Глава 47
Кровавая вендетта
Наверное, люди попадают и на более крупные суммы. Но для Маши, лишившейся и долгожданного «консульского» гонорара, и «офисных» денег, потеря была грандиозна. Кроме того, она теперь должна была проститься с мечтой о новой квартире.
Щенка, стоившего семье Здоровякиных десять тысяч долларов, Мария простила. Что с него было взять, кроме хвоста и ушей? Тем более что хвост Рексу был нужен исключительно для того, чтобы восторженно размахивать им при виде хозяйки. Да, щенка Мария простила.
Но могла ли она простить промышленную корпорацию «Консул»? При воспоминании о наглой роже гендиректора Марию начинало колотить от гнева. О, она бы кинула чем-нибудь тяжелым в эту сытую, самодовольную физиономию!
Итак, Мария твердо решила отомстить. Она уже два часа бродила в виртуальных владениях корпорации, взломав все мыслимые коды и пароли. Она листала документы, бухгалтерские отчеты, изучала договора на поставку-отгрузку. У нее чесались руки нажать клавишу «Enter» и впустить в компьютерную сеть «Консула» кровожадного и беспощадного червя-разрушителя, который за полчаса работы уничтожит все программное обеспечение фирмы. Кроме того, Марии не стоило труда направить потоки электронных платежей «Консула» на свой счет в банке. Но опуститься до воровства она бы себе не позволила.
Никогда в жизни Маша не использовала профессиональные знания во вред заказчикам. Но и ни разу в жизни она не сталкивалась с таким бессовестным к себе отношением. Гендиректор «Консула», безусловно, заслужил персональную сковородку в аду. Нужно было изящно внушить ему одну мысль: нельзя так обращаться с людьми! Тем более – с беременной дамочкой…
– Ну что, Агнесса Михайловна… Будем колоться? – деликатно подтолкнул Здоровякин преступницу.
Агнесса Михайловна с тоской смотрела в окно. За пыльным стеклом шумел дуб, его листва узорчатым орнаментом темнела на фоне синего неба. Ослепительные солнечные лучи пронзали крону дерева и врывались в кабинет.
Внутреннее состояние Агнессы Михайловны было понятно сыщикам. Женщина, наверное, прощалась с картиной июльского неба и собиралась с силами для решительного шага. Да, надо было обладать мужеством, чтобы в ясный летний день добровольно отказаться от свободы. Сейчас, после чистосердечного признания холодные челюсти наручников сомкнутся на запястьях Агнессы Михайловны. А потом – промозглая камера, соседи-туберкулезники… Ужасно, ужасно.
– Это я подбросила Соне медальон, – прошептала Агнесса Михайловна. – Сунула ей в сумку.
– Так, – сказал Илья. – Чудесненько. А где взяли?
– В озере. Помните, мы с вами встретились у коттеджа? И я была совершенно мокрой? Это я свалилась в воду, пока выуживала медальон. Увидела его – он зацепился за корягу. Блестел так красиво. Я полезла за ним, сорвалась, еле выбралась. А потом подбросила медальон Сонечке.
– Но зачем?
– Бес попутал. Очернить хотела. Чтоб мой сынок от нее отвернулся. Софья совершенно запудрила ему мозги. Он ведь молод, неопытен! А она? Прицепилась к малышу, как пиявка. Ну не пара они, не пара! Как она не понимает? Стара она для Васеньки! И потом, давно не девочка! У Аркадия Игоревича в любовницах была. Что ж, моему сыночку объедками довольствоваться? Он глупый, несмышленый. Думает, нашел богиню. А ведь кругом столько девиц – и красивых, и двадцатилетних, и даже невинных!
– Где?! – вскинулся Валдаев. – Красивая, двадцатилетняя, невинная?! Агнесса Михайловна, познакомьте!
– Закрой рот, – тихо приказал Здоровякин другу и двинул ему локтем под ребра. – Угомонись.
– А Васеньку заклинило. Соня, только Соня. Не знаю, пусть она виртуозна…
– В сексе? – уточнил Валдаев.
– Нет, в сантехнических работах! – ответил вместо бухгалтерши Здоровякин.
– …но ведь двадцать семь лет – это не шутки! – воскликнула Агнесса Михайловна.
– И не говорите!
– Вот я и подбросила ей медальон. Решила, пусть все подумают, что Софья – нечиста на руку.
– В воровки девушку решили записать?
– Ну…
– Да?
– Да.
– Или сразу в убийцы?
– Бог с вами! – замахала руками Агнесса Михайловна. – Что вы! Нет…
– Нехорошо вы поступили, нехорошо, – пожурил даму Валдаев. – Софью подставили. А ведь она теперь надолго в камере застряла. С вашей подачи. Не воровство вы на нее повесили, Агнесса Михайловна, а убийство.
Бухгалтерша покрылась испариной.
– Вы серьезно? – недоверчиво уставилась она на Валдаева.
– Серьезно. Теперь спокойно подыскивайте сыну невесту – юную и непорочную, как новорожденный хомячок. Софья не нарушит ваши планы. Она будет сидеть в тюрьме.
– Нет, ну как же! Я ведь призналась, что подбросила ей медальон! Она ни в чем не виновата!
– Раньше надо было думать, – безжалостно ответил Валдаев. – А Сонины мучения в камере – целиком на вашей совести, Агнесса Михайловна.
Здоровякин протянул бухгалтерше лист бумаги.
– Давайте, пишите, – сказал он расстроенной женщине. У той выступили на носу капельки пота – пробились-таки сквозь толстый слой тонального крема и пудры. – А потом поедете на озеро и точно укажете лейтенанту Воробьеву место, где нашли медальон Инги.
Валдаев запугивал Агнессу Михайловну, а Софья давно была на свободе. Ее выставили на улицу – неумытую, непричесанную, без косметики, в несвежей футболке и старых джинсовых шортах. К тому же оклеветанную. Но все-таки свободную.
– А где Сергей Воробьев? – спросила Софья в отделении милиции.
– Уехал в город.
«Уехал в город»… Ту же идею вынашивала и Софья. Но пока она околачивалась у здания милиции, не представляя, каким образом добраться домой. У Сергея Воробьева Соня собиралась занять денег на электричку. Альтернативой электричке являлось такси, но было даже страшно предположить, какую сумму затребует водитель. Да и вряд ли кто-то согласился бы везти в город замызганную девицу – Софья сейчас имела крайне неплатежеспособный вид. Так бы она и прослонялась по улице до вечера, если бы…
Валдаев замыслил следственный эксперимент. Да, они узнали, каким образом к Соне Орешкиной попал медальон. Но для полного оправдания бедной девушки нужно было разобраться с Каримбеком.
Заявление зоркого повара, видевшего Соню в компании Аркадия Лунского, не выходило из головы капитана. Одно предположение мелькало серебряной рыбкой, выныривало и снова скрывалось в густом вареве валдаевских мыслей. И наконец-то обрело ясные очертания.
– Аквамариновый закат, – сказал Саша.
– Чего?
– Ты помнишь, на озере Каримбек угощал нас десертом под названием «Аквамариновый закат»?
– Мне больше понравились отбивные с чесночным соусом. И жаркое из Инги.
– Нет, а «Аквамариновый закат» ты помнишь?
– Сашка, отстань! – отмахнулся Здоровякин. – Съешь чего-нибудь. У тебя глаза бешеные. Ты скоро вообще ни о чем, кроме еды, думать не сможешь. Возьми, там Ваня снова плюшки приволок.
– Плюшки? – вяло повторил Валдаев. Его силы убывали. – Маленькие такие плюшечки, да? Наверное, практически без калорий? И если я одну съем, это не будет считаться, что…
– Товарищ капитан, – сыто прокряхтел Ваня, – а плюшки кончились. Извините. Вы же от всего отказываетесь. Вот я и…
– Ну, ты скотина! – до слез расстроился Валдаев. – Подлая гондурасская скотина!
– Простите.
– И вообще. Почему вы меня отвлекаете! Илья! Ты помнишь этот десерт?
– Ты достал всех своим десертом.
– Но почему Каримбек назвал его «Аквамариновый закат»?
– Звучит красиво, – закатил глаза Ваня. – Аквамариновый закат. Пурпурный восход. Золотистый полдень. Фиолетовые сумерки.
– Но как выглядит аквамариновый закат? Это что – последствия взрыва на химкомбинате? Закат не бывает аквамариновым!
– Это сюр, – пояснил Ваня. – И вообще, поэзия. Ну что вы, товарищ капитан, не понимаете?
– Давай, Иван, сгоняем в «Каприччио». Хочу испытать Каримбека. У меня насчет него есть подозрение.
– Лучше вызови его сюда, – сказал Здоровякин. – Тебе сейчас нельзя в ресторан. Ты сорвешься.
– Я не сорвусь, – гордо сказал Валдаев. – Я дал клятву. Мужик я или нет? Я посижу еще месяц на голодном пайке и стану таким, как раньше, – поджарым, стремительным. Ох, неужели еще целый месяц страдать? Это невыносимо.
– А сколько калорий в день вы съедаете, товарищ капитан? – заинтересовался Ваня.
– Думаю, тридцать пять, – сказал Валдаев. – Не больше. Рацион Освенцима.
– Тридцать пять! – восхитился Ваня. – Вот это да! Моя племянница, когда сидела на диете, съедала полторы тысячи! Наверное, вам следует увеличить паек.
– Я и собирался. Но ты, бамбук гималайский, сожрал последнюю плюшку!
– Хватит трепаться, – вмешался Здоровякин. – О чем вы? Какие калории? Вы что, барышни – калории считать?
– Мы не барышни. А подсчет калорий – жуткая реальность современности. Гиподинамия, друг мой, гиподинамия! Мы съедаем гораздо больше, чем нужно для жизнеобеспечения. И жир, падла, липнет к нам, он цепляется за бедра и подбородок, скапливается на животе! Кстати, Илья, дай ключи от «восьмерки». Надоело, знаешь ли, прикидываться парнокопытным.
– Не понял, – удивился Здоровякин. – А на машине ты кем же будешь?
– Парноколесным. Это гораздо эротичнее, согласись?
– Соглашусь. А как же гиподинамия?
Из дневника Сони Орешкиной:
«…Наше восприятие человека зависит от того, в какой ситуации происходит контакт. Выяснилось, что следователь совсем не плохой человек! А «при исполнении» он был ужасно вредным!
Он напоролся на меня, когда я бродила в ожидании Сергея Воробьева, и первым делом купил мне эскимо. Как мило! И без разговоров дал восемьдесят рублей на электричку. А ведь выглядит совсем не миллионером – потертый пиджачок, сбитая обувь. Вполне мог бы отказать, с какой стати ему спонсировать всяких экс-задержанных?
Но он не отказал, да и вообще выглядел довольно приятным мужчиной. А я-то думала, что он отвратительный тип – нудный и мелочный…»
Следственный эксперимент удался на славу. Сначала, правда, Каримбек втянул голову в плечи: боялся, что его снова начнут лупить половником. Но затем успокоился и бодро отвечал Валдаеву. Тот показывал повару разнообразные предметы, требуя назвать их цвет.
– Это? – Валдаев поднял зеленую салфетку.
– Фиолетовый! – радостно ответил Каримбек.
– Это?
– Лиловый! (Синяя кастрюля.)
– Это?
– Бирюзовый! (Изумрудный пластмассовый салатник.)
– Это?
– Сиреневый! (Розовое полотенце.)
– Это?
– Терракотовый! (Оранжевый стейк из форели.)
– Чего? – удивился Ваня. – Что за цвет такой? Впервые слышу!
– Вот именно, – кивнул Валдаев. – У Каримбека странная тяга к замысловатым названиям. Он не просто повар-виртуоз. Он поэт. И очевидно, всегда старается пополнить лексикон новым словечком, как это делает наш друг Здоровякин. Но при этом Каримбек совершенно не различает цвета.
– Или просто путает названия?
– Теперь без разницы. Главное – его свидетельству насчет голубого джемпера абсолютно нельзя верить. Каримбек видел не Соню, а Ольгу Валентиновну. Так и передай Здоровякину.
– А вы?
– У меня свидание.
– Ничего не понимаю, – пробормотала главбух «Консула». – Утром отправила по электронке отчеты в налоговую. И все вернули обратно, да еще и по телефону отругали. Первый раз такая петрушка. Неужели мы что-то напортачили?
Начальница удивленно посмотрела на экран.
– О боже! – воскликнула она. – Это что за немыслимые цифры? Откуда? Как?! Почему?!
Вся компьютерная бухгалтерия «Консула» словно попала под дождь единиц и нулей – нули и единицы, единицы и нули вытесняли со строчек полноценные цифры, извращая суть каждого документа…
Отдел продаж корпорации был полностью укомплектован молодыми мужчинами. И сейчас парни не дыша смотрели на мониторы компьютеров. Все пятнадцать компов демонстрировали одну и ту же картину. По экрану двигалась ослепительная блондинка, медленно избавляясь от одежды. Раздевшись, она застыла в эротичной позе. До блондинки подобный фокус проделала синеглазая брюнетка. А еще раньше парни освидетельствовали прелести великолепной мулатки. Современные качественные мониторы позволяли насладиться картиной в нюансах. И мужчины смотрели не отрываясь. Прежде чем отправиться в компьютерный отдел с возмущенным заявлением о том, что база данных отдела полностью уничтожена…
Высшее руководство компании собралось в кабинете Зельдмана для заключительного действа – торжественного подписания договоров. Японская делегация в составе шести человек – непроницаемые желтые лица, застывшие улыбки – разместилась в креслах.
С тех пор как перед «Консулом» замаячила перспектива выгодного контракта, руководство компании стало ярым приверженцем всего японского. Дух великой культуры витал в коридорах корпорации. Стены украшали гравюры Хиросиге с нежно-розовыми цветками сакуры на фоне темных гор. В кабинете гендиректора висели маски театра кабуки и расположился под стеклом философский сад камней в миниатюре.
Борис Сергеевич знал – в обращении с японскими коллегами нужно быть особенно чутким. Восточная культура, многовековые традиции… Специалистам «Консула» очень повезло, что их не заставили переодеться в кимоно, есть палочками рис и пить воду из бамбуковых поильников, как в дзен-монастырях.
Кланяясь и улыбаясь, секретарша раздала всем свежеотпечатанный вариант договора на английском языке. Окончательные исправления были внесены только что. Девять мужчин – шесть японцев и трое наших – погрузились в чтение. И внимательно читали, пока…
Пока сегун делегации не вскинулся и не начал недоуменно что-то лопотать. Возмущенные возгласы издали и другие его соотечественники. В секунду торжественная церемония превратилась в филиал овощного рынка – все галдели, переглядывались, размахивали документами. Переводчица не смела поднять глаз. Она в отчаянии заливалась краской.
– Что? Что?! – заволновался Борис Сергеевич. Он посмотрел на первого зама. Тот почему-то был бледен и тыкал пальцем в договор. Второй зам судорожно шарил в кармане в поисках платка.
Борис Сергеевич сосредоточился, продираясь сквозь английский текст, и увидел, что на пятой строчке вместо «contract» в документе написано «fucken contract»… А дальше… Слова «fuck» и «fucken» встречались в договоре так же часто, как в речи участников молодежной передачи на MTV.
– Ты что натворила! – заорал Борис Сергеевич на секретаршу.
Но кричать было поздно, почва уходила из-под ног гендиректора. Японцы поднимались с кресел, кидали экземпляры на стол, словно боялись испачкать руки о такую грязь.
– Мы сейчас все исправим, – засуетился Борис Сергеевич. – Да что же это? Постойте, господа! Это ужасное недоразумение… Погодите!
Гендиректор ринулся от овального стола переговоров к своему рабочему, развернул монитор, подвинул клавиатуру.
– Постойте, мы сейчас все уладим! Наверняка в компьютер нашего секретаря забрался вирус… Вы ведь понимаете, вирус, этому все подвержены, как некстати… – горячо бормотал Борис Сергеевич. Пока загружалась память компьютера, он обернулся к японским коллегам и взглядом умолял их остаться.
А на японцев и вовсе напало какое-то оцепенение. Они замерли на месте, они не двигались, только смотрели за спину гендиректора. Борис Сергеевич повернул голову, и сердце его оборвалось. На экране компьютера ритмично мелькали два голых тела. Парочка была дерзка и фактурна, кожа партнеров блестела от пота…
Японцы в последний раз что-то яростно выкрикнули на языке Басе и Хокусаи и сбежали с поля боя.
– Кажется, договор с ними мы не подпишем, – сказал первый зам. – А вы как думаете, Борис Сергеевич?
Гендиректор «Консула» зарычал.
