Глава 8
Оливия и Майлз находились в кабинете директора магистрата: она стояла у окна, взирая на шпили старых церквей, а Майлз метался по комнате, как тигр в клетке.
– Какая тут холодина, – пробормотал он.
Оливия поежилась, но это не имело отношения к холоду. По правде говоря, она завидовала деревенским жителям, которые шагали вверх и вниз по булыжной мостовой, закутанные в шерстяные шарфы и плащи, время от времени останавливаясь, чтобы поговорить с подругой или знакомым, а затем помахать им на прощанье. Она завидовала их жизни. Их друзьям. Самой обыденности их существования. Боль обручем сковала ее грудь, и хотя девушка старалась глубоко дышать, она не проходила.
Майлз слегка коснулся ее плеча.
Оливия подскочила и обернулась. Майлз не сводил с нее глаз, словно пытался загипнотизировать ее.
– На улице холодно, – сказал он и потянулся, чтобы закрыть окно. – Ты простудишься.
Оливия отошла в сторону.
– Тогда вы станете очень богатым вдовцом, не так ли, мистер Уорвик?
– Мне кажется, мы уже прошли стадию мистера и миссис, разве нет?
– Как ты смеешь? – проговорила она сквозь стиснутые зубы. – Как ты смеешь делать вид, что все идет прекрасно?
– Я не хотел...
– Полагаю, тебе все равно, что ты унизил меня.
– У нас будет масса времени, чтобы обсудить это позже.
– Я не желаю обсуждать это позже! Я хочу обсудить это сейчас!
– Бога ради, у тебя же истерика, – отрезал он. Шагнув к нему так, что ее грудь прижалась к его груди, а голова откинулась назад, она холодно произнесла:
– Сегодня день моей свадьбы, сэр. У меня есть полное право на истерику. Еще у меня есть полное право узнать радость и восторг начала новой жизни, для себя и моего сына. У меня есть право наслаждаться букетами и конфетами и любовными стихами в мой свадебный день. У меня есть право окружить себя любящей семьей и друзьями, которые бы брались за руки и хором желали мне сказочной жизни. Но более всего я заслуживаю мужа, которому я не безразлична. – Затем, не выдержав, Оливия срывающимся голосом закричала:
– Если ты не заметил, будь ты проклят, ничего этого у меня не было, и я ненавижу тебя за это. Ты меня понимаешь? Ненавижу!
– Чудесно! – в ответ крикнул Майлз, остановив взгляд на побелевшем, разъяренном лице своей жены. – В случае, если до вас еще не дошло, миссис Уорвик, мне глубоко плевать, какие чувства вы ко мне испытываете. Таково было условие, если вы помните. Этот так называемый брак был заключен по двум причинам: облегчить мои денежные страдания и содействовать восстановлению вашей репутации, которая лопнула по всем швам, когда вы раздвигали ноги перед отцом Брайана!
Она ахнула. Отшатнулась назад. Уставилась на него так, словно он выстрелил в нее. Затем рука ее взметнулась со свирепостью жалящей змеи и ударила его по щеке с такой силой, что ей показалось, будто весь мир вокруг нее стал красным.
Кто-то кашлянул.
Оливия заморгала, приходя в себя.
Майлз, взбешенный, с горящей адским пламенем щекой, отвернулся.
Суперинтендант Харгривс прикрыл дверь и с видом полнейшего замешательства подошел к своему столу, где лежал раскрытый регистрационный журнал, ожидавший подписей жениха и невесты. Достав из кармана очки, он надел их на нос и сделал вид, что изучает страницу. Наконец чиновник поднял глаза на Оливию.
– Полагаю, мне следует пояснить вам, что в том случае, если вы решите не подписывать этот документ, предшествующая церемония будет объявлена недействительной.
В коридоре послышался смех пар, ждущих своей очереди, и голоса приглашенных ими гостей, наперебой произносивших поздравления. Майлз стоял у стола, сжимая его край побелевшими от напряжения пальцами, уставившись через плечо директора на портрет королевы Виктории в позолоченной раме. Он видел отражение Оливии в стекле. Щеки ее пылали, выражение лица было вызывающим. Что-то похожее на тревогу зашевелилось у него в груди.
– Итак, – сказал Харгривс, угрюмый, как владелец похоронного бюро, – мисс Девоншир?
Оливия бросила сердитый взгляд на Майлза, затем наклонилась над книгой, чтобы поставить в ней свою подпись.
* * *
Они присоединились к своим гостям в переполненном людьми коридоре – к лорду Девонширу, Беатрис и графу Уорвику. Брайан бросился в объятия Оливии и чмокнул мать в щеку.
Лорд Девоншир оттащил Майлза в сторону и тихо объяснил, что долг обязывает его вернуться в Девонсуик.
– Это из-за Эмили. Я беспокоюсь о ней. Она такая хрупкая, а после смерти жены... ну, вы понимаете.
Майлз смотрел на своего тестя и молчал. Лицо у Девоншира было мясистым и одутловатым. Он законченный эгоист, подумал Майлз. Доверить жизнь своей дочери такому негодяю, как он, – и все ради счастья Эмили.
– Ну, я пойду, – заявил Девоншир и повернулся к двери.
– Как! – воскликнул Майлз, заставив Девоншира резко остановиться и медленно обернуться. Старик стоял, слегка покачиваясь и тяжело дыша. Майлз продолжал:
– Никаких строгих наставлений от отца, как мне следует обращаться с его дочерью? Ни вежливых угроз относительно того, что будет со мной, посмей я оскорбить ее чувства?
– Ну, я...
– Ни слова ей на прощанье? Ни заверений, что если ее жизнь со мной станет невыносимой, у нее всегда есть место, куда она может обратиться за поддержкой? Думаю, ласкового поцелуя в щеку было бы достаточно.
– Едва ли вы имеете право критиковать, сэр, учитывая ваше прискорбное поведение сегодня и всю последнюю неделю, если уж на то пошло. Я вообще удивляюсь, как Оливия стерпела все это. Вы знаете, как говорят, Кембалл: тому, кто живет в стеклянном доме, не стоит бросаться камнями.
С этими словами он развернулся и, вскинув голову, покинул помещение.
– Связать бы этого старого ублюдка да высечь, – заметил Дэмиен за спиной у Майлза.
Он оглянулся на брата через плечо. В этот момент он внезапно осознал, что семью Оливии мало заботят ее чувства и благополучие, тогда как Дэмиен, несмотря на происхождение Майлза и все неприятности, которые он причинил Уорвикам за все эти годы, пришел сегодня поддержать его.
– У тебя руки чешутся врезать ему кулаком по зубам, да? – сказал Дэмиен.
– С чего бы мне делать это, Дейм. Этот сукин сын вот-вот сделает меня очень состоятельным человеком.
– Потому что где-то внутри твоей здоровенной, но пустой груди все же бьется человеческое сердце. Я часто подозревал, что оно есть там, хотя и отказывался поверить, потому что не слишком тебя жалую. Но знаешь, как бы ни было неприятно признавать мне это, мы с тобой во многом похожи. Когда я вернулся из Америки, то был самым холодным, расчетливым и гнусным ублюдком из всех, кого знал. Но это было до встречи с Бонни. Ты чувствуешь себя виноватым?
– Да.
– Хорошо. Это значит, что есть надежда или может быть, если Оливия простит тебя. А я подозреваю, что простит. Она как-то не показалась мне злопамятной, мелочной женщиной. Если б это было так, полагаю, отец Брайана уже давно ощутил бы действие суровой руки закона. Кто знает, может, ты, в конце концов, и будешь счастлив.
В этот момент что-то с силой ударилось о ногу Майлза. Он взглянул вниз и обнаружил Брайана, взирающего на него своими широко распахнутыми зелеными глазенками.
Дэмиен засмеялся.
– В чем дело, папа? У тебя такой вид, будто ты никогда не видел детей.
– Так и есть. И не называй меня так. Я не его папа, добавил он только для ушей графа Уорвика.
Улыбка Дэмиена не дрогнула.
– Держу пари, что он не кусается.
– Ты уверен?
– Похоже, ты ему нравишься, Кембалл. Чего ты боишься?
– Я слышал, что дети непредсказуемы.
– Поскольку ты сам так и не повзрослел, думаю, вы отлично поладите.
Майлз удивленно посмотрел в сторону Дэмиена. Тот лишь рассмеялся.
Опустившись на колено, Майлз изобразил улыбку для любознательного малыша. Что там говорят четырехлетнему ребенку? Внезапно до него дошло, что он будет видеть перед собой лицо этого мальчика в течение многих последующих лет, отчего в животе у него появилось странное ощущение. Не то чтобы ему хотелось вскочить и убежать, но что-то близкое к этому.
Брайан пробормотал что-то, потом опустил глаза.
Майлз наклонился ниже и пристальнее вгляделся в маленькое личико Брайана.
– Я не расслышал, что ты сказал.
Мальчик робко приподнял подбородок и прошептал:
– Мама из-за тебя плакала.
– Мне жаль. Я не хотел.
– Но она плакала.
Сделав глубокий вздох, Майлз взглянул на Дэмиена, который наблюдал за ним и мальчиком. Его взгляд говорил: «Выйди из этого положения достойно».
– Брайан, – начал он, – я просто уверен, что все мы будем счастливы в Брайтуайте. – Он приподнял подбородок мальчика одним пальцем. – Может, мы когда-нибудь покатаемся верхом. Или я покажу тебе несколько потайных местечек, где я, бывало, прятался и играл, когда был маленьким.
Глазенки мальчика заискрились любопытством.
– Потайные места?
– Укромные комнаты и коридоры, где я воображал себя королем замка в окружении рыцарей в сияющих доспехах.
– Моя мама говорила, что однажды приедет доблестный рыцарь и заберет нас от дедушки и тети Эмили. -Сморщив свой маленький носик и скривив на бок розовые губки, он прошептал:
– Они меня не очень любят.
Дэмиен перестал улыбаться.
Майлз положил руку на плечо мальчика и ощутил, что в душе у него возникло какое-то неясное чувство. Чувство гнева. Даже не гнева, а ярости. Волнения. Смущения за мальчика. Сочувствия, окутанного болезненной пеленой понимания.
Внезапно глазенки Брайана округлились, когда радость осветила его лицо.
– Только мы получили кое-что получше, чем рыцарь, правда, сэр? Самого короля!
Брайан помчался по коридору, словно на крыльях.
– Очень мило, – заметил граф Уорвик. – Не удивительно ли будет обнаружить, что дети любят тебя? Или еще удивительнее, что ты любишь детей.
– Дети любят меня? Ты, конечно, шутишь, Дэмиен. Мы оба знаем, что я из тех, от кого дети в страхе бегут, как от чумы.
– Он и убежал. Но не от страха. Я действительно верю, что ты сделаешь мистера Брайана очень и очень счастливым. Подозреваю, что сегодня во сне он будет побеждать драконов и спасать прекрасных дам.
Майлз поднялся; он одернул куртку и удивился странному выражению на лице Дэмиена. Граф глядел на него с явным оттенком любопытства и чего-то такого, чего Майлз не мог разобрать.
– Скажи-ка, – тихо произнес граф Уорвик, еще раз взглянув в сторону дверей, куда убежал Брайан. – Кажется ты говорил, что несколько лет назад встречал Оливию?
– Да.
– Насколько близко ты был знаком с ней?
– В то время я был влюблен в ее сестру и не обращал на нее никакого внимания.
– В Эмили? – Граф передернул плечами. – Бог мой, не понимаю, что мужчины находят в этой маленькой мегере. Хоть убей меня, но я не представляю, что такого неотразимого де Клари нашел в ней.
– Ничего удивительного. Для тебя не существует никого, кроме Бонни. – Он ухмыльнулся.
– Как долго ты встречался с Эмили?
Майлз небрежно вскинул плечи.
– Точно не помню. Да и какая разница. Несколько недель, а может месяцев. Это было так давно...
– Когда именно?
– Лет пять назад, плюс-минус пару месяцев.
– Явно до того, как они с Оливией уехали в Европу. Майлз нахмурился и поискал взглядом жену.
Его жена. Странно, что он уже называет ее так. Странно, поскольку все утро усиленно пытался избегать ее.
Засунув руки в карманы, он двинулся по коридору к комнате бракосочетаний, которая теперь была занята новой врачующейся парой и их гостями – простой деревенский народ с огрубевшими и обветренными лицами. Невеста, однако, вся светилась, а жених выглядел немного неуверенным, но вполне счастливым. Среди них стояла Оливия, прикалывая свои букетики к их одежде, и улыбаясь в ответ на их поздравления.
Когда, наконец, она подошла к нему, он сказал:
– Что ты здесь делала?
– У меня было слишком много букетиков, – ответила она. – Было бы жаль, если б они пропали зря. – И оставила его стоящим в коридоре и глядящим ей вслед.
* * *
Поездка домой длилась, казалось, целую вечность. Дорогу развезло, да и пейзаж не отличался разнообразием: повсюду, куда хватало глаз, тянулись нескончаемые пространства бурой травы и скалистых утесов. Но Оливия не отрывала взгляда от окна, делая вид, что любуется монотонной картиной местности, хотя нервы ее были напряжены до предела.
Майлз распорядился, чтобы Брайан и Беатрис ехали в Брайтуайт в другой карете, подчеркнув с несколько язвительной улыбкой, что сегодня, как-никак, день его свадьбы. В конце концов, новобрачные имеют право на уединение. Когда кучер открыл дверцу и подал Оливии руку, она осторожно спустилась и оглянулась, ища взглядом карету с сыном.
– Они подъедут позже, – сообщил Уорвик, стоявший позади нее.
Салли встретила их в дверях, как обычно, непричесанная, неряшливая и недовольная. Она взяла плащ у Оливии, затем повернулась к Майлзу, когда тот тоже разделся.
– Я приготовила на ужин пирожки с мясом и чай.
Думаю, вам на двоих хватит. Надеюсь, вы любите пирожки с мясом, ведь ничего другого я стряпать не умею. Не больно-то люблю стряпать, да и не для этого меня нанимали.
– Уверена, они мне понравятся, мисс?...
– Пинни, – отозвалась Салли.
– Мисс Пинни. И можете не беспокоиться, что нам не хватит. Я не очень голодна.
– Как угодно. Салли отвернулась.
– Мисс Пинни, – позвала Оливия.
– Чего вам? – буркнула Салли, не оглядываясь и не замедляя шага.
– Мисс Пинни.
Салли остановилась и оглянулась, нахмурившись.
– Я вас еще не отпустила, – подчеркнула Оливия. Недоумение промелькнуло на лице служанки. Уорвик наблюдал за ними, стоя со скрещенными на груди руками и поднятой бровью.
– До тех пор, пока я не найду повара, с этого момента будьте добры согласовывать со мной меню на весь день. Уверена, мне не составит труда найти повара. Насколько мне известно, первоклассный повар-француз только что уволился из поместья в Скрэфтоне. Завтра я напишу ему.
– Угу, – буркнула Салли. – Это все? – добавила она с ноткой сарказма.
Оливия кивнула, и служанка удалилась, бормоча что-то себе под нос и волоча плащ Майлза по полу.
– Вижу вы с Салли чудно поладите.
Уорвик стоял в полутьме и свет от факела на стене образовывал тени на его волосах и плечах. Весь вестибюль казался жутко мрачным и холодным.
– Боюсь, ваша челядь излишне разъелась и обленела, сэр.
– Салли и есть вся моя челядь.
– Значит, я постараюсь исправить эту ситуацию как можно быстрее.
Глаза Майлза сузились, рот скривился. Оливия подумала, не слишком ли далеко зашла, потом решила, что нет.
– Что ж, за это стоит выпить. Идем, и я угощу тебя стаканчиком, Оливия.
Она пошла за Майлзом по галерее до небольшой комнаты, выходящей окнами на запад.
– Пожалуйста, садись, – сказал он ей, а сам открыл шкафчик с напитками и налил им обоим по чуть-чуть бренди в два бокала. Оливия силилась сосредоточить внимание на вересковой пустоши, простирающейся за заросшими парками Брайтуайта, а не на своем муже.
Ее муж.
Пресвятая дева, подумать только, что всего неделю назад она была уверена, что ее жизнь начинается и заканчивается в Девонсуике. А теперь она замужем.
– Оливия?
Она оглянулась и увидела Майлза возле ее стула. В своей вытянутой вперед руке он держал бокал с бренди. Оливия взяла бокал, но пить не стала.
Майлз опустился на стул рядом с ней и поболтал жидкость в бокале.
– Тебе нравится эта комната? – поинтересовался он.
– Она очень милая.
– Она типично женская. Мать Дэмиена когда-то часто приходила сюда. Она часами сидела в этом кресле и читала своим детям вслух.
– А где был ты?
– Подслушивал за дверью.
– Тебя никогда не приглашали присоединиться к ним?
– Довольно часто.
– Но ты отказывался.
– Я никогда не позволял себе верить, что они на самом деле хотят, чтобы я был с ними.
– Это было очень глупо.
– Я был всего лишь ребенком. А кроме того, мне хотелось, чтобы моя родная мать читала мне вслух.
Оливия поставила свой бокал.
– Ты очень зол на свою мать.
Нет ответа. Майлз резко встал и прошел к столу, покрытому толстым слоем пыли. На нем лежала книга, тоже вся в пыли. Он раскрыл обложку и торопливо закрыл ее.
– Ты излишне прямолинейна, – произнес он наконец, не глядя на нее.
– Тебя это беспокоит?
Он пожал плечами, и тень гнева промелькнула на его лице.
– Я привел тебя сюда не для того, чтоб говорить об Элисон Кембалл.
– В самом деле? Насколько я помню, ты первый заговорил о ней. Однако, быть может ты желаешь поговорить о делах? Прекрасно. Мы можем начать с книг...
– Оливия...
Майлз отставил бокал и вгляделся в профиль жены, смотревшей на темнеющий пейзаж за окном. Он почувствовал... какое-то волнение. Странную нервозность. Растерянность от собственной неуклюжести.
– У нас впереди уйма времени, чтоб заниматься делами Брайтуайта. Сейчас, я чувствую, мы должны поговорить о нас.
Он гадал, расслышала ли она его, ибо продолжала сосредоточенно вглядываться в какую-то далекую темную точку за окном. Легкое движение головы вверх показало, что она ждет, чтобы он продолжил.
– Это же день нашей свадьбы, верно?
– Забавно, что ты напоминаешь мне об этом.
– Есть определенные нюансы в нашем с тобой соглашении, которые следует обсудить.
Румянец залил ей щеки. Она потянулась к бокалу, который прежде отставила.
– У меня создалось впечатление, что наш союз не более чем деловой контракт – исключительно брак по расчету.
Сухая, бесстрастная интонация ее голоса на мгновенье озадачила его.
– Значит, возможно, я не достаточно ясно выразился.
– Ты выразился более чем ясно. Я должна предоставить тебе право иметь любовниц, тогда как ты не склонен дать мне такую же свободу. Ты не любишь меня, поэтому и не желаешь спать со мной.
– С каких это пор любовь стала решающим условием плотских отношений между мужчиной и женщиной?
– Не могу представить это иначе.
Ее откровенность моментально лишила Майлза дара речи. Наконец он сказал:
– А как насчет желания ради желания?
– Желания? – Ее темные брови сошлись над переносицей. – Как можно желать человека, который тебе не нравится?
– Я никогда не говорил, что ты мне не нравишься.
– Но и никогда не говорил, что нравлюсь.
– Я тебя не знаю.
– И тем не менее женился на мне.
– Так что ж, казнить меня теперь за это? В конце концов, ты тоже вышла за меня замуж и тоже меня не знаешь.
– Я знаю тебя. Знаю уже много лет. Мы встретились пятнадцать лет назад, когда мне было двенадцать. Тебе года двадцать четыре, двадцать пять. Я наткнулась на тебя на Маргрейв Блафф. Ты стоял на вершине и смотрел в сторону Брайтуайта. Ты рассердился, обнаружив, что я подглядываю за тобой из-за ствола старой рябины. – Девушка, наконец, взглянула на него. – Ты сказал: «Ты кто, черт возьми, и почему прячешься за деревом?».
Заинтригованный, Майлз спросил:
– И что ты ответила?
– Боюсь, я была слишком поражена, чтобы что-нибудь ответить.
– Поражена чем? Страхом? Я был таким грозным?
– Для деревенской девушки, которая еще ни разу не была в Лондоне, ты был очень грозный. Надменный. Искушенный. Такой аристократичный. Я была уверена, что ты какой-то галантный рыцарь. В конце концов, ты был верхом на том прекрасном гнедом жеребце...
– Гданьске.
– Я считала, он великолепно подходит тебе.
– Мы с ним были одного нрава. Необузданные и строптивые. – Он улыбнулся воспоминаниям.
Оливия не отрывала взгляда от янтарной жидкости.
– Ты был воплощением всех моих фантазий, – тихо произнесла она голосом странно уязвимым, более уязвимым, чем он мог представить. – Ты был красивым и вызывающим. Свободным. Я приезжала к Маргрейву каждый день в надежде увидеть тебя. Иногда я даже скакала без седла и изо всех сил погоняла мою маленькую кобылку по пустоши, воображая, что я – это ты, а она – черный жеребец, быстрый, как ветер.
Поднеся бокал ко рту, она слегка смочила губы и глубоко вздохнула, словно находя силы в аромате бренди.
– Потом ты на несколько лет уехал из Брайтуайта и редко возвращался. Всякий раз оказываясь на Маргрейв, я думала о тебе и представляла, какой должна быть твоя жизнь за границей. Я даже надеялась, что если буду продолжать бывать на Маргрейв, то, в конце концов, увижу тебя снова. Так что, как видишь, ты для меня отнюдь не незнакомец.
Майлз мягко отставил свой бокал и подошел к Оливии. Он присел рядом с ее стулом и, оказавшись чуть ниже, заглянул ей в лицо.
– Почему ты вышла за меня, Оливия, если так хорошо знала меня? Неужели мои недостатки, мое происхождение, моя репутация и поведение тебе не противны?
Отвернувшись, она опустила глаза – всего на миг, так что посторонний и не заметил бы.
– Потому что, – ответила она убежденно, – в глубине души я чувствую, что ты стоишь того, чтобы спасти тебя.
