Глава 20
Двенадцать дней спустя Кассандра вошла в роскошно убранную комнату, служившую тюрьмой для Эмбер.
Эмбер подняла глаза от рукописи, которую пыталась разобрать. Пыталась, но у нее ничего не выходило. Ее мысли были заняты лишь одним.
Дунканом.
— Приехала Ариана, — без предисловий сказала Кассандра. — Дункан хочет, чтобы ты пришла к нему.
На мгновение Эмбер застыла, словно мертвая. Потом она длинно, беззвучно выдохнула и окинула роскошную спальню глазами, видевшими лишь тысячу оттенков темноты.
— Саймон привез и норманнского священника вместе с норманнской наследницей, — продолжала Кассандра. — Без сомнения, ваш брак будет расторгнут.
Эмбер промолчала.
— Что ты будешь делать? — спросила Кассандра.
— То, что должна.
— Ты все еще надеешься, что Дункан позволит себе любить тебя?
— Нет.
Но вспышка чувства в глазах Эмбер сказала да.
— Он все еще приходит к тебе в самый темный ночной час, когда больше не может противостоять своему желанию? — спросила Кассандра.
— Да.
— А когда страсть утолена?
— Тогда приходит гнев на самого себя и на меня, на ложь и клятвы, завлекшие нас обоих в ловушку. И тогда он больше не прикасается ко мне. Это причиняет слишком сильную боль.
— Хорошо, что хоть столько нежности к тебе в нем осталось.
Улыбка Эмбер была невыносимее, чем крик боли.
— Да, — прошептала она. — Хотя он этого и не знает, но от моей боли больно и ему.
— Ты еще надеешься, что когда-нибудь он тебя полюбит?
Длинные ресницы опустились, скрыв глаза Эмбер.
— Каждый раз, когда мы прикасаемся друг к другу, за страстью ощущается больше страданий, больше темноты. Там, где есть столько чувства, есть, наверное, и шанс…
— Ты останешься с ним, пока у тебя есть надежда, — сказала Кассандра.
Эмбер кивнула.
— А потом? — спросила Кассандра. — Что ты будешь делать, когда надежда исчезнет и останется лишь тысяча оттенков темноты?
Ответом было молчание.
— Можно взглянуть на твой подвесок? — спросила мудрейшая.
Эмбер удивленно посмотрела на нее. Мгновение поколебавшись, она сунула руку в вырез платья и вытащила древний подвесок.
Этот драгоценный камень из прозрачного золота все так же висел на блестящей цепочке. Но при всей своей красоте янтарь изменился, изменился настолько неуловимо, что только Наделенный Знанием человек увидел бы, как… темнота затягивает свет своей вуалью.
Кассандра коснулась подвеска кончиком пальца, который чуть заметно дрожал вопреки ее усилиям скрыть под маской безмятежности, как подобает ей, Наделенной Знанием, обуревавшую ее скорбь.
— Ты знаешь, что Дункан губит тебя, — сказала старшая женщина.
Эмбер ничего не ответила на это.
— Капля по капле, ты тайно кровоточишь, — прошептала Кассандра, — пока не останется ничего от света и жизни, только темнота.
И опять Эмбер ничего не сказала.
— Это губит заодно и Дункана, — без всякого выражения проговорила Кассандра.
Только тогда Эмбер вскрикнула, и в ее крике было и отрицание, и боль, и гнев под стать тому, что испытывал Дункан. Ибо с ним она была в ловушке, и с каждым днем окружавшая их темнота становилась еще на один оттенок темнее. День за днем, пока не останется ничего от света и жизни.
Только одна темнота.
— Он не должен отказываться от тебя, — с силой сказала Кассандра. — Я никогда никому не желала смерти, но вот теперь желаю ее этой норманнской суке, которая…
— Нет! — резко возразила Эмбер. — Не тащи свою душу во мрак из-за того, что сделала я. Ты сама учила меня делать выбор и жить с этим выбором.
— Или умереть.
— Или умереть, — согласилась Эмбер. — Все равно, не будь этой наследницы, нашлась бы какая-нибудь другая. Не можем же мы убивать несчастных дев налево и направо, верно?
Смех Кассандры был так же печален, как ее глаза.
— Не можем, — согласилась она. — На свете не найдется столько богатых невест, сколько нам пришлось бы убить, прежде чем твой твердолобый лорд проснется и увидит, какое богатство у него под боком — только протяни руку.
Не касаясь друг друга, однако, чувствуя близость во всех иных отношениях, Наделенная Знанием и ее названная дочь сошли вниз, в личные покои лорда. Картина, которую они там застали, освещалась огнем очага, факелами и туманным светом, лившимся сквозь высокое окно.
Дункан сидел в дубовом кресле. Саймон своим кинжалом отрезал тонкие ломтики мяса от целого окорока и умело раскладывал их на серебряном блюде.
Сначала Эмбер подумала, что никого больше в комнате нет. Только когда Дункан заговорил, она поняла, что Саймон режет мясо не для себя, а для кого-то другого.
— Леди Ариана, — сказал Дункан, поднимаясь с кресла, — позволь представить тебе мое оружие, колдунью по имени Эмбер.
Женщина, одетая в платье из черной шерсти, повернулась к ним лицом. В руках она держала небольшую арфу.
В первое мгновение Эмбер подумала, что голову Арианы покрывает капюшон из поблескивающей черной материи, расшитый узором из серебряных и фиолетовых нитей. Потом она поняла, что это не капюшон, а волосы Арианы, туго заплетенные и уложенные. Серебряные украшения светились в этих черных, как полночь, волосах, а аметисты таинственно вспыхивали при малейшем движении Арианы.
— Подойди к ней, Эмбер, — приказал Дункан.
На мгновение Эмбер замешкалась, не в силах заставить себя двигаться. Потом ноги повиновались приказам — скорее разума, чем сердца. Она приблизилась к норманнской наследнице.
— Леди Ариана, — произнесла она, наклоняя голову. На краткий миг любопытство оживило глаза, которые были того же густо-фиалкового цвета, что и драгоценные камни, вплетенные в волосы Арианы. Потом густые черные ресницы опустились.
Когда они снова поднялись, то в глазах словно бы закрылась какая-то дверь. В них не осталось ничего от любопытства или какого-нибудь другого чувства. Глаза наследницы были так же холодны и безразличны, как и аметисты у нее в волосах.
— Очень приятно, — сказала Ариана.
Голос ее звучал равнодушно, в словах слышался акцент, говоривший о ее норманнском происхождении. Она ничем не выразила желания прикоснуться к Эмбер, не протянула даже кончиков пальцев для самого беглого приветствия.
Эмбер подумала, что такая сдержанность Арианы объясняется скорее ее характером, чем каким-то особым предупреждением, которое мог сделать ей Дункан относительно прикосновений к ней, Эмбер.
— Ты проделала долгий путь, — проговорила Эмбер.
— Рабыня идет туда, куда ей приказано. — Ариана грациозно пожала плечами и отложила арфу в сторону.
Ледяные пальцы прошлись по спине Эмбер. Было очевидно, что Ариане предстоящий брак с Дунканом желанен не более, чем самой Эмбер.
— Видишь теперь, зачем ты мне нужна, — насмешливо сказал Дункан. — Восторг моей нареченной по поводу нашего брака напоминает мне о том, что ее отец считает саксов своими врагами. Бог — или, вернее, дьявол — знает, что думает барон Дегэрр о шотландцах.
Ариана не шевельнулась и не произнесла ни слова в ответ на сказанное Дунканом. На ее бледном, прекрасном лице живыми казались одни лишь глаза; они казались живыми так, как кажется живым драгоценный камень, отражая чужой свет, но не обладая своим собственным.
— Это напоминает мне брак Доминика, — добавил Дункан.
Саймон отрезал еще один ломтик мяса быстрым движением кинжала.
— Верно, — сказал он. — Джон отдал свою дочь скорее в отместку, чем в залог истинного объединения кланов.
— Вот именно, — подтвердил Дункан. — У меня нет желания проснуться и оказаться женатым на женщине, не способной родить мне наследников.
Эмбер почувствовала, как Внутренне сжалась эта женщина, неподвижно сидевшая во всем великолепии богатой черной одежды и удивительных украшений.
Кассандра тоже уловила эту внутреннюю дрожь богатой норманнской наследницы. И впервые за все время с настоящим интересом посмотрела на Ариану.
Саймон поставил блюдо с ломтиками мяса, сыра и засахаренными фруктами перед Арианой. Когда он рукой задел ее рукав, она вздрогнула и взглянула на него своими аметистовыми глазами, в которых было отчаяние и ярость попавшего в капкан зверя.
— Эля? — невозмутимо спросил он.
— Нет. Благодарю.
Словно не заметив отказа Арианы, Саймон поставил перед ней кружку со слегка пенящимся элем.
— Ты слишком худа, — резко сказал он. — Ешь.
Саймон отступил назад и теперь больше не нависал над Арианой. Она судорожно выдохнула. Когда она потянулась за ломтиком мяса, ее рука дрожала.
Саймон бесстрастно наблюдал, как она прожевала, проглотила и протянула руку за кусочком сыра. Увидев, что она начала есть и сыр, он посмотрел на Дункана.
— Леди Ариане нужно отдохнуть, — сказал Саймон. — Днем мы ехали без остановки. Да и ночью было не лучше. После Карлайла негде было укрыться от непогоды.
— Я не задержу ее надолго, — ответил Дункан. Он посмотрел на Эмбер. — Возьми ее за руку, колдунья.
Эмбер поняла, что этого не избежать, как только услышала, что Дункан беспокоится о наследниках. Зная все заранее, она успела приготовиться. Рука, которую она протянула Ариане, не дрожала.
Выражение лица норманнской девушки весьма ясно говорило о том, что ей неприятно, когда к ней прикасаются. Она бросила взгляд на Дункана, но, не найдя у него сочувствия, подала руку Эмбер.
Как ни готовилась Эмбер, то хаотическое смешение ужаса, унижения и обманутых надежд, которое переполняло Ариану, чуть не заставило Эмбер упасть на колени.
Ариана оказалась женщиной сильных страстей, зловещих и темных.
— Леди Ариана, не бесплодна ли ты? — спросил Дункан. — Нет.
— Согласна ли ты исполнять супружеский долг по отношению ко мне?
— Да.
Эмбер пошатнулась, пытаясь устоять перед напором необузданных чувств, бушевавших в душе норманнской девушки под жесткой маской внешнего спокойствия.
— Эмбер? — окликнул ее Дункан.
Она не услышала. Она не слышала ничего, кроме одного нескончаемого вопля о совершающемся предательстве, исторгаемого душой Арианы.
— Эмбер. — Голос Дункана звучал резко.
— Она… она говорит правду, — вымолвила Эмбер прерывающимся голосом.
И выпустила руку Арианы, потому что не могла больше вынести горя и ярости, обуревавших душу норманнской наследницы.
Это было слишком похоже на то, что испытывал Дункан.
— Дочь моя, тебе нехорошо? — спросила Кассандра.
— Ничего. То, что она чувствует, вынести можно. Ариана взглянула на Эмбер, и глаза ее сверкнули зарождающимся гневом.
— Ты знаешь, — сдавленным голосом проговорила она. — Ты знаешь. Проклятая колдунья, кто наделил тебя правом терзать мою душу?
— Замолчи, — резко сказала Кассандра.
Она быстро приблизилась к обеим женщинам, и ее алые одежды ярко полыхнули рядом с черными Арианы и золотыми Эмбер.
— Если здесь кого и терзали, так это Эмбер, — продолжала Кассандра. — Посмотри на нее и узнай, что тот черный огонь, который тайно жжет тебя, опалил и ее.
Ариана побелела.
— Узнай также, что твоя тайна, какова бы она ни была, по-прежнему остается тайной. Эмбер прикасается лишь к чувствам, она не ясновидица.
В молчании Ариана разглядывала Эмбер, замечая бледность, покрывшую ее лицо, и напряженную линию рта.
— Только чувства? — прошептала Ариана. Эмбер кивнула.
— Скажи мне, что я чувствую?
— Ты, верно, шутишь.
— Нет. Я думала, у меня нет больше чувств. Что я чувствую?
Тон простого любопытства, каким был задан вопрос, настолько поразил Эмбер, что она невольно ответила.
— Ярость, — прошептала Эмбер. — Всегда безгласный вопль. Предательство столь глубокое, что едва не убило твою душу.
Молчание длилось и длилось.
Потом Ариана повернулась к Дункану и посмотрела на него сузившимися глазами, в которых сверкало презрение.
— Ты вынудил меня поделиться тем, что я прятала даже от самой себя, — сказала она. — Ты вынудил ее испытать боль, которой она не заслуживала.
— Я имею право знать правду о нашей помолвке. — Возразил ей Дункан.
Ариана сделала отсекающий жест одной рукой.
— Ты умалил мою честь и честь той, кого ты называешь своим «оружием», — напряженным голосом проговорила она.
Дункан с силой ударил ладонью по подлокотнику кресла.
— Меня предали те, кому я верил, — отрывисто сказал он. — И теперь я хочу знать наверняка, что больше этого не случится.
— Предали, — повторила Ариана без всякого выражения.
— Да.
— Это у нас общее. — Она пожала плечами. — Но достаточно ли этого для вступления в брак?
— У нас нет другого выхода.
Дункан подался вперед, взгляд его стал каменно-жестким.
— Будешь ли ты верной женой, — холодно спросил он, — преданной мужу, а не отцу-норманну?
Ариана одно долгое мгновение вглядывалась в суровое лицо Дункана, потом повернулась к Эмбер. И протянула руку.
— Да, — сказала Ариана.
— Не изменится ли твое отношение, если я возьму Эмбер в наложницы и она будет жить в моем замке и делить со мной постель, когда я этого пожелаю?
Самообладание Эмбер, приобретенное за годы обучения, пошатнулось. Как раз когда Ариана испытала прилив облегчения и бурную вспышку надежды, собственные чувства Эмбер едва не заслонили от нее истину, открывшуюся ей через прикосновение.
— Нисколько, — ясно произнесла Ариана. — Напротив, я буду рада этому.
Дункан, казалось, был удивлен.
— Я исполню свой долг, — сказала Ариана своим чистым, холодным голосом, — но мысль о брачном ложе мне отвратительна.
— Твое сердце отдано другому? — спросил Дункан.
— У меня нет сердца. Темно-каштановые брови поднялись.
— Эмбер? — только и сказал Дункан.
Ответом было молчание. Эмбер была слишком занята борьбой с собственными бурлящими чувствами, чтобы говорить.
Наложница.
Блудница.
День за днем темнота сгущается, уничтожая…
Все.
— Ну, колдунья? — спросил Дункан.
Эмбер с трудом удалось вдохнуть — все у нее словно окаменело.
— Она говорит правду, — охрипшим голосом ответила Эмбер. — Всю правду.
Коротко кивнув, Дункан откинулся на спинку кресла, лицо его было мрачно, как сама зима.
— Тогда с этим покончено, — бросил он. — Завтра нас обвенчают.
Словно в ответ на эти слова, под самой стеной замка послышался зловещий вой волка.
Эмбер и Кассандра резко повернулись на этот звук.
Сразу же раздался еще один звук — пронзительный крик разъяренного сокола. Прежде чем умолк этот крик, в большой зал вошел Эрик. Он был один, если не считать меча в ножнах на боку. Под длинным алым плащом на нем была надета кольчуга. Из-под боевого шлема была видна лишь его темно-золотистая бородка.
Резким, стремительным движением Дункан вскочил на ноги. Одной рукой он подхватил со спинки кресла боевой шлем. В другой руке у него оказался молот, с которым он никогда не расставался надолго. И вот шлем уже надет.
Так же как и Эрик, Дункан сейчас был одет с головы до ног в стальную кольчугу.
— Приветствую тебя, Дункан Максуэллский, — мягко произнес Эрик. — Как поживает твоя жена?
— У меня нет настоящей жены.
— И Церковь с этим согласна?
— Согласна, — сказал Доминик от двери за спиной у Эрика.
Эрик не обернулся. Он наблюдал за Дунканом немигающими соколиными глазами.
— Значит, дело сделано? — спросил Эрик. Слыша, как мягко звучит его голос, Эмбер хотела закричать что было мочи, предупредить об опасности всех, кто находился в комнате.
— Мне осталось лишь скрепить документ своей печатью, — сказал Доминик.
Эрик и теперь не отвел взгляда от Дункана.
— А ты, Дункан, — спросил Эрик. — Ты с этим согласен?
— Да.
Снова послышатся волчий зов, и снова в ответ раздался пронзительный крик сокола. Эрик зловеще усмехнулся.
— Я требую кровного права, — сказал он. — Поединка.
— Здесь у тебя нет никакой родни, — возразил Дункан.
— Ошибаешься, бастард. Эмбер — моя сестра. Слова Эрика лишили всех дара речи. Но никто не был так поражен, как сама Эмбер.
Эрик взглянул на нее впервые после того, как вошел в большой зал. Улыбаясь почти печально, он протянул ей руку.
— Дотронься до меня, сестра. Узнай наконец правду. Словно в тумане, Эмбер приблизилась к Эрику и положила пальцы ему на руку.
— Ты — дочь лорда Роберта Северного и Эммы Бесплодной, — раздельно произнес Эрик. — Ты родилась через несколько минут после меня. Мы с тобой близнецы, Эмбер.
Истина произносимых Эриком слов прокатилась по Эмбер, словно гром по узкой долине, сотрясая все.
— Но почему же… — прошептала Эмбер. И остановилась, не в силах продолжать.
— Почему тебя лишили твоего права по рождению? — закончил за нее Эрик.
Она кивнула.
— Не знаю, — сказал Эрик. — Но подозреваю, что это была плата за мое зачатие.
— Плата тем, что от меня откажутся? — спросила Эмбер.
— Тем, что тебя отдадут Наделенной Знанием женщине, которая не может вынести ни одного мужчину достаточно долго, чтобы зачать своего собственного ребенка.
У Кассандры вырвался какой-то сдавленный звук.
Эрик лишь скользнул по ней взглядом. И снова обратился к девушке, чье истинное происхождение он разгадал, когда впервые посмотрел на загадку глазами Наделенного Знанием.
— Это правда? — спросила Эмбер, поворачиваясь к Кассандре.
— Когда ты родилась… — Голос Кассандры умолк.
— Пророчество, — сказала Эмбер. Смерть непременно потоком прольется.
— Да. Янтарное пророчество, — вздохнула Кассандра. — Эмма боялась его и боялась тебя. Она отказалась кормить тебя грудью.
Эмбер закрыла глаза. Слезы сверкнули между ресницами, лежащими на бледных щеках.
— Но я полюбила тебя с первого твоего вдоха, — с силой проговорила Кассандра. — Ты была такая маленькая, такая безупречная. Я думала, что если смогу передать тебе достаточно Знания, то жизнь, быть может, даст богатые всходы.
Эмбер засмеялась, и этот смех был еще печальнее, чем ее слезы.
Лучше бы ты оставила меня на съедение волкам.
Однако вслух эти слова не были сказаны, ибо Эмбер не желала ранить женщину, которая взяла никому не нужную девочку и воспитала как свою дочь.
— Под конец твои надежды рухнули — у меня не хватило таланта для овладения Знанием, — сказала Эмбер.
— Вина за это лежит на мне — не сумела научить, — возразила Кассандра.
Эмбер лишь покачала головой.
Через мгновение она открыла глаза, посмотрела на Эрика… и увидела своего брата впервые. Опять хлынули слезы, но уже другие. Она коснулась его щеки, волос, губ, давая себе впитать эту вновь обретенную правду о нем.
— Река всегда стремится к морю, — промолвила Эмбер, — как бы ты ни пытался сдержать ее течение. Пусть она течет, брат мой. Пусть течет.
Прежде чем Эрик успел ответить, через полуоткрытые ставни в комнату влетел сокол, преодолев наконец то, что преграждало ему путь к хозяину. Пронзительный крик птицы был настолько же резок, насколько мягок был голос Эрика.
— Ни за что, — сказал Эрик.
— Я не хочу, чтобы ты делал это.
— Знаю. Но так нужно.
— Нет! — крикнула Эмбер, хватая Эрика за руку.
— Нежная, взращенная с любовью и заботой девушка вызволила душу Дункана из тьмы, — промолвил Эрик.
Внезапно звенья металлической цепи завели песню смерти, скользя друг по другу, когда молот беспокойно зашевелился в руке Дункана.
— А потом, — с мягкой неумолимостью продолжал Эрик, — эта девушка отдала Дункану собственную душу, чтобы заполнить пустоту, зиявшую в его душе. И за этот бесценный дар он собирается сделать ее своей подстилкой.
Стальные звенья позвякивали и извивались, словно живые, от бушевавшей в Дункане ярости.
Эрик взял цеплявшиеся за его руку холодные пальцы, поцеловал их и на шаг отступил от Эмбер. Лишь теперь он круто повернулся и встал лицом к Доминику ле Сабру. Скреплявшая плащ Доминика застежка зловеще сверкала у него на плече.
— Как видишь, Глендруидский Волк, — кровное родство не вызывает сомнений.
— Да, вижу.
— Тогда ты позволишь своему вассалу встретиться со мной в поединке.
— Дункан не вассал мне, мы с ним равны.
— А, значит, и это правда. Интересно. — Эрик сардонически усмехнулся. — Поистине ты великий тактик, Доминик ле Сабр.
— Как и ты. Кто еще смог бы удерживать три огромных владения в Спорных Землях, имея горстку рыцарей и репутацию чародея? — ответил Доминик.
Эрик уже поворачивался к Дункану, но его остановили следующие слова Доминика, произнесенные сухим тоном:
— Твоя склонность проникать в замки через неведомые другим потайные ходы, без сомнения, помогает тебе поддерживать эту репутацию.
— Без сомнения, — мягко согласился Эрик.
— Но этому будет скоро положен конец.
— Да ну? И как же?
— У тебя не достало хитрости сделать так, чтобы Дункан вызвал тебя на поединок. Ты мертвец, Эрик, сын Роберта.
Доминик посмотрел мимо Эрика, туда, где стоял Шотландский Молот.
— Раз уж ты был когда-то моим вассалом, — сказал Доминик, — я умоляю тебя выбрать молот для предстоящего тебе поединка.
Кассандра вздрогнула, словно ее стегнули кнутом.
Дункан рассеянно посмотрел вниз, на оружие, которое кружилось и трепетало на конце стальной цепи, словно рвалось в бой. До этого мгновения он не осознавал по-настоящему, что молот у него в руке.
— С мечом Эрик непобедим, — продолжал Доминик, — тогда как особым искусством в обращении с молотом он, как известно, не обладает. А мне ты нужен живой.
Дункан бросил на Доминика удивленный взгляд.
— Если ты не будешь владеть замком Каменного Кольца, то у Блэкторна почти нет шансов устоять в ближайшие годы, — просто сказал Доминик. — Окажи эту услугу тому, кто был когда-то твоим лордом.
Дункан взглянул на молот, ждущий своего часа — только руку протяни, и сам он такая же часть его тела, как рука.
Потом перевел взгляд на Эмбер.
Ее широко открытые глаза казались безумными, а руками она зажимала рот, как будто боялась, что закричит. Кто бы ни победил в предстоящей схватке, она в любом случае оказывается в проигрыше.
Дункан знал это так же хорошо, как и она сама.
— Пока ты раздумываешь над этим, — добавил Доминик, — помни, что Эрик — тот самый высокородный лорд, который посчитал, что у того, кто рожден бастардом, не достанет чести заметить, как он нарушит клятву.
Дункан поигрывал молотом, и звенья цепи лязгали и рычали. Все в большом зале так притихли, что можно было услышать даже малейшее движение цепи.
— Пусть будет так, — сказал Дункан. — Я буду драться молотом.
Эмбер закрыла глаза.
Эрик кивнул, не выразив никакого удивления.
— Прикажи принести для меня молот из оружейной.
— Если хочешь, — небрежным тоном бросил Дункан. — Но если ты предпочитаешь меч и кинжал, то сделай милость.
За стенами замка снова послышался вой, словно из волчьего горла изливалась радость Эрика.
— Меч и кинжал, — коротко ответил Эрик.
На губах Дункана появилась усмешка жестокого предвкушения.
— Саймон, — попросил он, — принеси шиты из оружейной.
Саймон молча вышел и быстро вернулся, неся два длинных каплевидных щита. На одном из них был изображен черный силуэт Глендруидского Волка на серебряном поле. Другой щит украшала серебряная волчья голова на черном поле.
Двое волков кружат, примериваются.
Когда капеллан замка начал исповедовать соперников, Кассандра подошла к Эмбер.
— Я поменялась бы с тобой, если бы можно было, — тихо сказала она. — Жила бы в твоей коже, чувствовала бы твою боль…
— Что бы ни случилось, вины твоей в том нет, — ответила Эмбер. — Не кори себя за смерть, которая вздувается подобно черной реке. И, подобно реке, потечет.
Звук голоса Эмбер заставил вздрогнуть даже эту Наделенную Знанием женщину. Кассандра сплела пальцы рук в длинных рукавах и стала искать утешения в убежище, которое давало ей Знание.
Когда капеллан закончил исповедовать соперников, Доминик подошел к Дункану и Эрику.
— Вызов твой, Эрик, сын Роберта, — произнес Доминик. — Желаешь ли ты предложить пощаду?
— Нет.
— Так тому и быть. Пощада не предложена. Пощада не получена. Доминик отступил назад так быстро, что складки его черного плаща закрутились вихрем.
— Начинайте! — крикнул Глендруидский Волк. Эрик прыгнул вперед с такой быстротой, что все, кто был в зале, ахнули. Его меч прочертил такую молниеносную дугу, что глаз едва мог за ним уследить.
Дункан еле успел закрыться щитом. Металл ударил в металл с такой силой, что грохот прокатился по всему залу.
Будь противник послабее, он был бы раздавлен этим внезапным натиском. Дункана же сила удара заставила пошатнуться. Не устояв, он упал на одно колено.
Со свистом рассекая воздух, меч Эрика опускался с дьявольской быстротой. Было ясно, что он хочет закончить поединок следующим ударом.
И опять Дункан едва успел подставить щит. Но на этот раз он был готов встретить удар и стоял твердо.
Еще не смолк грохот, а его правая рука уже начала мощное круговое движение.
Молот завел свою песню.
Этот леденящий кровь стон железа заставил воздух в зале задрожать. У Эмбер на затылке зашевелились волосы. Хотя глаза ее были закрыты, зловещая песня молота сказала ей, что Дункан остался жив после этих первых, невероятно быстрых мгновений атаки Эрика.
Глаза Эмбер оставались закрытыми, когда еще раз послышался грохот металла о металл. Точно так же, как она не хотела видеть атаку Эрика с ее нечеловеческой стремительностью, убивавшей с быстротой сокола, теперь она не хотела смотреть на Дункана, на молот, который описывал круги с ужасающей скоростью, раскручиваемый его невероятно могучей рукой.
Эмбер не нужно будет видеть смерть кого-то из них, чтобы узнать о ней.
Песня молота закончилась гулким ударом металла о металл, исторгшим крики и стоны у свидетелей поединка. Так велика была сила удара, что он оставил вмятину на щите Эрика, а самого его свалил с ног. Эрик откатился в сторону и вскочил на ноги с такой быстротой, что у пораженного Саймона вырвалось проклятие.
Молот снова пошел вниз. Эрик круто повернулся вместе со щитом, скользнув назад в самый момент падения молота, лишил удар силы. Поворачиваясь, он рубанул мечом.
Дункан рывком подставил щит, но не так быстро, как раньше. Казалось, его рука онемела от того, что ей уже пришлось выдержать.
Эрик усмехнулся усмешкой самого сатаны. Меч свистел, обрушивая удар за ударом на щит Дункана, тесня его назад, к стене. Как только Дункан окажется близко к стене, его оружие станет таким же безвредным, как горсть камешков. Он не сможет раскрутить молот, если упрется спиной в стену.
Еще один удар меча заставил Дункана упасть на колени. Песня молота оборвалась. Эрик стремительно бросился вперед с занесенным мечом, собираясь разрубить Дункана пополам.
Внезапно молот снова вступил в бой, налетев с противоположной стороны, на высоте меньше ладони от пола. Цепь обмоталась вокруг стальных поножей. Дункан рванул, и ноги Эрика вылетели из-под него. Он рухнул на пол с такой силой, что шлем скатился у него с головы, а в груди не осталось воздуха.
С хриплым криком Дункан выхватил свой боевой кинжал и, прыгнув на Эрика верхом, сжал его коленями, прежде чем тот успел опомниться. Не в силах вдохнуть, не говоря уже о том, чтобы бороться, Эрик смотрел в глаза темного воина, который скоро убьет его.
Вот занесена рука в кольчужной перчатке, блеснул кинжал, и стальное лезвие ринулось вниз одновременно с тем, как тишину разорвал крик женщины.
В последний миг Дункан направил лезвие в сторону.
Кинжал вонзился в деревянный пол с такой силой, что лезвие пробило толстую доску насквозь и обломилось у рукоятки.
— Я не могу убить того, кто смотрит на меня глазами Эмбер! — в бешенстве закричал Дункан. — Отдаю его тебе, Доминик. Делай с ним, что хочешь!
С этими словами Дункан вскочил на ноги и швырнул тяжелую рукоятку кинжала через весь зал. С силой ударившись о дальнюю стену, она отбила от нее кусочек камня.
Резким рывком и поворотом запястья Дункан сдернул цепь с лодыжек Эрика, освободив его.
Эмбер бросилась было к ним, но рука Кассандры остановила ее.
— Дело еще не кончено, — напряженным голосом проговорила Кассандра. — Сейчас увидим, действительно ли Доминик ле Сабр достоин скреплять свой плащ знаком Глендруидского Волка.
Арфа в руках у Арианы издала странный звук, когда у той вдруг расслабились пальцы. Это было единственным внешним знаком того, что происходящее в зале не совсем ей безразлично.
Доминик вытащил из ножен свой меч и просунул его конец между кольчужным наголовником и подбородком Эрика.
Долгое время они мерили друг друга взглядами.
— Я бы предпочел союз похоронам, — произнес наконец Доминик.
— Нет, — хрипло сказал Эрик.
— Если ты умрешь, твоему отцу придется забыть о мелких клановых склоках. Будет война между Глендруидским Волком и кланами Севера.
— И Наделенные Знанием будут биться в первых рядах, — поклялась Кассандра. — Я сама поведу их!
Никто из слышавших эти слова не усомнился в сказанном.
— Вы потерпите поражение, — сказал Доминик. — Король Генрих не отдаст свои северные границы саксам и скоттам.
— Возможно, у него не будет выбора, — возразил Эрик.
— Возможно. Но Генрих пока еще не потерял ни клочка земли, за которую сражался.
Эрик промолчал.
— Если Ариана будет отвергнута, — продолжал Доминик, — то опять будет война. Барон Дегэрр знатен и горд. Король Генрих очень доволен этим браком.
Ариана чуть заметно вздрогнула, но не произнесла ни слова.
— Конечно, — с силой сказал Эрик. — Но если у тебя на севере будут союзники, ты можешь и победить в этой войне против Генриха и Дегэрра.
Доминик слегка кивнул, продолжая держать острие меча приставленным к горлу Эрика, не ослабляя давления.
— Если у тебя не будет союзников, ты проиграешь, — продолжал Эрик, — потому что окажешься зажатым между двумя врагами — мной на северной границе и союзниками барона Дегэрра на юге.
— Тебе приятна мысль о войне? — с ноткой любопытства в голосе спросил Доминик.
— Но и видеть, как моя сестра станет наложницей Дункана, мне тоже не доставляет удовольствия.
Глаза Доминика сузились.
— Эта колдунья причастна к предательству Дункана.
— Потерять Дункана — страшнее наказания для Эмбер ты не мог бы и вообразить.
— А ты? Какое наказание будет тебе за то, что ты все устроил таким образом, чтобы Дункан нарушил клятву?
— Смотреть, что будет происходить с Эмбер, — вот мое наказание. Лишь Наделенные Знанием будут в силах понять всю его тяжесть.
Доминик бросил беглый взгляд на Кассандру. Она кивнула, но то, что он хотел узнать, сказали ему горестные складки, залегшие у ее рта Он снова повернулся к Эрику.
— А какое наказание будет Дункану? — тихо спросил Доминик. — Ибо я подозреваю, что ты хочешь наказать и его.
Из-за стен донесся резкий крик сокола, в котором одновременно звучали торжество и ярость.
Усмешка Эрика была жестокой, совсем под стать крику сокола.
— Эрик! — вскрикнула Эмбер. — Не надо! Дункан ведь не понимает! Нельзя же его за это карать!
— Дункан будет первым, кто вкусит от своей кары, — мягко произнес Эрик, ни на миг не отводя взгляда от Глендруидского Волка. — Он поймет это слишком поздно и сможет лишь проклинать себя за то, что был таким дураком.
В зале воцарилась тишина, пока Доминик изучал Эрика блестящими, подобно ртути, глазами.
— Останется ли Дункан в живых после этой „кары"? — спросил Доминик.
— Не знаю.
— Он может остаться в живых?
— Не знаю.
Мягким движением Доминик чуть сильнее надавил на меч, приставленный к Эрикову горлу.
— А что ты знаешь, гордый лорд? — тихо спросил Доминик.
— Что Дункан и Эмбер соединены неисповедимыми путями. Отвергая ее, он отвергает себя. Унижая ее, он унижает себя. Причиняя ей боль…
— Он причиняет боль себе, — резко перебил его Доминик. — Каждый может вытерпеть боль. Но никто не может выжить в Спорных Землях, если у него нет денег, чтобы покупать рыцарей.
— Эмбер у Дункана в крови, — продолжал Эрик. — Скажи мне, Глендруидский Волк, сколько может прожить человек без крови? Сколько он захочет жить!
Доминик посмотрел на Дункана. Шотландский Молот стоял к ним спиной. Было очевидно, что его больше не интересовало происходящее между Домиником и Эриком.
Глендруидский Волк взглянул на Эмбер. Ее побелевшее лицо и откровенный страх у нее в глазах сказали ему больше, чем он хотел знать. Плавным, сильным движением Доминик вложил меч в ножны.
— Ты обязан мне жизнью, — сказал он. — Употреби ее на то, чтобы помочь Дункану. Мне нужно, чтобы он жил и правил в замке Каменного Кольца. Только это и может предотвратить войну. Эрик молчал.
— Я лишь один раз оказываю снисхождение одному и тому же человеку, — холодно произнес Доминик. — Если будет война, ты умрешь. Даю тебе в этом слово.
Неподвижно распростертый на полу и все еще сжимая в руке меч, Эрик внимательно изучал Глендруидского Волка. Эрик знал, что может напасть на Доминика, даже убить его — и сам он тогда непременно умрет, — или принять предложенные условия.
— Если Знание может помочь Дункану, то ему помогут, — сказал Эрик.
Тихий смех Кассандры заставил всех вздрогнуть.
— Воистину, лорд, ты достоин носить знак Глендруидского Волка, — дерзко проговорила она.
Доминик поднял одну черную бровь и сказал:
— Даю тебе семь дней, чтобы найти решение для Дункана. Потом я скреплю своей печатью расторжение брака, и пусть дьявол берет, что ему надо.
— Только семь дней? — Да.
— Идет. — Эрик одним гибким, стремительным движением вскочил на ноги, не выпустив из руки меча.
Саймон прыгнул вперед со столь же поразительной быстротой. Слегка усмехнувшись, Эрик вложил меч в ножны и повернулся к Доминику.
— Я даю тебе клятву, — сказал Эрик. — Эмбер подтвердит ее.
— В этом нет нужды, — ответил Доминик.
— Я скажу Наделенным, что дал клятву без принуждения, по доброй воле, и поэтому ее должны соблюдать все Наделенные Знанием.
Доминик опять поднял одну бровь. Про себя он решил, что когда в следующий раз Мег придет охота просветить его насчет Наделенных Знанием, он будет слушать ее с большим вниманием.
— Сестра, — позвал Эрик, протягивая руку.
Иди, — тихонько подтолкнула Эмбер Кассандра. — Прими дар, который пожелал преподнести Глендруидский Волк.
Эмбер вышла вперед нетвердыми шагами. Вместо того чтобы взять Эрика за руку, она обхватила его за шею, крепко уцепилась за него, словно за якорь в бурю. Эрик тоже обнял ее, чувствуя у себя на шее ее горячие слезы.
— Я люблю тебя, брат, — прошептала Эмбер.
— Я тоже тебя люблю, сестра, и потому не нарушу своей клятвы.
— Да, — сказала Эмбер, потрясенная теми чувствами, что хлынули к ней от Эрика. — Я чувствую, как это бурлит в тебе. Ты очень сильно этого желаешь.
Она медленно выпустила его из объятий. Даже не прикасаясь к нему больше, она осталась стоять рядом с вновь обретенным братом.
Саймон убрал в ножны меч, как только Доминик убрал свой. Дункан перекинул молот через плечо, и тот мирно повис на нем. Доминик подошел к Мег и ободряюще улыбнулся ей.
Кассандра смотрела на все это с холодной улыбкой.
— Не странно ли, Глендруидский Волк? — спросила она.
— Что пощадили жизнь Эрика?
— Нет. Что все вы принимаете на веру слово девушки, с которой так несправедливо поступаете.
Доминик пожал плечами.
— Мне довольно одного взгляда на Эмбер, чтобы понять, что она не предаст Дункана.
— Да, — проговорила Кассандра, понизив голос. — Ты знаешь то, что этот гордый воин отказывается признать. Эмбер любит Дункана.
— Она помогла предательству.
— Если бы не это „предательство", Дункан был бы повешен, и началась бы война. Мрачная смерть, а не богатая жизнь.
— Да.
— Тогда скажи мне, в чем же Эмбер предала своего темного воина?
— Спроси Дункана. Это ведь он стоит к ней спиной. Это ведь он желает иметь и жену, и наложницу.
— Дункан, — окликнула его Кассандра.
В ее голосе было что-то такое, что вынуждало повиноваться.
Резко повернувшись, Дункан оказался лицом к лицу с Наделенной Знанием женщиной.
— Отпусти Эмбер, — просто сказала Кассандра.
— Ни за что. Она моя.
Кассандра мучительно вздохнула. Когда она вновь заговорила, голос ее был тих. Но он разнесся по всему залу, словно звук вынимаемого из стальных ножен меча.
— Эмбер сказала мне то же самое и теми же словами, когда я посоветовала отнести тебя обратно в Каменное Кольцо до того, как ты придешь в себя.
Дункан вздрогнул. Дрожь была еле заметна, и увидеть ее мог бы лишь тот, кто ожидал увидеть.
Кассандра ожидала, следя за ее появлением хищными глазами сокола.
— Скажи мне, — раздельно произнесла Кассандра, — бесчестье Эмбер исцелит твою честь… или лишь еще сильнее ее ранит?
Дункан ничего не ответил.
— Отпусти ее, — сказала Кассандра.
— Не отпущу.
Кассандра усмехнулась такой зловещей усмешкой, что у Доминика стала зудеть рука от желания опять схватиться за меч.
— Не отпустишь? — насмешливо передразнила Кассандра. — Нет. Просто ты не можешь отпустить Эмбер.
Дункан не шелохнулся и не произнес ни слова.
— Раньше я думала, что уничтожу тебя, когда ты окончательно вымучаешь из Эмбер душу, — продолжала Кассандра. — Но теперь я передумала.
— Пощада от Наделенной Знанием колдуньи? — спросил Дункан таким же насмешливым тоном.
— Пощада?
Кассандра засмеялась, и ее смех был еще страшнее, чем усмешка.
— Нет, темный воин. Я хочу, чтобы ты жил и узнал — слишком поздно! — что ты натворил.
Дункан замер.
— И тогда, — закончила Кассандра, — я буду смотреть, как гибнет твоя душа — в тех же муках, на которые ты обрек душу Эмбер… капля по капле.
