Книга: Мост над черной бездной
Назад: Побег из новой жизни
Дальше: Возвращение

Странная поездка сыщика

1
Седов с самого начала не мог разобраться, летит он в столицу ради поимки пензенского изгнанника или просто потому, что совместное проживание с собственной невестой было ему невыносимо. По сути, он и не хотел разбираться. Гораздо приятнее было осмысливать свои впечатления от полета, московских улиц, встреченных лиц.
Квартира Перцева располагалась на Садовом кольце в сталинке с высочайшими потолками, шикарными видами из окон – самое сердце столицы. Паше очень понравилось, как пахло в этой квартире – благородной стариной, благополучием, плюшками к завтраку, шампанским к званому ужину.
Домоправительница оказалась самой настоящей фрекен Бок, и Паша тут же почувствовал себя провинциальным Карлсоном. Это его смешило.
– Так, значит, Олег приезжал сюда на днях? – с ходу уточнил Паша.
Домоправительница вела его по дубовому паркету коридора к комнате, в которой Седову полагалось остановиться.
– М-м, – выдавила из себя фрекен Бок. – Ну…
– И попросил телефон адвоката? – наседал Седов.
– М-м…
Тут в квартиру позвонили. Распахнув перед гостем тяжелую деревянную крашенную дверь, которой было столько же лет, сколько и всей квартире, домоправительница ушла открывать.
– Я должна его повидать!.. – донесся до Паши женский голос, звучавший так мелодично, будто слова пелись, хоть и без мелодии.
Секунда – и перед рыжим сыщиком, так и застрявшим в дверном проеме, возникла высокая тощая дама, давно перешагнувшая рамки бальзаковского возраста, вся в кудельках, бантах, розанчиках, воланчиках.
– Ах вот вы какой! – запела дама.
Паше при этом показалось, что из этого мосластого тела такие нежные звуки исходить не могут, и он едва удерживался от того, чтобы не заглянуть за спину даме – вдруг ее озвучивает кто-то, кому этот голос подходит больше?
– Да, вы не принц! – возвестила она. – Но я понимаю, понимаю…
Ее большие, навыкате карие глаза осмотрели Пашу с горячим любопытством, чуть ли не пронзив насквозь.
– Моя мама говорила: с виду – дрыщ, все в корень ушло! – Дама утробно расхохоталась.
– Вы уж меня простите, – подал голос Паша, – вы ко мне? Я тут по делам, мне некогда…
– А я вам помогать во всем буду! – перебила его дама. – Меня зовите Адель.
– Чем же вы мне поможете, Адель? – спросил сыщик, в ужасе представляя их доброе сотрудничество.
– Элли попросила меня вас сопровождать.
А потом Седов понял, что попал.
Размеры Адели вполне соответствовал весу ее морального давления. Седов при всей своей хитрости не мог обойти ее ни на повороте, ни по прямой. Ощутив себя связанным по рукам и ногам наподобие мумии, Павел Петрович решил, что единственный выход – сделать вид, что ему опека Адели безумно нравится.
В итоге он оказался в ее машине, накрепко пристегнутый к сиденью. Его везли обедать, а потом обещался визит к семейному адвокату Перцевых.
Обед был намечен у Адели, в ее «норке», как выразилась сама дама. Норкой она называла квартиру в спальном районе, а дорога в этот район заняла почти два часа. Всю дорогу Адель пела свои песни, и Седов страшно радовался, что ему не нужно от нее никакой дельной информации, потому что она выдавала лишь чистый поток эмоций.
Все-таки ему удалось узнать, что Адель на самом деле зовут Анной, а работает она костюмером в разных театрах.
– … А она мне и говорит: что ты, Адель, с твоими талантами – и в Большой театр! – рассказывала Адель, причем, кто такая «она», Паша так и не узнал. – А я и говорю: но это хотя бы достойное место!.. А тут этот лизоблюд пристал ко мне с манжетами! Мне было ясно, что флорентийское кружево к его саратовскому прононсу не идет! Воланы, только воланы! И я ей говорю, что я не знаю, к каким сапожкам привык их Гамлет, я не дам ему свиной кожи, это какой-то шизоидный обструкционизм…
Квартирка Адели была слишком тесной для нее, и выглядела она в ней словно попугай ара в хомячьей клетке. Паша мирно пристроился в угол на кухне, съел предложенные пельмени и попытался позвонить адвокату.
Номер не обслуживался. Он уже набрал номер Элли, чтобы попросить адрес, но тут Адель заявила, что знает, где живет этот самый адвокат, но сегодня они к нему не попадут, потому что он в суде.
– Мы поедем к нему завтра.
– Тогда я вернусь в квартиру Перцевых, – сказал Паша. – Спасибо за пельмени.
– Нет! – уперлась Адель. – Я вас не отпущу одного в город. Вы же там заблудитесь!
– Да с чего?…
Закипая, Паша встал. Адель перекрыла ему выход.
– Уже поздно, куда вы пойдете? А эта их Марья Ивановна (как Паша понял – домоправительница) – чистая мегера! Она вас не накормит, вы там помрете у нее.
– Гос-споди… – проворчал рыжий сыщик и тут же сладко улыбнулся: – Может, выпьем?
Адель обрадовалась:
– Да! У меня есть ликер…
– Нет, ликер – не совсем мой напиток. Давайте я за водкой схожу?
– Ну…
– По правде, мне очень надо выпить, – интимно сообщил Павел Петрович. – Где тут у вас магазин? Доставайте рюмки, я сейчас!
Так ему удалось удрать.
2
Имя перцевского адвоката он узнал по телефону у фрекен Бок, через справочную нашел адрес и поехал в сторону центра. К дому Андрея Витальевича прибыл через полтора часа и удачно застал адвоката дома. Тот встретил гостя в спортивном костюме, слегка вспотевший от упражнений на велотренажере, но при упоминании фамилии Перцева принял деловой вид, пригласил гостя войти.
Паша разместился в удобном кресле в кабинете Андрея Витальевича, терпеливо подождал, пока тот примет душ и переоденется. Первым делом спросил об Олеге.
– Звонил ли он? – удивился семейный адвокат. – Нет, конечно. Особенно Олег. В последний раз я о нем слышал, когда Никита Львович вычеркнул его из завещания. И все.
– А секретарь ваш не мог…
– Да нет у меня секретаря, – вздохнул Андрей Витальевич. – Может, помянем Перцева? Вы тот самый парень, что был с ним в момент его смерти? Я знаю, конечно! – ответил он, заметив удивленный Пашин взгляд. – Обстоятельства смерти Никиты я изучал внимательно, это же моя профессия. М-да…
– Он был необычный человек, – сказал Паша, вдруг поддавшись чувству. – Мне жаль, что так получилось.
Адвокат уже достал из стола бутылку французского коньяка и пузатые бокалы.
– Ну, знаете ли… – задумчиво произнес он. – Характер Никиту сгубил. Если уж он вбивал себе в голову, что должно быть вот так, – Андрей Витальевич легонько стукнул по столу бокалом, – то рога всем обломает, но сделает по-своему!
– Человек-паровоз, – сказал Паша, взяв из рук адвоката свой коньяк.
– Да, очень верно сказано! Так, а вы тоже пострадали? Я помню, ранены были, верно?
– Немного. Что ж, светлая память…
– Светлая память.
Седов не ожидал, что столичный адвокат будет столь приветлив, однако теперь предстояло постараться узнать об Олеге побольше.
– Скажите, вы Олега хорошо знаете? Мог ли он убить Артура?
– Убить? А что, есть такая версия?
– Поэтому я тут и нахожусь.
– Вы знаете, я бы не поверил в такую возможность. Олега я много раз видел, разговаривал с ним. Если бы он и убил кого, то только из страха или по неосторожности. А отравить преднамеренно, вытащить на мост – это сделал кто-то с иным характером. И мотив… Месть? Зависть? Нет. Не похоже это на Олега, вот что.
Разговор занял много часов и продлился почти до полуночи. Собеседники прикончили бутылку коньяку, настроение их приняло лирический характер. Андрей Витальевич рассказывал о Перцеве, о том, как они познакомились, подружились, вспоминал разные вещи о нем и его семье. Павел Петрович обрисовал – с юмором и в красках – свое недолгое знакомство с Никитой Львовичем.
На ночевку в дом Перцева адвокат отправил Пашу на такси. Проводил, оплатил, несмотря на протесты сыщика, постоял в дверях подъезда, глядя вслед удаляющейся машине.
Тем временем мысли Седова уже перескочили на темы животрепещущие. Он начал понимать, что в Москву приехал зря. Набрал телефон Элли, она не ответила. Скорее всего, спала или, Пашка недобро прищурился, знает, что он звонит, чтобы поругаться, и не берет трубку.
Потом Павел Петрович вдруг сообразил, что Яна ему так и не позвонила. Не может быть, чтобы, обнаружив записку, она не почувствовала себя задетой. А если Яна не потребовала объяснений, значит, обиделась серьезно. Сейчас звонить ей было поздно, а вот утром, поклялся себе Пашка, он сумеет найти нужные слова.
И тут же эгоистично признался себе в том, что без нее ему легче дышится.
В восемь утра он проснулся от чьих-то голосов. Фрекен Бок спорила с кем-то в прихожей, причем спустя пару секунд Седов расслышал поющий голос Адели.
– Вы совсем обнаглели, – выговаривала посетительнице Марья Ивановна. – Врываетесь в дом ежедневно да еще разговариваете таким тоном!..
Тут дверь в Пашину спальню распахнулась.
– Ах, как же это вы так скоропостижно сбежали! – запела звонким фальцетом гигантская Адель.
Седов, натягивая на грудь простыню, сел в постели и попросил:
– Дайте мне хоть одеться!
– А я привыкла к раздетым мужчинам, – заявила та.
– Выйдите! – скомандовал рыжий сыщик уже другим тоном.
Он бы и при ней оделся, но неприятна была эта напористость. Адель приняла обиженный вид и удалилась.
И снова она поволокла его в свою норку. По дороге завела разговор об Элли.
– Вы вот вчера меня обманули, а Элли очень о вас беспокоилась, звонила. Ей было бы спокойнее, если бы вы у меня остановились.
К позднему завтраку – это снова оказались пельмени – Адель достала водки.
– Вам нужно, наверное, – сказала она.
– Да, надо выпить, – согласился он. – Только один я не пью.
Костюмерша долго отказывалась, но в итоге жеманно пригубила огненной воды, прослезилась, закусила пельменем. Вторую рюмку выпила до дна, уже не стесняясь, и призналась:
– Элли, знаешь ли, женщина сложная. Очень сложная.
– Да?
– Она страшно ненавидит гомосексуалистов.
– Да?
– А то! Ее-то муж стал гомосексуалистом! Я в театре работала костюмером, а он приехал из провинции со своим любовником, стал пробиваться в Москве. Актеришко был так себе, и хоть его любовник и продвигал Андрейку, он застрял в массовке. Фигурка у него… – рот Адели выгнулся презрительной дугой, – не очень! Вроде со стороны этого не понять, но как разденется, так видно: зад широкий, спинка утлая, ручонки короткие. Шить на него приходилось отдельно, он в костюме, сшитом по стандарту, выглядел как корова под седлом.
С любезной улыбкой Паша снова разлил водку, выпил, но только после Адели. На его счастье, костюмерша пьянела на глазах, не умолкая ни на минуту, словно боясь не закончить свои истории об Элли. И как Седов не был рассеян, истории Адели начинали застревать в его голове. Элли странно выглядела в роли гомофоба, провокатора уймы скандалов, направленных исключительно на бедных геев. Паша снова наполнял стаканы, все больше удивляясь, а Адель с трудом выкладывала финальную историю:
– А помню еще день рождения Элли… ужас был какой-то! Ее хотела поздравить одна девушка, то есть парень… – голова костюмерши уже клонилась на ее пышную грудь, – ага, парень. И он говорит ей: «С Новым годом!»… или, там, с днем рождения, что ли?… А она – хрясь его по морде! Хрясь! Хря… хрр…
Захрапев, она стала сползать с дивана. Сознавая, что ему придется предпринять немалое физическое усилие, Паша приблизился к Адели, чтобы водрузить ее на ложе.
Спустя пять минут он покинул ее дом.
Назад: Побег из новой жизни
Дальше: Возвращение