Книга: КРУК
Назад: Рантье
Дальше: Голубая книжка

Эсэсовский бункер

У себя в комнате он заправил постель. Затем выглянул в коридор и снова плотно притворил дверь. Задержался на секунду и, с некоторым отвращением, задвинул на двери задвижку. Затем вытащил из-под кровати железный ящик отца.
«Поскреби по сусекам-то!» – прозвучало голосом бабушки Таси.
Действительно, сработанный газосварщиком на военном заводе ящик был железными сусеками рода Чановых. На ящике, который еще в детстве Кузьма прозвал эсэсовским бункером, болтался трофейный немецкий замок с клювастым орлом – без скважины для ключа, но со стертыми ржавыми колесиками для набирания кода. Код был инженерно-семейный, важен был порядок – число «пи» до третьего знака, день рождения жены, сына и дочки. Чанов-младший набрал шесть цифр: 314579. Замок с мягким бряком свалился на коврик перед кроватью, Чанов откинул металлическую крышку.
Денег было неизвестно сколько, но практически много. Они лежали в ящике пачками, пятисотенными купюрами в рублях и сотенными в долларах, изредка в новеньких евро. Пачки были перепоясаны аптечными резинками, и за каждую резинку была воткнута бумажка из тети-Марусиного блокнотика в клеточку – пояснительная записка. Когда, что, сколько. Проценты за три с лишним года – рента рантье – и еще зарплата. Как приговаривала тетя Маруся – зряплата.
У рантье, у господина Чанова, уровень трат зависел исключительно от привычек. В основном детских. Ящик был заполнен почти что под крышку. У Чанова не было достаточного количества детских привычек, чтоб обогнать капитализацию своего бизнеса. Он прикинул несколько взрослых затратных возможностей, которые смогли бы заметно улучшить чью-либо жизнь. Построить больницу или детский дом, или… Или хотя бы что-то для мамы… Но большие затеи были слишком велики для денег в ящике, а что-то нужное и полезное для близких? Мама бы просто испугалась – откуда средства. Да и что же ей нужно? Все у нее есть… Вот Яньке когда-нибудь что-нибудь и понадобится, квартира там, машина, дача. Няня, если дети… Все это и у Кусиных родителей было когда-то, только денег почти что не стоило, прилагалось к отцовским научным званиям, таинственным научно-техническим заслугам и деревенской родне жены. Чанов-младший выгреб все денежные пачки на коврик у кровати. Никогда Куся и представить не мог, что, как скупой рыцарь, он будет сидеть на полу своей комнаты, на бабушкином тряпичном коврике – над грудой денег. Чанов, автор гуманитарной теории пирамиды, быстренько построил из пачек натуральную пирамиду: внизу рубли, на них прослойка новеньких евро, сверху и главным образом – доллары. Прикинул, сколько чего, мысленно «взлохматил» и подвел общий приблизительный итог: миллион. Разумеется, в баксах. Может, тысяч на сто меньше. Все равно – много.

 

Чанов сунул пару пачек сторублевок в карман висящей на стуле джинсовой куртки.
Рассеянно заглянул в «бункер».
На дне ящика лежала рыхлая и толстая ротапринтная книга в блеклой голубой обложке (Куся еще застал на собственных школьных тетрадках такие обложки). В эту книгу была вложена сколотая скрепкой кипа листочков, исписанных неправильным, косым почерком, который сын узнал – отцовский. Книгу с листочками младший Чанов выложил на стол отца. Но и под ней в бункере что-то было. С самого дна он поднял тетрадь вроде старинной амбарной, на грубом ее дерматиновом переплете была бумажная наклейка с надписью, отпечатанной на машинке:
плоский человек
Куся тетрадь открыл и увидел: много формул и графиков, и только изредка отдельные фразы, вроде: «Но тогда мы имеем вот что», или «Это же чушь! Этого быть не может никогда, потому что – Ньютон! Ведь вот же…» – и снова формулы. Но не правда». И снова формулы.
Чанов-младший перелистал тетрадь. В середине было вклеено два листика, исписанных двумя почерками – отцовским и незнакомым. «Переписка», – догадался Кузьма и прочел первый листочек:

 

Академику Васильеву
Дорогой Виктор! Я с удовольствием вспоминаю нашу с Вами короткую встречу в Дубне. Ваша лекция по топологии мироздания очень меня взволновала. Такого рода высокие материи всегда меня занимали, и сейчас я, мрачный физик-практик, как барышня в девятнадцатом веке, веду романтический дневник на темы возвышенные. И излагаю Вам некоторые свои соображения очень кратко и попросту.

 

Мысли плоского человека
Допустим, я – плоский человек – живу в двухмерном пространстве и пробую представить себе пространство трехмерное. Мой плоский мир (и я с ним вместе) как-то движется в следующем, трехмерном мире….
И вот я догадываюсь, что:
1) любая точка моего плоского тела, двигаясь в трехмерном пространстве, будет представлять из себя некую изогнутую линию;
моя линия соответственно – поверхность;
поверхность моего плоского мира – в трехмерье окажется объемом (тут возможны варианты, что-то вроде Ленты Мебиуса, или Ваших «узлов»);
2) трехмерное пространство по отношению к «плоскому» миру не находится «где-то в другом месте». Оно ТАМ ЖЕ, где и плоский мир. Просто плоский мир включен в мир трехмерный – в качестве проекций или сечений всех объемов;
3) и вот я догадываюсь о главном:
все возможные пространства (от 4-мерного до 11-мерного) по аналогии с двухмерным и трехмерными последовательно содержат в себе друг друга! То есть мироздание суть последовательность проекций друг в друге всех миров… понять их я, плоский, этого не могу, но как бы догадался о них. Я почувствовал, что на мне, как НА САМОМ ПРОСТОМ, проецируются ВСЕ пространства… Понимаете? И это не «мое личное дело». Это научный факт. И очень любопытный.
Переберемся из геометрии в физику;
В трехмерном и двухмерном пространстве частица фотон, согласно принципу неопределенности, не может иметь точной координаты. Если пространственное воображение меня не обманывает, то координаты фотона вполне четко могут быть определены не в двухмерном, не в трехмерном, а, скажем, в N-мерном пространстве. И там, «на том свете», в N-мерном «царствии небесном, которое всегда рядом» – фотон существует полностью и реально.
А для меня, Плоского человека, да и для Трехмерного наблюдателя – фотон мнимая точка.
N-мерное пространство, в котором фотон устойчив – оно и есть последнее и окончательное пространство-время. Царство фотонов – царство Света – последнее из царств!
Простите мою пылкость. Сам не ожидал. Все это не то чтоб всерьез, поскольку в нашем мире недоказуемо… Но сдается мне, что топология и вообще математика N-мерных пространств в конце концов объяснит мне, плоскому человеку, ВСЮ физику вообще. Всю природу мира.
С уважением, искренне Ваш —
Андрей Чанов,
02.04.1993 г.

 

На следующей страничке очень разборчивым, но мелким и почти чертежным почерком следовал ответ на бланке РАН:

 

Дорогой Андрей,
почти все верно, в топологии пространства-времени точка заметает линию, линия – поверхность, а поверхность – трехмерное образование.
И популярная в последнее время теория струн основывается (грубо говоря) на предположении, что элементарные частицы – это маленькие хитро закрученные ниточки, которые при движении в пространстве-времени заметают поверхности, причем столкновения и распадения частиц – это перестройки таких ниточек, вроде того, как если мы смотрим последовательно на штаны, как они устроены на разной высоте (высота – это время), то до какого-то времени было две окружности (это две штанины на одной высоте), а потом они слились, перестроились и дальше к поясу идут уже как одна компонента.
А распад – это то же в обратном направлении.
Только про фотон и про Царство Света я не знаю что сказать. С меня станет и простой топологии.
Ваш Виктор Васильев
13.5.1993

 

«С меня станет и простой топологии…» – повторил Чанов вслух и почувствовал, как странная улыбка ползет по его физиономии. Он вспомнил высоченного академика Васильева, видел его пару раз с отцом. Вот чем на самом деле был занят молчаливый папа Чанов, оказывается, такой живой и пылкий… И с ним переписывался похожий на поэта Некрасова академик Васильев… и все это в год, когда шла стрельба из тяжелых орудий по Белому дому… а студент Кусенька Чанов торговал на Арбате, создавал сверхдоходную серию матрешек-генсеков и Гуманитарную теорию пирамиды… Улыбка сползала потихоньку с физиономии Кузьмы, в то время как память запоминала на всякий случай – во что превращаются школьные плоские «Пифагоровы штаны» в пространстве-времени или в «царствии небесном». В реальные штаны превращаются
Чанов-младший перевернул следующую страницу амбарной книги. И увидел рисунок, сделанный, несомненно, папиной рукой. Рисунок был инженерно точен. Это были те самые «штаны», о которых писал тополог Васильев.
Дальше в тетради шли страницы, исписанные натуральной абракадаброй… Чанов-младший вгляделся и вспомнил позабытое: папа Чанов был левша, переучившийся на правшу! И в обмен на муку борьбы с самим собой он обрел способность писать левой рукой справа налево, то есть – зеркально. Когда-то он это второкласснику-сыну продемонстрировал и потряс Кусеньку. Чтобы прочесть такой текст, необходимо было читать его через зеркало. В Хмелево в редкие папины приезды они вдвоем вели с помощью бабушки-Тасиного зеркала тайную переписку… Вот только тайн сколько-нибудь для обоих занимательных не находилось, переписка заглохла…
В нынешнем зеркальном дневнике отца Кузьма без труда разобрал только крупный и косой, с резким наклоном заголовок:, то есть КУЗЬМЕ! Чанов-младший замер и почувствовал – надо, надо прочесть. Придется, рано или поздно… Но текст без зеркала давался с таким скрипом, что в висках застучало. Кузьма сдался, снова отложил на когда-нибудь и заглянул в конец. В конце разобрал зеркальную же дату – отец трудился над шифровкой за неделю до смерти. После даты полстранички занимал рисунок, очень простой и «похожий» – отец на нем был похож на себя, Кузьма его сразу узнал. Рисунок был, можно сказать, забавный:

 

 

Дальше в амбарной книге начиналась окончательная пустота.

 

Странно было у них, у Чановых, у отца с сыном и у сына с отцом. Вечно они друг друга откладывали на потом… Уж очень им обоим было, с одной стороны, важно друг про друга, а с другой стороны – не ко времени. Не сейчас… не сейчас… потом. Сегодня было то же. С одной стороны, дневник отца захотелось прочесть немедленно. С другой – почему же именно сейчас?.. Да и зеркало где? Только в ванной над раковиной…
Кузьма Андреич закрыл дневник Андрея Кузьмича.
Но Плоский человек как-то в Кусину круглую голову проник. Да там и остался…
Назад: Рантье
Дальше: Голубая книжка