой куда ближе, чем здесь, в Лондоне.

Уильяму нечего было на это ответить, и он смолчал. Кроме того, Эстер была совершенно права. У него как-то вылетело из головы ее военное прошлое. Монк откланялся и пошел с докладом к сэру Бэзилу.

– Во имя всего святого, какие еще доказательства вам нужны? – взревел тот, обрушив кулак на стол так, что стоящие на нем безделушки подпрыгнули. – Вы нашли оружие и окровавленную одежду моей дочери в его комнате! Или вы ждете от него чистосердечного признания?

Монк терпеливо объяснил ему, в чем дело, стараясь выражаться как можно яснее, но сэр Бэзил был настолько взбешен, что весьма невежливо выпроводил инспектора. Затем потребовал к себе Гарольда с тем, чтобы тот немедленно доставил письмо, которое он, сэр Бэзил, сейчас напишет.

Спустившись на кухню и прихватив ожидавшего там Ивэна, Монк отправился с ним пешком до Риджент-стрит, где остановил кеб и велел ехать в полицейский участок, хотя Ранкорн наверняка узнал о случившемся раньше – Гарольд с письмом неминуемо должен был опередить их.

– Да что за черт, Монк! – заорал шеф, опираясь на крышку стола; в руке у него было зажато злосчастное письмо. – Да с такими доказательствами его можно повесить дважды! Чего вы добивались, сказав сэру Бэзилу, что не можете арестовать этого лакея? Возвращайтесь немедленно!

– Я не думаю, что он виновен, – без всякого выражения произнес Уильям.

Ранкорн пришел в замешательство. На его вытянутом лице отразилось крайнее недоверие.

– Вы – что?

– Я не думаю, что он виновен, – отчетливо повторил Монк, слегка повысив голос.

Лицо начальника покрылось багровыми пятнами.

– Что за глупость! Конечно, он виновен! – завопил он. – Боже мой, разве не вы нашли нож и окровавленную одежду в его комнате? Чего же вы еще хотите? Чем вы объясните вашу медлительность?

– Тем, что не он положил туда эти вещи. – Инспектор старался говорить как можно спокойнее. – Только дурак станет хранить столь серьезные улики там, где их могут найти.

– Но вы же их и не искали! – Ранкорн был настолько взбешен, что вскочил со стула. – Вы их не искали, пока кухарка не рассказала вам о потерянном ноже! Проклятый лакей и не думал, что она заметит пропажу. Он не ждал обыска.

– Мы уже проводили обыск, когда искали драгоценности, – напомнил Уильям.

– Значит, плохо искали. – Ранкорн просто не мог упустить возможности устроить себе маленькое удовольствие, обвинив Монка в нерадивости. – Вы просто не надеялись их найти и поэтому провели обыск спустя рукава. Неряшливая работа – думали, что вы умнее всех, и поспешили с выводами. – Он наклонился вперед, опершись руками о крышку стола. – Вы ошиблись, причем так грубо, что я уже начинаю подозревать вас в некомпетентности. Отнесись вы более добросовестно к этому расследованию с самого начала, нож и одежда уже давно бы оказались у вас в руках, семья была бы избавлена от лишних тревог, а на полицию никто бы не возводил никаких обвинений.

Он помахал письмом.

– Будь моя воля, я заставил бы вас заплатить из своего кармана за время, потраченное нами попусту. Вы утратили хватку, Монк. Попытайтесь теперь загладить свою вину перед сэром Бэзилом, отправляйтесь на Куин-Энн-стрит, извинитесь перед ним и арестуйте этого проклятого лакея.

– Этих вещей не было, когда мы проводили первый обыск, – повторил Монк. Он не мог позволить, чтобы на Ивэна легло подозрение в нерадивости. Кроме того, инспектор был уверен в собственной правоте.

Ранкорн моргнул.

– Ну, возможно, раньше он хранил их где-нибудь в другом месте… а за ящик положил совсем недавно. – Начальник невольно говорил все громче и громче. – Возвращайтесь на Куин-Энн-стрит и арестуйте этого лакея – кажется, я достаточно ясно выражаюсь! Уж не знаю, какими словами воспользоваться, чтобы до вас наконец дошло! Ступайте, Монк, и арестуйте Персиваля по обвинению в убийстве.

– Нет, сэр. По-моему, он невиновен.

– Да никого не интересует ваше мнение, черт побери! Делайте, как вам говорят! – Лицо Ранкорна побагровело, пальцы вцепились в крышку стола.

Монк чудовищным усилием воли подавил в себе желание высказать шефу все, что он о нем думает. Больше всего ему сейчас хотелось обозвать начальника дураком и хлопнуть дверью.

– Получается какая-то бессмыслица, – вновь терпеливо начал он. – Если лакей вовремя сумел избавиться от драгоценностей, почему он не избавился от ножа и от пеньюара?

– А может, он и не избавлялся от драгоценностей, – сказал Ранкорн с явным удовлетворением. – Я предвижу, что и они найдутся, стоит вам как следует поискать. Где-нибудь в старом башмаке или под подкладкой. И потом, вы же сейчас искали нож, а на мелочи, уверен, не обращали внимания.

– На мелочи мы обращали внимание во время первого обыска, – заметил Уильям с сарказмом, который даже не пытался скрыть. – И уж тем более вряд ли пропустили бы такие крупные вещи, как разделочный нож и шелковый пеньюар.

– Да, не пропустили бы, подойди вы к делу достаточно серьезно, – согласился Ранкорн. – А это доказывает, что к делу вы отнеслись безответственно, не так ли, Монк?

– Или что вещей там в прошлый раз не было, – в тон ему ответил инспектор, твердо глядя Ранкорну в глаза. – О чем я уже говорил раньше. Только дурак так спрятал бы их, особенно если учесть, что Персиваль мог вымыть нож и без хлопот вернуть его на кухню. Никто не удивился бы появлению лакея на кухне; их туда то и дело посылают с какими-нибудь поручениями. И они часто отправляются спать последними, потому что именно им приходится запирать двери.

Ранкорн открыл рот, собираясь возразить, но Монк опередил его:

– Никто бы не удивился, встретив Персиваля около полуночи и позже. Он смог бы объяснить свое присутствие в любом уголке дома – кроме чьей-либо спальни, конечно, – просто сказав, что слышал стук в окно или решил еще раз проверить какую-то дверь. Его бы только похвалили за усердие.

– За что нельзя похвалить вас, – вставил Ранкорн. – Боюсь, на это теперь не отважатся даже самые горячие ваши поклонники.

– С той же легкостью он мог бы подбросить пеньюар в кухонную плиту и закрыть дверцу – улика сгорела бы, не оставив пепла, – продолжал Монк, пропустив мимо ушей обидную реплику. – Вот если бы мы нашли драгоценности, это еще можно было понять. Он мог сохранить их в надежде продать когда-нибудь в будущем или даже обменять на что-то. Но зачем хранить нож?

– Не знаю, Монк, – процедил сквозь зубы Ранкорн. – Я не способен влезть в шкуру лакея, одержимого мыслью об убийстве. Но тем не менее он хранил этот нож, черт возьми! А вы нашли его.

– Да, нашли – терпеливо согласился Уильям, и чем спокойнее он говорил, тем больше наливалось кровью лицо Ранкорна. – Но из этого пока ничего не следует, сэр. Нет никаких доказательств, что именно Персиваль хранил его там и что именно он его туда положил. Это мог сделать кто угодно. Его комната не запирается.

Брови Ранкорна полезли на лоб.

– В самом деле? Секунду назад вы усердно пытались втолковать мне, что никто не стал бы хранить такую страшную улику, как окровавленный нож. Теперь вы говорите, что кто-то все же хранил его. Кто-то, но не Персиваль! Вы противоречите сами себе, Монк. – Ранкорн наклонился вперед и вгляделся в лицо инспектора. – Несете чушь! Все это время нож у кого-то был, вы сами это признали. А найден он в комнате Персиваля. Так идите и арестуйте его.

– Кто-то хранил нож, с тем чтобы подкинуть его Персивалю и навлечь на него подозрение. – Уильям тоже невольно начал повышать голос, не желая ни в чем уступать. – Это единственное логичное объяснение.

Ранкорн моргнул.

– Кто, во имя всего святого, мог его подбросить? Эта ваша прачка? А у вас есть против нее хоть одно доказательство? – Он взмахнул рукой, делая инспектору знак покинуть кабинет. – Ни единого! Что с вами происходит, Монк? Почему вы с таким упорством защищаете Персиваля? Чем он вам угодил? Или вы уже до того докатились, что возражаете мне просто по привычке? – Он прищурился, подавшись вперед, лицо его было уже в нескольких футах от лица Монка.

Тот, однако, не отступил ни на шаг.

– Почему вам так не терпится обвинить кого-нибудь из членов семьи? – прошипел Ранкорн. – Боже мой, неужели вам мало дела Грея? Неужели вы полагаете, что убийство мог совершить Майлз Келлард – и лишь потому, что ему когда-то взбрело в голову позабавиться с горничной? Вы хотите обвинить его из-за этого?

– Изнасиловать горничную, – поправил Уильям. По сравнению с вышедшим из себя Ранкорном он словно щеголял безупречной дикцией.

– Хорошо, изнасиловать, если вы так настаиваете… Не разыгрывайте здесь педанта! – заорал Ранкорн. – Принудить горничную к сожительству и убить сестру собственной жены – это для вас сопоставимые проступки?

– Изнасиловать семнадцатилетнюю девушку, служащую в его же доме, зависящую от него и не способную себя защитить. От этого проступка не такой уж долгий путь до попытки с той же целью проникнуть ночью в спальню невестки. – Монк выговаривал каждое слово предельно отчетливо. – Когда женщина говорит «нет», для него это значит «да». Так какая ему разница, если и та и другая его жертва – женщины?

– Если вы не понимаете разницы между леди и горничной, Монк, то это свидетельствует о вашем невежестве, как бы вы его ни пытались скрыть. – Лицо Ранкорна исказилось ненавистью и страхом. – Это свидетельствует, что, несмотря на все ваши притязания, вы как были, так и остались неотесанным мужланом. Ваша безупречная одежда и старательное произношение не делают вас джентльменом, это лишь оболочка, а в душе вы по-прежнему деревенщина! – Глаза Ранкорна победно сверкнули. Наконец-то он высказал своему заклятому врагу все, что копилось в нем годами.

– Вы собирались с духом сказать это мне с того самого времени, как впервые почувствовали, что я наступаю вам на пятки? – фыркнул Уильям. – Какая жалость, что вы никогда не соберетесь с духом, разговаривая с газетчиками или с джентльменами из Министерства внутренних дел! Будь вы мужчиной, вы сказали бы им прямо: я никого не арестую, пусть даже и лакея, если вина его не доказана. Но вы ведь так не сделаете, верно? Вы не сделаете ничего, что не по нраву их светлостям. Вы арестуете Персиваля, потому что это удобнее всего. Никто за него не вступится! Сэр Бэзил будет доволен, и вы не заденете никого из сильных мира сего. Вы доложите начальству, что следствие успешно завершено, бедного ублюдка повесят – и концы в воду. – Монк глядел на Ранкорна с нескрываемым презрением. – Публика будет аплодировать вам, а начальство отметит за усердие. Боже мой, Персиваль – эгоистичная и высокомерная свинья, но он хотя бы не трус – в отличие от вас. И я не арестую его, пока не удостоверюсь, что он виновен.

Лицо Ранкорна пылало, руки судорожно вцепились в крышку стола. Его просто трясло от злости.

– Я не прошу, я приказываю вам, Монк. Идите и арестуйте Персиваля – немедленно!

– Нет.

– Нет? – Глаза Ранкорна странно вспыхнули. Уильям прочел в них страх, недоверие и азарт. – Так вы отказываетесь подчиниться, Монк?

Инспектор сглотнул; он знал, на что идет.

– Да. Вы не правы, и я отказываюсь подчиниться.

– Вы уволены! – Ранкорн простер обе руки к двери. – Вы больше не работаете в полиции. – Он опустил одну руку, другую же требовательно протянул к Монку. – Сдайте ваше удостоверение. С этого момента у вас нет кабинета, у вас нет места, вы меня понимаете? Вы уволены! А теперь убирайтесь!

Монк вытащил из кармана удостоверение. Пальцы не слушались, настолько он был взбешен. Швырнув документ на стол, Уильям круто повернулся и вышел вон, оставив дверь распахнутой.

На лестнице он чуть не сбил с ног двух констеблей и сержанта, направлявшихся куда-то с кипами бумаг и застывших от ужаса и восторга. На их глазах творилась история, они стали свидетелями падения гиганта. Лица полицейских были радостны и испуганы одновременно – их поразила легкость, с которой все это произошло.

Монк прошел мимо так быстро, что они даже не успели сделать вид, будто вовсе не подслушивают, а просто идут куда-то по своим делам. Но он был слишком захвачен собственными эмоциями, чтобы обратить на них внимание.

На нижней ступеньке лестницы стоял, задрав голову, дежурный констебль. Увидев инспектора, он метнулся к своей конторке и открыл рот, собираясь что-то сказать, но Монк, к счастью констебля, ничего не желал слушать.

Лишь оказавшись на улице под дождем, он понял наконец, что лишился сейчас всего: и карьеры, и средств к существованию. Пятнадцать минут назад его, инспектора полиции, почитали и боялись подчиненные, у него была служба, была репутация. Теперь же – ни работы, ни места, а вскоре не станет и денег. И все из-за Персиваля.

Нет – из-за давней вражды с Ранкорном, из-за многолетнего соперничества, страхов, непонимания…

Или, может быть, из-за правых и виноватых?