Книга: Единственная моя
Назад: Время роз
Дальше: Глава 2

Глава 1

Ситуация складывалась абсурдная. Майлз Уорвик просто отказывался верить, что его сводный брат Дэмиен, граф Уорвик, барон Миддлхэм мог оказаться подлецом и устроить такую встречу.
Курьер прибыл в Брайтуайт Холл в половине первого с приглашением, которое гласило:

 

«Сэр, почту за честь принять вас в Девонсуике в три часа пополудни 6 ноября (сегодня) или в иное удобное для вас время.
С уважением Э. Девоншир.»

 

Майлз решил, что «Э» не кто иной, как Эмили, дочь лорда Девоншира, – прелестное белокурое создание с прескверным нравом. Майлз начал ухаживать за ней несколько лет назад, как раз перед тем, как она со своей старшей сестрой, которую он едва мог припомнить, отправилась на континент. Время от времени в Англию доходили слухи, что за златокудрой Эмили ухаживает такой-то граф, герцог или барон. Что ж, она, вне всякого сомнения, хороша, но Майлзу было жаль того беднягу, который попадется в сети этой прелестной маленькой стервы. Потом из-за границы поползли слухи о вопиющем нарушении приличий старшей из девиц. А еще позднее стали судачить о рождении внебрачного ребенка.
Какой скандал!
Но куда более скандальным был тот факт, что она предпочла оставить ребенка, а не сплавить его в какую-нибудь крестьянскую семью. Впрочем, едва ли это удивило бы свет после всех приплывавших через Ла-Манш щокирующе-грязных историй о старшей дочери Девонширов, то якобы пляшущей с цыганами в Румынии, то разгуливающей по трущобам Сингапура без компаньонки Поговаривали даже о том, что она будто бы отдалась в руки азиатского татуировщика.
Женщина с татуировкой. Ну мыслимо ли это? Позор.
Но Майлз всегда слушал сплетни в пол-уха. Во-первых, он почти не был знаком со старшей дочерью, а во-вторых, он и сам зачастую являлся мишенью для подобной клеветы. С ранней юности он возненавидел то чопорно-самодовольное выражение, которое сплетники приклеивают на свои высокомерные физиономии, распространяя, как правило, лживые слухи, всегда передавая их пониженными на октаву голосами, поскольку это добавляет драматизма. Будучи восьмилетним мальчиком он столько раз слышал, как чернят имя матери, что его начинало тошнить, едва он входил в комнату с чужими людьми. Ему и сейчас было слегка не по себе. В три часа Майлз вошел в теплую, хорошо освещенную галерею Девонсуика и сделал неприятное открытие. «Э. Девоншир» означало отнюдь не Эмили Девоншир. Приглашение прислал ее отец Эверетт, хитрый, как лис, и скользкий, как змея. Лорд Девоншир сразу же проводил его в свой кабинет. Стены помещения были отделаны высокими панелями красного дерева и гобеленами двенадцатого столетия, изображающими рыцарей в доспехах, выручающих из беды бледных дев. Без сомнения, они стоили целое состояние, равно как и другие старинные вещицы, украшающие комнату. Майлз начал подсчитывать в уме, во сколько бы оценили эти сокровища его «друзья», промышляющие на рынке антикварных товаров. Затем напомнил себе, что эти впустую растраченные дни остались позади. Этот визит к «Эмили» – его первая уступка прошлому за последние месяцы. Вот уже два года он всеми силами пытается привести в порядок свою жизнь.
Оставить свое грязное прошлое там, где ему и надлежит остаться, – в том же самом прошлом. Разумеется, образцом добропорядочности ему никогда не стать. Респектабельность – чересчур тяжкое бремя, и совершенно очевидно, он к нему не готов. Но он делает все, что может. Вся беда заключается в том, что время уходит, а ему позарез нужны деньги. Возможно, именно поэтому Майлз ответил на это идиотское приглашение приехать в Девонсуик. В глубине души он надеялся, что Эмили Девоншир изменилась в лучшую сторону и решила вновь заполучить его. Майлз даже подумал, что на этот раз не станет так сильно упираться. Приданое девчонки, несомненно, стоит целого состояния, и тогда было бы чем заткнуть рты кредиторам...
Если бы только дело обстояло именно так.
Майлз окинул взглядом лорда Девоншира, который сидел в кресле у камина. Старик сделал ему предложение, от которого глупо отказываться, учитывая его крайне затруднительное финансовое положение. Но жениться на шлюхе только для того, чтобы прибрать к рукам ее приданое? Боже милостивый. До чего он докатился!
– Как я уже сказал... – Девоншир прочистил горло и откинулся на спинку кресла. Его мясистые пальцы нетерпеливо барабанили по подлокотнику. – Не секрет, что репутация Оливии пострадала.
«Это, – подумал Майлз, – еще мягко говоря».
– Но девушка не без достоинств. С тех пор как умерла жена и мое здоровье ухудшилось до такого прискорбного состояния, Оливия весьма успешно управляется с делами в Девонсуик Холл. До своего довольно продолжительного пребывания на континенте она вполне грамотно вела хозяйство – у нее математический склад ума. Да, в самом Деле. Правда, нельзя сказать, что такое качество приветствуется в моем кругу, но учитывая ее другие недостатки... – Он выпятил губы в раздумье. – Как бы это сказать?
Майлз прищурился, безуспешно пытаясь вспомнить Оливию Девоншир. Их пути тогда едва пересеклись.
– Моя дочь отнюдь не красавица, хотя и не безобразна, – поспешил добавить Девоншир. – Просто... ну... непримечательна. Короче говоря, такой человек, как вы, счел бы мою старшую дочь более чем подходящей партией.
– Подходящей, за исключением ее ошибки?
«Ошибка» Оливии Девоншир дала выход ярости где-то на расстоянии. Морщинистое лицо лорда Девоншира было непроницаемым.
Майлз медленно поднялся. Жара в темной комнате была удушающей, голова гудела. Тепличные цветы, украшавшие несколько столов, и их упоительный аромат, смешиваясь с видом прозрачной кожи лорда Девоншира, вызывали нежелательные позывы в животе Майлза. Он подумал о том, что пожалуй, стоит распахнуть окно, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Но это будет дурным тоном. И кроме того, когда игрок не уверен в своих картах, а ставка – его жизнь и средства существования, он не спешит раскрываться.
Сунув руки в карманы, Майлз сосредоточился на своем отражении в окне, наблюдая, как его губы растягиваются в сардонической улыбке, столь характерной для Уорвиков. Пусть он не унаследовал ни денег, ни земли отца – графа Уорвика, но он стал наследником внешности и темперамента Джозефа.
Не оборачиваясь к хозяину, Майлз спросил:
– А скажите, ваша милость, что именно вы имели в виду под «таким человеком, как я»?
Кресло скрипнуло. Майлз наблюдал за отражением лорда Девоншира в стекле, когда старик подошел к нему сзади.
– Майлз... – Девоншир улыбнулся, понимая, что называя своего собеседника так, выказывает явное неуважение. – Вы человек без титула. Без наследства. Простите мою откровенность, но, строго говоря, вы являетесь незаконнорожденным отпрыском графа Уорвика и его парижской любовницы. У вас не было ничего до тех пор, пока ваш сводный брат Дэмиен не передал вам родовое имение Уорвиков, и то лишь благодаря тому факту, что он с семьей вскоре перебирается в Америку. Вам нечего предложить порядочной, благовоспитанной девушке, и тем не менее вы явно надеетесь возобновить ухаживание за моей дорогой невинной Эмили.
Майлз ответил на отраженный взгляд Девоншира холодной, непроницаемой улыбкой и невольно поднял бровь. У него чесался язык сказать этому старому кретину, что «ухаживание» не совсем то, что у него на уме, и что его «дорогая» Эмили отнюдь не невинна.
– Всем известно, что Брайтуайт Холл пришел в полный упадок. Известно также, что вы безуспешно пытаетесь возродить те старые, явно отработанные рудники, от которых ваш брат отказался как от безнадежного предприятия. Не говоря уже о ваших карточных долгах в Лондоне и Париже. Поговаривают, что вы имеете пагубную склонность к азартным играм и не упускаете случая наведаться в игорный притон, когда выпадает возможность. Ваш долг неуклонно растет, а ваш кредит, говорят, полностью закрыт. Вы больше не можете выплачивать жалованье, и только за последнюю неделю трое из ваших слуг сбежали от вас.
Майлз медленно повернулся к Девонширу. Рот старика скривился в злой усмешке.
– Если вы женитесь на моей дочери, приданое будет достаточно большим, чтобы покрыть все ваши долги и помочь вам продержаться в течение последующих нескольких лет. Если, конечно, вы будете разумно распоряжаться им.
– Могу я спросить, почему вы так спешите избавиться от девчонки?
Девоншир пожал плечами.
– Расчет. Видите ли, моя младшая дочь Эмили привлекла внимание маркиза де Клари. Мы оба понимаем, что такой человек, как он, не потерпит и намека на скандал. Будет очень неприятно, если ошибка Оливии каким-то образом повлияет на мнение де Клари об Эмили.
– Таким образом, выдав замуж Оливию, вам удастся прикрыть семейный позор?
– Именно. И кроме того, девчонке нужен муж. Вы живое доказательство того, что может случиться с ребенком, который растет без отца.
Майлз с трудом поборол в себе непреодолимое желание ударить кулаком по бледной, потной физиономии Девоншира.
– У меня был отец, – напомнил он старику, – иначе я бы здесь сейчас не стоял. Возможно, вы просто имели в виду законного отца. Что, в таком случае, я едва ли могу оспаривать.
Девоншир отошел и снова плюхнулся в кресло.
– Должен вам сказать, что Оливия своевольна и темпераментна. Несмотря на свою оплошность, она остается ужасно гордой и упрямой. Из нее мог бы получиться отличный сын, если б ей посчастливилось родиться мужчиной.
Он взял со стола серебряный колокольчик и позвонил. Тут же в дверях появилась горничная в черном форменном платье с белым накрахмаленным фартуком.
– Где Оливия? – поинтересовался старик.
– Она на прогулке, сэр. Должна вернуться с минуты на минуту.
Девоншир тут же отослал ее небрежным взмахом руки.
– Не имеет значения. Это может подождать, лучше немедленно приступить к обсуждению дела.
Майлз обошел стол.
– Не думаю, что нам есть что обсуждать, – заявил он. Девоншир молча уставился на него.
– Я никоим образом не заинтересован в вашем предложении, милорд. Да, я нуждаюсь в деньгах, но не настолько, чтобы жениться на женщине, которую я даже не знаю, да еще возложить на себя ответственность за воспитание ее внебрачного ребенка.
Он направился к двери.
– Подумайте над моим предложением, – сказал ему вдогонку Девоншир.
– Тут и думать не о чем. – Майлз остановился и оглянулся. – Шлюха она и есть шлюха.
Голос его звучал язвительно.
– А ублюдок он и есть ублюдок, да? – Глаза Девоншира сузились. – Чье бы имя не носил ублюдок, это не меняет того факта, что он был рожден вне брака.
Майлз резко и неприязненно кивнул и покинул комнату.
Лучше поскорее уйти, пока дело не приняло еще более гнусный оборот.
* * *
Детский плач, ворвавшийся в галерею из ближайшей комнаты, пригвоздил его к месту. Затем в дверях появилась Эмили Девоншир. Она раздраженно нахмурила свое хорошенькое личико, и резко потребовала:
– Ради Бога, Гертруда, сделай что-нибудь с этим ужасным шумом. У меня от него жуткая головная боль!
– Я делаю, что могу, мисс Эмили. Боюсь, маленький Брайан хочет спать.
– Так позаботься о том, чтобы он уснул. Разгневанно фыркнув, Эмили обернулась. Ее голубые глаза расширились при виде Майлза.
– Так, так, – произнес он. – Наконец-то мы снова встретились.
– Зачем ты сюда явился? – удивленно спросила девушка.
– Я предполагал увидеть тебя. Но у твоего папаши другие планы.
Эмили осторожно взглянула на служанку, которая подхватила упирающегося мальчика на руки и начала ходить по комнате, укоряя ребенка за непослушание. Эмили закрыла дверь и наградила Майлза убийственным взглядом.
– Ты не имеешь права быть здесь, – сказала она ему. – Во время нашего последнего разговора я ясно сказала, что никогда больше не желаю видеть тебя.
Он пожал плечами и изобразил ленивую полуулыбку.
– Я помню. Однако, женщины часто меняют свои решения.
Эмили вздернула подбородок, и длинные белокурые локоны заблестели от света лампы. Глаза ее были холодны, как голубой фарфор.
– К счастью, я не отношусь к женщинам подобного рода.
– Разве?
Он зло рассмеялся, вызвав краску на щеках Эмили.
– Убирайся отсюда, – прошипела она дрожащим от гнева голосом. Ее маленькие ручки сжались и спрятались в складках платья.
– В чем дело, милая? Или, подцепив маркиза, ты решила, что слишком хороша для нас, простых смертных? Раньше ты так не думала. Мне кажется, я уже никогда не смогу смотреть на грозу, не вспоминая, как выглядело твое прелестное личико со стекающими по нему дождевыми струями.
– О – о, ты негодяй, Майлз Кембалл!
– Уорвик, – ответил он мягким тоном. – На тот случай, если ты не знаешь. Я законно сменил имя на отцовское около года назад.
Эмили презрительно изогнула тонкую бровь.
– Это не меняет того, кто ты есть или, вернее, что ты есть. Уверена, твой сводный брат далеко не в восторге от перспективы делить имя Уорвиков с таким гнусным подлецом и развратником.
– Стерва, – бросил Майлз настолько безразлично, насколько позволяла закипавшая в нем злость. – Коли уж на то пошло, горшку перед котлом нечем хвалиться. Оба черны, не так ли?
Не сказав больше ни слова, Майлз повернулся спиной к Эмили и зашагал по галерее к массивным дверям, едва ли слыша собственные шаги, эхом отлетающие от стен и мраморного пола.
Служанка собралась было открыть перед ним дверь, но достигнув входа раньше перепуганной девушки, Майлз распахнул дверь с такой силой, что она с грохотом ударилась о стену.
На улице было холодно. Он с трудом припомнил, что забыл забрать плащ, но он скорее замерзнет, чем вернется.
Майлз не мог поверить, что оказался настолько глуп и наивен, что подумал, будто эта хорошенькая маленькая мегера действительно хочет его видеть, особенно после того, как их бурные отношения закончились коротенькой запиской: «Я, должно быть, сошла с ума, связавшись с таким, как ты!» А он, наверное, окончательно спятил, если явился сюда, хотя, впрочем, это и не удивительно. Уединенность Йоркширских пустошей может привести любого нормального теплокровного мужчину на грань отчаяния.
Опустив голову, он шел по кирпичному тротуару. Глаза его увлажнились от холода и тумана, мысли буквально жгли мозг.
Черт бы побрал его брата Дэмиена. Без сомнения, любезный граф Уорвик сыграл далеко не последнюю роль в этом возмутительном спектакле. Как только Дейм мог подумать, что он падет настолько низко, чтобы даже помыслить о женитьбе на какой-то развратной старой деве! Которая к тому же родила ребенка, не имея мужа, плясала с цыганами и с ног до головы покрыта татуировками!
Фигура в плаще с накинутым на голову капюшоном возникла так внезапно, что Майлз успел лишь слегка повернуться на каблуках, надеясь избежать столкновения. Но они все равно столкнулись. Женщина отскочила от него, попятилась назад и, заскользив подошвами по обледенелому тротуару, с легким вскриком приземлилась на зад.
– Вы болван! – закричала она.
– Надо смотреть, куда идете, – резко ответил Майлз.
– Скажите пожалуйста! – Глаза незнакомки, которые он едва мог разглядеть под мешковатым капюшоном, гневно сверкнули. – Я не привыкла терпеть оскорбления от незнакомцев в собственном доме!
Женщина протянула ему руку, но он оставил ее жест без внимания. С возгласом негодования и раздражения она с трудом поднялась, скользя, покачиваясь и изо всех сил стараясь устоять на ногах.
Наконец, выпрямившись, она встретилась с ним взглядом. Глаза ее сощурились, а затем удивленно распахнулись, когда она узнала его.
– Вы?
Это не было вопросом. Не было это и простым замечанием. Это прозвучало, скорее как гнусная инсинуация.
– А вы, – произнес Майлз с равным презрением, откидывая с нее капюшон, – должно быть, Оливия? Похоже, у всех Девонширов манеры Аттилы.
Девушка попятилась. Она снова натянула на голову капюшон, закрывая верхнюю часть лица, но Майлз успел заметить прядь густых, красновато-каштановых волос. Волосы были слегка растрепаны, как если бы она во время этой одинокой прогулки часто снимала капюшон и подставляла лицо ветру. Эффект оказался поразительным. Несколько прядей упали на лоб и виски, отчего ее большие глаза казались еще больше. Их сине-зеленый оттенок выгодно оттенялся яркими пятнами негодования на щеках – или, быть может, причиной румянца был лишь холод. Ее скулы так и пылали. Внезапное осознание врезалось в Майлза, как холодный северный ветер: если это действительно Оливия Девоншир, то она совсем не безобразна. Отнюдь.
– Что вы здесь делаете? – негодующе воскликнула она.
– Замерзаю, – ответил Майлз, пряча руки в карманы.
– Что вы здесь делаете? – повторила девушка.
– Я предполагал, что пришел повидаться с вашей сестрой, однако...
– И вы видели ее? Да? Видели? Отвечайте же, черт возьми! – Она нетерпеливо топнула ногой.
Майлз нахмурился, теперь уже ни капли не сомневаясь в том, что не холод – причина краски у нее на щеках. Глаза девушки полыхали огнем под черными дугообразными бровями, усиливающими гримасу раздражения. Он пересмотрел свое прежнее мнение. Боже милостивый, похоже, что девица так же взбалмошна и сумасбродна, как и вся их семейка.
– Да, – бросил он. – Я ее видел.
Руки, покрасневшие от холода, стиснули накидку, кровь отхлынула от лица девушки, она побледнела.
– Мальчик... – Слова замерли у нее на губах, но взгляд остался прикованным к нему.
Майлз вскинул бровь.
– Ах, да... мальчишка. – Он наградил ее своей прославленной, или, скорее, бесславной, улыбкой Уорвиков холодной, расчетливой и презрительной. – Я видел и его. Легкие, как кузнечные мехи. Судя по всему у него темперамент его мамочки. Или папочки... Вы знаете, кто отец ребенка, мисс Девоншир?
Женщина промолчала.
– Впрочем, если вдуматься, в нем, действительно, есть что-то цыганское – черные волосы, буйный нрав.
Ни один мускул не дрогнул на ее лице. И тем не менее, стоя вот так, лицом к лицу с безмолвной женщиной, Майлз чувствовал, какая неистовая страсть клокочет в ее душе. Он видел такой же жестко сжатый рот, такой же стеклянный, немигающий взгляд неверия на лице матери. Он знал, что внутри у нее все дрожит.
Наконец, не сказав больше ни слова, она отвернулась и, ровно держа спину, зашагала по обледенелому тротуару с грацией канатоходца.
Заносчивая маленькая шлюшка. Задирает нос, будто, она лучше него.
– Мисс Девоншир! – крикнул Майлз.
Девушка приостановилась и оглянулась с плохо скрываемой досадой.
– А сколько у вас татуировок?
Подбородок девушки обиженно дернулся вверх, плечи подались назад. Подхватив юбки красными от холода пальцами, она бросилась к дому, не удостоив его даже бранного слова в ответ. На крыльце стоял дрожащий дворецкий с забытым плащом Майлза в руке. Оливия выхватила у него плащ, оглядела его и медленно повернулась к Майлзу. Снисходительно улыбнувшись, она заявила:
– Настоящий джентльмен никогда не позволит себе носить одежду, находящуюся в таком ужасном состоянии. Воротник совсем обтрепался, сэр.
С этими словами она швырнула подбитую атласом накидку, стоившую ему десять фунтов, в грязную лужу.
Оливия терпеливо ждала, пока седовласый мажордом снимал с нее плащ, бормоча себе под нос, что она схватит воспаление легких, если будет продолжать разгуливать в таком виде в такую жуткую погоду. Проворчав в ответ, чтобы он занимался своим делом и что это ее право, если она желает умереть таким способом. Они обменялись короткими улыбками, затем Джон, с аккуратно сложенным и повешенным на руку плащом, растворился в полумраке огромного дома.
Девушка бросилась в ближайшую комнату, откинула бархатную портьеру и ладонью расчистила круг на запотевшем окне. Майлз Кембалл Уорвик садился на лошадь. Вид у него был продрогший и злой. Мокрый плащ он набросил на плечи.
Майлз бросил взгляд в сторону дома.
Как он великолепен! Черные волосы, развевающиеся на ветру, обрамляют изящные черты лица, непреклонного и безжалостного в своей силе. Его аристократизм отчетливо проявляется в очертании высоких скул и благородного лба. Губы растянуты в презрительной и вызывающей усмешке – словно он бросает вызов всему миру.
В этот момент он развернул лошадь и поскакал сквозь мглу. Оливия еще долго стояла и смотрела ему вслед. После того как Майлз скрылся в тумане, она испытала быстро нарастающее волнение, прогнавшее холод, еще недавно заставлявший ее дрожать. Подумать только! Она стояла лицом к лицу с Майлзом Уорвиком и...
– Оливия!
Девушка обернулась и увидела стоявшую в дверях Эмили. Сестра прижимала изящный кружевной платочек к виску и раздраженно глядела на Оливию.
– Ребенок не перестает хныкать с тех пор, как ты ушла. Ты должна что-то сделать, иначе мне снова придется ложиться в постель с головной болью.
Отойдя от окна, Оливия подозрительно оглядела сестру.
– Что он здесь делал, Эмили?
Эмили заколебалась. На щеках девушки вспыхнул румянец, а глаза стали похожими на глаза испуганной лани.
– Кто? – Она изобразила недоумение.
– Кто? О, ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. Я только что буквально врезалась в него на улице.
– Откуда мне знать, зачем Майлз Кембалл был здесь? Я его не приглашала.
Оливия сузила глаза. Эмили насупилась.
– Возможно, тебе следует поговорить с папой.
– Какое отношение имеет к этому папа?
– Он почти целый час провел взаперти с этой неотесанной деревенщиной. – Обмахиваясь платочком, Эмили позволила легкой улыбке слегка приподнять уголки губ. -И у меня такое ощущение, что разговор каким-то образом касался тебя.
Оливия не потрудилась ответить на это замечание. По выражению самодовольства, сияющему в глазах младшей сестры, она могла безошибочно определить, что неприятности не за горами.
Она прошла мимо сестры, которая продолжала лукаво поглядывать на нее, и, выйдя из комнаты, поспешила вверх по лестнице к детской. Гертруда уложила малыша в кровать и тихо напевала колыбельную. У Брайана Гамильтона Чизвелла Девоншира, названного так в честь отца ее матери, любимого деда Оливии, была внешность ангела и темперамент буяна. Эмили приписывала его озорной характер тому, что Оливия балует его, но сама Оливия так не считала. Брайан Гамильтон Чизвелл Девоншир унаследовал поразительную красоту отца, его самостоятельность и буйный нрав. И хотя черты его лица во сне выглядели ангельски безмятежными, оно в то же время было настоящим образцом проказливости.
Добродушная служанка, увидев Оливию, приложила палец к губам и, убедившись, что мальчик спит, на цыпочках подошла к ней.
– Немного капризничал, – прошептала Гертруда. -Думаю, после сна он будет спокойнее.
Оливия кивнула, не сводя взгляда с малыша. Она чувствовала себя выжатой, как лимон, и обессиленной. Шок от встречи с Майлзом Уорвиком, идущим по дорожке Девонсуика, после всех этих лет обрушился на нее, полностью парализуя волю.
– Майлз Уорвик был здесь, – сказала она наконец, взглянув на женщину.
Брови Гертруды удивленно приподнялись.
Так вот кто это был! Вот, значит, каков этот повеса.
– Не знаешь, зачем он был здесь?
– Нет, мэм. – Гертруда покачала головой. – Я занималась с юным Брайаном, потому что Беатрис уложили в постель. А Ваш батюшка дал строгое указание держать его подальше от посторонних глаз.
– Гм. С него станется.
– Прощу прощения, мисс?
– Я об отце. Будь его воля, он бы вообще убрал Брайана с глаз долой, чтоб не видеть и не слышать.
– Не стоит расстраиваться из-за такой ерунды, мисс Оливия. Несмотря на обстоятельства, ваш батюшка любит мальчика.
– Да? – Оливия вошла в комнату, тихо прикрыв за собой дверь. Только тогда она взглянула на розовощекую служанку и улыбнулась.
– Ты пока свободна, Гертруда. Почему бы тебе не пойти выпить чашку чаю?
– Вы очень добры, мисс. С удовольствием.
Отпустив женщину кивком головы, Оливия поглядела ей вслед и направилась в свою комнату, смежную с детской, задержавшись лишь для того, чтобы взглянуть на Беатрис, свою седую няню, которая приехала в Девонсуик двадцать семь лет назад, вскоре после рождения Оливии. Всю свою жизнь она заботилась о девочках и теперь, в возрасте семидесяти лет, жила в туманном мире. За исключением четырех лет, которые Оливия провела в Европе и Азии, Беатрис оставалась ее подругой и наперсницей. Теперь она заботилась о сыне Оливии.
Когда Оливия была девочкой, Беатрис обнимала ее и обещала, что однажды она встретит своего прекрасного принца.
Но этого не случилось. Да и с чего бы? Внешность ее далека от стандартов, признанных светом. Она не хрупка, как лепесток розы. Ее кожа не бледна, как фарфор. Ее лицо не имеет формы овала, как того требует мода, и она не лишается чувств от бранных слов.
Войдя к себе, Оливия заперлась и закрыла лицо руками.
– Спокойно, – сказала она себе. – Волноваться абсолютно не из-за чего.
Но она все равно волновалась. Поспешив к западному окну, она отдернула шторы и окинула взглядом пропитанную туманной сыростью округу. Из этого окна ей обычно были видны всадники, приближающиеся к Девонсуику с расстояния полмили. Но сегодня погода не позволяла этого, и слава Богу. Она не нуждалась в видимом доказательстве того, что несколько минут назад столкнулась нос к носу с Майлзом Кембаллом Уорвиком.
Время, увы, не изменило его. Он все так же высокомерен и дерзок, как всегда. И все так же сногсшибательно красив – как и все Уорвики. Однако, в то время как другие юные леди вздыхали и грезили о Рэндольфе и Дэмиене, она всегда была очарована Майлзом – отверженным сыном, который, как магнит железо, притягивал к себе скандалы. Оливия, сама будучи парией, всегда воображала, что ее любовь и понимание растопили бы гнев и боль в его душе.
С другой стороны, красивой была и Эмили, и роман с Майлзом Уорвиком являлся для нее игрой, чтобы доказать себе, что она может завлечь любого мужчину – будь он грешник или ангел, – на которого положит глаз. Но с Майлзом она получила больше, чем рассчитывала. Вместо того чтобы использовать, Эмили Девоншир в первый раз оказалась использованной сама. Ни одна из дочерей не заполучила его.
Выпустив штору из пальцев, Оливия оглядела комнату. Огонь, мерцающий в маленьком камине, уютно окутывал спальню. Большая кровать с пологом манила мягким пуховым матрацем и подушками, но спать ей не хотелось. Она была слишком встревожена. Прогулка взбодрила ее. И вдруг эта встреча...
Что он здесь делал, – недоумевала девушка. Какие дела может иметь отец с Майлзом Уорвиком? Всем известно, что все его попытки управлять рудниками потерпели крах. Рудокопы винят во всем его, и вся шахтерская деревушка Ганнерсайд хотела бы повесить Майлза Уорвика. И он не осмеливается снова показаться в Лондоне из-за страха, что кредиторы разорвут его на куски.
Беспокойно шагая по комнате, Оливия вытаскивала гребни из волос, позволяя тяжелым локонам рассыпаться по спине. Затем она сняла мокрое платье и отшвырнула его в сторону. Девушка вспомнила время, когда танцевала перед костром, обернутая в полупрозрачную ткань. Казалось, это была другая жизнь. Стоя перед камином, она наблюдала за игрой желтого и оранжевого света на коже, потом снова вспомнила, как выглядел Майлз Кембалл Уорвик с рассыпанными по плечам волосами, посеребренными каплями холодного тумана. Лицо его было бледно от холода – поразительный контраст с густыми черными кудрями. А его глаза... Она всегда была околдована его глазами. Несмотря на ауру опасностей и страстей, окутывающую фигуру незаконнорожденного сына Джозефа Уорвика, его пленительные глаза были безжизненны. Настроение его изменчиво. А внезапные вспышки неистовства в прошлом сокрушили не один джентльменский клуб. Ходили слухи, что однажды он провел целых две недели за решеткой за то, что сломал стул о полисмена, посланного забрать его из имения.
Как это ужасно.
Как интригующе.
Как волнующе.
Если бы ей посчастливилось родиться мужчиной, она бы, пожалуй, посоперничала с его непокорным нравом. В конце концов, мужчинам не обязательно заботиться о своей репутации, они порождают скандал и смакуют его последствия.
Слава Богу, годы не укротили Уорвика. Для высшего света, задыхающегося от собственной напыщенности, Майлз был бодрящим глотком свежего воздуха.
А теперь?
Она нахмурилась, не отрывая взгляда от огня. В сердце у нее поселилась тревога. Последнее, что им всем нужно, – это оказаться каким-то образом связанным с этим человеком.
Оливия направилась к двери, ведущей в детскую. Просторная комната, которую она украсила фресками с изображением персонажей детских стишков, слабо освещалась от мерцающего в камине огня. Мальчик лежал среди горы стеганых одеял и пуховых подушек и сонно разглядывал потолок. Услышав, как она вошла, он повернул голову и поглядел на нее большими карими глазами.
– Ай-ай-ай, – мягко пожурила она его, ложась рядом. – Вам ведь полагается спать, мистер Брайан.
Его розовый влажный ротик улыбнулся, когда он потянулся к ней ручками.
Оливия прижалась губами ко лбу малыша, позволив себе задержаться дольше, чем необходимо, и закрыла глаза, вдыхая знакомый, такой любимый запах теплой кожи и талька, и, слабый аромат апельсинового мармелада, который ребенок ел на завтрак. Она погладила его густые темные кудряшки и поудобнее устроила в одеялах, тихо напевая ему, пока веки малыша не отяжелели и глаза не стали закрываться. И все-таки он продолжал бороться со сном, предпочитая с любовью взирать на Оливию, крошечными пальчиками играя с атласными лентами ее рубашки.
– Цветок, – произнес он, дотрагиваясь до ее кожи прохладными кончиками пальцев.
– Роза, – объяснила Оливия, переводя взгляд на изящную бледно-розовую розу, вытатуированную на груди.
– Красивая, – прошептал малыш и погрузился в сон, оставив Оливию с тоской любоваться его ангельскими чертами и улыбкой. Ребенок видит красоту в том, что свет считает неприемлемым. Неужели человечество перестало видеть в чем бы то ни было хорошее, а лишь выискивает и смакует дурное?
Еще раз поцеловав мальчика в лоб, Оливия вернулась к себе. Она бы с удовольствием осталась с сыном и провела остаток этого унылого дня с ним. Увы, неотложное дело ждет ее.
Схватив расческу, она провела ею по волосам и бросила на трюмо, небрежными движениями заплела и закрутила волосы в узел и снова сколола их гребнями. Потом девушка порылась в гардеробе и выудила оттуда строгое серое платье, закрывающее ее от подбородка до кончиков пальцев.
Водрузив очки на нос, она пробормотала:
– Итак, лорд Девоншир, дорогой, милый папочка, вам придется ответить мне на пару вопросов.
Назад: Время роз
Дальше: Глава 2