Глава 17
Терминал в тунисском аэропорту представлял собой обескураживающее зрелище. Крайне необходимые указательные знаки соперничали с рекламой аспирина, у информационной стойки никого не было, а транзисторы разгуливавших по залу пассажиров пытались перекричать надрывное пение ресторанного радио с балкона и заглушали голос дикторши, которая время от времени объявляла прибытие и отправление самолетов. Ингхэм даже не смог разобрать, говорила она по-французски, по-арабски или по-английски. Несколько служащих в униформе, к которым он обратился с вопросом о рейсе 807 из Нью-Йорка, указали ему на табло прилетов и вылетов, где высвечивались номера рейсов, но спустя десять минут после того, как самолету Ины полагалось уже приземлиться, на нем по-прежнему ничего не обозначилось. Вполне в духе Ины перепутать номер рейса, подумал Ингхэм, закуривая третью сигарету, и в следующий момент на доске загорелось: «Рейс из Нью-Йорка, прилет в 11.10». Небольшое опоздание.
Ингхэм выпил кофе с коньяком за стойкой бара в ресторане на балконе. У огромных окон, позволявших обозревать летное поле со всех сторон, вытянулось не менее трех десятков покрытых белой скатертью столиков и один длинный, с закусками. Ингхэм с любопытством наблюдал за двумя стайками официантов, по четверо в каждой, беззаботно болтавших в углу зала, в то время как раздраженные посетители, привстав за своими необслуженными столиками, возмущенно требовали к себе внимания. Ине будет чему позабавиться, это уж точно.
Он увидел ее сквозь стеклянную перегородку, через которую ему не позволили пройти. Ингхэм быстро вскинул руку. Она его увидела. Ина была в свободном белом плаще, белых туфлях и держала в руках большую книгу в яркой обложке и бумажный пакет, кажется с двумя бутылками чего-то. У будки слева находился паспортный контроль. Сейчас она была от него всего в нескольких футах.
Она кинулась в его объятия, он поцеловал ее в обе щеки, затем осторожно в губы. Он сразу же вспомнил забытый запах ее духов.
— Как ты долетела?
— Нормально. Как странно видеть такое высокое солнце.
— Ты можешь считать, что еще ни разу не видела настоящего солнца.
— Ты так загорел. И похудел.
— Где твой багаж? Давай сначала покончим с этим.
Меньше чем через десять минут они уже сидели в машине Ингхэма, пристроив на заднем сиденье два чемодана.
— Поскольку мы в Тунисе — почти в Тунисе, — сказал Ингхэм, — то давай пообедаем здесь.
— А не рано? Нас кормили…
— Тогда поедем и выпьем где-нибудь. Где есть кондиционер. Тебе не кажется, что ужасно жарко?
Они поехали в отель с кондиционерами «Тунис-палас», где уселись за стойкой роскошного красного бара.
Ина выглядела прекрасно, но Ингхэм заметил у нее под глазами несколько новых морщинок. Вероятно, она плохо спала в последнее время. Ингхэм знал, что ей доставалось за целый день в офисе, да еще хватало хозяйственных забот дома, на Бруклин-Хиллз. Он наблюдал за ее маленькими сильными руками, открывавшими пачку «Пэл-Мэл», зажигавшими одну из них странными темно-красными нью-йоркскими спичками, с отпечатанным на коробке черными буквами названием итальянского ресторана.
— Так тебе здесь нравится? — спросила она.
— Не знаю. Здесь интересно. Я никогда еще не видел страны похожей на эту. Только не суди о ней по этому бару. Он мало чем отличается от какого-нибудь на Мэдисон-авеню.
— Мне так не терпится все увидеть.
Но ее глаза смотрели с нетерпением только на него, интересовались только им, и Ингхэм опустил взгляд на коробок спичек, который держал в руках. Затем он снова встретился с ее глазами. Они были голубыми, с серыми прожилками. Скулы немного широковаты, рот небольшой, с прекрасно очерченными губами, решительными и насмешливыми одновременно.
— Я снял для тебя комнату в отеле в Хаммамете, — сказал он. — На побережье. Я жил до этого в «Ла Рен де Хаммамет».
— О, — улыбнулась она. — У тебя недостаточно места? Кстати, ты живешь один? — со смехом добавила она, сразу становясь похожей на прежнюю Ину.
— Ха! Один ли я? А с кем же еще? Мое жилище совсем небольшое и, определенно, лишено каких-либо удобств, как я уже говорил тебе. Погоди, увидишь сама.
Они заговорили о Джои. С Джои все оставалось по-прежнему. У него имелась девушка, Луиза, которую Ингхэм никогда не видел и которая навещала Джои пару раз в неделю. Джои и Луиза были до ненормального влюблены друг в друга, по самые уши. Все это выглядело весьма печально. Джои никогда не женится на девушке, хотя Луиза очень бы этого хотела. Ина рассказывала Ингхэму о Луизе и раньше. Ей двадцать четыре, и это продолжается уже два года. Сейчас Ина, к облегчению Ингхэма, лишь вскользь коснулась этой проблемы. У него сейчас было не то настроение, чтобы высказывать соболезнования по поводу Джои и Луизы.
Он повел ее в ресторан, находившийся на противоположной стороне бульвара Бургиба, где вентилятор под потолком и патио позади создавали впечатление прохлады.
— Это один из двух ресторанов, рекомендованных мне Джоном, — сказал Ингхэм. — Его рекомендации оказались весьма полезными, все до одной.
— Ты, должно быть, был потрясен этим известием? — сказала Ина.
— Да, очень, — ответил он, глядя на нее через стол. Она причесала волосы в отеле, и следы щетки остались на ее темно-золотистых волосах, примоченных на висках. — Но не так, как ты, когда нашла его. Господи боже!
Она ответила медленно, словно делала признание:
— Это был самый ужасный момент в моей жизни. Я думала, он спит. Хотя и не ожидала обнаружить его там. Потом… — Она неожиданно замолчала, не в силах больше говорить, однако не заплакала. У нее словно пересохло в горле. Она посмотрела куда-то в пространство позади Ингхэма.
Он никогда не видел ее такой. Разумеется, отчасти это можно отнести на счет утомительного путешествия, подумал он.
— Не надо говорить об этом. Я могу себе представить… попробуй лучше эту тунисскую закуску. Она попадается в каждом меню.
Он имел в виду закуску из тунца, оливок и помидор. Ингхэм настоял, чтобы она заказала себе эскалоп, исходя из того, что кускус — неотъемлемая принадлежность Хаммамета.
Они еще долго сидели за столом, выпив по две чашки кофе и выкурив по нескольку сигарет. Ингхэм рассказал ей о Иенсене и немного об Адамсе.
— И это все, с кем ты здесь познакомился?
— Я познакомился и с другими людьми. Но большинство из них просто туристы, а это не слишком интересно. К тому же я работаю.
— Кстати, у тебя есть какие-нибудь известия от Майлса Галласта?
Галласт был продюсером «Трио». Очень похоже на Ину — помнить его имя, подумал Ингхэм.
— В начале июля я получил от него письмо. С сожалениями и тому подобным. Да я и видел его всего раз. И то мельком.
— Так что, эта поездка стоит тебе денег? Аренда машины и все такое прочее?
Ингхэм пожал плечами:
— Но она весьма познавательная. И потом, Джон дал мне тысячу долларов, а также заплатил за билеты.
— Да, я знаю, — кивнула Ина, как если бы ей это было хорошо известно.
— К тому же здесь все не так уж и дорого. А я не привык привередничать.
Ина улыбнулась:
— О, я кое-что вспомнила. Помнишь свой рассказ «Мы — это все»?
— Ну конечно же.
— Он получил премию. Первую литературную премию О'Генри. На ежегодном конкурсе рассказов.
— Правда? Ты меня разыгрываешь! — Этот рассказ был напечатан в ежеквартальном издании после нескольких отказов.
— Я тебя не разыгрываю. У меня есть приятель в этом комитете, или как он там еще называется, и он знает, что я знакома с тобой, поэтому он сказал при условии, что я больше никому не скажу об этом.
— И что это значит? Это денежная премия или что-то еще?
— Денежная? Я не знаю. Возможно, это просто знак признания. Рассказ замечательный.
Да, это был замечательный рассказ, в основу которого легла выдуманная Ингхэмом история жизни и надлома одного его нью-йоркского друга, шизофреника.
— Спасибо, — спокойно произнес Ингхэм, но его лицо покраснело от гордости и легкой неловкости за неожиданную славу.
— Ты уверен, что моему багажу в машине ничего не угрожает?
Ингхэм улыбнулся:
— Резонный вопрос. И весьма своевременный. Так что давай отчаливать.
Когда они отъехали от ресторана, Ингхэм остановился и купил несколько вчерашних газет и воскресный выпуск «Геральд трибюн». Затем они двинулись по направлению к Хаммамету.
— Ты устала? — спросил он.
— Не знаю. Должна бы. Который час? Девять утра по-нашему, а я не спала практически всю ночь.
— Тогда поспи после обеда. Как тебе нравится этот вид?
— Потрясающе! И, бог мой, как жарко! — Она сняла свой белый плащ, оставшись в цветастой блузке без рукавов.
Наконец Ингхэм провозгласил:
— А вот и Хаммамет! — и тут же осознал, что его радостный возглас прозвучал так, как если бы он объявил: «А вот мы и дома!»
Они съехали с широкой дороги — трио верблюдов размеренно двигалось вдоль обочины, но Ина этого не заметила — и вырулили на пыльный асфальт, петлявший по деревушке.
— Тут особенно не на что смотреть, — сказал Ингхэм. — Городок по большей части состоит из арабских домишек и причудливых зданий отелей, но они все дальше, на побережье.
— А где живешь ты?
— Налево. Вот здесь. — Они как раз проезжали мимо его улочки, Ингхэм увидел Иенсена и «Кафе де ла Плаж». Очевидно, Иенсен направлялся в кафе. Он глядел себе по ноги и не заметил Ингхэма. — Я подумал, что тебе прежде захочется к себе в отель, до того как ты познакомишься с моим жилищем.
— О, я не знаю.
Но они уже сделали дугу, направляясь к вытянувшимся вдоль побережья отелям.
— Какой чудесный замок! — воскликнула Ина.
— Это старинный форт. Построен еще испанцами.
И вот они подъехали к «Ла Рен», миновали широкие ворота, прошелестели гравием между высокими пальмами и зарослями бугенвиллей и четкой линией невысоких грейпфрутовых и лимонных деревьев. Все это выглядело весьма впечатляюще! Ингхэм почувствовал даже прилив гордости, как если бы лично являлся владельцем этого места.
— Похоже на старинную плантацию! — восхитилась Ина.
Ингхэм рассмеялся:
— Принадлежащую массе французу. Подожди, что ты скажешь, когда увидишь пляж. — Открывая парадную дверь отеля, Ингхэм столкнулся нос к носу с Моктой. — У тебя найдется пара минут, Мокта?
Он впервые видел Мокту с пустыми руками.
— Mais oui, m'sieur.
Ингхэм представил его мадемуазель Паллант, объяснив, что Мокта обслуживает бунгало. Мокта взял ключи от 19-го номера и помог донести багаж.
Номер был превосходным, с выходящими на море окнами и дверью, которая выходила на просторную белую террасу с затейливым парапетом.
— Это действительно потрясающе красиво! — воскликнула Ина.
Справа от них тонуло в море неправдоподобно огромное солнце.
— Я просто умираю, как мне хочется в душ. — призналась Ина.
— Так вперед. Мне…
— Ты можешь подождать меня? — Она принялась расстегивать пуговки на блузке.
— Разумеется. — Он купил газеты и теперь хотел бы просмотреть их.
— Так ты нахватался здесь арабского?
Ингхэм засмеялся:
— Ты имеешь в виду то, что я сказал Мокте? «Спасибо, скоро увидимся»? Я больше ничего не знаю. Мне это страшно действует на нервы, в разных разговорниках слова пишутся по-разному. «Асма» — это иногда «есма». А «фатьма»… — Ингхэм расхохотался. — Вначале я подумал, что так зовут девчонку, которая приходит прибираться у нас, производное от «Фатима». А оказалось, что это значит «девушка» или «горничная». Так что, если тебе понадобится здесь горничная, кричи «фатьма».
— Я запомню.
Запах мыла тронул ноздри Ингхэма, но пара не было. Она, вероятно, принимала прохладный душ. Ингхэм принялся за «Геральд трибюн».
Ина вышла из ванны, завернутая в большое белое полотенце.
— Ты знаешь, чего мне хочется?
— Чего?
— Лечь в постель.
Ингхэм встал:
— Как мило. А ты догадываешься, что мне хочется того же самого?
Он обнял ее поверх полотенца. Затем подошел и запер дверь изнутри.
Потом опустил высокие жалюзи окна на балкон.
На этот раз все получилось как надо. Все было как в прежние времена, как всегда у него бывало с Иной. Он изгнал из памяти глупую историю с девушкой из Пенсильвании, решив, что причина его тогдашней неадекватности заключалась в том, что он любит одну только Ину. Она его обожала. Она была потрясающей в кровати. Почему он был таким дураком все эти дни, удивился Ингхэм. Почему решил, что больше не любит ее. Они выкурили по сигарете, затем снова принялись ласкать друг друга. И уже через двадцать минут Ингхэм был готов снова заняться любовью.
Ина подсмеивалась над ним.
Ингхэм улыбался, счастливый и утомленный:
— Как видишь, я берег себя для тебя.
— Я начинаю тебе верить.
Ингхэм дотянулся до телефона. Он заказал шампанское в ведерке со льдом — заказал на французском.
— Ты не собираешься одеваться?
— Частично. Да ну их к дьяволу. — Он поднялся с постели и натянул на себя брюки. Затем набросил рубашку, но не стал застегиваться. Его так и подмывало ехидное желание поинтересоваться: «Джон был так же хорош в постели?» Но он подавил его.
Ина выглядела прекрасной, руки заложены за голову, сонное лицо улыбалось ему, глаза полузакрыты от полного удовлетворения. Под простыней она вытянула ноги, затем подобрала их снова.
Ингхэм погасил желание, закурив сигарету. Разве вся жизнь не ради этого, спрашивал он себя. Разве это не самое важное в жизни? Разве это не важнее даже его книги?
— О чем ты думаешь?
Ингхэм сел рядом на краешек постели и погладил ее под простыней.
— Я думаю о том, что ты самая сексуальная женщина на земле.
В дверь постучали.
Ингхэм поднялся с кровати. Он дал чаевые официанту, затем отсчитал ему два динара и кучу мелочи за шампанское.
— За тебя, — произнес Ингхэм, поднимая свой бокал.
— За тебя, любимый, и твою книгу. Она тебе нравится?
— Думаю, что да. Иначе бы я не писал. Тема та же, что и раньше, но…
— Но?
— Я надеюсь, что смогу выразить нечто совсем другое. Меня не слишком занимает идея осуждения моего героя Деннисона людьми. Я имею в виду — людьми из моей книги. Да и читателями тоже. А также то, что думает о себе сам Деннисон. — Ингхэм пожал плечами. Ему не хотелось говорить об этом сейчас. — Забавно, но из всех написанных мною книг эта меньше всего отличается оригинальностью, и тем не менее она увлекла меня не менее, чем все предыдущие.
Ина поставила бокал на ночной столик, придерживая край простыни на груди другой рукой.
— Главное — это то, что ты в нее вкладываешь. А вовсе не оригинальность.
Это правда. Ингхэм ничего не сказал.
— Еще по бокалу, и я оставляю тебя поспать. Мы можем поужинать попозже, часиков в девять или около того. Ты бы предпочла поужинать в ресторане отеля или где-нибудь в убогом… хм… в арабском заведении в городе?
— В арабском заведении.
— И… ты хотела бы познакомиться с Иенсеном или побыть со мною вдвоем?
Ина улыбнулась. Она опиралась на один локоть. У нее начал слегка округляться второй подбородок, и Ингхэм нашел это очаровательным.
— Я ничего не имею против знакомства с Иенсеном.
Ингхэм оставил отель одурманенный счастьем и окрыленный успехом. И он не мог забыть о награде — в чем бы она ни выражалась, — доставшейся ему от жюри литературной премии О'Генри.
