Записка

Павел сидел во дворе у своего дома, опустив голову на руль «Оки». Ему и нужно было всего-то – подняться к себе, взять бритвенный станок, свое шмотье да всякую мелочь и отвезти все это к Яне, а он пребывал в моральном бессилии.

Затренькал в кармане телефон. Паша потер глаза, достал мобильник. Номер звонившего был неизвестен.

– Павел, это Ульяна!

– Ах да, Ульяна… Привет.

– Я кое-что нашла в вещах Наташи.

– Зачем ты искала что-то в чужих вещах?

– От скуки. – Будущая модель рассмеялась. – Просто Наташа уезжала, а я ей помогала собираться и нашла кое-что. Она уже уехала, и я решила тебе это отдать.

– А она знает?

– Нет! Что ты! Это же… – Она осеклась и добавила шпионским суровым полушепотом: – Я теперь знаю, кто убил Артура и Олега!

– Ну хорошо, я приеду, – согласился Пашка, заводя машину.

На «Оке» путь до Курортного занял почти три часа, но Седов не заметил этого, поглощенный своими мыслями. К дому Перцевых он подъехал в то время, когда солнце начало свой путь в сторону горизонта.

Охранник, узнав Седова, открыл ворота. Паша вошел, стараясь не вспоминать об Элли. Тут же из дома вышла Тамара и спросила:

– Паш, ты на похороны Элли придешь?

От неожиданности он моргнул, но ответил спокойно:

– Конечно. Когда?

– Завтра, к двенадцати.

– Помощь нужна?

– Нет, что ты, – экономка тяжело вздохнула, – ритуальное агентство все сделало. А ты к кому?

– Ульяна попросила приехать.

– Да? С чего бы это? – Паша промолчал, и тогда она предложила: – Ну, я провожу тебя.

Они пошли по дорожке к девичьему крылу дома.

Седов поинтересовался:

– А вы аптечку не нашли? Вы говорили, что она пропала.

– Давно новую завела! Знаешь, тут все время что-то случается – с этими детьми. Не понос, так золотуха! У девочек животы болят и ногти ломаются. А мальчики с перепою маются – им аспирин подавай. Делом бы детям заняться, живо бы поздоровели! А что, и у тебя болит что-нибудь?

– Нет, ничего не болит, – ответил Паша. – А реланиум был в той, первой аптечке?

– Был. Причем, кажется, просроченный. Когда-то Элли прописали его, а она не стала принимать. Сказала: я не старуха, и таблетки мне не нужны!

Тамара усмехнулась – с печалью и сожалением.

На стук в дверь Ульяна не отвечала. Паша пнул створку, и она распахнулась. Тамара испуганно ахнула: девушка лежала на полу, вещи в комнате были разбросаны.

– Боже мой! – воскликнула экономка. – Сколько же можно! Неужели снова?…

Паша присел возле Ульяны, на ее тонкой загорелой шее пульсировала жилка, а у лица на паркете обнаружилась небольшая лужица – рвотные массы.

– Скорую вызывайте, Тамара! Девочка отравлена.

Тут же он набрал телефон Вити Калачева, рассказал о случившемся, попросил прислать экспертов – на место преступления и еще в больницу, для осмотра пострадавшей.

Ульяну он перенес на диван, она стала приходить в себя, шевельнулась, приоткрыла карие перцевские глаза.

– Я чем-то отравилась, – произнесла она очень тихо.

Паша взял ее за холодную руку:

– Что пила-ела?

– Я купила себе в городе хычин, принесла сюда и разогрела в микроволновке. А пила кока-колу.

Тут вмешалась Тамара:

– Едят всякую гадость, будто дома есть нечего! Вот оттого и травятся. Зачем ты этот грязный хычин притащила?! Тем более что ты же манекенщицей собираешься стать, тебе нельзя что попало лопать!

Девушка отмахнулась от нее тонкой кистью, блеснули розовым острые ноготки. Седов отметил про себя, что она была бледненькой, несмотря на весь свой загар, но не выглядела умирающей.

– Тебе повезло, что желудок очистился, – сказал Паша, деликатно подобрав выражения. – Кто-нибудь мог тебе в еду отраву насыпать?

– Ну, я оставила хычин и колу на кухне, а сама пошла переодеваться, так что могли и подсыпать. А что, это тот же яд, которым и Артура с Олегом отравили?

– Не знаю, эксперты разберутся. Что ты мне хотела сказать? – напомнил он.

– Показать, – поправила она. – Это записка, она где-то тут… Неужели меня хотели убить? – По щекам Ульяны заструились ручейки слез. – Братьев убили, Илья и Элли с собой покончили, а теперь и меня хотят убить?

Ульяна устало откинулась на спинку дивана и закрыла глаза, что могло означать только одно – просьбу не трогать ее больше.

– Кто был сегодня дома? – спросил Седов у расстроенной Тамары.

Она села рядом с девушкой и гладила ее волосы.

– Да никого, – отозвалась она, не отрывая обеспокоенного взгляда от Ульяны. – И даже меня не было. У меня вчера выходной был, я не приезжала в дом, а сегодня за пять минут до вас тут появилась. А вы у охранника спросите!

Охранник по имени Вадим отнесся к вопросам рыжего чужака с непонятными полномочиями напряженно.

– Все приходы и уходы я в журнале фиксирую. Вот, смотрите!

В журнале за этот день было заполнено только четыре строчки: отъезд Наташи на такси в аэропорт (а вместе с ней уехала и Ульяна), возвращение Ульяны, приезд Тамары и появление самого Павла Петровича Седова.

Выяснилось, что братья и Оксана уехали еще вчера. Тамара позже пояснила, что все они отправились к своим матерям. Согласно завещанию Перцева, в случае его смерти детям полагалось хорошее денежное содержание, но сказочная жизнь, которую они вели у отца, навсегда кончилась. Больше они не были мажорами, больше им не придется скучать.

Полистав журнал посещений, Седов вдруг «вспомнил», что Тамара просила, чтобы охранник проверил, не взломан ли замок калитки. Он передал просьбу экономки Вадиму, тот насупился и вышел из будки. Пашка снова взял в руки журнал посещений…

Через пять минут он вошел в опустевший дом. В комнатах детей Перцева царила разруха – перевернутые матрасы, разбросанные подушки и пледы, мусор, состоящий в основном из упаковок от шоколадок (у девчонок) и чипсов (у парней), ставшие вдруг ненужными смятые вещи, пакеты, глянцевые журналы.

В общей гостиной, где обычно парни смотрели футбольные матчи, сыщик нашел моток веревки. Он валялся за диваном и не производил впечатления нового, веревкой вполне могли воспользоваться, например помочь кому-то тяжелому взобраться на Немецкий мост в лесу. Паша взял на кухне пищевую пленку, замотал в нее веревку и припрятал в пустующем ящике серванта.

Вернувшись в комнату пострадавшей, Паша отметил про себя, что Ульяна выглядит не так уж печально: щечки остались бледными, но дышала она ровно и ни на что не жаловалась, а ведь эта девочка не была из разряда особо терпеливых. Тамара сидела с ней рядом на диване и, держа ее за руку, приговаривала ласковые утешения.

С рассеянным видом Седов прогулялся по комнате. Остановился у туалетного столика, оглядел его. Под обитым крокодиловой кожей несессером он увидел край бумажного листка. С небрежным видом вытащил его и направился к бассейну.

На листочке, вырванном из блокнота, были выведены непонятные слова:

«Ma hukatud, Arthur ja Oleg, sest nad on nertadicionnoj. Ma vihkan inimesi, sest minu abikaasa oli sinine».

Паша успел узнать только два слова – имена «Артур» и «Олег», а затем услышал за своей спиной шорох. Резко обернувшись, он заметил метнувшуюся за кипарисы фигуру.

Пашка бросился за ней, положив записку в задний карман джинсов. Фигурка – явно не крупная – уже скрылась за кустами жасмина, растущего вдоль мощного каменного забора, прошмыгнула в угол и стала ловко взбираться по кладке. Все-таки не зря Паша подозревал, что забор в доме Элли – ненадежный.

Прыгнув за кусты, Пашка успел ухватить беглеца за ноги в тот момент, когда он (скорее она) уже почти забрался наверх. Ухватил, потянул на себя. Вдвоем они рухнули в жасмин, раздался девичий писк.

– Наташка! – Паша крепко держал девушку, сидя на поломанных кустах. – Ты что тут делаешь?

– Ничего, пусти!

– Ты не уехала?

– Я вернулась!

Усмехнувшись, Паша сел сам, посадил дочь Элли рядом, крепко взял за плечо.

– Это ты сестре яду в колу насыпала? – спросил он.

– Нет! Ты что!

– Ты хотела убить ее?

– Я такого никогда делать не буду! А что с Улькой? Она умерла?

Паша уже открыл рот, чтобы подтвердить ее догадку, – ради эксперимента, пусть понервничает, но удержался. Он не мог так играть с детьми. Зато он все больше убеждался, что девочка врет. Возможно даже – не только относительно отравления сестры.

– Жива.

– Ох, слава богу! – Девочка округлила глаза, отображая всю глубину своих переживаний.

– Но почему записка оказалась у тебя? Я нашел тело твоей мамы, но записки не было. А самоубийцы обычно оставляют прощальные записки рядом с собой.

– Откуда я знаю, почему мама оставила записку в ящике своего туалетного столика, а не рядом с собой?… Я просто пришла в ее комнату, хотела взять косметику. Ну, в наследство. А в ящике столика – записка. Она не по-русски написана и не по-английски. Улька итальянский знает, тогда я попросила ее попытаться прочитать. А она записку украла и тебе отдала, дура!

– А почему ты мамину записку забрать хотела?

– Ну… – Глаза девушки были так похожи на материнские, что у Паши закололо в области сердца. – Ну а как же? Я не хотела, чтобы все узнали…

– Наташа, ты ведь совершила попытку убийства, – покачал головой Паша. – Тебя могут в колонию отправить.

Наташе надоело отнекиваться.

– Андрей Витальевич меня отмазал бы! – сердито буркнула она.

– Адвокат? – вспомнил Седов. – Вряд ли. Он порядочный человек, как я заметил.

Наташа рассмеялась очень по-взрослому: иронично и устало.

– Все вы, взрослые, порядочные, на словах. А в прошлом году Гаврил с дружками на машине велосипедиста сбил. Причем за рулем сидел пьяный до свинячьего визга! Так Андрей Витальевич быстренько из Москвы прикатил и скандал замял. Повезло, что велосипедист не сильно пострадал. А ты меня ментам сдашь?

У ворот раздался требовательный сигнал автомобиля, из дома вышла Тамара.

И тут Седов решился на эксперимент:

– Врежь мне посильнее и беги, – велел он Наташе, отпуская ее. – Но так, чтобы тебя не разглядели!

Сто раз предлагать не пришлось. Девочка вскочила на ноги и с размаху влепила сыщику в промежность. От боли он задохнулся и завалился на бок.

– Да зачем же так?… – простонал он вслед девушке.

– Как так могло получиться, что тебе врезали по батарейкам, а ты не понял, кто это сделал? – возмущался Витя Калачев.

– Со спины напали, свалили с ног и ударили, – сотый раз повторил сыщик свою весьма уязвимую версию.

Калачев его пугал:

– Ты мне смотри! Ты тут баламутишь! В семье труп за трупом, а концов истории не видно. Не пойму я, на чьей ты стороне? Тебе заплатили, говоришь, за поимку убийц детей Перцева, а их все убивают и убивают!

– Перестань, – попросил Седов с подкупающей улыбкой. – Я на вашей стороне, а детей уже не убивают. Ульяна-то жива!

Тем временем Ульяну уже осмотрели врачи и увезли в больницу, Тамара отправилась вместе с ней.

В комнате работали эксперты. Седов с ностальгией наблюдал за их методичными действиями. Он заметил, что они собрали в небольшую баночку и найденную на полу рвотную массу. Подумал немного и отдал криминалистам моток веревки, который заметил прежде, а Вите рассказал, чем так ценен этот моток.

Проводив экспертов со двора, Паша погрузился в «Оку». Пришла пора возвращаться к невесте.

– … Где тебя носило? – спросила Яна с порога.

Паша вошел в квартиру с улыбкой, отрепетированной перед зеркалом заднего вида.

– Продолжаю расследование, дорогая.

– Виделся с Элли?

– Завтра увижусь.

– Не собираешься с ней порвать? – В ее тоне ощущалась напряженность.

Паша прошел на кухню, достал из принесенного с собой пакета бутылку водки. Он не ел целый день, поэтому надеялся, что потеряет способность злиться или рассуждать сразу после первого глотка. Машинально вытащил из кармана джинсов бумажник и разную мелочь и положил на стол.

Яна вошла на кухню следом за ним, со стоном наклонилась и выпрямилась, держа в руках клочок бумаги.

– Что это? – спросила она.

Пашка наливал в стакан водку и на нее не смотрел.

– А что «это»? – в унисон спросил он и выпил огненную воду как лекарство.

– Какая-то записка.

– Дай-ка сюда, – попросил Паша. – У тебя нет куска хлеба?

Яна не обратила на его слова никакого внимания. Она рассматривала листок бумаги, все теснее сдвигая брови.

– Это какой-то европейский язык, но не английский, не немецкий…

– Не французский и не итальянский, – закончил за нее Паша. – Дай мне эту бумажку!

– Что-то скандинавское? – вслух рассуждала Яна, присаживаясь на табуретку к столу. – Я не знаю толком, как у них там пишется… Это Прибалтика! – вдруг догадалась она, поднимая на Пашку глаза, выражавшие растущую обиду. – Это Элли тебе написала! Вы встречаетесь! Как ты мог!

Седов молчал.

– Мама говорила мне, что Элли в Таллине жила, значит, знает эстонский язык!

Яна снова стала рассматривать буквы на бумажке, а сыщик, только что получивший подтверждение своей догадке, поднес к губам бутылку водки и отпил еще один большой глоток.

– Кто это – Артур и Олег? – спросила Яна уже рассеянно, без гнева. – Они не-тра-ди-ционни? Нетрадиционные? В каком смысле?

Пашка кивнул:

– В том самом.

Он быстро перегнулся через стол и выхватил записку из пальцев Яны. Она посмотрела на него подозрительно и с тоской, но Пашка лишь подмигнул ей – водка стала действовать.

– Ты очень умная, Яна, – похвалил он ее. – Твое филологическое образование приносит плоды.

– Издеваешься?

– Нет, просто хвалю. Но на самом деле я еще не знаю, что это за записка. Пока она – только деталь в расследовании, мне нужно с ней еще поработать.

Раздражение, которое начинало закипать в самом начале их разговора, остыло.

– Эти деньги, помнишь, я говорил тебе? – продолжил он. – Пять тысяч долларов, на которые ты… мы сможем воспитывать ребенка. Я должен отработать их для Перцева. Не важно, что он умер. Или точнее – тем более что он умер. Ты понимаешь меня?

Яна неопределенно пожала плечами и открыла хлебницу.

– Хлеб есть, вот он. А в холодильнике есть колбаса. Я не готовила сегодня, меня тошнит. Тем более, – добавила она, – я не знала, придешь ли ты домой сегодня.

Она уже не злилась и выглядела просто усталой беременной женщиной. Примерно через час пьяный сыщик услышал, что телевизор в комнате смолк. Еще через десять минут он осторожно проник в комнату, вгляделся в сереющий в темноте айсберг постели, на котором плыла по волнам снов его невеста, и стащил со стола ее ноутбук.

В Интернете он нашел русско-эстонский переводчик, набрал текст записки в поле ввода, нажал кнопку «Перевести» и получил результат, вызвавший у него жестокий приступ хохота:

«Я убил Артур и Олег, потому что они nertadicionnoj. Я ненавижу людей, потому что моя жена была синяя».