— Вы уверены, что для меня нет письма? — спросил Ингхэм. — Говард Ингхэм. И-н-г-х-э-м, — повторил он по буквам, слегка неуверенно по-французски, хотя до этого говорил по-английски.

Пухлый клерк арабского происхождения в ярко-красной униформе просмотрел письма в ящичке, помеченном «И-Г», и покачал головой:

— Нет, месье.

— Мерси, — вежливо улыбнувшись, поблагодарил Ингхэм. Он спрашивал уже во второй раз, но это был другой клерк. Десять минут назад, сразу же по прибытии в отель «Тунис-палас», Говард справлялся насчет письма. Он ждал вестей от Джона Кастлвуда. Или от Ины. Прошло уже пять дней, как он прибыл самолетом из Нью-Йорка, с посадкой в Париже, чтобы встретиться там со своим агентом и в очередной раз полюбоваться городом.

Закурив сигарету, Ингхэм осмотрел холл, застланный восточными коврами и проветриваемый кондиционерами. Среди клиентов, в основном французов и американцев, было несколько довольно смуглых арабов, одетых на западный манер в деловые костюмы. Отель «Тунис-палас» как один из лучших порекомендовал ему Джон.

Через стеклянную дверь он вышел наружу, на тротуар. Было начало июня, около шести вечера, и воздух был теплым, а косые лучи солнца по-прежнему яркими. Джон посоветовал Говарду «Кафе де Пари», где можно перекусить перед ленчем или пропустить пару стаканчиков до обеда, и он сразу же увидел его на втором углу через улицу, на бульваре Бургиба. Дойдя до бульвара, Ингхэм купил парижскую «Геральд трибюн». Довольно широкую авеню по обеим сторонам окаймляли деревья, посредине шла асфальтированная пешеходная дорожка. Вдоль нее располагались газетные и табачные киоски, а также мальчишки, чистильщики обуви. Ингхэму все это напоминало что-то среднее между улицей Мехико и парижской улицей; французы постарались оставить свой след, как в Мехико, так и в Тунисе. Он ничего не понимал из обрывистых выкриков вокруг, а разговорник, озаглавленный «Упрощенный арабский», остался в его чемодане в номере. Очевидно, арабский придется учить, поскольку он не имел ничего общего с теми языками, которые он знал.

Ингхэм пересек улицу, направляясь к «Кафе де Пари». Все столики на тротуаре оказались занятыми. Сидевшие за ними уставились на Ингхэма — возможно, потому, что он выглядел новичком. По большей части это были американцы или англичане, вероятно проживавшие здесь некоторое время и имевшие теперь изрядно скучающий вид. Ингхэму не оставалось ничего другого, как пристроиться за стойкой бара. Он заказал перно и развернул газету. Кафе было довольно шумным. Заметив освободившееся место, он занял его.

Люди бесцельно слонялись по тротуару, разглядывая такие же, как и у них, ничего не выражавшие лица посетителей кафе. С особым вниманием Ингхэм приглядывался к молодым людям; в его сценарии требовалось описать двоих молодых влюбленных или, вернее, даже троих, поскольку нужен был еще и третий, которому девушка отказывает. Ингхэм не видел ни одной пары, состоящей из юноши и девушки и гуляющих вместе, а лишь молодых людей поодиночке или по двое, державшихся за руки и открыто любезничавших друг с другом. Джон предупреждал его о близости между здешними юношами. Гомосексуальные отношения не считались здесь чем-то постыдным, но это не имело никакого отношения к его сценарию. Юные представительницы противоположного пола чаще всего имели при себе сопровождающих или кого-нибудь вроде дуэньи. Тут многому предстояло научиться, и задача Ингхэма на следующей неделе — или пока не приедет Джон — заключалась в том, чтобы держать глаза широко открытыми и впитывать в себя окружающую атмосферу. Джон был знаком с несколькими местными семействами, и теперь у Ингхэма была возможность познакомиться с домашним укладом тунисского среднего класса. В сценарии по замыслу полагалось иметь минимум написанных диалогов, однако кое-что все же необходимо было написать. У Ингхэма имелся опыт по части создания нескольких телевизионных сценариев, хотя он считал себя писателем. И тем не менее он испытывал некоторое беспокойство по поводу этой работы. Но Джон был заранее уверен в успехе, к тому же договор между ними носил неформальный характер. Ингхэм ничего не подписывал. Кастлвуд выплатил ему тысячу долларов в качестве аванса, и Ингхэм добросовестно тратил эти деньги исключительно в интересах дела. Большая часть из них предназначалась на оплату машины, которую он намеревался арендовать здесь на месяц. «Нужно будет раздобыть машину уже завтра утром, — подумал он, — чтобы можно было начать приглядываться вокруг».

— Merci, non, — ответил он продавцу, приблизившемуся к нему с тугим цветком на длинном стебле. В воздухе разлился необычайно сладкий запах. Торговец с целой охапкой цветов стал протискиваться между столиками, выкрикивая: «Жасмин?» На нем была красная феска и мятый, бледно-лилового цвета балахон, настолько тонкий, что сквозь ткань просвечивали трусы.

За одним из столиков какой-то толстый мужчина крутил свой жасмин, держа цветок у самого носа. Казалось, он впал в транс, глаза его мечтательно полузакрылись. Интересно, он ждет девушку или просто мечтает о ней? Через десять минут Ингхэм решил, что никого тот не ждет. Толстяк покончил со своим напитком, похожим на бесцветную шипучку. На нем был легкий деловой костюм серого цвета, и Ингхэм решил, что этот тип принадлежит к среднему классу, может, чуть выше. Вероятно, зарабатывает тридцать или немногим больше динаров в неделю — где-то около шестидесяти трех долларов или немногим больше. За месяц до поездки Ингхэм поднатаскался в таких вещах. Президент Бургиба пытался потихоньку высвободить свой народ из реакционных пут их религии. Он официально отменил полигамию и не одобрял ношение паранджи женщинами. И теперь Тунис шел впереди всех развивающихся стран Африки. Тунисцы даже попытались вынудить всех французских бизнесменов покинуть страну, хотя по-прежнему остро нуждались в поддержке национальной валюты со стороны Франции.

Ингхэму было тридцать четыре. Он был ростом чуть выше шести футов, у него были светло-каштановые волосы, голубые глаза и медленные движения, и, несмотря на пренебрежение занятиями спортом, он обладал прекрасными физическими данными: широкими плечами, длинными ногами и сильными руками. Родился он во Флориде, но считал себя ньюйоркцем, так как проживал в этом городе с восьмилетнего возраста. После колледжа — Пенсильванского университета — он некоторое время работал в газете в Филадельфии, занимаясь — без особого успеха — литературным творчеством до выхода его первой книги «Сила негативного мышления». Это была довольно дерзкая, предназначенная для юношеского возраста мистификация позитивного мышления, в которой парочка негативно мыслящих героев успешно выпутывалась из всех жизненных перипетий, покрывшись славой, деньгами и успехом. Воодушевленный успехом, Ингхэм бросил журналистику и протянул пару трудных лет свободным писателем. Его вторая книга, «Свинья-копилка», имела куда более прохладный прием, чем первая. Затем он женился на богатой девушке, Шарлотте Флит, в которую влюбился без памяти, но не воспользовался ее деньгами; на самом деле именно богатство Шарлотты обернулось для него препятствием. Через два года они расстались. Время от времени Ингхэм продавал сценарий на телевидение или публиковал несколько коротких рассказов, продолжая жить в весьма скромных апартаментах в Манхэттене. В этом году, в феврале, он совершил прорыв, добившись наконец успеха. Его книга, «Игра в «Если», была куплена для экранизации за пятьдесят тысяч долларов. Ингхэм подозревал, что купили ее в первую очередь из-за страстной любовной истории, а не из-за тонкого интеллектуального содержания или попытки возбудить в читателе жажду мышления. Однако это не имело значения: она была куплена, и впервые Ингхэм смог наслаждаться чувством финансовой независимости. Он отклонил предложение написать сценарий по «Игре в «Если», поскольку считал, что создание сценариев для кино и даже для телевидения не его стихия. К тому же он не мог себе представить «Игру в «Если» воплощенной в фильме.

Идея Джона Кастлвуда снять «Трио» выглядела куда более простой и понятной. Молодой человек, которому отказала его возлюбленная, женится на другой девушке, однако задумывает отомстить своему удачливому сопернику самым что ни на есть чудовищным образом, вначале соблазнив его жену и погубив бизнес мужа, затем наслаждаясь зрелищем убийства несчастного. Ингхэм считал, что подобная история вряд ли могла бы иметь место в Америке, но вполне годилась для Туниса. Джон Кастлвуд горел энтузиазмом, к тому же он хорошо знал Тунис, а также Ингхэма, которому предложил написать сценарий к фильму. Продюсером фильма был Майлс Галласт. Ингхэм успокаивал себя мыслью, что, если у него ничего не получится, он просто вернет Джону тысячу долларов, и тот подыщет кого-нибудь другого. Джон уже снял два хороших малобюджетных фильма, первый из которых, «Обида», имел громкий успех. Действие этого фильма происходило в Мексике. Второй рассказывал о техасских нефтяниках, но Ингхэм не помнил его названия.

Джону было двадцать шесть, и он был полон энергии и той уверенности, которая происходит от недостаточного знания жизни, думал Ингхэм, подозревая, что Джона ждет куда более славное будущее, чем его собственное. Ингхэм находился сейчас в том самом возрасте, когда становятся хорошо известны пределы собственных возможностей. Джон Кастлвуд относился к тому счастливому типу людей, которые никогда не задумываются над подобными вопросами.

Ингхэм оплатил счет и вернулся в отель за пиджаком. Он почувствовал, что проголодался. Взглянув снова на два письма в ящичке «И-Г» и на пустую ячейку под его ключом, он попросил:

— Vingt-six, s'il vous plaît, — и взял ключ.

И, снова следуя совету Джона, Ингхэм отправился в ресторан «Паради» на улице, находившейся между его отелем и «Кафе де Пари». Потом побродил по городу, выпив несколько чашек кофе эспрессо за стойкой кафе, где не было туристов. Хозяевами везде оказались мужчины. Бармен понимал его французский, но он ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь вокруг разговаривал на этом языке.

Он вернулся в отель, намереваясь написать письмо Ине, но почувствовал, что слишком устал и к тому же полностью лишен вдохновения. Поэтому, улегшись в постель, он принялся за роман Уильяма Голдинга, который привез с собой из Америки. Перед тем как уснуть, он немного помечтал о девушке, слегка флиртовавшей с ним в «Кафе де Пари». Блондинка, довольно пухленькая, но чертовски привлекательная. Ингхэм принял ее за немку (мужчина с ней, кажется, был важной персоной) и приятно удивился, когда услышал, как она, покидая кафе, заговорила со своим спутником по-французски. Ерунда, отмахпулся Ингхэм. Лучше думать об Ине. Наверняка она думает сейчас о нем. В любом случае Тунис должен заставить его перестать тосковать о Лотте. Слава богу, он почти успокоился. Ведь прошло уже полтора года, как они развелись, однако иногда Ингхэму казалось, что все случилось совсем недавно.