Десять минут спустя в тот же самый день мисс Бил проехала через въездные ворота больницы Джона Карпендера и остановилась у сторожки привратника. Ее приветствовало незнакомое лицо, новый моложавый привратник в летней форменной рубашке с короткими рукавами.

— Инспектор Главного совета медсестер? Доброе утро, мисс. Боюсь, по этой дороге не очень удобно добираться до новой школы медсестер. В настоящий момент это только временное здание, мисс, построенное на той расчищенной части территории, где у нас был пожар. Оно очень близко от здания старой школы. Если вы сейчас сделаете первый поворот…

— Все в порядке, спасибо, — сказала мисс Бил. — Я знаю дорогу.

У входа в отделение травматологии стояла машина «Скорой помощи». Когда мисс Бил медленно проезжала мимо, из больницы вышла сестра Дейкерс, в шапочке, отделанной кружевом, с голубым поясом штатной медсестры, она коротко посовещалась со служителями и встала, наблюдая, как переносят пациента. На взгляд мисс Бил, она сильно повзрослела — и внешне; и по статусу. В этой уверенной фигуре не было ни следа от запуганной студентки-медсестры. Значит, сестра Дейкерс закончила школу. Ну, этого следовало ожидать. Можно было предположить, что близнецы Бэрт, одинаково воодушевленные, работают где-нибудь в больнице. Но были и перемены. Сестра Гудейл вышла замуж; мисс Бил видела уведомление в газете. А Хильда Рольф, как сообщила Эиджела, работает медсестрой где-то в Центральной Африке. Сегодня утром ее встретит новый главный наставник. И новая Матрона. Мисс Бил ненадолго задумалась о Мэри Тейлор. Она, вероятно, где-то неплохо зарабатывает себе на жизнь, если даже не работает сестрой. Мэри Тейлор в этом мире всегда естественным образом выживают.

Она ехала дальше по знакомой дорожке между высохшими летними лужайками, клумбами, покрытыми отцветающими розами, и повернула в зеленый туннель между деревьями. Воздух был тихий и теплый, узкая дорога расцвечена веселым ярким солнечным светом дня. Вот здесь был еще один памятный уголок. Найтингейл-Хаус или то, что от пего осталось, лежал перед ней как на ладони.

Снова она остановила машину и стала смотреть. Дом выглядел так, будто его неуклюже разрубили пополам гигантской тяпкой, словно живое существо, безжалостно искалеченное, открывающее взору любого свой позор и свою наготу. Грубо расколотая лестница без перил вела в никуда; па лестничной площадке второго этажа изящный светлый, изогнувшийся волосок провода свисал с потрескавшихся степных панелей; внизу арочные окна на фасаде, лишенные стекол, были похожи па элегантную аркаду из резных камней, открывая вид иа выцветшие обои с более светлыми заплатами там, где когда-то висели картины и зеркала. Из остатков потолка свисали голые провода, торчащие в разные стороны, как щетина швабры. Прислоненная к деревьям перед фасадом дома, стояла пестрая коллекция каминов, каминных полок и кусков резных деревянных панелей, очевидно отобранных для реставрации. На верху того, что было когда-то задней стеной, на фоне неба вырисовывался силуэт фигуры, одиноко собиравшей отдельные кирпичи. Они падали один за другим в развалины интерьера дома, поднимая вверх маленькие струйки песка.

Перед зданием другой рабочий, обнаженный до пояса и загоревший до бронзы, работал на тракторе с установленным на нем крапом, с которого свисал огромный железный шар иа цепи. Мисс Бил наблюдала за ним, напряженно держась за руль, словно пытаясь удержать себя от инстинктивной реакции протеста — вот шар качнулся вперед и разнес то, что оставалось от стены фасада. На мгновение исчезло все, кроме ужасающего вибрирующего звука. Потом стена мягко подломилась и рухнула внутрь с грохотом падающих каскадом кирпичей и цемента, подняв чудовищное облако желтой пыли, сквозь которое смутно виднелась одинокая фигура на фоне неба, словно какой-то надзирающий демон.

Мисс Бил посидела немного, потом осторожно расцепила руки и повернула машину направо, туда, где среди деревьев можно было разглядеть низкие, функционально четкие линии нового временного здания школы. Здесь было все нормально, чисто, этот мир она узнавала и понимала. Это чувство, подозрительно похожее на сожаление, охватившее ее, когда она оказалась очевидцем насильственного разрушения Найтипгейл-Хаус, было, в сущности, просто смешным. Она решительно подавила его. Это был ужасный дом, злой дом. Его нужно было разрушить пятьдесят лет назад. И он все равно совсем не годился для школы медсестер.