Глава 3
Берген — университетский город, как сказал Гуннар. Студенты, бродившие по улицам, очевидно, бодрствовали гораздо дольше остальных жителей Бергена. Снаружи до самого утра раздавались взрывы смеха, крики, обрывки мелодий и песен. Но я слышала их смутно, сквозь сон, и проснулась всего один раз среди ночи. Сначала я подумала, что уже утро, потому что комнату заливал дневной свет. Но мои часы показывали три часа тридцать минут. Еще была глубокая ночь, и я, поднявшись, подошла к окну, задернула шторы, а затем вернулась к своему пуховику.
В семь тридцать я уже была на ногах и одета для выхода. Двигаясь по комнате и одеваясь, я чувствовала, как силы возвращаются ко мне. От депрессии моей не осталось и следа, я была готова к встрече с Лорой Уорт. Сегодня я буду интересоваться ею только как актрисой, приложу все усилия, чтобы она приняла меня за писательницу и только так должны строиться наши отношения, по крайней мере, на первых порах. Никакого полуобморочного состояния, никакой дрожи, никаких "кровных уз"! Я совладаю с собой и от своей цели не отступлю.
Я надела клетчатую шотландскую юбку, белый пушистый свитер, сунула ноги в крепкие прогулочные башмаки. Неплохо было бы перекусить перёд дорогой, и я спустилась на второй этаж, где подавался завтрак.
Англичане и американцы, проживавшие в отеле, уже выстроились в очередь, продвигаясь вдоль стойки с холодными закусками. Выбор блюд оказался очень широким: разного рода каши, хлеб, мясо, селедка, сыры всех сортов, фруктовые соки, кофе и чай. Наполнив поднос закусками, я отнесла его на столик у окна, где удобно было сидеть, наблюдая за окружающими. В начале мая большого наплыва туристов еще не наблюдается, но в Бергене уже появились приезжие, помимо бизнесменов, прибывавших из Осло и других частей Скандинавии — Берген был крупным промышленным и торговым центром: судостроительные, заводы, текстильные фабрики, ловля и переработка рыбы относились к числу основных производств.
Завтрак, включая овечий сыр, который мне очень понравился, подкрепил меня, и, когда Гуннар окликнул меня из вестибюля, я бодро сбежала вниз по лестнице и поздоровалась с ним.
Что-то было не так, я сразу же это поняла. Как видно, он прочел письмо моего отца, и оно насторожило его и настроило против меня. Отчасти я сожалела об этом.
Мне нравился Гуннар Торесен, но в любом случае ничто не заставит меня отступить от задуманного. Содержание письма было мне неведомо. Но, по-видимому, мой отец написал о моем отношении к Лоре, и Гуннар был готов выступить против меня при первом же моем неосторожном слове. Что ж, придется этим утром полностью перевоплотиться в писательницу. Лучшего способа Не выбрать. Усаживаясь в «мерседес» Гуннара, я вытащила блокнот и приготовилась записывать свои впечатления. Все чувства мои были обострены. По дороге на Фантофт я сделала кое-какие записи и, кажется, усыпила его подозрения. Впрочем, не так уж сильно я грешила против истины. Ведь я действительно была писательницей.
Поездка оказалась приятной. Дорога бежала вокруг основания Ульрикен, большого горного массива. Гуннар сказал мне, что там и в мае все еще ходят на лыжах, и добавил, что в горах у него есть хижина, доставшаяся ему от отца.
— Мы обязательно съездим туда прежде, чем вы покинете Берген, — сказал он. — Может быть, мы даже возьмем с собой Лору.
Я немного успокоилась. Судя по его словам, он не собирался пересматривать свои планы. Пока мы ехали, я изредка косилась на его чеканный профиль. Воображение немедленно рисовало неприступные скалистые утесы, воплощавшие душу Норвегии.
"Я должна действовать осторожно, — подумала я, — осторожно и осмотрительно. Нужно контролировать каждый свой шаг".
Когда мы добрались до Фантофта, Гуннар поставил машину на стоянке неподалеку от церкви. Мы вылезли из машины и Постояли немного на ярком солнечном свете, свободно проходившем сквозь ветки деревьев, лишенные листьев. Исподтишка я рассматривала Гуннара. Он показался мне еще более стройным и высоким, чем вчера.
— Мы специально приехали пораньше, — заметил он. — Сперва мне хотелось бы показать вам нашу церковь. Вы нигде ничего подобного не увидите. Кажется, дубликат это церкви воссоздан у вас, где-то на Среднем Западе, но здесь перед вами — одно из подлинных древнейших сооружений.
Мои личные проблемы занимали меня гораздо больше, чем достопримечательности, но у меня не было выбора. Церковь стояла по другую сторону холма, и мы двинулись наверх по крутой тропе, петлявшей среди сосен и серых буков по темной и голой после недавней зимы земле.
Место, где находилась церковь, само по себе наводило уныние. Она стояла в центре прямоугольного пространства, окруженного с трех сторон холмами, а с четвертой стороны ограниченного скалой, хмуро взиравшей на древнее строение. Я замерла, потрясенная зрелищем этой реликвии прошлого, когда-то вытеснившей язычество в Норвегии. Само сооружение оказалось высоким и узким, сделанным целиком из дерева и, выкрашенным в черный цвет.
Сильнее всего на меня подействовал этот цвет, столь неожиданный для церкви.
— А почему она черная?
— Это всего лишь смола, которой покрыто дерево. Иначе оно сгнило бы.
Я с сомнением взглянула на тропу, по которой мы только что вскарабкались наверх.
— Если Лора больна, каким образом она поднимется сюда? — осведомилась я.
Гуннар улыбнулся:
— Если понадобится, я помогу Ирене ее доставить. Но подозреваю, что Лора и сама в состоянии подняться, приложив соответствующие усилия. Возможно, ее апатия и слабость — броня, которой она прикрывается. Надеюсь, встреча с вами встряхнет ее, пробудит в ней любопытство. Только не забывайте, что вы Мэри Томас.
Я не возражала против такого маневра. Для моих планов, возможно, было бы даже лучше, если бы Лору не предупреждали заранее о том, кто я такая.
Мы молча ждали в этом тихом месте. Тревога не покидала меня, и я подставила лицо солнечным лучам, надеясь избавиться от нее. Спокойствие, однако, не приходило.
Через некоторое время до нас снизу, с тропы, донеслись голоса. У меня екнуло сердце, но, раз испытав подобное, я теперь твердо решила, что не поддамся предательскому зову крови.
Лора поднималась по тропе первой и без всякой посторонней помощи. На ней были коричневые брюки свободного покроя и свитер, испещренный веселыми узорами, который выгодно подчеркивал ее все еще прекрасную фигуру. Она была без шляпы, с непокрытой головой и не прятала лицо в меховой воротник.
Волосы ее были на греческий манер уложены на затылке кольцом, и я не заметила в густых темно-каштановых прядях седины. Голова Лоры была гордо вскинута, подбородок упрямо вздернут, тонкие, изящно очерченные ноздри слегка раздувались, вдыхая свежий, напоенный сосновым ароматом воздух, глаза блестели, жадно высматривая церковную ограду. Сегодня Лора воспользовалась косметикой — губной помадой и румянами, отчего еще более заметными стали ее широкие скулы и глубоко посаженные глаза.
Она заметила нас, помахала, затем ускорила шаг. Ирена, совсем еще молодая женщина в сравнении с Лорой, пыхтя, еле поспевала за ней.
— Она великолепна, — с восхищением произнес Гуннар. Никогда не видел, чтобы Лора смирилась перед вызовом судьбы. Как я и предполагал, встреча с вами — благо для нее. Не медлите. Выразите ей свое восхищение. Дайте ей возможность почувствовать, что у нее по-прежнему есть восторженная аудитория. — В голосе его слышались повелительные интонации. Он не давал мне выйти из повиновения.
Я тоже восхищалась этой метаморфозой. Да и как было удержаться от восторга! Слабая, беспомощная женщина, которую я видела вчера, едва одолевшая спуск по лестнице и неспособная сесть в машину без посторонней помощи, внезапно перевоплотилась в ослепительную красавицу, легко взбиравшуюся вверх по холму. Мне было ясно: она подготовила выход кинозвезды, разыграв передо мной спектакль, и эти усилия пошли ей на пользу, пробудив угасающую жизненную энергию. Вопреки собственному желанию, я не могла не отдать ей должное.
Между тем Лора, успешно справившись с восхождением, прошла через ворота не умеряя шага, словно хотела отделаться от утомительного сопровождения Ирены Варос, которая спешила за ней и выглядела несколько обеспокоенной. У меня не было времени разглядывать компаньонку Лоры Уорт. Я заметила только, что это была худая невзрачная женщина в коричневом пальто и берете такого же цвета, из-под которого виднелись черные гладкие волосы, собранные в пучок на затылке. Ей, вероятно, не было еще и сорока, но в данный момент стремительно приближавшаяся к нам Лора Уорт выглядела моложе своей спутницы
— Мой дорогой. Гуннар — воскликнула она, устремляясь к Торесену и протягивая ему обе руки.
Я тотчас узнала ее «прокуренный» голос, его низкую тональность, легкую хрипотцу.
Он взял ее руки в свои и поцеловал в щеку.
— Ты прекрасно выглядишь, Лора. Я привез юную леди, она очень хочет встретиться с тобой. Это мисс Томас из Нью-Йорка.
Лора грациозно повернулась ко мне, улыбаясь и произнося какие-то вежливые слова, но без особой приветливости. Как-никак о встрече просила я, а не она.
Поспешно стану перчатку, я ощутила прикосновение ее холодной: ладони. На осунувшемся лице Лоры явственно читались следы разрушений, которые я подметила еще вчера. Но румяна, губная помада, искусно наложенные тени на глаза сделали свое дело, создавая иллюзию молодости, подкрепляемую непринужденными манерами. Не сомневаюсь, что Лора Уорт могла бы при желании провести любого зрителя заставить его поверить в то, чего нет. Пожимая ей руку, я не испытывала ни жалости, ни смятения. Меня приветствовала актриса Лора Уорт, и это меня устраивало.
— Мисс Томас, как это любезно с вашей стороны, что вам захотелось встретиться со мной. Как чудесно верить в то, что меня помнят.
Я почувствовала под собой твердую почву.
— Кто же в этом сомневается, мисс Уорт? Вас, конечно же, любят и помнят в Америке. Как раз сейчас в Нью-Йорке проходит показ ваших фильмов. Всего несколько дней назад мне удалось снова посмотреть "Шепчущий мрак". Я всегда считала, что вы в этой картине великолепны.
— Благодарю вас. Возможно, вы знаете, это не самый мой любимый фильм. Он вызывает слишком болезненные ассоциации. Вы видели и другие мои фильмы?
— Не упускала ни единой возможности посмотреть их. Было несколько таких показов. А впервые я увидела вас в кино, когда мне было лет дёсять. Мой отец повел меня посмотреть на вас. Он был вашим преданным поклонником.
Услышав предостерегающее покашливание Гуннара, я взглянула на него и продолжила после некоторой паузы:
— Разумеется, вы были популярны и на телевидении. Поэтому вас помнят не только в Нью-Йорке, но и в тех местах, где нет подобных демонстраций.
— Вы очень добры. Хотелось бы немного поболтать с вами, подробнее узнать о книге, которую, как говорил мне Гуннар, вы пишите. Идите сюда, садитесь рядом. — Она похлопала по каменной стене, на которую села, величественным жестом дав понять Гуннару и Ирене, чтобы они там не мешали. — Вы не возражаете против того, чтобы оставить нас наедине ненадолго? Мне хотелось бы потолковать сотой очаровательной молодей мисс из Нью-Йорка.
Усаживаясь на стену возле Лоры, я перехватила предостерегающий взгляд Гуннара и с улыбкой кивнула ему. Я была вполне удовлетворена тем, что Лора считала меня очаровательной, и тем, что она, по-видимому, доверяла мне, ни о чем не догадываясь.
— А теперь, — произнесла она, когда Гуннар и Ирена исчезли из поля зрения, — признайтесь, чего вы от меня хотите? Вы же знаете, что много лет и неукоснительно следовала правилу не давать никаких интервью.
— Не пора ли нарушить этот обет? — весело предложила я. — В Америке среди молодежи растет поклонение Лоре Уорт. И конечно, вас помнит старшее поколение. Может быть, сейчас пришло время позволить миру встретиться с вами снова.
- С вашей помощью?
Лора улыбнулась мне, но, похоже, она вовсе не была такой доверчивой, как мне показалось. Рядом со мной сидела искушенная, опытная женщина, и, заметив в ее глазах легкий скепсис, я вспыхнула от обиды.
— У меня есть публикации в газетах и журналах, — сердито заявила я. — Лет мне не много, но я не новичок в своем ремесле. Несколько известных женщин, прославленных киноактрис, уже давали мне интервью.
— Понятно. Мэри Томас? Не думаю, чтобы я читала что-нибудь из ваших вещей. Но ведь я читаю лишь немногие американские газеты и журналы.
— Моя книга не будет полной без вашего интервью.
Возможно, в моем голосе прозвучала искренняя нота, так как Лора коснулась моей руки доверительным подкупающим жестом, который я так часто видела на экране. Ее прикосновение, казалось, обожгло меня, и я с трудом удержалась, чтобы не отдернуть руку. А Лора с горечью проговорила:
— Вы должны помнить, что подчас пресса скверно обходилась со мной. Чего только обо мне не писали! Это одна из причин, по которым я отказывалась давать интервью. А другая связана с тем, что в свое время репортеры не оставляли меня в покое, прямо-таки не давали житья! И я вовсе не уверена, что должна сейчас отступить от своего правила. Это Гуннар настоял на том, чтобы я согласилась встретиться с вами. Он повлиял и на Ирену, которая уговорила меня. Гуннар мой добрый друг, — вздохнула Лора. — И если он считает, что это разумно, тогда, может быть…
— Вы сделаете это, не так ли? — спросила я.
Ее теплая улыбка смягчила черты лица, на мгновение вернув ему молодость.
— Что ж, рискнем! — сказала она. — О чем бы вам хотелось расспросить меня?
— Только не здесь. — Я решительно покачала головой. — Интервью дело серьезное, на него требуется достаточно времени. Мне нужно посидеть спокойно с вами там, где нам никто не помешает, и я смогу сделать заметки. Можно это устроить?
Ее улыбка угасла, глаза выразили сомнение, и морщины снова обозначились на лице.
— Не уверена, что это возможно.
— Почему? — допытывалась я.
Она отвела от меня глаза, переведя взгляд на церковь, черную и безмолвную, возвышавшуюся над нами. Она зябко поежилась и жестом подозвала к себе Ирену.
— Дай мне, пожалуйста, куртку. Кажется, стало прохладно. Простите, мисс Томас, — повернулась она ко мне, — но я нездорова и боюсь, что то, о чем вы просите, невозможно.
Гуннар Услышал ее и подошел в тот момент, когда Ирена накидывала ей на плечи куртку.
— Вздор! — энергично запротестовал он. — О чем, собственно, тебя просят? Всего-навсего об интервью. Общение с мисс Томас действует на тебя благотворно. Она уже заставила тебя почувствовать себя той Лорой, которую я помню. Расскажи ей о себе. Поделись с миром своими воспоминаниями. Ты — драгоценная деталь эпохи, которую нельзя потерять.
Ее густые ресницы затрепетали, и она, как опытная кокетка, искоса взглянула на него снизу вверх, применив старый прием обольщения.
— Вероятно, я прожила достаточно, чтобы стать исторической достопримечательностью. Неужели, Гуннар, ты считаешь меня такой старой?
— Я считаю тебя вечно юной. — Он не шутил и не поддразнивал Лору. Его взгляд был теплым, дружеским, выражал искреннее восхищение. — Тем не менее, — продолжал он, — прошел какой-то срок с тех пор, как ты стала звездой. Когда ты снималась в кино, у тебя почти не оставалось свободного времени. А сейчас ты им располагаешь. Кроме того, ты можешь оглянуться назад, оценить те события, свидетелем которых была. У тебя наверняка есть собственное мнение о них. Не знаю, что получится у мисс Томас, я тоже не читал ее произведений. Но ты должна, по крайней мере, позволить ей использовать этот шанс.
Все это время Ирена Варос стояла рядом, не раскрывая рта. Ее темные глаза задумчиво рассматривали меня.
Она как будто взвешивала, оценивала мои возможности. Я почувствовала, что Ирена, исходя из долголетнего тесного общения с Лорой и возникшего между ними доверия, считала себя вправе опекать ее. Мне придется туго, если Ирена будет настроена против меня.
— Вы мне поможете? — Обратившись непосредственно к Ирене, я как бы намекала на известную ей тайну моего происхождения, пока еще не ведомую Лоре. Хотелось успокоить Ирену, напомнив ей, что я дочь Лоры Уорт. Пусть она думает, что поскольку я дочь Лоры, то принесу ей радость, успокоение, утешу ее, а главное — верну ощущение молодости, утрату которой ничем восполнить нельзя. Ожидать этого было бы вполне естественно.
— Каждый день привозить сюда мисс Уорт? Вряд ли это получится, — с сомнением произнесла Ирена. Ее произношение не нуждалось в корректировке, лишь в интонации сохранился легкий иностранный акцент. Очевидно, продолжительное общение с Лорой и жизнь вдали от своей страны позволили ей неплохо овладеть английским.
Лора посмотрела на нее с вызовом:
— У меня и в мыслях нет выезжать из дому каждый день, чтобы встретиться с мисс Томас. И вообще, я предпочла бы вернуться в мой городской дом, где мисс Томас могла бы меня навещать.
— Но доктор Флетчер… — заикнулась было Ирена, однако Лора внезапно хлопнула в ладоши с энергией, которой могла бы позавидовать какая-нибудь юная красотка.
— Мисс Томас поселится в моем доме! — воскликнула она, ликуя. — Это еще лучше! У меня давно не было гостей. Там мы сможем работать более плодотворно. Мисс Томас, у меня есть комната, набитая реликвиями, — настоящий музей! Я покажу вам все, расскажу истории, которых вы никогда и нигде не услышите. Вы прикоснетесь, так сказать, к истокам. Ведь я родилась в этом доме.
— Браво! — обрадовался Гуннар. — Отличная идея! Но Ирена, все еще сомневаясь, напомнила:
— У нас нет лишней комнаты. Миссис Жаффе живет в той, что предназначена для гостей.
Но Лора отмахнулась от нее. Ее большие темные глаза радостно блестели.
— Придумаем что-нибудь. Это можно устроить. Мы поговорим об этом позже. Вы согласны, мисс Томас?
— Конечно, — быстро отозвалась я. Ни о чем подобном я не могла и мечтать.
— Что ж — обратилась Ирена к Лоре, — если вы настаиваете, пусть будет по-вашему. Но доктор Флетчер не обрадуется. Майлз предупреждал нас, что он против всякого вмешательства журналистов в его семейную жизнь. Достаточно того, что он рассердится, узнав о сегодняшней встрече.
Лора с достоинством выпрямилась. Она казалась еще выше, чем была на самом деле.
— Можешь не беспокоиться по поводу Майлза, Ирена. Если я сообщу ему, что мисс Томас будет моей гостьей, уверена, он не станет возражать. В конце концов, он заботится только о моем благополучии.
— Вчера, — начала Ирена, по-прежнему не убежденная в благополучном исходе.
— Вчера, — перебила ее Лора, — я совсем пала духом. Но благодаря моему доброму другу, — оиа улыбнулась Гуннару, и выражение, его красивого сурового лица стало почти веселым, — и благодаря этой юной мисс я снова живу.
Повернувшись спиной к остальным, Лора внезапно взглянула на меня в упор. Радость вдруг погасла нее глазах. Их взгляд, к моему изумлению, казалось, молил меня о чем-то.
— Вы правда приедете? — спросила она очень тихо. — О, прошу вас, приезжайте, даже если и возникнут какие-то трудности. Поверьте, все утрясется. Я все устрою. Найду в себе силы, если только вы будете там, со мной.
Она упрашивала меня так, словно мое присутствие в ее доме, было ей необходимо по причинам, которых она не могла доверить ни Гуннару, ни Ирене. В настойчивости Лоры было даже что-то странное. Она как будто боялась чего-то.
— Приеду обязательно, — подтвердила я. — И меня не пугают трудности, коль скоро вы хотите видеть меня у себя и обещаете поговорить со мной.
Лора порывисто положила руки мне на плечи и дотронулась губами до моей щеки. Я отпрянула так резко, словно она дала мне пощечину, но, к счастью, Лора этого не заметила. Она уже отвернулась от меня и разговаривала с Иреной.
— Придется немедленно вернуться домой, — объявила она ей. — Мы должны подготовиться к приезду гостьи. Мисс Томас приедет завтра. Нет, лучше сегодня! Пусть приезжает сегодня же днём. Я не желаю никаких промедлений!
"Всякое промедление обернулось бы для нее поражением", — думала я, наблюдая за Лорой. Она находилась в состоянии нервного возбуждения. Вечером, должно быть, рухнет без сил. Я подозревала, что Ирена Варос тоже об этом подумала. Было ясно, что она не одобряет планов своей хозяйки, осознавая эфемерность ее сил.
— Я уверена, Гуннар привезет меня тогда, когда вам удобно, — сказала я, обратив на него вопрошающий взгляд.
— Конечно, — одобрительно отозвался он. — Я к твоим услугам, Лора. Восхищаюсь твоей решимостью и силой воли. Ты уже выглядишь гораздо лучше, чем прежде.
Она, очевидно, была обрадована его словами, и Гуннар был следующим, кого наградили быстрым поцелуем в щеку. Он на мгновение заключил ее в объятия, а затем Лора обратилась ко мне:
— Решено! Я жду вашего приезда. Мне тоже хочется побольше узнать о вас. Общение не должно быть односторонним.
Я улыбнулась и, обменявшись с ней рукопожатиями, поблагодарила ее. В конце концов, наше общение и не будет односторонним. У меня были для нее сюрпризы про запас, и сейчас, когда мне было дозволено пройти мимо свирепствующей стражи, я смогу предъявить их. Хотя на первых порах предстоит играть роль писательницы и не более того. С остальным можно подождать.
К тому времени, как обе дамы начали двигаться вниз, по тропе, энергия Лоры стала помаленьку угасать. Ирена взяла ее под руку, и обе женщины продолжали спускаться. Лора, однако, держала голову высоко. Безупречная линия ее подбородка, которую она столько раз демонстрировала на экране, не претерпела никаких изменений.
Мы молча наблюдали за ними. Когда я, наконец, обратила внимание на Гуннара, то обнаружила, что его взгляд устремлен на меня.
— Вы превосходно исполнили свою партию, — сказал он. — Держали себя в узде.
Он был прав: я действительно справилась со своими эмоциями, но, несмотря на письмо моего отца, Гуннар, по моим понятиям, плохо представлял себе, каковы они были.
— Если вы задержитесь ненадолго, — предложил между тем Гуннар, — я покажу вам кое-что любопытное.
Он все еще пристально смотрел на меня. Взгляд его был испытующим, изучающим и проникал глубже, чем мне бы хотелось. Для моей конечной цели, несомненно, было бы гораздо лучше, если бы я как можно реже встречалась с Гуннаром Торесеном.
— У меня нет никаких дел, — весело сказала я. — А как насчет вас? Разве я уже не отняла у вас значительную часть рабочего дня? Вы могли бы и не заезжать за мной сегодня. Я легко добралась бы на такси.
Он направился к воротам, и я пошла рядом с ним.
— Сейчас у меня нет неотложных дел, которые требовали бы моего присутствия. Кроме того, письмо вашего отца возлагает на меня ответственность за вас. Возможно, пока вы здесь, я возьму отпуск на несколько дней.
Голос его звучал так, словно его вовсе не обрадовала подобная ответственность; тем не менее, он выполнит то, что ему поручено, так как это его долг.
— Я не нуждаюсь В том, чтобы кто-то нес за меня ответственность, — резко возразила я.
Он улыбнулся своей обычной скупой улыбкой. Глаза оставались серьезными.
— Возможно, у вас нет выбора. Это касается только Виктора Холлинза и меня.
Мы пересекли тропу, по которой поднимались на плато, где стояла церковь. Двигаясь рядом с Гуннаром, я размышляла над его словами. Они задели меня, но подходящего ответа у меня не нашлось. Мы начали подниматься на небольшой холм напротив церковной ограды по хорошо протоптанной тропе, которая уводила от каменистой поверхности плоскогорья, кое-где поросшей зеленым мхом.
— Я хочу показать вам одно из моих любимых мест, — сказал Гуннар.
Тропа, обвиваясь вокруг холма серпантином, привела нас, в конце концов, на его вершину.
— Отсюда можно увидеть часть Бергена и горы, которые охраняют его с юга, — заметил Гуннар. — Вид просто великолепный.
Я послушно повернулась и пришла в восторг. Вид действительно был чарующий. Вблизи открывалось озеро и несколько домов, а подальше — вездесущие фиорды, изрезавшие берега Норвегии.
Но Гуннар быстро вернул меня к действительности:
— Что вы думаете о Лоре Уорт? Вы вели себя безукоризненно, но мне интересно, что вы почувствовали?
— Вовсе не испытала прилива дочерних чувств — если это то, что вас интересует, — холодно ответила я. — И у меня не возникло ощущения внутреннего родства. — Вчера, когда я впервые увидела Лору, это ощущение возникло, но я не собиралась посвящать Гуннара в свои переживания. — Никакой роли я не играла, — добавила я, — а была тем, кто я есть — писательницей. Мне выпал шанс получить редкое интервью, ради которого я готова на все.
— Это добрая примета, что Лора пригласила вас к себе. Теперь у вас появится возможность сказать ей всю правду. Признаться, что вы — дочь Виктора и ее. Но сначала вам придется завоевать ее доверие. Тогда вам будет не так трудно.
— Открыться ей? Вот так сразу? — Я не сумела скрыть тревожной интонации. — Но если она узнает правду, то, скорее всего, рассердится и выставит меня.
— Я в этом не уверен. Как бы там ни было, вы должны сказать ей как можно скорее. Вы не можете со спокойной душой оставаться в ее доме, скрывая от нее правду. Иначе я буду чувствовать себя так, словно обманул своего старого друга. Нельзя также ждать от Ирены, что она надолго сохранит тайну. И, кроме того, существует доктор Флетчер. Он знает, кто вы.
Я сама уже нервничала из-за этого. Доктор Флетчер и его вчерашний визит ко мне в отель не выходили у меня из головы. Только бы он не узнал о том, что меня пригласили пожить в ее доме до того, как я сама приеду туда. Если он опередит меня и первым назовет Лоре мое настоящее имя, все может рухнуть.
Поразмыслив, я согласилась с Торесеном:
— Да, придется сказать ей. Просто я подумала, не лучше ли сначала взять интервью. Не исключено, что она будет более откровенна с чужой женщиной, чем со своей дочерью.
— Не обязательно. Восхищение, которое вы питаете к ее работе, исходит от родного ей человека. А это очень важно. То, что вы — ее дочь, вероятно, будет для нее неожиданностью. Но вас тоже ждут открытия, которых вы не ожидаете. Возможно, вы сумеете дать ей гораздо больше, чем только восхищение ее прошлыми заслугами.
Я отвернулась от его испытующего Взгляда, чтобы он не увидел того, что мне хотелось бы утаить. Я не могла изменить свои чувства, и не вправе была винить себя за них.
— Одно доброе дело вы уже сделали для Лоры, — примирительно произнес Гуннар. — Вы сказали, что ее по-прежнему высоко ценят как актрису. Много лет она не слышала ничего подобного. Вы убедили Лору в том, что люди ее помнят. Это может вернуть ее к жизни.
— Тогда почему она оставила киноэкран? Почему убежала от мира?
— Насколько я понимаю, у нее просто не было другого выхода. Ее студия боялась скандала. А в той ситуации никакая другая кинокомпания не захотела бы связываться с ней. Но времена меняются, как вам известно.
— Она могла бороться, — упрямо настаивала я. — Другие же не сдаются! И театральная сцена не была для нее закрыта. Она могла бы, наконец, уехать за границу и играть в театре. Но она даже не пыталась, а просто исчезла. Почему?
Гуннар грустно покачал головой:
— Не представляю. Лора никогда не говорит о том, что с ней произошло. Вероятно, она в какой-то степени доверилась Ирене, которая, естественно, никогда ее не подведет. Но ни с кем другим она не станет обсуждать того, что пережила.
— Но теперь она замужем за Флетчером, а он имеет непосредственное отношение к тем событиям, — возразила я. — Это кажется мне странным.
— Лора — сложный человек. Не так просто понять, что ею движет.
"Если я действительно получу у нее интервью, то попробую узнать об этом", — подумала я. У меня накопилось столько вопросов! Так хотелось задать их Лоре. Ответит она на них или нет — трудно сказать.
— Я отвезу вас в отель, — предложил Гуннар, — а потом заеду за вами около двух, хорошо?
— А что, если доктор Флетчер нас опередит?
— Ирена утверждает, что его не будет весь день. Он ведь сам отвез Лору в коттедж и считает, что она находится там. Конечно, есть еще его сестра. Странная личность. Трудно предвидеть, как она Поступит и насколько она осведомлена относительно вас. Но не следует пренебрегать и такой возможностью, какая у нас есть. Если вы узнаете, что Лору посвятили в вашу тайну еще до вашего приезда, тогда… — Он беспомощно пожал плечами.
— Тогда я сыграю на слух, — подхватила я, цитируя его самого.
Он не улыбнулся:
— Придется. Хотелось бы надеяться, что у вас хороший слух.
Я обдумывала эти слова, спускаясь с холма вместе с Гуннаром. Что это — насмешка? Мне определенно не хотелось, чтобы он думал обо мне плохо.
На обратном пути в Берген Гуннар почти не разговаривал со мной, только время от времени указывал мне на какое-нибудь живописное место. Лора жила в Калферете. И я постаралась расспросить Гуннара об этом районе Бергена.
— В переводе это слово означает Голгофа, — пояснил Гуннар. — В начале 1900-х годов здесь обосновались состоятельные жители Бергена. Они построили для себя прочные и довольно красивые дома. Это прекрасный спальный район города недалеко от центра, а с вершины холма открывается прекрасный вид.
— Хотелось бы мне сродниться с этой землей, — задумчиво произнесла я. — Норвегия остается для меня чужой. Все здесь очень интересно, но как-то далеко от меня. Однако я не теряю надежды. Возможно, со временем эта страна станет мне ближе.
Он покосился на меня, но тут же перевел взгляд на дорогу.
— Возможно, вы слишком долго подавляли свои естественные чувства. Не совершили ли вы опасную ошибку, направляя эмоции лишь по одному руслу?
— Что вы имеете в виду? — растерянно спросила я.
— Можно отдаваться чувству ненависти так же безоглядно, как и чувству любви. Разве не так?
Краска бросилась мне в лицо. Я внезапно рассвирепела. Меня душили обида и боль. Я гневалась на саму себя, на отца и Лору. Не моя вина была в том, что я чувствовала так, а не иначе. Со мной обошлись скверно, в конце-то концов, И не меня следует винить за последствия.
— Что написал вам отец? — холодно осведомилась я. Так же холодно прозвучал и его ответ:
— Не думаю, что я должен говорить вам об этом. Во всяком случае, не сейчас.
Слезы обожгли мне глаза. Я могла бы догадаться, что отец предаст меня. Разумеется, ради моей же пользы, как он предполагал. Тем не менее, я чувствовала себя преданной и несчастной, обманутой и оскорбленной. Мне казалось, что душа моя истекает кровью. Неправда, что я бесчувственна, твердила я про себя. Боль душила меня, и человек, сидевший рядом, понял это.
Неожиданно он накрыл своей рукой мою, лежавшую на колене. Он сжал мою ладонь и сразу же отпустил. Мне не хотелось бы признаваться в этом, но его прикосновение принесло облегчение. Он ничего не сказал, но слова были излишни. Его жест означал, что он не осуждает меня за мои чувства, каковы бы они ни были, готов предоставить их естественному коду событий, позволив мне преодолеть их. И хотя он прямо не высказал этого, я понимала, что он не одобряет тех эмоций, которые мною движут, и потому не рискнула бы считать его целиком и полностью своим другом.
Никто из нас не раскрывал рта, пока мы не вернулись на площадь, где перед отелем стоял Оле Булль, но к тому времени я уже успокоилась и взяла себя в руки. Поблагодарив Гуннара, я сказала ему, что буду готова к двум часам. Он выслушал меня без улыбки.
— Вы слишком молоды, Ли. Но ничего. Со временем это пройдет, — заключил он, нанеся мне последний удар.
Я бросилась к вращающимся дверям в вестибюль и влетела в лифт, который тащился невыносимо медленно, но, по крайней мере, я была одна в кабине. У меня дрожали руки. Я с трудом справилась с замком, открыла дверь номера и снова заперла ее. Швырнув пальто и сумку на стол, я упала яичком на кровать и разрыдалась.
Слишком молода! Неправда! Я никогда не знала молодости, никогда не была юной, как другие девушки. Быстро взрослеешь, когда узнаёшь, что твоя мать отказалась от тебя, что единственное, чего она хочет, — быть знаменитой, богатой и преуспевающей. Мой недостаток не молодость, а слишком ранняя зрелость. Мне рано пришлось узнать жизнь без прикрас — такой, какова она есть. Гуннар Торесен знает обо мне так же мало, как и Виктор Холлинз. Что бы отец ни написал Гуннару, в его письме не было правды. Одно предательство по отношению ко мне и моим самым глубоким чувствам.
Когда-то мой отец сказал мне, что любовь — самая важная вещь в мире. Я знала кое-что о любви. Я горячо любила его, и я люблю Рут. Но он имел в виду любовь между мужчиной и женщиной — то опасное чувство, которое никому из них не принесло счастья. Я еще ни разу не спала с мужчиной, но была совершенно уверена, что сделаю свой выбор, если мне понравится мой избранник, еще до того, как влюблюсь в него.
Через некоторое время я немного успокоилась, привела свои мысли в порядок. Я должна умыться и спуститься вниз, чтобы поесть. Нужно набраться сил перед предстоящим испытанием. Но я страшилась не испытания. Буря чувств, которая только что потрясла меня, в некотором смысле подготовила меня для битвы. Я была рада, что не испытаю никаких чувств, когда Лора Уорт узнает, кем она мне приходится. Я лелеяла свою ненависть, берегла ее, чтобы, когда потребуется, пламя моего гнева оставалось ясным и чистым.
Но одна вещь все еще беспокоила меня. Почему Гуннар Торесен так настойчиво добивался моего сближения с Лорой Уорт, если мой отец рассказал ему о моих чувствах? Почему он решился на такой риск? Ведь в моей власти было обидеть Лору, больно ранить ее, в то время как Гуннар совсем этого не хотел. Тогда почему? Зачем он помог мне нарушить ее уединение?
На этот вопрос я так и не нашла ответа.
