Глава 18. Сара Бернар и Берия

На следующее утро я проснулась от телефонного звонка. Алеша взял трубку. Он уже встал, позавтракал и побрился. Телефонный разговор мужа показался странным: собеседник упрекал Алешу в медлительности, а он отвечал, что надо подождать и все продумать.

— Что продумать?

Я высунула свою лохматую со сна голову из-под одеяла. Он обернулся, с таким видом, будто вдруг забыл, что женат.

— Да, так… Ничего. Мне работу предложили — причем по профессии, а не водителем. Но надо в Курортный ехать, а я не хочу.

— Почему?

— Тебя боюсь одну оставить.

— Да, ладно! — рассмеялась я. — Со мной все будет хорошо. Поезжай, если предложение стоящее.

Он пожал мощными плечами:

— Ну, так вот я и говорю — надо подумать.

Выпростав скованные члены свои наружу, я села на кровати, зевнула, потянулась и отправилась на кухню поискать съестного. В отсутствие сына мама Вера разболталась и разленилась. Алеша, добрая душа, сам себе готовил холостяцкие блюда и ни в чем меня не упрекал.

Когда он ушел, а я уселась перед телевизором с чашкой кофе, телефон ожил снова.

— Вера, — услышала я голос Артема, — надо встретиться! Я тут новости раскопал.

— Я тоже! Твоей жене бриллиантовый гарнитурчик явно к лицу!

На том конце провода послышался явственный скрип зубов.

— А ты что хотела? — злобно поинтересовался Бескровный. — Надо же и мне жизнь налаживать!

— Сыночка как планируете назвать? — ехидничала я. — Мне лично нравится имя Дормедонт!

Он бросил трубку. Ах, мы изволим негодовать!

Спокойно и радостно я стала готовиться к встрече с доктором свой свекрови. Радоваться, конечно, нечему, но я улыбалась в зеркало просто назло Бескровному. И пусть он меня не видит.

Герман Санжиевич обнаружился на втором этаже третьей больницы. Он занимал видный пост главного врача онкологического отделения. Я не стала особенно извращаться и придумывать поводы для визита. Решительным шагом прошла по отделению, кинув дежурной:

— К Ибрагимову!

И вошла в его кабинет. За широченным письменным столом и впрямь сидел Берия! Только очки на его носу выглядели современно, а во всем остальном — вылитый Лаврушка. Он отвел взгляд от монитора компьютера и сначала, вроде бы, выразил на своем толстом лице неудовольствие, вызванное вторжением, однако, разглядев миловидную дамочку, смягчился.

— Вы ко мне? — спросил Берия, будто бы в кабинете находился кто-нибудь еще.

И тут у меня начался непроизвольный приступ артистизма. Ничего такого заранее я не планировала, но моментально округлила глаза и простерла к доктору свои тонкие руки.

— Герман Санжиевич! — получилось хорошо: жалостливо и с придыханием. — Меня привело к вам отчаяние!

Потрясенный онколог невольно поднялся мне навстречу. Я продолжила в том же духе:

— Я узнала страшное! И теперь просто не знаю, что мне делать! Ах, что же мне делать?

Думаю, он немало видел настоящей человеческой боли и, тем не менее, мое лицедейство сработало. Вот она, сила искусства!

— Присядьте, — засуетился он, подбегая ко мне. — Расскажите все по порядку! Налить вам водички?

Я позволила коротеньким ручкам обнять себя за талию. Берия отвел меня к креслу у окна и бережно усадил. Всхлипывая и скуля, я выпила стакан воды.

— Итак, милая девушка, что же произошло?

Ибрагимов тоже присел на кресло рядом, ненароком касаясь моего плеча.

— Я только что вернулась из-за границы и тут выяснилось, что моя мама больна раком! Скажите, есть ли у нее шансы?

— Ваша мама? А кто это?

— Бойко Софья Михайловна.

Мои глаза даже наполнились влагой, вот как я вошла в образ безутешной дочери! К слову сказать, не так давно я на самом деле была дочерью, потерявшей мать. Но сейчас об этом не следовало думать.

— А, Софья Михайловна! — припомнил доктор.

Понятное дело, врачи так просто не обсуждают с посторонними болезни своих пациентов. Особенно, если заболевание очень тяжелое. Ну, разве что, при особых условиях, вложенных в беленький конвертик. Да и то не все. Мне в конвертик положить было нечего, потому и понадобился спектакль. Гера смотрел на меня с минуту, соображая что-то. С одной стороны — врачебная этика и всякое такое, а с другой — очаровательная женщина. К тому же, на ней такой откровенный костюмчик и в вырезе жакетика видна свежая грудь… И она не выглядит слишком недоступной.

— А, простите, как ваше имя?

— Я Екатерина Бойко. После смерти супруга снова взяла девичью фамилию. Герман Санжиевич, умоляю вас, скажите же мне правду!

— Да, Софья Михайловна, является пациенткой моего отделения. Очень милая женщина. У нее назначен прием на следующей неделе, если не ошибаюсь. К сожалению, ситуация критическая. Это все, что я могу сказать вам.

Глядя на эскулапа затуманенными глазами, я прошептала:

— Ах, доктор, это такой ужас, такой ужас! Сначала муж, а теперь — она! И я останусь совсем, совсем одна. Меня даже некому утешить… Я все время в жутком напряжении, а хочется счастья, покоя. Это звучит эгоистично, но я молодая женщина и мне трудно противостоять горю.

И тут Берия оправдал все возложенные на него ожидания. Он снял очки, положил их в карман халата и, заблестев масляными глазками, всем своим корпусом подался вперед, ко мне. Я даже ощутила запах его дыхания, но об этом я умолчу. И вот же удивительно: он такой противный и вонючий, он так легко ловится на бабские штучки, а считает себя неотразимым кавалером!

— Катенька, вы такая красивая женщина! — терпеть не могу, когда так говорят. Если мужчина говорит женщине, что она красива, значит, ничего больше в ней не видит. Да и не нужны ему ни твой ум, ни взгляды на жизнь, ничего другое! — Вам не идет скучать и плакать! — когда это я говорила, что скучаю? — Позвольте вас немного развлечь. Давайте сегодня вечером съездим с вами в одно место, отдохнем. Я знаю очаровательный ресторанчик с отдельными кабинками!

— Боже мой! — вскричала я. Гера отпрянул от меня, решив, что сейчас я с негодованием отошью его. Однако я продолжила: — Вы такой добрый! Я с удовольствием немного отвлекусь в вашем обществе!

Ибрагимов просиял. Но я-то еще ничего не узнала! И, только потерзав немного окрыленного доктора, я услышала все, что хотела:

— Софья Михайловна попала ко мне, когда ее болезнь уже оказалась сильно запущена. Я сразу предложил операцию, но анализы показали, что ее сердце может не выдержать многочасового наркоза. Тогда я назначил поддерживающую терапию. Это чудо, что она до сих пор жива! Несмотря ни на что — у нее крепкий организм. А ведь даже химиотерапию не использовали!.. Спасибо за комплимент, Катенька… Изменения личности?.. Ну, раздражительность, подозрительность, слезливость… Отравить соседку? Ну, это бредни! Я слышал, что такое бывает. И в романах криминальных читал. Но, в основном, такие пациенты не способны произвести ряд взаимосвязанных, последовательных действий, способных причинить серьезный вред окружающим. Поругаться, еще может быть. Так что, соседка вашей мамы преувеличивает — не могла Софья Михайловна пытаться ее отравить… Вот это лекарство? Похоже на нейропал. Но вашей маме его применение противопоказано из-за болезни сердца… Не переживайте раньше времени. Никто своей судьбы не знает! Я тут знаете, каких чудес насмотрелся!.. Так до вечера? Адресок?.. Позвольте вашу ручку!