Ему непросто было придумать свой план – душа сопротивлялась до последнего. Наконец, Лексус дал себе команду забыть о том, что решает судьбы близких людей, а смотреть на проблему отстраненно, не принимая к сердцу. И тогда мысли стали разворачиваться в нужном направлении. А после он увлекся, как всегда увлекался новой идеей.

Именно в это время он начал замечать странности в поведении жены. Она худела на глазах, стала рассеянной, растерянной, бестолковой. Вера стала выпивать, чего раньше за ней не замечалось. При этом улыбалась и делала вид, что все в порядке. Очень кстати Алексей припомнил, как и почему погибла его теща, которую он не видел ни разу в жизни. Почитал литературу о шизофрении и сообразил, что жена его находится на грани безумия. Это было подарком небес!

Огромное спасибо за помощь в разработке плана Лексусу следовало сказать аптекарше, работавшей в киоске при одном из КУБов. Стоило сказать, если бы, конечно, она была в курсе дел.

Та самая Оксанка была крупной смешливой женщиной, полнотелой, с ярко-рыжими волосами, карими навыкате глазами и всегда красными ногтями. Аптекарша давно заигрывала с Лексусом, но он терпеть не мог ее жирные ляжки, тяжелый бюст и острый женский запах – кожи, волос, всего прочего, чем пахнут вот такие гормонально полноценные особы.

Впервые он обратился к ней после первых приступов гнетущего ужаса, объяснив свое состояние неприятностями в бизнесе. Оксанка присоветовала Лексусу кое-какие таблеточки, приняв которые Лексус прямо-таки вернулся к жизни. И как следствие, серьезно задумался над вопросом: если одни таблетки могут влиять на психику, улучшая ее состояние, то есть ли другие, влияние которых направлено в обратную сторону?

На этот вопрос Оксана дала положительный ответ, а вскоре у Лексуса в руках оказалась нужная ему упаковочка с ампулами. Это было снотворное, отлично помогавшее людям со специфическими расстройствами сна. К сожалению для многих больных, но не для Алексея, снотворное имело один побочный эффект – вызывало ощущение тревоги и беспокойства. Закупив самые разные напитки для бара в Доме, Алексей аккуратнейшим образом вскрыл бутылки с легким женским алкоголем, который обычно выбирала для себя его жена, и добавил в каждую по четыре дозы препарата.

Лексус переспал с Оксаной, едва удержавшись от приступа рвоты, но оно того стоило. Получив полный доступ к аптечным закромам (Оксанке Лексус так заврался, что сам стал путаться в своих же легендах), он выбрал по сильнодействующему препарату и для остальных своих жертв. Асе – раствор для инъекций, помогающий сымитировать смерть, а Вовке – порошок снотворного, который Лексус засыпал в систему кондиционирования «фольксвагена».

Все эти препараты были особенными, крайне сильными и имеющими разнообразные побочные действия. В аптеках они не продавались, а поставлялись по специальным договорам в отделения реанимаций больниц прямо со складов, куда Оксанка была вхожа. О каждом средстве она рассказала много интересных вещей. К примеру, та жидкость, что была припасена Лексусом для Аси, использовалась в чрезвычайных ситуациях. К примеру, если возникала необходимость переправить в больницу за сотни километров сильно израненного человека. Благодаря препарату организм едва живого обескровленного человека словно бы консервировался, впадал в искусственный анабиоз. Дыхание и сердечная деятельность замедлялись, а температура тела снижалась, отчего раны меньше кровоточили. Действие препарата было недолгим, но достаточно продолжительным для реализации плана Лексуса. Оксанка подсказала, что вводить его можно глубоко под язык, и это было очень удобно, ибо на поверхности тела следов от уколов не останется.

В Оксанкиной надежности Алексей не сомневался ни минуты. После первой «ночи любви» она поверила в их неземное притяжение, как и в то, что Вере необходимо «подлечиться» в психиатрической больнице. Дама сама вызвалась помочь Лексусу спровоцировать «обострение шизофрении», разыграв небольшую сценку: он притворится мертвым, из-за чего Вера впадет в истерику, будет доказывать окружающим, что ее муж умер, а живой и здоровый Алексей будет уговаривать докторов помочь его жене-шизофреничке… Где Вера окажется в итоге?

– А после ты на мне женишься? – спросила Оксанка, свалив на область диафрагмы Лексуса свои мягкие обвислые груди. Лексус разглядел на них расширенные поры и редкие черные толстые волоски вокруг бордовых сосков.

Стараясь не вдохнуть ароматы, исходящие от ее плоти, Лексус сладко улыбнулся в ответ. Он собирался отделаться от приставучей любовницы при помощи Гамлета.

С Оксанкой Алексей играл грубо и просто. Другое дело – Ася.

Исторически взаимоотношения Аси и Лексуса были напряженными. Слишком уж бойкой была смазливая пигалица, наглой. Особенно бесило Алексея, что эта соплячка вертит его братом, как хочет. Сколько раз он говорил брату – глупо позволять паре сисек рулить собой!

Свою неприязнь Алексей особо не скрывал, и Ася платила ему той же монетой. Но с годами они обнаружили общие интересы, и теперь их отношения напоминали альянс актеров, которые десятилетиями играют на сцене врагов, всегда одинаково страстно, жизненно, рельефно, а за кулисами вместе пьют пиво и жалуются друг другу на артрит и хамство молодежи.

Обдумывая свой план, Алексей стал внимательно наблюдать за снохой, делая для себя выводы. Многие-многие крючочки памяти, которые кажутся вначале совершенно лишними, в нужный момент ловко сцепились в цепочки, а те, в свою очередь, сплелись в единое полотно. Рисунок на Асином полотне раскрывал историю женщины, которая мечтала изменить свою жизнь раз и навсегда – отделаться от надоевшего мужа, распрощаться с опостылевшей работой, избавиться от контроля старшей сестры. И жить в свое удовольствие.

На этих струнах Лексус и взялся играть. Для начала он стал все чаще откровенничать с Асей, рассказывать о своих великих задумках, о том, что брат его не понимает. Не секрет ведь, что Вовус боится нового, боится риска, боится масштабных планов.

Обычно он начинал свои разговоры в машине Аси. После того как сгорел его «лексус», Алексей не спешил покупать новую машину.

– Мир вокруг нас изменился, – рассуждал он, улыбаясь снохе мудро и печально. Его выразительное лицо могло передать любые оттенки чувств. – Если хочешь процветать, надо быть резким, агрессивным, амбициозным. Если сейчас я упущу время, значит, никогда…

Ася соображала достаточно резво.

– То есть ты согласен продать КУБ Колодяжному? – уточнила она. В знак согласия Лексус наклонил голову. – Не жалко тебе?

– О чем жалеть? Федеральная сеть неизбежно сожрет местную сетку.

В следующий раз Лексус завел разговор совсем на другую тему. Он предложил Асе такой вариант: помочь ему уговорить Вовку продать бизнес, за что Лексус обеспечит Асе свободную и безбедную жизнь в будущем. Подумав хорошенько пару дней, Ася согласилась. В результате Вовусу был вручен фиктивный договор о продаже, который в эти выходные он собирался подписать вместе со всеми Пушниными.

И только после этого Лексус провел финальный раунд своей многоступенчатой вербовки. Со вздохом он заметил, что с Вовусом они справились, но вот Вера ни за что не подпишет договор. На предложение Аси поговорить с сестрой щелкнул пальцами и ответил тоном доброго доктора:

– Ася, ты понимаешь, что происходит с моей женой? Я внимательно наблюдаю за ней последнее время. Ее болезнь прогрессирует, понимаешь? Она уже не может здраво смотреть на вещи. Голоса шепчут ей, что контракт с Колодяжным подписывать нельзя. Но у меня есть одна идея…

Поколебавшись, Ася приняла его предложение сыграть покойницу.

Третьей женщиной, вовлеченной в замысел Лексуса, стала Вера. Роль ей отводилась ключевая, но Лексус был стопроцентно уверен – она справится. У женщины с прогрессирующей шизофренией просто нет другого выхода: одна в пустом Доме, наедине с алкоголем (в который добавлен препарат, обостряющий чувство тревожности), с призраком покойной сестры. И с пистолетом. В таких обстоятельствах она неизбежно повторит судьбу своей матери-самоубийцы.

Брат, жена и Ася – вот три жертвы, которые приносил на алтарь Лексус, старательно убеждая себя, что все, что он делает, делает ради своей дочери.

Это была его собственная математика, ни евклидова, никакая другая: один больше, чем три. И ни за что он не признался бы, что, говоря «один», в уме он держит еще «один». Еще одну жизнь – свою собственную. А ее он ценил куда выше трех, а может, и сотни единиц в уравнениях жизни.