Глава 28. Из огня — да в полымя!
Дым валил во всю, старые тряпки в углах, смоченных водкой, уже прогорели, и теперь пламя принималось за деревянные полы, стены и жалкую мебель. Я подняла голову. Таблетки мне удалось выплюнуть между подушками уже давно, но гадкий вкус их оболочек еще оставался на языке.
Дышать становилось все труднее. Подбежав к двери, я подергала ее. Видимо, Алеша укрепил дверь, потому что она держалась на петлях намного крепче, чем прежде. Без ключа не обойтись!
Вот и пришла пора поблагодарить Сашу за науку! Как он говорил? Надо постараться заранее заметить, в каком кармане лопух держит свой бумажник, в нашем случае — ключ, а потом сделать нечто необычное, чтобы отвлечь его внимание. Желательно — коснуться его и тогда дело в шляпе, а ключ в руке!
Замок в двери стоял самый простой. Такие в любом хозяйственном магазине стоят не дороже сорока рублей. Никаких хитростей и тонкостей — просто сквозная замочная скважина. Покашливая от дыма, я повернула ключ. Замок недовольно клацнул, а дверь услужливо распахнулась.
Ворвавшийся свежий воздух на время одурманил меня, поэтому я не сразу почувствовала опасность. А когда обернулась назад — поняла, что свежий кислород, ворвавшийся в открытую дверь, раздул пожар. Позади полыхали деревянные полы, занимался диван, на котором все так же безмятежно, как и прежде, лежал Артем. Всего через несколько минут он окажется на погребальном костре! Я бросилась к нему.
От жара и дыма заслезились глаза. Подбежав к дивану, я потянула на себя старое шерстяное одеяло, застилавшее сидение, чтобы на нем вытащить Артема из пекла. Но каким же тяжелым он был!
Я стащила с себя рубашку, которую носила поверх тонкой майки, оторвала кусок ткани и замотала лицо. По-хорошему, надо бы смочить ткань, но воды под рукой не было. Казалось, от жара кожа обугливается, волосы на голове стали горячими, дым разъедал глаза. Дыхание сбилось, а одеяло снова не хотело подчиняться.
Подсунув руки под плечи Артема, я медленно пятилась назад. Удалось дойти до порога — я вздохнула с облегчением — и тогда на нас обрушилась горящая доска. Так и не поняла, откуда она упала — мне казалось, что потолок еще не горел. Доска ударила меня по плечу и свалилась прямо поперек груди Артема. От боли у меня потемнело в глазах. Пока я справлялась с собой — загорелась облитая водкой одежда Бескровного. Я уже не знала, что надо делать в первую очередь — выбираться наружу или сбивать пламя. Выбрала второе. Откинув доску, которая оказалась намного меньше, чем мне померещилось со страху вначале, я сорвала с лица кусок ткани и забила тление на сорочке Артема.
На улицу я вывалилась спиной назад, с трудом оттянула Бескровного подальше от жара и только успела перевести дыхание, как крыша дома рухнула вниз. Вверх полыхнул столб огня, красивые быстрые искры фонтаном взвились вверх и тихо погасли в темном небе.
Теперь я сидела на траве, держа голову Артема на коленях, чувствуя, как по разгоряченным щекам катятся соленые слезы. Надо бы научиться радоваться победам, ведь мы чудом остались живы! Артем, хрипя, втянул в себя воздух и вдруг оглушительно, взрывообразно чхнул! От неожиданности я завалилась назад, стукнувшись затылком об острый гравий.
— Вера! — произнес он четко и снова чхнул.
— Что?
Он не отвечал…
А к нам уже бежали люди. Толстая тетка в ночной рубашке первой увидела нас:
— Здесь два покойника! — радостно сообщила она своим менее расторопным спутникам.
Я хотела возразить, что еще ни один покойник сам из горящего дома не вышел, но только тихо сказала:
— Вызовите «скорую»…
Вызвали и «скорую», и пожарных, и милицию. Все приехали буквально через пятнадцать минут. Началось настоящее столпотворение. Я соображала совсем плохо, пытаясь только отслеживать состояние Артема.
Милиционеру я пыталась объяснить, что прохожу как свидетель в одном уголовном деле и данные обстоятельства — продолжение этого дела. Поэтому я все лучше расскажу следователю, который будет заниматься этим делом. Он ответил, что так не положено. Тогда я сделала вид, будто упала в обморок и «пришла в себя» только в плотном кольце белых халатов.
Артема повезли в больницу, я увязалась за ним. Меня осмотрели в приемном покое и положили в палату. Заснуть удалось только к утру, а проснуться пришлось уже через несколько часов.
На стуле рядом с кроватью сидел серьезный молодой человек в черном костюме с рыжими волосами, серыми холодноватыми глазами и широким ртом, к которому подошла бы широкая улыбка.
— Вера Михайловна? — обратился он ко мне, как только заметил, что я открыла глаза.
Вот же дает! Неужели нельзя подождать пока я проснусь окончательно?
— Она еще не проснулась, — сообщила я ему довольно сердито.
— А пора бы!
— Дали бы хоть очухаться! — упрекнула я рыжего, садясь на койке.
Кстати, во что я одета? Ой, это больничная мужская пижама! Когда я успела ее напялить?
— Я из милиции, — сказал посетитель сухо. — Меня зовут Павел Петрович Седов.
— Польщена!
— Да нет, это я польщен, — он чуть заметно наморщил нос, но какие эмоции отражала эта гримаса, осталось втайне. — Я читал дела, по которым вы проходите в качестве свидетеля, и окончательно запутался. У вас невероятно насыщенная жизнь. Так что на этот раз случилось?
— Меня пытались сжечь…
Рассказать Павлу Петровичу о своих последних приключениях оказалось невероятно сложно. Седов, кстати, заметил, что оперативники нашли мой некролог и записали меня в список жертв гродинского серийника. Они, конечно, удивились такой странной и трагической судьбе бедной женщины, тем не менее, Алеша эту фишку хорошо придумал! Выслушав меня и задав, наверное, с сотню вопросов, рыжий распрощался. Напоследок он справедливо упрекнул меня:
— Что же вы вчера оперативной группе не рассказали о том, кто вас поджег? Мы бы уже их задержали! А теперь, где их искать?
Седов ушел, оставив меня в полном удивлении от своей собственной глупости. А, правда, чего я упрямилась? Теперь Алексей и Кристина смоются за границу, продадут мой алмаз, и станут жить долго и счастливо. С моим сыном и за мой счет!
Вспомнив Илью, я зарыдала от злости и тоски. Да сколько же можно ждать встречи с сыном! А теперь его увезли за границу, и увижу ли я его еще когда-нибудь — неизвестно.
А Артем?
Я слезла с койки, вытерла сопли и слезы, нашла свою одежду в тумбочке и переоделась. Затем отправилась на поиски своего милого погорельца. Поиски не заняли много времени — Бескровного положили в соседней палате. Я увидела его бледное узкое лицо на серой больничной наволочке сквозь стеклянную дверь. Он тоже проснулся, но продолжал находиться в постели, пристегнутый к капельнице. Понятное дело: лечат последствия отравления снотворным препаратом и угарным газом.
Надо признать, что Артем очень изменился с той встречи на анапском ветреном пляже. Когда это было? Полтора месяца назад? Трудно сосчитать, потому что календарь и ощущения не соответствуют друг другу. Правильно сказать, что с тех пор прошла жизнь. И какой он был тогда вальяжный — страшно вспомнить! Я стеснялась даже заговорить с ним, думала о нем, как о небожителе. Небожитель, как же! Простой дурак, влюбившийся в женщину, которой нужны только его деньги. Стоило ли из последних сил добиваться денег, теряя самого себя, растрачивая годы своей жизни ради такого итога: фирма на ладан дышит, жена изменять начала еще до свадьбы…
Жалея его всем сердцем, я в сантименты не впадала. Сейчас самое важное вернуть моего сына. Понятия не имею, что мне придется для этого сделать, но я сделаю все. И мне нужен союзник. Сама могу не потянуть — денег у меня нет, а Илья, возможно, за границей. А где Илья, там и Олеся, которая нужна Артему, ведь пока он не в курсе, что отец девочки — мой муж. И так как я не собираюсь расстраивать Бескровного плохими известиями, он остается лучшей кандидатурой мне в союзники.
Войдя в палату Бескровного, я остановилась перед его кроватью. Он чуть повернул голову, и я увидела его глаза. Они были невероятно, катастрофически усталыми, печальными, погасшими. Но что он, вообще, знает о случившемся?
— Артем… — я приблизилась еще на один шажок. Он продолжал молчать. — Ты как себя чувствуешь?
Артем повел бровью, что могло означать «так себе!» и даже «а тебе-то что?». Какой же он чужой! Наверное, я ошиблась, решив, что он стал другим человеком за последнее время. А, может, измена Кристины его так страшно сразила? Он любил ее, потом их отношения остыли, он влюбился в меня, а теперь, когда понял, что Кристина навсегда исчезла из его жизни — сожалеет о своей потере и снова любит ее.
— Артем… — повторила я, потому что наше молчание порождало все новые предположения, сводившие меня с ума. — Ты в курсе, что случилось?
— Нет, — его ответ был очень тихим.
— Хочешь, расскажу?
— Давай.
Меня уже записывать в Шахерезады! Хоть бы кто, добрый, мне все рассказал!
Бескровный выслушал мою историю очень спокойно, а потом закрыл глаза. Аудиенция закончена. И не то, чтобы я ожидала каких-то особых слов благодарности за спасение, похвал за свою сообразительность и ловкость рук, но полное отсутствие впечатлений любимого задевало за живое. Придется уйти восвояси. Но как же дети?
— Нам надо вернуть детей, — сказала я, упрямясь собственному ощущению его отстраненности. — Давай будем искать их вместе!
— Их и без нас будут искать, — возразил он, открывая свои усталые глаза.
— За границей — не будут! Как их искать, если Алеша и Кристина продадут алмаз и с деньгами исчезнут в тумане!
— Ну, а мы что сделаем?
— Мы поедем туда, разыщем их и увезем детей!
— Нас поймают и посадят за похищение. Перестань выдумывать. Если найдут их, найдут и детей.
— Но я не могу, не могу больше ждать!
Он молчал и смотрел в окно. Ну, ясно — вот и нашла союзника.
— Артем, тебе плохо?
Он разомкнул тяжелые веки, и вяло ответил:
— Физически я почти в норме. Немного посплю и все в порядке. Но ведь ты не об этом спрашиваешь?
— Ну, — я попыталась улыбнуться, просто чтобы он не думал, будто здесь и сейчас решается моя судьба.
— А в целом, у меня серьезные проблемы. Я потерял всю свою жизнь.
— Ты о Кристине?
— И о ней тоже. И я не знаю, что буду делать в жизни дальше.
— Но у тебя осталась твоя фирма, — и тут я пустилась во все тяжкие: — а, если захочешь, у тебя останусь и я!
Никогда и ничего я не ждала с таким трепетом, как реакции Артема на свою последнюю реплику.
— У меня ничего нет…
Для меня лично это могло означать только одно: ты мне не нужна.
