Глава 10

На следующее утро Оливия проснулась и обнаружила, что Майлз покинул Брайтуайт. По словам Салли он уехал на рассвете, взяв с собой кое-что из вещей и не сказав ни слова, куда едет и когда вернется.

Их последний разговор предыдущим вечером был резким и неприятным.

– Она страдает слабоумием. Иногда бывают периоды просветления. Но в остальное время она живет в каком-то воображаемом мире, где разговаривает сама с собой и глядит невидящими глазами в пространство, – объяснил Майлз, пробежав рукой по волосам. – Почему ты так смотришь на меня? – спросил он Оливию.

– Потому что теперь понимаю.

– Понимаешь?

– Почему ты так спешил жениться на мне. Ты думал поехать в Амершем и заплатить долг до того, как они ее выпустят. Но ее отпустили раньше, и теперь ты думаешь, что зря женился. – Плотнее запахнув халат, она уставилась прямо перед собой, пытаясь унять внутреннюю дрожь, от которой стучали зубы. В конце концов, когда муж ничего не ответил, Оливия оставила комнату и стала медленно подниматься по лестнице, остановившись на первой площадке, чтобы успокоить колотящееся сердце и учащенное дыхание, вспоминая, как она заглянула в лицо этой несчастной и узнала эти поразительно знакомые глаза.

А теперь он ушел.

В течение следующих дней она как могла пыталась отвлечь мысли от своего блудного мужа, занимал их домашними делами – отбором персонала, планированием нового бюджета, уплатой старых долгов. Известие о женитьбе Майлза явно разлетелось на крыльях ветра, ибо в течение недели ей нанесли визит несколько личностей довольно сомнительной репутации.

Среди них были месье Сидней и Лоренс. Вид их обоих не внушал Оливии доверия. У Сиднея были поросячьи, близко посаженные глазки. Лоренс имел черты бульдога: глаза навыкате, приплюснутый нос и обвислые щеки. Они были почти лысыми.

– Мы надеялись потолковать с Кембаллом, – заявил мистер Сидней с оттенком раздражения, которое лишь подчеркивало его и без того напыщенное поведение.

– Воистину так, – выпалил мистер Лоренс. – Я не для того тащился на этом проклятом поезде от самого Лондона, чтобы быть принятым женщиной, которая ничего не смыслит ни в делах, ни в деньгах, ни в тонкостях честной игры. Не в обиду вам будь сказано, мадам.

Оливия не мигая смотрела на Лоренса до тех пор, пока он не заерзал на стуле и нервно задвигал своими бревноподобными ногами. Затем они заявили, что Уорвик должен им в общей сумме две с половиной тысячи фунтов.

– Может, да... а, может, и нет, – ответила Оливия с терпеливой, но недоверчивой улыбкой. – Но вы не предъявляете мне никаких доказательств. Не думаете же вы, что я заплачу по расписке, которая может существовать, а может и нет. Это было бы не слишком разумно, не так ли?

Они сошлись на пяти сотнях каждому.

Следующим был лейтенант Брертон. Он объяснил, как проиграл крупную сумму Майлзу и его «бесчестным приспешникам». Потом лейтенант предъявил клубные поручительства вместе с письменными показаниями свидетелей, которые при этом присутствовали.

– Я должен получить удовлетворение, мадам, – завил он. – Надеюсь, вы понимаете.

– Понимаю, – ответила она более мягким голосом чем тот, которым говорила с Сиднеем и Лоренсом. -Тысяча фунтов – значительная потеря для такого молодого человека, как вы. Уверена, ваше годовое жалование не превышает этой суммы.

Он кивнул и продолжал смотреть прямо перед собой.

– И я подозреваю, что если вы не оплатите ваши расписки в клубе, то будете вынуждены просить отца о помощи.

Его кадык заходил вверх-вниз, но он даже не моргнул.

– Мой отец умер. Я буду вынужден говорить с матерью...

– И, конечно, ваша матушка будет убита горем, узнав, что ее сын лишился денег при таких обстоятельствах. Это, возможно, поставит ее собственное финансовое положение под угрозу.

Он кивнул.

– И, разумеется, такое черное пятно не слишком хорошо отразится на вашей военной характеристике.

– Действительно.

Оливия улыбнулась молодому человеку, взяла ручку и выписала чек.

– Могу я посоветовать вам, лейтенант, воздержаться от столов, пока вы не научитесь лучше держать себя в руках?

Выражение облегчения промелькнуло на его лице, моментально смягчив маску невозмутимости. Он уставился на протянутый чек, словно не веря своим глазам. Рука молодого человека слегка дрожала, когда он брал его.

– Мадам...

– Не стоит благодарности, лейтенант.

Разумеется, она проводила как можно больше времени с матерью Майлза и Брайаном, заверяя их обоих, что Майлза вызвали по срочным делам и он может вернуться в любой момент. Однако, наедине со своими мыслями Оливия не была так уверена.

Что, если он не вернется?

Она убеждала себя, что это не имеет значения. В конце концов, она его жена. Они с сыном живут в лучшем из домов Йоркшира. Их финансовое положение не зависит от Майлза. И все же тревога, словно облако, парила, над ней. Она ловила себя на том, что мысли возвращаются к тому моменту в день свадьбы, когда он стоял перед ней с чем-то сродни желанию.

Господи, сколько же лет она мечтала о таком мгновении? Она, выросшая на острове одиночества, окруженная морем равнодушия, проявляемого к ней родителями и сестрой, никогда еще не испытывала такой пронзительной тоски по нежному прикосновению, доброму слову, искреннему слову любви, как в тот момент, когда смотрела в глаза мужа...

Но она отвергла его.

В часы, свободные от занятий с сыном и забот об Элисон, Оливия зачастила в конюшню, находя радость в обществе Чарльза Фоулза, не говоря уже о лошадях.

Она с первого взгляда влюбилась в арабскую кобылу по кличке Жермина. Лошадь была истиной красавицей, с черными пятнами, и ее огромные карие глаза вспыхивали безумным огнем диких предков. Оливия взяла за обыкновение выскальзывать из Брайтуайта перед рассветом в одном шерстяном платье и плаще. Она забиралась на кобылу без седла и, распустив по плечам волосы, мчалась через пустошь к Маргрейвскому утесу, а там, глядя на восходящее солнце, представляла, что вот сейчас она обернется и увидит мужа, вернувшегося, наконец, домой.

Но он не возвращался. И Оливия удвоила свои хлопоты по дому.

Она начала восстановление старого дома с помещения объявлений в Миддлхэме о найме опытных слуг. Ее послание повару-французу имело успех. Через два дня Жак Дюбуа появился на пороге Брайтуайта вместе с багажом.

Следующим делом Оливия наняла плотников и маляров. Вскоре Брайтуайт наполнился стуком молотков, визгом пил, звуками шагов, хихиканьем горничных и посвистыванием рабочих. Иногда Оливия уединялась в тиши кабинета Майлза, садилась в кресло Майлза или за стол Майлза и глядела на жуткие, набитые опилками звериные головы с оскаленными зубами и стеклянными глазами, глядящими на нее со стен. Типично мужская комната вплоть до ружейного шкафа, содержащего внушительную коллекцию оружия, включая огромный охотничий нож с резной рукояткой слоновой кости, арбалет и несколько ружей.

Стол явно был реликвией, доставшейся от какого-то дальнего предка, который, видимо, предпочитал, чтобы мебель была непомерно массивная и чересчур витиеватая. Каждая сторона этого сооружения была украшена замысловатой резьбой, изображающей витые листочки и желуди, из-за которых выглядывала белка. Ореховое дерево почернело от бесчисленного количества полировок. Она, разумеется, предпочла бы что-то более изящное и утонченное, например, что-нибудь в стиле королевы Анны с изящными ножками. Тот стол, что стоит у нее в спальне в Девонсуике, прекрасно подошел бы. Однако...

Откинувшись на спинку кресла, Оливия обвела взглядом кричащую, но странным образом успокаивающую комнату, нехотя позволив себе задуматься над тем, что она осмелилась начать реконструкцию Брайтуайта, не спросив у мужа. Страшно даже подумать, как он отреагирует, когда вернется домой.

Если вернется.

Оливия оперлась локтем о стол и спрятала лицо в ладонях, сдвинув очки набок. Где же, черт возьми, носит ее мужа? Жить с его равнодушием это одно, но чувствовать себя брошенной – совсем другое. Потом она напомнила себе, что как бы там ни было, ее жизнь теперь значительно лучше, чем в Девонсуике.

Свобода.

Достоинство.

Полезность.

Если бы только...

Поднявшись, Оливия подошла к окну и посмотрела на розарий. Ей вспомнилось выражение глаз Майлза, когда он присел возле нее в саду, и то чувство сожаления, которое она испытала в отношении своей внешности. Сейчас, вглядываясь в свое отражение в окне, Оливия попыталась представить себе, как бы она выглядела, будь у нее узенький, чуть вздернутый носик Эмили, ее губки бантиком, без резких, угловатых контуров, которые делали ее скулы и подбородок слишком крупными. А ее тело... оно чересчур высокое. При росте в пять футов семь дюймов она смотрела большинству мужчин прямо в глаза. Может, именно поэтому ее всегда восхищал Майлз. Он возвышался над ней, по меньшей мере, на шесть дюймов.

Вздохнув, девушка прислонилась лбом к стеклу и закрыла глаза. Какая она глупая. Главное – это будущее Брайана, в конце концов.

В дверях появилась Салли.

– Ваша сестрица пожаловали, – объявила она.

Оливия глядела на нее до тех пор, пока служанка не принялась смущенно переминаться с ноги на ногу.

– Извиняюсь... мэм. – Она сделала попытку неуклюже поклониться. – Мисс Эмили Девонсуик спрашивает, дома ли вы, мэм. Вы принимаете гостей?

Оливия кивнула и наградила Салли милой улыбкой, которая держалась лишь до тех пор, как служанка не исчезла.

Эмили влетела в комнату облаком шуршащей тафты, с волосами, заплетенными в шелковистую косу, которая была небрежно переброшена через плечо.

– Ну, наконец-то! – воскликнула она. – Будь проклят этот день, когда мне пришлось тащиться через всю пустошь лишь для того, чтобы увидеть тебя.

– Что-нибудь с папой? – забеспокоилась Оливия.

– О, фи. Конечно, нет. Папа может плакаться о своей немощи, но мы-то с тобой знаем, что он здоров как бык. Проблема в тебе.

– Во мне?

– Мы совсем тебя не видим, Оливия. В такой важный период моей жизни ты торчишь здесь, в этой дыре и возишься с этим старьем.

– Это теперь мой дом и моя обязанность.

– Но ты совершенно забросила нас.

– Не думаю. И, кроме того, вам с папой пора научиться самим о себе заботиться. Я теперь замужем, Эми.

– Замужем? – засмеялась Эмили. – Оливия, ты выглядишь совершенно несчастной. Без сомнения, ты закончишь разводом или вновь окажешься объектом всеобщего презрения.

– И когда же ты, наконец, поймешь, что мне абсолютно наплевать на общество и его мнение обо мне. -Обходя стол, Оливия наблюдала, как лицо сестры покрывается румянцем. – Не дай мне Бог даже вообразить себя членом вашего почтенного круга. Как ты напоминаешь мне большую часть моей жизни, я недостаточно привлекательна и недостаточно воспитана – разумеется, где уж мне, ведь я все время была слишком занята твоим воспитанием. К тому же нельзя забывать о Брайане.

– Замолчи! – взмолилась Эмили и заткнула уши. Она опустилась в кресло с несчастным видом. Оливия нахмурилась, позабыв о своем раздражении.

– Ох, Оли, ради бога. Я пришла не для того, чтобы ругаться. – Эмили готова была расплакаться.

Забеспокоившись, Оливия села рядом с младшей сестрой и взяла ее за руку.

– Что случилось, Эмили?

– Это все лорд Уиллоуби. Мы с ним повздорили, Оливия.

– Такое время от времени случается со всеми, Эми.

Шмыгнув носом, Эмили огляделась в поисках чего-нибудь, чем вытереть глаза. Заметив носовой платок, засунутый под аккуратную стопку гроссбухов, она схватила его и высморкалась.

– Я получила письмо от Каролины Кобб, которая знакома с Марсией Хатчинсон, которая знает Белинду Делфрис. Белинда утверждает, что лорд Уиллоуби влюбился в другую, что его даже видели с ней в театре.

– Сплетни, – мягко отозвалась она.

Нижняя губка Эмили задрожала, и слезы хлынули по щекам.

– Это правда! – взвыла она. – Я спросила его об этом сегодня утром, когда он навестил меня. Ее зовут Дженель Шередан, и он находит ее восхитительной, но утверждает, что они друзья и ничего больше. – Еще раз высморкавшись, девушка выразительно добавила:

– Она вдова, если ты понимаешь, что это значит.

– Она старше?

– Старше и опытнее, если понимаешь, о чем я. Ей тридцать пять. Практически, старуха.

– А сколько лет Уиллоуби?

– Сорок пять.

– Он говорил о расторжении помолвки? Эмили покачала головой.

– Но я боюсь, это только вопрос времени. Мы установили срок обручения восемь месяцев, а когда я намекнула, чтобы перенести эту дату, он отказался.

– Но ведь так много нужно спланировать...

– Этот старый хрыч не молодеет, Оли! Он уже дважды овдовел, и ни один брак не дал ему потомства. Не мешало бы ему поторопиться с этим. В конце концов... – Плечи ее затряслись, она всхлипнула:

– Все мы знаем, что он женится на мне только для того, чтобы я родила ему наследника.

– Глупости. Если дело было в этом, Уиллоуби мог бы выбрать кого угодно. Но он этого не сделал, потому что все знают, что ты самая красивая девушка в Англии. Какой мужчина устоит перед тобой?

Промокнув глаза, Эмили выдавила улыбку.

– Что ж... полагаю, ты права. И все же... – Она нахмурилась. – Мы обе знаем, что нет никаких гарантий, когда дело касается мужчин. Должен быть какой-то способ убедить его перенести свадьбу на более близкий срок.

Из коридора послышался стук и взрыв хохота маляров, резко вырвав Эмили из задумчивости, она окинула взглядом комнату и сморщила носик:

– На твоем месте, Оли, я бы приказала этим рабочим тщательно убрать эту комнату и все здесь переделать. Она так типична для Уорвиков.

– Согласна, Эмили, но именно это мне в ней и нравится.

Поднявшись, Эмили сунула использованный платок в руку Оливии и прошла к двери, откуда выглянула в коридор, где маляры покрывали свежей краской стены, а слуги, стоя на коленях, драили полы щетками.

– Мне не нравится этот оттенок голубого цвета, который ты выбрала для этих стен. – Чуть-чуть наклонив голову в сторону Оливии, Эмили наградила ее вздохом неудовольствия. – Ты никогда не отличалась хорошим вкусом в отношении цветов, одежды и мужчин. Кстати, о мужчинах, где твой муж, Оли?

– В отъезде.

– В отъезде? По словам слуг, которых ты прислала в Девонсуик за своими личными вещами, не говоря уж о продуктах, твой муж находится «в отъезде» уже почти две недели. Мне неприятно говорить, что я тебя предупреждала, Оливия...

– Тогда и не говорите, – раздался негромкий голос из коридора.

Эмили удивленно обернулась и обнаружила Элисон Кембалл, держащую за руку Брайана.

Оливия поспешила забрать сына, пока Эмили холодно разглядывала нежданную гостью. Элисон, очень худая и бледная, слабо улыбнулась Оливии.

– Мы собирались пойти в соседнюю комнату и попить чаю с печеньем. Мы надеялись, вы составите нам компанию.

– И кто это, позволь тебя спросить? – возмущенно фыркнула Эмили.

Когда Брайан обхватил маленькими ручками шею Оливии, она еще крепче обняла его.

– Это мать Майлза. Эмили не шелохнулась.

– А вы, должно быть, тетя Эмили, – заключила Элисон, слегка приподняв бровь. – Брайан так много рассказывал о вас.

– Оливия, я бы хотела поговорить с тобой, – резко бросила Эмили и снова вошла в кабинет.

Опустив Брайана на пол, она обратилась к Элисон.

– Встретимся за чаем через десять минут.

Она улыбнулась, глядя вслед удаляющейся по коридору парочке, заметив, с какой осторожностью Брайан сопровождает бабушку.

– Как ты могла позволить этой ужасной женщине поселиться в доме? – возмущенно осведомилась Эмили. -Не удивительно, что Майлз сбежал. Ты хоть представляешь, что он презирает ее?

– Она очень больна.

– Если граф Уорвик узнает об этом, что ж... Просто не стоит и говорить, что он может сделать.

– Брайан любит ее. Он называет ее бабушкой.

Эмили побледнела.

Взяв сумочку Эмили со стула, Оливия протянула ее сестре и улыбнулась.

– Теперь, с твоего позволения, я собираюсь попить чаю с сыном и его бабушкой. Всего доброго, Эмили. Мои наилучшие пожелания папе.

Глаза Эмили на миг расширились, и ничего не сказав, она выскочила из комнаты.