Книга: Частная коллекция ошибок
Назад: 3
Дальше: 2

Глава 7

1

Мики Селянин был крупный стареющий блондин. Когда-то он выглядел импозантно. И ныне он выглядит солидно, надев белый смокинг с бабочкой из белого глазета (этот парадный костюм сейчас аккуратно разложен на трех стульях посреди комнаты). Издали смотрится. Потому что годы всегда берут свое, и Мики стал стремительно выцветать. Его белокурый кок а-ля Элвис давно посерел и поредел. Пришлось отпустить патлы, которые сзади свисают на воротник (не то чтобы Мики примкнул к моде рокеров – просто ему лень ходить в парикмахерскую). Некогда голубые глаза саксофониста стали почти белыми. Можно бы сказать, что все краски покинули Мики, если б не осталась одна, делающаяся все ярче и гуще день ото дня. Эта краска – благородное бордо. Лицо Мики, его блестящая лысина, его широкая шея, а часто и крупные музыкальные руки именно этого цвета.
Когда следователь Вероника Юршева нагрянула к Селянину, она боялась, что музыкант беспробудно спит. Об этом предупредил генеральный директор Вотяков. Вотяков ошибся: Мики бодрствовал. Следователя он принял на кухне и долго пытался потчевать грубо нарезанной брауншвейгской колбасой и водкой «Слеза России». Сам он уже поправил здоровье и тем и другим. Также на столе стояла трехлитровая банка, в которой не было ничего, кроме мятых бурых листьев. Но Мики уверял, что еще полчаса назад в банке содержались огурчики, хрустящие, как первый снег, и целительный рассол, который поднял бы на ноги и мертвого.
Вероника долго отбивалась от гостеприимного хозяина. Наконец, с великим отвращением она таки съела кусок колбасы. Жуя, она очень жалела, что не прихватила с собой к Селянину кого-нибудь из оперативников поздоровее. Но дело не терпело промедлений.
– Я бы хотела, Михаил Игоревич… – начала она.
– Мики! Только Мики! – запротестовал саксофонист. – У нас, людей искусства, так принято – без церемоний. А я буду звать вас просто…
– Вероника Витальевна.
Мики закатил бесцветные глаза к потолку и сказал со вздохом:
– Вероника – красивое имя. Я знал когда-то Веронику… Да, признаться, и не одну, и не двух. Вы только не обижайтесь, дорогая, но вашему типу красоты это имя совершенно не подходит. Уж извините, ваши родители промахнулись. Вас надо было назвать Гертруда. Или Раиса. Хотите, я буду звать вас Раиса?
– Не хочу, но мне все равно. Мне нужно, чтоб вы ответили на несколько вопросов, – сказала Вероника равнодушно.
– Заметано! Раиса! – обрадовался Мики. – Налить вам водочки? Ваш тип красоты – поверьте моему опыту – предпочитает вину и прочей сомнительной бурде хорошую беленькую. Пьете вы много, долго не хмелеете – угадал? – но в какую-то минуту в вас вселяется черт. Сначала вы снимаете платье и начинаете танцевать на столе, потом засыпаете на трое суток. Что, признайтесь, в точку?
Вероника начала терять терпение:
– Гражданин Селянин! Если вы не сосредоточитесь, я буду вынуждена вызвать наряд, и вас доставят для дачи показаний в отделение. Вы этого хотите?
– Нет, – признался Мики. – Я хочу совсем другого: сыграть вам «Путников в ночи».
– Вот уж не надо! Мне некогда.
– Не отказывайтесь! Потому что без этого я не скажу вам ни слова, хоть режьте. Когда вы только зашли сюда и сморщили свой носик, я сразу понял: этой женщине нужна любовь. И музыка. У вас в глазах бездна грусти. Не надо этого стесняться! Признайтесь, когда вам в последний раз играли «Путников в ночи»? Когда последний раз вас осыпали лепестками роз? Когда вы в последний раз целовались?
Вероника нахмурилась. Она могла ответить лишь на последний вопрос, потому что два первых были слишком глупы. А целовалась она последний раз на сабантуйчике в честь 8 Марта. Давно! Да, было такое дело, было, но не танцы же на столе! Поцелуй случился на полутемной лестничной площадке последнего этажа следственного отдела. Со следователем Залиловым. Женатым. Противные остались воспоминания.
Мики тоже поморщился, но от других причин. Он достал из буфета пакет соды, насыпал столовой ложкой на толстый язык изрядную горку и запил водой из-под крана. После этого он начал играть на саксофоне.
Играл Мики действительно хорошо, с чувством. Правда, так думали не все: скоро раздался немузыкальный металлический стук, проникавший снизу по водопроводной трубе. Стал даже слышен чей-то невнятный голос. Мики прервался на секунду и сказал злорадно:
– Соседка, старая грымза. Ну ее на… Слушайте музыку, Раиса!
Когда он закончил, Вероника с неприязнью покосилась на потертый футляр его сверкающего инструмента (сразу вспомнилась скрипка Страдивари!) и приступила к допросу.
– Я хочу расспросить вас о Варваре Фоминой, – сказала она сухо и раскрыла блокнот. – Как давно вы знакомы, что можете сказать о ее характере, образе жизни?
Мики выпучил белесые глаза:
– Варька что-то натворила? Скажи, Раиса, не бойся, я тебя не заложу. Проворовалась девка?
Веронике переход на «ты» не понравился, но она знала, что некоторым так легче разговориться. Она спросила:
– А что, Фомина могла провороваться?
– Да нет! Зачем ей? Красивая ведь девка. Такая всегда с нас, грешных, мужиков, будет на хлеб с маслом иметь. Сами предложим и сами все дадим, как говаривал писатель Булгаков. Например, у меня она не сперла ни копейки.
– Об этом подробнее, пожалуйста. И с самого начала.
Мики вздохнул и наморщил лоб. Потом признался:
– Начала я, Раиса, припомнить никак не могу. Варька как-то здесь, в квартире моей, сама собой очутилась. По пьянке мы, наверное, сошлись? Не думай, Варька не закладывает – так, немножко, как птичка, – а вот я могу.
– Когда вы познакомились?
– В фирму она пришла весной. Помню, снег уже сошел, но какой это был год, лучше у секретарши справься – у нее все приказы подшиты.
– Справлюсь, – обнадежила его Вероника. – Вы лучше расскажите, что за человек Фомина?
– Раиса! Что за человек женщина, мужчина понять не сможет никогда. И наоборот, – глубокомысленно изрек Мики. – Я прожил с Варькой почти полгода, и прожил хорошо. Она славная девчонка – хорошенькая, как кукла, не злая, смешливая, покладистая. Ко мне переехала без звука; родители ее, кажется, пьют, но я не уверен. Думаю, они ей просто надоели. Хорошая девчонка. Потрахаться любит – вот что важно. Я даже жениться на ней подумывал. Пора мне, сама понимаешь. Не мальчик. Пятьдесят два.
– Почему же вы расстались? – спросила Вероника.
– Да так! Про женитьбу я несколько раз с ней таки заговаривал. Не прямо заговаривал, а экивоками. Она была не против, но я тянул. Все-таки, Рая, свободы жалко! Я пока не такой старый, чтоб приперло – женись или в гроб. Да и Варька для семейной жизни еще не дозрела. Готовить совсем не умеет, одни конфеты жрет. Я нам обоим всегда сам макароны варил. И яйца.
– Даже так?
– Угу. Попросил ее как-то сварить всмятку, а она спрашивает, с какого конца надо в скорлупе дырочку сделать. Представляешь, Рая? Мрак полный. Так что с женитьбой я тянул.
– А потом? – наступала Вероника.
Ей не хотелось, чтобы Мики начал делать паузы и, стало быть, врать.
– Потом Артем этот нарисовался, Немешаев. Кажется, осень была – не такая, как сейчас, лист уже гнил. Или наоборот, лето, жара? Ты про это лучше у секретарши узнай. Втюрился наш пан спортсмен в Варьку и сразу жить ей предложил. Она мне: «Мики, люблю тебя больше жизни, но мы должны расстаться. Я встретила другого, ухожу». И ушла.
– Вы, конечно, сильно переживали?
– Кто? Я-то? – удивился Мики. – Зачем? Я, наоборот, подумал, как кстати. Потому что я с одной альтисткой из цирка замутил, а привести ее некуда – тут Варька сидит.
– И Фомина ушла?
– Ушла, Райчик, ушла. Ее тоже понять можно: девка молодая, к гламуру тянет, а у меня заработки непостоянные.
– Вы хотите сказать, что Немешаев зарабатывает больше вас?
Мики наморщил лысый малиновый лоб:
– Артемка-то?.. А черт его знает! В шарашке у Вотякова он точно меньше моего имеет – слишком номер у него своеобразный. Карлсон! И Амур на веревочке. На эту хрень не всякий заказчик клюнет. И не всякий вынесет! Раз один муж захотел, чтоб в годовщину свадьбы Артемка доставил его супруге по воздуху букет роз. Прямо на одиннадцатый этаж, в спальню без балкона. Темка оделся Карлсоном и ровно в восемь утра спустился с крыши на своих причиндалах с крючками. Висит он себе, качается за окном, букетом машет, зубы скалит, как по сценарию положено, а я в это время под дверью начинаю играть «Лав стори». Какова задумка? Круто?
– Неплохо, – сказала Вероника, покривив душой.
– Рая, ты наш человек! – обрадовался Мики. – Со вкусом у тебя все в порядке. А эта дурища, жена, завидев в окне Артема, начала орать благим матом и обмочилась прямо в супружескую постель.
– Испугалась?
– Ну да! Решила, что один вор лезет в окно, а другой в дверь прется с саксофоном. Все-таки настоящее искусство понимают немногие.
Сердце невозмутимой Вероники счастливо забилось. Яркий луч света озарил тьму, которая недавно была сплошной. Карлсон! Вот он, гость с крыши! Вероника заторопилась:
– Михаил, мне говорили, что вы сохранили с Фоминой дружеские отношения и знаете, где она живет…
– Артемка ей квартиру снял, – сообщил Мики. – Сам он еще где-то кантуется, а к Варьке только потрахаться заглядывает. Деньги у него есть – Варьку приодел, на «лексусе» разъезжает, тогда как мой мерседесишко на ладан дышит. Еще бы, тачка 1979 года выпуска…
– Где эта квартира, говорите! – потребовала Вероника.
Ей хотелось быстрее раздобыть адрес, но сбить Мики с его собственной мысли было трудно. Он посмотрел в окно долгим взглядом. Затем он засунул малиновые пальцы в банку из-под огурцов, выудил ком мокрых листьев и затолкал себе в рот. Задумчиво жуя, он сказал:
– Раиса, ты голова. В самом деле, откуда у Артемки бабки? Конечно, все мы подрабатываем, где можем. Я, к примеру, по средам с восьми в «Виталине» (дыра, между нами!). В выходные у меня, естественно, свадьбы. А этот бугай на веревочках где промышляет? Окна моет, что ли, в небоскребах? Такое показывают в кино. Но небоскребов у нас в Нетске всего два, и я ни разу не видел, чтоб кто-то их чистил. А ты, Рая, видела?
Вероника нетерпеливо заерзала на шаткой табуретке:
– Вы обещали сказать мне адрес съемной квартиры, где теперь проживает Фомина.
– Не помню, чтобы обещал, – продолжая жевать, заявил Мики. – Да и не знаю я никакого адреса.
– Ваши коллеги показали, что вы там бывали!
– Бывал, – согласился Мики и выплюнул прямо на стол жесткий укропный стебель. – Перехватывал у Варьки деньжат до зарплаты. У нее всегда теперь деньги есть. Я брал. Один раз даже вернул двадцатку. Но никакого адреса я не знаю! К чему мне адрес? Я писем не пишу. Никому. Никогда. Принципиально.
– Но вы бывали на той квартире. Как вы ее находили?
– Ты прямо скажи, Раиса, – вдруг нахмурился Мики, – зачем тебе этот адрес? Ты что, собираешься прессовать Варьку, как меня сейчас? По какому праву ты будешь мучить ни в чем не повинную, хрупкую, слабенькую девочку? У которой талия вот такая?
Мики показал следователю большой и указательный пальцы, сложенные колечком. Как ни могучи были руки саксофониста, талий таких в природе не существует, поэтому Вероника окончательно разозлилась. Она была необыкновенная девушка: когда негодовала, то внешне делалась холодна, как сталь.
– Варвара Фомина не слишком меня интересует, – сказала Вероника бесстрастно. – Мне нужен Артем Немешаев. Фомина должна знать, где он.
– У, это совсем другое дело, – согласился Мики. – Если нужен именно Артем… Райка, беру свои слова назад. Ты молоток. Сыграть тебе «Караван»?
– Где находится квартира, которую снимает Немешаев?
Мики вдруг понял, что эта невысокая девушка через минуту может больно стукнуть его по лбу или провести еще какой-нибудь молниеносный прием. Ее глаза не источали ни капли женской неги. Они пронзали насквозь.
– Далась вам всем эта квартира! Вот и баба какая-то сегодня про нее спрашивала… А я в самом деле не знаю адреса, – сказал Мики. – Помню только визуально, где это – на Театральном бульваре. Там наискосок стоит старый дом, такой облупленный, с башенкой. Знаешь, где это?
– Знаю.
– Так вот, второй подъезд с краю. Хотя там всего два подъезда и есть… Как же тебе объяснить? Тот подъезд, что ближе к помойке. Третий этаж. Квартира налево от лестницы.
– Спасибо. До свидания.
Вероника двинулась в прихожую, на ходу торопливо застегивая плащик. Ей не терпелось как можно скорее попасть на Театральный бульвар.
– Рая, может, еще колбаски? – радушно предложил Мики, но больше Вероника любезничать и даже говорить с ним не собиралась.
Вдруг в ее портфеле противным немузыкальным сигналом задребезжал мобильник.
– Да, – ответила она серьезно.
Звонили из следственного отдела, сам Егоров.
Выслушав Егорова, Вероника застыла на пороге Микиной квартиры. Ее лицо стало кислым.
– Что за бред, – пробормотала она в трубку. – Опять? У Парвицкого? Вы не шутите, Александр Степанович? Этого не может быть!
Услышав имя знаменитого скрипача, Мики навострил малиновые уши. Однако было поздно: Вероника вприпрыжку, как школьница, сбежала с лестницы и хлопнула дверью подъезда.
На улице она все еще прижимала к щеке мобильник и слушала невероятные распоряжения Егорова.
– Но, Александр Степанович, – пыталась возражать она. – Я только что вышла на альпиниста Немешаева! Сейчас еду к его любовнице. Времени терять нельзя ни минуты. Да, он из фирмы «Мечты сбываются». Думаю, именно он и мог… Да! А на Парвицкого пусть съездит Геворкян. Он хороший аналитик, любит музыку, пел в хоре. Почему обязательно я? Парвицкий требует? Но я ничего не смыслю в скрипках! То, что было утром, – чистая случайность. Я не…
Егоров не убеждал, он приказывал. Вероника обиженно закусила губу.
– Хорошо, через пятнадцать минут буду в филармонии, – сказала она. – Но дело Галашина тоже резонансное. Я сейчас дам вам адрес Немешаева, пусть по нему съездит кто-нибудь из оперативников потолковее, скажем, Эдуард. Сию же минуту! Надо задержать любого, кто там окажется, – Немешаева, его девицу – и привезти к нам. Если нет никого, то ждать. Опросить соседей. Это очень важно!
Назад: 3
Дальше: 2