Тропинка, ведущая к самой высокой террасе, выписывала невероятные зигзаги, чтобы кресла-каталки могли преодолевать склон. Ему потребовалось шесть с половиной минут тяжелого труда, чтобы добраться до самого верха. Когда он оказался там, с него капал пот, но он побил свой предыдущий рекорд, а потому был доволен. Дыхание его задымилось в холодном воздухе, когда он расстегнул тяжелую стеганую куртку и покатил кресло к одной из высоких клумб.

Он взял корзиночку с колен и поставил ее на подпорную стенку, потом вытащил из кармана куртки садовые ножницы и стал внимательно вглядываться в ряд маленьких растений, пытаясь понять, какие побеги проросли лучше. Он не успел выбрать и одного, когда заметил какое-то движение вверху на склоне.

Он посмотрел на темно-зеленый лес по другую сторону высокой ограды. Далекие пики гор белели на фоне голубого неба. Поначалу он решил, что там прыгает какое-то животное, но потом из-за деревьев показался человеческий силуэт. Незнакомец направился к калитке по траве, покрытой инеем.

Женщина прошла через калитку и закрыла ее за собой. На ней были тонкий плащ и брюки. Он немного удивился, увидев, что женщина без рюкзака. Возможно, она оставила рюкзак в одном из зданий института, а теперь возвращалась туда. Врач-консультант? Он собирался махнуть ей, рассчитывая, что она увидит его, спускаясь к институту. Но женщина от калитки направилась прямо к нему. Она была высокой, темноволосой, со слегка загорелым лицом под забавной меховой шапочкой.

– Господин Эскоэреа… – сказала она, протягивая руку.

Он положил ножницы и пожал протянутую руку.

– Доброе утро, госпожа… э?…

Она не ответила, села на стенку, хлопнула руками, на которых не было перчаток, затем окинула взглядом долину, горы и лес, реку, здания института внизу.

– Как поживаете, господин Эскоэреа? Чувствуете себя хорошо?

Он посмотрел на то, что оставалось от его ног, ампутированных выше колен.

– То, что от меня осталось, мадам, чувствует себя хорошо.

Таков был теперь обычный его ответ. Он знал, что в этих словах может послышаться горечь. На самом же деле он давал понять людям: «Не хочу прикидываться, будто со мной все в порядке».

Она посмотрела на его культи под брюками с такой непосредственностью, какую он прежде видел только у детей.

– Это был танк, да?

– Да, – ответил он, снова беря ножницы. – Хотел подорвать его на дороге к Бальзейту, только не получилось.

Он нагнулся, срезал веточку и положил ее в корзину, потом написал на бирке, с какого побега сделан срез, и прикрепил бирку к веточке.

– Прошу прощения… – сказал он и проехал чуть дальше. Женщина посторонилась, а он срезал еще одну веточку.

Она обошла кресло-каталку и снова встала перед ним:

– Вы, как рассказывают, вытаскивали своего товарища из…

– Да, – оборвал он ее. – Рассказывают. Я, конечно, не знал тогда, что проявленное милосердие приводит к укреплению мышц рук.

– Вам дали медаль?

Женщина присела на корточки и положила одну руку на колесо кресла. Он посмотрел на ее руку, потом на лицо, но она только улыбнулась.

Он расстегнул свою стеганую куртку, под которой оказался мундир со всеми наградными планками.

– Дали.

Не обращая внимания на ее руку, он крутанул колесо, двигаясь дальше. Женщина поднялась и снова присела перед ним.

– Впечатляющее зрелище – ведь вы еще так молоды. Меня удивляет, что вас не повысили в звании раньше. А правду говорят, что вы относились к начальству без должного уважения? И поэтому…

Он бросил ножницы в корзину и развернул кресло так, чтобы оказаться к ней лицом.

– Да, милочка, – ухмыльнулся он. – Я говорил малоприятные вещи. У моей родни никогда не было высоких покровителей, а теперь нет и самой родни, за что нужно благодарить авиацию империи Гласин. Ну а это…

Он ухватился за лацканы мундира, выставляя напоказ все свои наградные планки.

– …могу вам уступить все это за пару ботинок. А теперь, – он наклонился к ней и взял ножницы, – мне нужно работать. В институте есть один парень, который наступил на мину. У него ноги оторвало под корень. И одну руку в придачу. С ним вам будет еще забавнее. Прошу меня простить.

Он развернул кресло, отъехал на несколько метров и срезал две-три веточки, выбрав растения почти наобум. Он услышал у себя за спиной шаги женщины по тропинке и крутанул колеса своего кресла.

Женщина остановила кресло, взявшись за спинку, – она оказалась сильнее, чем можно было подумать. Руки инвалида напряглись, но тщетно – колеса принялись буксовать на каменистой тропинке, а кресло осталось на месте. Он отпустил колеса и обратил лицо к небу. Женщина обошла кресло и снова присела перед ним на корточки.

Он вздохнул:

– Чего вы хотите, милочка?

– Вас, господин Эскоэреа.

Лицо женщины сияло прекрасной улыбкой. Она кивнула, показывая глазами на его культи.

– Кстати, насчет обмена медалей на ботинки – это несложно устроить, – добавила она, пожав плечами. – Правда, медали вы можете оставить себе.

Она сунула руку в корзину, вытащила оттуда ножницы и вонзила их в землю под кустами, потом положила сцепленные руки на передок кресла.

– А теперь, господин Эскоэреа, – сказала Сма, слегка дрожа, – как насчет настоящей работы?