Еще хочу рассказать.

Я полюбил Маришку еще в школе, когда она стала девушкой Боба. Знаете, как это было круто! Борька Сыровацкий был оторвой, а Маришка – тихоней. О них сплетничали не только сверстники, но и учителя. Я завидовал Бобу. Как он смело вносит любимую девушку в класс на руках, поет ей серенады в школьном дворе! В свете его любви Маринка выглядела совершенно особенной.

Потом Боб удрал из города, поссорившись вдрызг со своим придурком папашей, а Маришка осталась одна, словно снова осиротела. Боб не собирался возвращаться. У меня сердце разрывалось, когда я встречал ее, обычно в гостях у Андрюхи и его мамы. Я знал, что Маринка с Андреем – друзья детства, близкие, как брат и сестра, но знал, что Андрей не стремится за ней ухаживать. И тогда я впервые пригласил ее в кино.

Помню, очень нервничал по двум пунктам: боялся Маришкиного отказа и боялся возвращения Боба. Как бы я объяснил ему, почему встречаюсь с его девушкой?

Потом Маришка пропала куда-то. Я понятия не имел, что ее бабуля превратилась в монстра, что надо за ней ухаживать, а гулять с парнями Маришке теперь было некогда. Мне просто показалось, что она не хочет меня видеть.

Тогда я познакомился с Оксанкой и до ее самоубийства забыл о тревогах. (До сих пор я с трудом верю, что Маришка подтолкнула ее к смерти…)

И снова она была рядом, снова я был влюблен, горел, пылал, хотел забыть об Оксане. А Маришка, казалось, горела не меньше моего. Мы поженились.

Когда Боб вернулся, мне стало не по себе. Моя жена решила работать в его фирме, а я не стал возражать. Между тем мне было неприятно их ежедневное общение в рабочем режиме.

Потом была череда мелочей, пустяков разного рода. То Борька пел новую песню, явно посвященную моей жене, то она задерживалась после работы… Кажется, все это стало происходить уже после смерти Машеньки, но я не могу ручаться.

Возник на горизонте и Андрей. Правильно о нем говорил Боб – мужик-стерва. Возможно, из ревности, в которой не мог признаться даже самому себе, я полез в телефон жены. Нашел множество звонков Андрея. Стоило бы призадуматься, но я запретил себе подозревать друзей и жену, ведь это же низко!

А вскоре кое-что случилось в ресторане «Центральный». Они были моими давними клиентами, я имею в виду бухгалтерию ресторана. Я приходил к ним примерно раз в три месяца. Сидел в кабинете бухгалтера, а иногда приходилось выходить в зал, где был их капризный кассовый аппарат.

И вот однажды я возился с аппаратом в зале «Центрального», когда вдруг поднял голову и заметил, что в дальнем углу за столиком сидит моя жена. Напротив нее развалился мой лучший друг Андрюха. Я намерился было подойти, даже разулыбался, предвидя, как они удивятся! Но присмотрелся к жене, и мне стало нехорошо на душе. Она выглядела… как проститутка. То есть держалась так, будто очень хотела понравиться, соблазнить. Волосы поправляла, смеялась, закинув голову. Не знаю, как еще это описать?

Только тут я заметил, что за столиком находился и третий. Я его сразу узнал – это был партнер Боба, Игорь Колесов. И Маришка кокетничала именно с ним.

Закончив с аппаратом, я вышел на улицу, завернул за толстый ствол тополя, росшего на газоне, пристроился задом на оградку и стал ждать продолжения кино. Они появились в дверях ресторана примерно через сорок минут. Колесов уселся в свою «ауди», а Андрей усадил Маришку в джип.

Не знаю, чего я хотел в тот момент – поймать их с поличным или убедиться, что жена и друг мне верны? Смущал меня и тот факт, что моя жена строила глазки Колесову, а не Андрею. В общем, я не знал, что думать.

Вот так, ничего не думая, я выскочил на дорогу, проголосовал старенькому «москвичу», корчившему из себя такси, назвал водителю адрес Андрея. Москвичок докатился до дома моего друга только через полчаса. Джип стоял на парковке. Это означало, что Маришка поднялась в квартиру Андрея, ведь даже самый мощный внедорожник не смог бы доставить мою жену домой или в офис Боба, то есть на работу, и вернуться сюда всего за тридцать минут.

И тут я скис, сдулся. Мне стала противна эта слежка, мне стал противен я сам. Я должен доверять своей жене, я должен доверять другу, иначе какая же это любовь, какая же это дружба? Я ушел.

Вечером все же я не выдержал и спросил у Маринки – как прошел день? Она пожала плечами, ответила, что день прошел обычно. Не было сомнений – она лгала. Я мог бы рассказать ей обо всем, что видел, мог бы позвонить Андрею.

Я мог бы вытащить на свет божий и правду об отношениях моей жены с Бобом. Мог бы, но не сделал этого. Я струсил, я был идиотом.