Глава 10
В конце концов, несмотря на сильную хромоту Лоры, мы добрались до хижины. Прежде чем войти, она попросила меня не говорить Майлзу о креплении.
— Позже я ему сама расскажу, — объяснила она. — А пока что пусть это будет просто несчастный случай.
Мы вошли, очевидно, в разгар семейной ссоры. Брат с сестрой, последнее время не ладившие между собой, умолкли при нашем появлении.
Майлз, сразу заметив, что Лора хромает, усадил ее на стул и стал снимать с поврежденной ноги ботинок.
Мы, не отводя глаз, следили, как он осторожно исследует припухшую лодыжку, ощупывая ее и сравнивая со здоровой. Наконец, закончив осмотр, послал Гуннара принести несколько сосулек с крыши. Завернув их полотенце, соорудил холодный компресс, уложил ног Лоры на соседний стул и сказал, что ничего страшного нет.
Пока он хлопотал возле Лоры, я не сводила глаз с Дони. Как обычно, ей не сиделось на месте. Она то следила за манипуляциями брата, то принималась сновать по комнате. В конце концов Гуннар, решив, что от Дони и меня проку все равно мало, предложил нам заняться делом — распаковать корзину с ленчем.
Лора держалась весело, храбро, да она по-другому и не могла. Потрясение и паника прошли, и если намеренно поврежденное крепление и тревожило ее, то она не подавала виду. Лора радостно сообщила Майлзу, что вечером в среду мы все собираемся на спектакль в Национальный театр. Как только начнется фестиваль, в театре будут проходить только музыкальные шоу, а пока что дают "Мышьяк и старое вино", норвежскую версию и это стоит посмотреть. Майлз отнесся к этой идее без особого восторга.
— Посмотрим, как ты будешь ходить, — сказал он.
Странно, но, несмотря на неприятное происшествие и тревожные мысли по поводу его причин, мы проголодались и жадно набросились на приготовленный Иреной ленч, который показался нам необыкновенно вкусным. Однако наши дальнейшие планы были расстроены. Если Майлз собирался погулять по горам с Лорой, то теперь об этом не могло быть и речи. И если я надеялась, что мы с Гуннаром могли бы проделать то же самое, то такая возможность отпала. Барьер между нами стал еще выше, и я подозревала, что Гуннар никогда больше не захочет остаться со мной наедине. Теперь нашим единственным намерением было благополучно переправить Лору вниз, стараясь, чтобы она как можно меньше утруждала поврежденную ногу.
Мы с Дони упаковали остатки ленча в корзину, а Майлз тем временем надел на ногу Лоре ботинок.
Только перед самым уходом я вспомнила о записке, оставленной на столе, и оглядела комнату в поисках ее. Майлз, заметив это, с недоброй усмешкой сказал:
— Я бросил ее в огонь.
Никто из присутствовавших, по-видимому, не заметил этой сцены. Мне следовало быть осторожнее. И уж точно нельзя было оставлять записку Майлзу.
Собравшись, мы двинулись к остановке фуникулера. Опередив всех, первой торопливо семенила Дони, за ней следом шли Майлз и Лора, тяжело опиравшаяся на его руку. Мы с Гуннаром оказались последними, так как ему надо было загасить камин и запереть хижину. Выйдя за порог, он на мгновение остановился рядом со мной.
— Тебе сейчас нелегко. Процесс взросления бывает болезненным, — мягко сказал Гуннар, и взгляд его был не таким холодным и неодобрительным, как раньше.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — пробормотала я и прибавила шагу.
— Ты все прекрасно понимаешь. — Он поравнялся со мной. — Тебя одновременно тянет в противоположные стороны, и ты не знаешь, какой путь выбрать.
— Мне хорошо известно, каким путем я должна идти, — горячо возразила я.
— А я думаю, что ты в этом не уверена. Но полагаю, что в конечном счете одержишь победу над собой.
— Да, — согласилась я, — в конечном счете я добьюсь победы.
Вот только я имела в виду совсем не то, что Гуннар Торесен, и до самого фуникулера мы не сказали друг другу ни слова. После минутного проявления участия он снова отдалился от меня, и я ничего не могла с этим поделать. Он прав, я действительно быстро взрослела и была уже не тем человеком, который поднялся в кабине фуникулера. Что-то во мне ожесточилось против Лоры. То, что я чуть не поддалась ей, лишь укрепило меня в моем решении. И все-таки на душе у меня было тягостно, я замерзла и чувствовала себя неуютно здесь, на вершине горы.
Я думаю, что у всех было тяжело на душе, когда Гуннар отвозил нас обратно в Калфарет, потому что в пути никто не проронил ни слова, а выходя из машины, мы поблагодарили Гуннара довольно сдержанно, и лишь Лора, попыталась спасти положение, сказав несколько теплых слов.
В дверях нас встретила Ирена. От ее взгляда не укрылась хромота Лоры, и она, едва ли не оттолкнув Майлза, помогла Лоре подняться по лестнице. Майлз пошел следом, а за ними побежала Дони. Когда Гуннар и я остались в полутемном холле одни, он протянул мне руку со словами:
— Мы поднимемся на Ульрикен как-нибудь в другой раз, более удачный, хорошо? А пока приглядывай за ней.
Все изменилось, и я не протянула ему в ответ руки, чтобы скрепить наш уговор. Покачав головой, ответила:
— Я не несу за нее ответственности и собираюсь уехать отсюда как можно скорее…
— Спасаешься бегством?
Вспыхнув, я намеревалась сказать ему что-то резкое, как вдруг сверху донесся крик, от которого у меня кровь застыла в глазах. Я никогда не слышала, чтобы Лора — я узнала ее голос — кричала так душераздирающе. Гуннар первым взлетел на второй этаж, а я — за ним.
В спальне Майлз крепко прижимал к себе Лору, все тело которой сотрясалось от рыданий. Рядом суетилась Ирена, тоже пытаясь успокоить ее. Поодаль, напустив на себя невинный вид, стояла Дони.
— Что произошло? — спросил Гуннар у Ирены. Она растерянно покачала головой:
— Мисс Уорт вошла в эту комнату и начала кричать. Ума не приложу, что могло её так расстроить.
Я оглядела комнату, но не на уровне глаз, как все остальные, а опустила взгляд вниз, на пол, и тут же увидела фарфоровую кошку. Она служила упором для открытой двери в спальню Лоры — большая тяжелая фарфоровая кошка легкомысленного розового цвета, с красным носом и голубыми глазами с большими ресницами. Она была сделана не из чугуна, как та самая, предположительно послужившая орудием убийства Кэса Элроя, но все равно это был дверной упор в форме кошки.
— Вот, — я тронула кошку ногой, — вот это, должно быть, ее напугало. Я раньше ее здесь не видела.
Пока остальные рассматривали упор, я исподтишка изучала выражение их лиц. Все, за исключением Дони, выглядели возмущенными и расстроенными. Она же не сумела скрыть хитрой усмешки.
— Уберите это отсюда, — приказал Майлз. — Все в порядке, — обратился он к Лоре. — Не расстраивайся из-за такого пустяка. Это, без сомнения, одна из проделок Дони. — Он гневно посмотрел поверх головы Лоры на свою сестру.
Та бочком начала продвигаться к двери, но Гуннар встал в проеме, загородив ей дорогу.
— Будет лучше, если ты нам все расскажешь, — предложил он.
Коварная усмешка сползла с ее лица. Она выглядела напуганной и, казалось, вот-вот расплачется.
— Я всего лишь хотела сделать Лоре сюрприз, — запричитала она, оправдываясь. — Я купила эту фарфоровую кошечку на Торгалменнинг, она выглядела такой смешной, и я подумала, что Лоре она понравится. Последнее время я ее раздражала, и я… я хотела помириться с ней…
Лора подняла голову с плеча Майлза и высвободилась из кольца его рук.
— Простите, — слабым голосом произнесла она. — У меня все еще шалят нервы. Дони, вероятно, не подумала…
— Она подумала, — перебил жену Майлз, изучая ее холодным и беспристрастным взглядом лечащего врача.
Гуннар отступил в сторону, и Дони, издав странный возглас, похожий на визг маленького зверька, спасающегося от охотника, бросилась вон из комнаты.
Лора, прихрамывая, подошла к шезлонгу и села в него, пристроив обутую в ботинок ногу на подушки.
— Пожалуйста, уходите, — попросила она. — Пожалуйста, уйдите все, кроме Ли. Она может помочь мне, если захочет. Мне больше никто не нужен.
Майлз начал было возражать, но она отвернулась, не желая его слушать. По-моему, Ирена тоже хотела остаться, но Лора отвергла всех, за исключением меня, а мне совсем не хотелось тут задерживаться.
Прежде чем уйти, Гуннар отвел меня в сторону и тихо сказал:
— Я хотел бы знать, как она. Не позвонишь ли завтра утром мне домой? Пожалуйста! А в понедельник, если Лора будет в состоянии, я заеду за вами, и мы отправимся навестить мою матушку.
Я молча кивнула, и они все вышли. Когда Ирена унесла розовую фарфоровую кошку и закрыла за собой дверь, я подошла к шезлонгу и встала рядом, глядя сверху вниз на Лору:
— Почему ты оставила именно меня? Не достаточно ли разыгрывать передо мной комедии?
Она сняла свое белое кепи, высвободив из-под него кольцо каштановых волос, и уронила на пол. В ее расширенных зрачках еще таился страх — по-видимому, она до сих пор не оправилась от потрясения при виде фарфорового дверного упора.
— Ты ненавидишь меня, не так ли? — спросила Лора.
— Скажем так, мне в тебе нравится очень немногое, — согласилась я. — Разве что актерская игра.
Она кивнула, словно удовлетворившись моим ответом:
— Ты презираешь и ненавидишь меня, но ты никогда не причинишь мне боли намеренно. Я могу доверять тебе.
Ее слова поразили меня и сбили с толку.
— Если ты имеешь в виду, что я никогда не наброшусь на тебя с кулаками, то ты права. Но во всем остальном ты бы лучше мне не доверяла.
— Договорились, Ли Холлинз. — И она с детской непосредственностью протянула мне руку.
Я хотела отвергнуть эту руку. Я хотела отвергнуть ее доверие. Но вместо этого неохотно протянула свою и почувствовала, как ее теплые пальцы сомкнулись вокруг моих, скрепляя уговор, который заключался против моей воли и был мне непонятен.
— А теперь не поможешь ли мне снять ботинки и не принесешь ли мои комнатные туфли? — попросила она.
Как она привыкла, чтобы ей прислуживали! — возмутилась я про себя, но помогла Лоре снять куртку и принесла комнатные туфли из гардеробной. Затем ослабила шнурки на ботинке, чтобы освободить опухшую лодыжку.
— Подобные вещи следует делать Ирене, — коротко обронила я.
— Ирена против моего возвращения в Голливуд. Она будет читать мне нотации, а я не расположена их слушать. Ты хочешь, чтобы я вернулась. Ты убеждена так же, как Майлз и Гуннар, что моя новая мечта губительна для меня и приведет лишь к полному провалу, но именно по этой причине ты поддержишь меня.
Со вторым ботинком я обошлась резче. Стянула его с ноги и со стуком бросила на пол. Каким бы путем я ни шла, она всегда оказывалась на десять шагов впереди меня.
Майлз, предварительно постучав, вошел в комнату. Лора настороженно посмотрела на него. По-моему, она перестала кому бы то ни было доверять.
— Нужно как следует забинтовать лодыжку, — объяснил он и занялся этим спокойно, умело.
Я скинула с себя куртку, которую Лора одолжила мне для прогулки в горы, и направилась в гардеробную за ее восточным халатом. Сделав вид, будто роюсь на вешалке, я наблюдала за Майлзом через открытую дверь. Если он и любил свою жену, то сейчас это никак не проявлялось, словно она была для него только пациенткой. Закончив бинтовать, он выпрямился и сказал:
— Держи ногу в покое и в приподнятом положении.
— Непременно, — послушно ответила Лора. — Спасибо тебе за заботу, дорогой.
Ничего не ответив ей, он бросил на меня, как обычно, недобрый взгляд и вышел из комнаты. Едва за ним закрылась дверь, как Лора села, опустила ноги на пол и одним гибким движением поднялась.
— А-а, так-то лучше! Бинт помогает. С моей лодыжкой ничего страшного. Но пусть немного поволнуются.
Слегка прихрамывая, она вышла на середину комнаты и стянула через голову белый свитер. Затем ловко выскользнула из черных лыжных брюк и накинула халат, который я ей принесла. Его складки песочного цвета красиво облегали ее тело.
— Теперь, — сказала она, — мы начнем.
— Начнем? — переспросила я.
Не обратив никакого внимания на мое изумление, он подошла к книжному шкафу, выбрала два тома и вернулась вместе с ними к шезлонгу. Снова усевшись в него, она перелистала страницы одного из них и протянула мне открытую книгу:
— Держи… "Гедда Габлер". Я всегда хотела сыграть эту роль в кино. Но вряд ли мне когда-нибудь позволили бы. Ибсен в наши дни не очень популярен, его ставят только в театре. Однако он символизирует Норвегию, и мне полезно для разминки, чтобы включиться в работу, начинать с Гедды. Я ее обожаю. Замечательная роль. Совершенно бессовестная, беспринципная женщина.
Я уставилась на Лору, растерянно держа в руках книгу, а тем временем Лора открыла второй том на той же самой пьесе.
— Мы прочтем сцену из четвертого акта, там, где Гедда сообщает Тессману, что она сожгла рукопись Ловберга. А потом в конце она понимает, что история повторяется и трагедия неотвратима.
— Но я не могу… — отнекивалась я, — у меня ничего не получится.
— Не спорь, получится. Мы будем читать вместе. Не важно, что ты не профессиональная актриса. Мне нужно, только чтобы ты подавала реплики. Я до сих пор помню наизусть почти всю роль. Ибсен писал свои пьесы для театра, чтобы их разыгрывали актеры, и они не так волнуют, когда просто читаешь их в книге. Он понимал, как важна пауза в монологах и между репликами. Сами по себе слова этого не передают, тут нужна актерская игра. Давай я тебе покажу. Начинай. С реплики Тессмана…
Я захлопнула книгу:
— Ничего подобного я делать не буду! Я не собираюсь изображать для тебя аудиторию. Что ты за женщина? Только что ты вопила от неподдельного ужаса, обнаружив у двери эту фарфоровую кошку. А теперь…
— У меня это хорошо получилось, не правда ли? Вы все примчались как на пожар.
— По-моему, ты лжешь, — возразила я. — Твой крик был самый что ни на есть натуральный. Я только не понимаю, как ты могла сразу выкинуть эту историю из головы.
Ее руки с набухшими венами машинально разглаживали страницы книги, лежавшей на коленях.
— Да, крик был непритворным. Но разве ты не понимаешь, что я должна постараться забыть. Чтобы не погибнуть, должна постараться продержаться несколько дней, может быть, недель. Помоги мне с "Геддой Габлер".
— Сначала скажи, почему ты так закричала при виде дверного упора?
— Ты принуждаешь меня вспоминать. — В голосе ее послышалось раздражение. — Это конечно же был шок. Ты знаешь, что Кэса Элроя убили чугунным дверным упором в форме кошки?
— Да, я видела тот чугунный упор.
Ее глаза округлились…
— Ты его видела… Что ты хочешь этим сказать?
— Он навсегда запечатлен в "Шепчущем мраке". В начальных кадрах. Но в конце его нет.
— Действительно, в конце его нет, — проговорила она, не глядя на меня. Ее пальцы судорожно сжимали раскрытую книгу. Я чувствовала, как в ней растет напряжение, грозящее окончиться взрывом. Мне уже были знакомы его симптомы.
— Почему ты закричала? — спросила я.
Она вскочила, и сборник пьес полетел на пол.
— Потому что я его убила! Потому что я убила Кэса этим железным упором, и это навсегда останется на моей совести!
У нее начиналась истерика, и близился момент, когда она начнет рыдать или швырять вещи. Я схватила Лору за плечи и начала изо всех сил трясти.
— Остановись! Прекрати немедленно. Ты говоришь чушь. Тебе это было просто не под силу. Дверной упор был слишком тяжелым, женщина не могла им замахнуться. Я читала отчеты.
Она стихла, дрожа и пытаясь взять себя в руки.
— Я его убила, — повторила она. — Двадцать лет я задавала себе вопрос, смогу ли я произнести эти слова вслух. И вот я это сказала. Тебе — единственному человеку, который никогда меня не предаст.
— Но ты не могла! — твердила я. — Ты не могла поднять такую тяжесть… — И тут я вспомнила о подсвечнике, увидев который Лора вчера вечером упала в обморок. — Это был подсвечник, да? Его ты смогла бы поднять. Ты ударила его подсвечником?
Она яростно замотала головой:
— Нет-нет, им я не убивала. Я только унесла его, чтобы его там не нашли. Подсвечник и пистолет. Я его тоже спрятала, и никто его даже не искал. Он до сих пор здесь у меня, в этой комнате.
— Пистолет?! — переспросила я.
— Да. Я думаю, он хотел меня убить. Я возненавидела его еще до того, как закончились съемки фильма. Мы никогда не были любовниками, как утверждали газеты. Я… я насмехалась над ним, говорила ему колкости. Он был психопатом, хотя вначале я этого не понимала. За несколько лет до съемок нашего фильма он уже был замешан в грязном скандале, который кончился бракоразводным процессом. Не знаю, какое ему было до этого дело, но он вбил себе в голову, что… что я проявляю интерес к Майлзу Флетчеру. Когда я увидела пистолет, я поняла, что он задумал.
— Значит, если ты действительно убила его, — медленно проговорила я, все еще не веря, — это было в порядке самозащиты.
— Нет! — Она снова замотала головой. — Если я его убила, то это было проделано предумышленно. Двадцать лет я пыталась заставить себя поверить, что это неправда. Я бежала от всего на свете, бежала снова и снова. Я не могла сниматься в фильмах, играть в театре. Я понимала, что провалюсь, и решила: пусть в памяти зрителей останутся только мои лучшие роли. Но теперь, когда я призналась тебе, я могу вздохнуть свободно.
— Ничего не понимаю, — запротестовала я. — Почему ты говоришь если я его убила, словно ты не уверена?
— Это не важно. Для меня было облегчением выговориться, исповедаться тебе. Но предпринимать что-то большее мы не станем. Ни ты, ни я. Ты должна это понять. Мы не можем.
— Потому что ты по-прежнему боишься преследования законом?
— Я была бы признана виновной, и это был бы конец для меня. Но дело не только в этом.
— Майлз знает? — спросила я.
По ее лицу я поняла, что затронула больную тему.
— Он не может знать точно, но, вероятно, подозревает. Когда-то он любил меня и спас в очень трудную для меня минуту. Но его подозрения встают между нами, и в нем растет враждебность, которая меня пугает. Иногда мне кажется, он верит, что я разбила ему жизнь. Его сестра настроена еще враждебнее. Без сомнения, в свое время он обсуждал с ней историю на съемочной площадке. Вот почему она принесла этот дверной упор и оставила в моей спальне. Она знала, каким это будет для меня потрясением.
Лора замолчала, погруженная в мрачные мысли, которые не собиралась открывать даже мне. Было что-то еще, чего она не могла касаться, — возможно, потому, что чувствовала, как это опасно. Не только прошлое преследовало ее. Настоящее тоже.
— Ирена намекала, что Майлз, возможно, был в студии в ночь убийства, — сказала я, — и, по-моему, Дони это известно. Возможно, она даже подозревает в этом преступлении своего брата, а совсем не тебя. Но ей известно, что все, связанное с той трагической ночью, пугает тебя и приводит в смятение. В ее характере воспользоваться этим.
— Да, — согласилась Лора. — Это, правда. Меня теперь слишком легко напугать, и мне следует это преодолеть. Я начну борьбу с собой сегодня же вечером. Коль скоро я собираюсь вернуться в Голливуд, мне необходимо научиться контролировать свои эмоции. Журналисты атакуют меня вопросами. Эта история всплывет, я знаю. Поэтому я должна быть достаточно сильной, чтобы выдержать натиск.
- Первым делом тебе лучше уехать из этого дома, — посоветовала я. — Гуннар прав. Давай я позвоню ему. Я знаю, он немедленно приедет и заберет тебя к своей, матери.
— Нет, Ли. Отныне я буду здесь в безопасности, потому что ты остаешься со мной. Ты принесешь свои вещи наверх и будешь спать сегодня в моей постели. Я прекрасно обойдусь шезлонгом. Ты теперь мой ангел-хранитель.
— Ты не в своем уме! — запротестовала я. — Если бы ты знала мои истинные чувства по отношению к тебе…
— Бедная Ли! Так ненавидеть! Мне прекрасно известны твои чувства ко мне. Но ты дочь Виктора, и ты не причинишь мне страданий. Нравится тебе это или нет, ты теперь моя защита. Так помоги мне сделать то, что я задумала, — преодолеть свой страх. Спустись вниз и принеси мне то платье, в котором я играла Хелен Брэдли в "Шепчущем мраке". Ирена утверждает, что ты им заинтересовалась. Я видела, как она гладила го для тебя. Оказывается, ты хотела его примерить, но тебе придется подождать. Я намерена его надеть прямо сейчас. И если тот злополучный фарфоровый упор по-прежнему у глупой маленькой Дони, можешь принести его и поставить рядом с моей дверью. Я хочу, чтобы ты также нашла подсвечник и принесла его сюда. Настало время для меня смело посмотреть в лицо всем моим страхам.
Но я еще не решила, согласна я ей помогать или нет, и потому не намерена была торопиться.
— Первым делом я собираюсь сбросить эти лыжные одежки, в которых мне так жарко, — сообщила я Лоре. — А потом хочу немного подумать. Я еще не приняла решение, что мне делать.
Ее лицо, остававшееся частично в тени, имело то сосредоточенное, строгое выражение, которое мне было хорошо знакомо. В такие минуты она выглядела впечатляюще, но не была по-настоящему красивой.
— У тебя нет выбора, Ли, — объявила Лора. — Ты сделаешь то, что хотел бы Виктор. Возвращайся ко мне побыстрее.
Я отвернулась от нее, вышла из комнаты и спустилась по лестнице. В нижнем холле стояла корзина с мусором, в которой я разглядела фарфоровую кошку. Беря ее в руки, я на мгновение ощутила приступ тошноты. Я по-прежнему не поверила утверждениям Лоры, что Кэс Элрой умер от ее руки, но вид этого дверного упора вызывал у меня дурноту. Тем не менее я заставила себя отнести его в свою комнату. Ирена, стоя в дверях в столовую, наблюдала за моими действиями и тотчас последовала за мной.
— Можно войти? — спросила она, не отрывая взгляда от кошки. На кончике ее языка вертелись десятки вопросов, но я ее опередила.
— Лора хочет, чтобы это находилось у нее в комнате, — беспечно сообщила я Ирене, — И еще я должна принести ей платье из "Шепчущего мрака". Она собирается его надеть. Она хотела бы также иметь и подсвечник. Он, надо полагать, в этом сундуке?
Ирена издала удивленное восклицание на своём родном языке, но не стала возражать, а помогла найти то, что мне было нужно. Когда платье, подсвечник и фарфоровая кошка были сложены на моей кровати, Ирена поде ша к портрету, зиявшему безобразными порезами, намереваясь повернуть его лицом к стене, но я остановила ее:
— Оставьте его в покое. Пусть игра будет видна.
Ирена вгляделась в полотно, и я услышала, как она пробормотала:
— Кто-то вырезал нолик.
— Да, чтобы закрыть игру.
— Это сделали вы? — спросила Ирена.
— Конечно. Теперь крестик никогда не сможет выиграть.
— Хотелось бы мне в это верить. Но реальные действия — это не игра.
— Лора знает, кто этот крестик, и я думаю, что вы, вероятно, тоже догадались.
Она посмотрела на меня с другого конца комнаты, и на мгновение мне показалось, что она скажет, кто он. Но Ирена направилась к двери со словами:
— Я не уверена, а допустить ошибку было бы непростительно.
Переодевшись в свою одежду — свитер и юбку, я подошла к книжному шкафу, где хранились принадлежавшие Лоре альбомы с газетными вырезками, и взяла тот, в котором были материалы, охватывающие период от момента убийства Кэса и до конца следствия. Пододвинув стул к окну, я начала листать альбом, толком не зная, что ищу, но слова Лоры поставили меня в тупик и заинтриговали. Она сказала, чтобы я побыстрей возвращалась, не я заставлю ее подождать. Пусть поломает голову над тем, что я могу предпринять.
Отчет был мне знаком, но, вчитываясь в его строчки, я обратила внимание на то, что эти записи были более полными, чем те, которые наклеил в альбом мой отец. Переворачивая по мере прочтения одну страницу за другой, я заметила, что над некоторыми из них поработали чьи-то руки. Кто-то тщательно изучил эти страницы и кое-какие абзацы вырезал. Он поработал основательно, и, хотя в основном изъятия были незначительными, толком разобраться в изрезанных статьях стало невозможно. Еще немного полистав альбом, я подошла к двери и позвала Ирену.
Когда я показала ей изуродованные страницы, она, не очень удивившись этому, взяла альбом из моих рук и принялась внимательно изучать оставшийся текст.
— Если вы видели эти вырезки прежде, возможно, вы вспомните, чего не хватает, — сказала я.
Через несколько минут она вернула мне альбом:
— Я не помню. Но если это важно для вашего произведения, вы могли бы спросить мисс Уорт. Она наверняка знает. Хотя может вам и не сказать.
— Но кто мог бы это сделать? — допытывалась я. — У вас есть какие-нибудь предположения?
На минуту мне показалось, что Ирена уклонится от ответа. Затем она передумала:
— Возможно, лучше, если вы будете знать. Мисс Уорт сама все это вырезала.
— Вы уверены?
— Как-то я застала ее за этим занятием, когда вас не было в комнате.
— Значит, это было сделано после того, как я приехала сюда?
Ирена бесстрастно кивнула.
— Но почему? Она мне многое уже тогда рассказала. Зачем ей скрывать что-то о том периоде в Голливуде, если это было напечатано в газетах?
— Она не расскажет вам всего, имейте это в виду, — невозмутимо заметила Ирена. — Она и мне всего не рассказывает. Кое-что она хочет скрыть.
Я знала, что это действительно так. Что бы Лора ни говорила, какие бы дикие признания ни делала, всегда чего-то не хватало, и без этого кусочки не складывались в общую картину. Я поняла, что именно этот факт заставил Ирену довериться мне. Она тоже хотела знать. Ее следующие слова подтвердили мою догадку.
— Все эти годы я ничем не могла помочь ей, потому что она никогда не признается в том, что действительно тревожит ее. Возможно, сейчас будет легче ей помочь, чем прежде. Может быть, она обратится к вам, своей дочери.
В очередной раз я убедилась в том, что Ирена смягчилась в своем отношении ко мне. Я больше не была, по ее мнению, врагом Лоры, и Ирена готова была теперь считать меня своим союзником.
— С утра в понедельник, — продолжала она, — я отправляюсь на рынок на набережную. Может, вы хотели бы пойти со мной? Вы же не узнаете как следует Бергена, если будете постоянно привязаны к этому дому.
— С удовольствием, — откликнулась я.
— В таком случае, мы убедим мисс Уорт, чтобы она позволила вам пойти со мной.
Я закрыла альбом, из которого так ничего и не узнала, и положила его на стол. Я не хотела, чтобы мой ответ Ирене прозвучал слишком резко или поспешно, но я должна была ясно обозначить свою позицию.
— Я не нуждаюсь в разрешении. Что же до понедельника, то мистер Торесен собирался заехать за нами и отвезти к себе навестить его матушку. Но рано утром я буду свободна.
Я вернулась к шкафу и начала без определенной цели перебирать остальные альбомы. Ирена с минуту наблюдала за мной, потом ушла. Я вытащила еще один альбом, раскрыла его на столе и начала лениво перелистывать.
С каждой страницы на меня смотрело лицо Лоры. Рассказывалось об одном из благотворительных представлений, на котором она присутствовала, об ограблении ее дома, когда были украдены драгоценности. Имелось сообщение о приеме, который она устраивала в своем огромном доме рядом с Голливудом.
Мелькали имена знаменитостей. В те дни она знала их всех. Не только из своей киношной братии. Сильные мира сего, отдавая должное ее таланту, тоже были ее друзьями.
Я пролистала еще несколько страниц и уже собиралась закрыть альбом как вдруг мне на глаза попалось знакомое имя Кэса Элроя. Я начала читать с возросшим интересом. Ничто в этой заметке, похоже, не имело отношения к Лоре, а написана она была за несколько лет до того, как Кэс стал режиссером "Шепчущего мрака". Очевидно, его привлекли как соответчика в деле о разводе, которое приняло довольно скверный оборот. Истцом оказался актер по имени Арнольд Жаффе, женщиной, обвинявшейся в супружеской неверности — его жена Дони. Упоминание этих имен усугубило мой интерес, и я жадно склонилась над альбомом.
Жаффе выиграл дело и получил развод, на этом заметка и заканчивалась. Чем же завершился страстный любовный роман Дони с Кэсом Элроем, осталось неизвестным. Интересен один факт, всплывший во время бракоразводного процесса. Сообщалось, что брат Дони, известный врач Майлз Флетчер, неизменно выступал в защиту своей сестры, и был случай, когда он угрожал задать Элрою хорошую взбучку. Однако чем кончилось дело, нигде не говорилось.
Я задумчиво закрыла альбом и вернула его на место. Была ли знакома Лора с Майлзом и Дони во время бракоразводного процесса, я не знала. Все это, однако, наводило на размышления. Ссора Майлза с Кэсом Элроем имела долгую историю, и Майлз, должно быть, был серьезно встревожен, обнаружив, что этот человек оказался режиссером фильма, в котором играла Лора, и так грубо обращался с ней во время съемок, что она была просто больной в тот день, когда режиссер погиб.
К этому моменту у меня накопилось немало вопросов к Лоре, а она уже достаточно долго меня ждала.
Перекинув карминного цвета платье через руку, я взяла подсвечник и розовую фарфоровую кошку и понесла в спальню Лоры, радуясь тому, что никого при этом не встретила.
Пока меня не было, Лора не теряла времени зря. По-видимому не обращая внимания на больную лодыжку, она сдвинула мебель по углам, освободив в центре комнаты большое пространство. Ее щеки раскраснелись от усилий, глаза сияли. Я положила свою поклажу и с удивлением огляделась, На низком кофейном столике, отправленном в угол, стоял блестящий предмет — золотая статуэтка юноши, опирающегося на меч. Я сразу догадалась, что это такое.
— Твой Оскар! — воскликнула я, подходя к столику. Я рассматривала драгоценный символ, стоя на коленях и не касаясь его руками, чтобы не оставить отпечатков пальцев.
Лора засмеялась, глядя на меня:
— Ты склоняешься перед ним, как перед идолом! Сомневаюсь, что он так уж много значит.
— В твоем случае кое-что значит. Это признание твоей игры в "Мэгги Торнтон".
Лора подошла и встала рядом со мной, с легкой грустью глядя на статуэтку:
— Конечно, приятно получить награду. Я до сих пор помню, как волновалась в тот вечер. И как позабыла все те слова, которые приготовила заранее на тот случай, если окажусь победительницей. Но, очутившись на сцене, могла пролепетать только что-то невнятное.
— Ты поблагодарила Виктора Холлинза, — напомнила я. — Я читала об этом.
— Да. К этому времени он ушел из моей жизни, но своей победой я всегда буду прежде всего обязана ему.
— И тому, что я родилась, тоже, — пробурчала я. — Мне отлично были знакомы все эти даты!
Никак не отреагировав на мою реплику, она взяла в руки блестящую фигурку:
— Знаешь, я собиралась отослать ее твоему отцу, когда принесла домой. Но передумала, я прекрасно знала, что он просто вернет ее обратно.
— Их должно было быть две, — сказала я. — Ты заслуживала второго Оскара. За "Шепчущий мрак".
Лора не стала этого отрицать.
— Возможно, я смогу это исправить, — заявила она, метнулась к книжному шкафу и схватила два томика, лежавшие наверху. Я с замиранием сердца узнала обложку книги моего отца.
— Вот! — торжествующе произнесла она и вручила одну из книг мне. — Я отметила нужные места. Виктор порой писал в своих романах диалоги словно специально для сцены. В сценарий "Шепчущего мрака" вошли дословно целые страницы книги. Я, конечно, буду Хелен, а ты можешь читать остальные роли. Я уверена, что тебе больше по душе придется этот текст, чем Ибсен.
Мне ее затея совсем не понравилась, но ничего не оставалось, как идти у нее на поводу. Я уселась в кресло и начала подавать ей реплики, в то время как она взволнованно — так требовалось по роли — расхаживала по комнате, изображая Хелен Брэдли. Первая реплика исходила от неуклюжей юной горничной, которая была новенькой в доме Брэдли и страшно боялась своего хозяина. Хелен, будучи сама напуганной, старалась успокоить дрожавшую от страха девчонку. Горничная стояла на полу на коленях и наводила глянец На чугунный дверной упор в форме кошки.
— Сегодня вечером мы используем фарфоровую кошку, — заявила Лора. — Ты можешь вытирать с нее пыль, пока я буду произносить свои реплики.
— Сегодня вечером? — Я положила раскрытую книгу на колени и смотрела на нее во все глаза. — Лора, что ты задумала? Что ты намереваешься делать сегодня вечером?
Ее выдал лишь чуть-чуть нервозный смех.
— Сегодня вечером я собираюсь доказать всем вам, что я все еще Лора Уорт. Вы придете сюда, в эту комнату, — Дони, Майлз, Ирена, — и я покажу вам, на что я способна. Возможно, я позвоню Гуннару и тоже приглашу его. А пока что я хочу прорепетировать сцену с Робертом Брэдли, когда Хелен осознает грозящую ей опасность…
Мы проработали, должно быть, с полтора часа. К этому времени Лора твердо знала свою роль и не нуждалась в книге. Мы отрепетировали короткую сцену с горничной, а потом еще две сцены трудного разговора Хелен с Робертом Брэдли перед самой его смертью. Когда она собралась приступить к следующей сцене, я захлопнула книгу. Лучше прямо сейчас охладить ее веру в себя, а то потом будет поздно.
— Достаточно. Все это совершенно бесполезно. У тебя нет ничего для поддержки: ни партнеров, ни соответствующих декораций в виде викторианского особняка с той знаменитой лестницей — ничего! Ты будешь выглядеть смешно, и дело кончится слезами в подушку.
— В таком случае я не дам тебе спать всю ночь, поскольку ты останешься ночевать у меня в комнате!
Я постаралась фыркнуть как можно пренебрежительнее, а Лора улыбнулась мне, подошла к телефону и набрала номер Гуннара. Дома его не оказалось, но она завязала оживленный разговор с его матушкой, и та, очевидно, ее заверила, что Гуннар непременно захочет быть в доме Лоры сегодня вечером. Во все время телефонного разговора я сидела с надутым видом, а когда она повесила трубку, одарила ее самым мрачным взглядом.
— Я знаю! — воскликнула она, все еще возбужденно порхая по комнате в своем песочного цвета халате. — Ты бы хотела, чтобы я вернулась в Голливуд и провалилась. Конечно, это же очевидно. О, я понимаю, с самого начала, когда ты мне сказала, что я должна вернуться, ты так не думала. Тогда ты была искренна. Эта злая мысль пришла позже, и теперь она возобладала. Ах, какой верный способ расквитаться со мной за все, что я сделала тебе… и Виктору! В этом состоит твой замысел, не так ли?
Я бросила на нее взгляд, полный ярости. Пусть себе воображает все, что угодно!
— Я докажу, что ты ошибаешься, — продолжала Лора. — Я докажу всем скептикам, что они ошибаются.
С меня было достаточно, я не намерена дольше это терпеть и перешла в наступление. Моей единственной возможностью была атака с фланга, однажды уже сослужившая мне хорошую службу.
— Почему жена Майлза совершила самоубийство? — воинственно спросила
Она, казалось, застыла в полете, сбрасывая с себя маску Лоры Уорт, звезды, как сбрасывают одежду. Потом подошла к шезлонгу и, бессильно опустившись в него, вытянула ноги.
— Итак, ты хочешь поговорить? Ты хочешь задавать вопросы еще и еще?
— И надеюсь получить кое-какие ответы, — парировала я.
— Хорошо! Кейт Флетчер страдала неврастенией. Майлз много лет подряд показывал ее лучшим психиатрам, но все было бесполезно. Она вообразила, что смертельно больна, хотя никакого телесного заболевания у нее не было. Она покончила с собой, страшась мучительной смерти от болезни, которой у нее не было.
— Так рассказал тебе Майлз?
— Да, конечно, я узнала это от него. Впрочем, это был общеизвестный факт. Бедняга долго стойко терпел свой несчастливый брак.
— Очевидно, и его первой жене было навязано общество Дони, коль скоро она жила с ними и первая обнаружила тело миссис Флетчер под окном на камнях внутреннего дворика.
— Вряд ли Дони способствовала душевному здоровью Кейт, — согласилась Лора. — Вот почему Майлз пообещал мне в недалеком будущем отослать Дони из Бергена. Впрочем, сомневаюсь, чтобы ей удалось довести до самоубийства меня.
Не разделяя этой Лориной уверенности, я возразила:
— Ты сама говорила, что несколько дней назад сдалась… не хотела больше жить.
— Я очень многого боялась. Утратила мужество. Теперь оно ко мне вернулось. Я знаю, спасти Лору Уорт может только она сама.
Мы вернулись к старому вопросу.
— Спасти от чего?
— Спасти от кого-то, кто хочет мне отплатить, кто хочет покарать за то, что было в прошлом. Но теперь это невозможно. В этом деле ты будешь при мне. А в Голливуд я поеду одна.
— Как насчет твоего мужа?
— Раз он против, мне лучше поехать одной, и я докажу самой себе, на что я способна. Когда-то мне это удалось… — Она вскинула руки в выразительном жесте и уронила их.
Мой атакующий маневр ни к чему не привел, и я избрала другой путь:
— Я просматривала в комнате внизу кое-какие твои старые альбомы с вырезками и удивилась, узнав о связи Кэса Элроя с Дони Жаффе.
Лору мое открытие не особенно удивило.
— На первый взгляд это может показаться неожиданным, не так ли? Но естественно, ты не могла знать ее, когда она была юной. Этот ее вид непоседливой девочки-недоростка тогда больше ей подходил и делал ее очень привлекательной. Лицо не было таким, как сейчас, с кулачок и все в морщинах. Она была этакой пухленькой маленькой штучкой — действительно прехорошенькой. Но даже тогда слишком зависела от своего брата и была ему слишком предана. И ни капли здравого смысла. Любая здравомыслящая женщина держалась бы как можно дальше от Кэса Элроя. Мне тоже, как оказалось, не следовало иметь с ним дело как с режиссером. Вся моя жизнь сложилась бы по-другому, если бы меня не убедили поручить ему ставить "Шепчущий мрак". — Она замолчала, вспоминая, сожалея о прошлых ошибках.
Я решила, что настал подходящий момент, чтобы подступиться к Лоре с темой, которая меня интересовала, и осторожно заметила:
— При данных обстоятельствах оказалось к лучшему, что сестра Майлза была в тот вечер в театре. Иначе она… или он… могли бы стать главными подозреваемыми.
— Но это правда, — вышла из себя Лора, — она действительно была в театре. Еще вопросы?
— Только один. В одном из твоих альбомов кое-что изъято. Ирена утверждает, что это ты совсем недавно вырезала оттуда какие-то куски. Это означает, что в материалах, касающихся гибели Кэса Элроя, было что-то такое, что ты хотела скрыть от меня.
Ни ее поза — она полулежала в шезлонге, — ни выражение лица — ничто не изменилось. Тем не менее я инстинктивно поняла, что она снова насторожилась, потому что я подобралась слишком близко, и ключ ко всему, что скрывает Лора, почти у меня в руках.
— Что за несносное любопытство! — непринужденно воскликнула она. — В жизни любой популярной личности есть такие сферы, в которые она не торопится посвящать журналистов. Естественно, я тоже не хочу, чтобы ты писала о некоторых вещах. Я тебе сказала с самого начала, что тебе запрещено открывать шкатулку Пандоры.
— Ты сама ее открыла, — напомнила я, — сказав, что это ты убила Кэса Элроя.
Мне показалось, что по ее телу пробежала легкая дрожь.
— Я не могла позволить себе забыть это, а теперь ты не дашь мне забыть. Но ты никому не скажешь. И безусловно, не напишешь об этом в своей книге.
— Ты мне чересчур доверяешь.
С быстротой, заставшей меня врасплох, Лора поднялась с шезлонга и направилась ко мне через всю комнату. Подойдя вплотную, она легко положила руки мне на плечи и посмотрела мне в лицо.
Я грубо, возможно даже причинив ей боль, сбросила ее руки со своих плеч и отшатнулась.
— Оставь свои актерские штучки! — задыхаясь, выкрикнула я.
Ее лицо болезненно скривилось — как у ребенка, которого жестоко обидели. Она поднесла руку к горлу и смотрела на меня широко открытыми глазами, с трудом сдерживая слезы.
Я бросилась к двери. Но перед тем как выбежать из комнаты, на мгновение обернулась:
— По крайней мере, я сделала для тебя одну вещь. В той игре внизу я нарисовала нолик. И закрыла игру для крестика, — выпалила я и, выскочив из комнаты, устремилась вниз по лестнице.
