Глава 29
Перечитав свои показания, профессор поставил под ними величественный зигзаг, означавший «З», какие-то каракули вместо «Ричардсон» и, бросив ручку, поинтересовался, когда его арестуют.
— Потому что если вы хотите выставить себя на посмешите, — пояснил он, — это именно то, что вам нужно.
— Вам, видно, не терпится написать об этом в «Таймс»? — усмехнулся инспектор. — Ну нет. Сегодня, боюсь, мы вам такого удовольствия не доставим. Надеюсь, впрочем, вы понимаете, что в любое время вас могут вызвать для дачи дополнительных показаний.
Профессор разразился хохотом:
— Я не сбегу, если вы это имеете в виду.
Все это время мисс Силвер безмятежно вязала свою кофточку. Когда дверь за профессором Ричардсоном захлопнулась, инспектор Эбботт глубоко вздохнул и спросил:
— Ну как?
Мисс Силвер кашлянула.
— Интересный персонаж, — осторожно проговорила она.
Фрэнк уселся на ручку кресла.
— О да!
— Крайне экспансивный и в то же время удивительно хладнокровный. Ведь ты, дорогой Фрэнк, по сути, обвинил его в убийстве, а он, не задумываясь, привел единственный довод, способный его оправдать.
Фрэнк кивнул:
— Голова у него есть.
— И мозги тоже.
Инспектор рассмеялся:
— Но вы не ответили на мой вопрос. Что вы о нем думаете?
— Я склонна считать, что он говорит правду.
— И какие у вас для этого основания?
Мисс Силвер подняла голову от работы и строго посмотрела на своего ученика.
— Речь идет о мотиве. Я не вижу причины, по котором профессор Ричардсон мог бы желать Герберту Уайтолу смерти. Возможно, мы не все знаем, но очень похоже на то, что у профессора были все основания радоваться исходу встречи. Разумеется, стоит проверить его показания в части письма Робинета. Если оно действительно существует, то вполне могло заменить профессору кинжал. Думаю, беседа привела его в отличное расположение духа. И еще: судя по всему, он даже и не старался понизить во время этого разговора голос. Именно поэтому Маршам с легкостью услышал его и узнал.
— Вообще-то, я тоже не думаю, что он явился сюда с намерением убить сэра Герберта.
— Ты хочешь сказать, это намерение посетило его внезапно? Но для этого нужны очень серьезные причины.
Фрэнк поднял брови:
— Разве с его характером нужны какие-то причины?
— Еще как! Ты же видел сам: он может неистовствовать, бушевать и метать громы, но в нужный момент тут же берет себя в руки. Пользуясь его выражением, зачем ему было убивать сэра Герберта Уайтола, если он никого не убил раньше?
— В общем, вы не верите, что он это сделал.
— Я просто не вижу, что могло бы его на это толкнуть.
Зазвонил телефон, и Эбботт, подойдя к аппарату, снял трубку. Через секунду от его раздражения не осталось и следа.
— Это вы, Джексон? Что-нибудь удалось узнать?
Из трубки донесся приглушенный голос.
— Сорок тысяч? — переспросил инспектор. — А это часом не его фотография была в газетах? Ну, с трехъярусным тортом и сто одной свечкой? Да? Тогда понятно. Молодец. Спасибо.
Он положил трубку и вернулся к креслу.
— Похоже, мы сели этой старой лисе на хвост.
— Фрэнк! — возмутилась мисс Силвер.
— Я про леди Драйден. Я тут запустил ей в нору хорька, и он вернулся с добычей.
Мисс Силвер вздохнула:
— Ты, очевидно, хочешь сказать, что навели справки относительно завещания сэра Джона Драйдена?
— Вы, как всегда, правы. Так вот. Мой Джексон побывал у Сомерсета и вытянул из него, что сэр Джон оставил своей приемной дочери Лайле ни много ни мало сорок тысяч фунтов.
— А кто опекуны?
— Их двое: Сибил Драйден и некто Грегори Дигис.
Память мисс Силвер тут же услужливо извлекла из своих глубин две газетные вырезки. Одна была из очень солидной газеты, вторая — из обычного бульварного листка с кучей цветных иллюстраций, но на обеих красовалась фотография несравненного Грегори Дигиса, празднующего в кругу семьи свой сто первый по счету день рождения.
Фрэнк рассмеялся.
— Я смотрю, это имя вам знакомо. Между прочим, завещание было составлено около двадцати лет назад. Похоже, сэр Джон просто хотел сделать старику приятное. Вы же знаете, как это обычно бывает с опекунами: делами-то занимается только один, а все остальные просто ставят свои подписи. Сэр Джон, очевидно, рассчитывал на свою жену. Хотел бы я знать, как она распорядилась этими деньгами.
— Двадцать лет назад… — задумчиво проговорила мисс Силвер. — Лайле тогда было всего три, а сэр Джон еще не женился на Сибил.
— Вы уверены?
— Абсолютно. Боюсь, точную дату их свадьбы я назвать не смогу, но это случилось лишь через несколько лет после того, как он удочерил Лайлу.
— Значит, имя леди Драйден было внесено позже. Джексон не вдавался в детали.
Мисс Силвер кашлянула.
— Между прочим, леди Драйден достаточно ясно дала мне понять, что сэр Джон практически ничего не оставил приемной дочке.
— Ну, если сорок тысяч для нее ничего… Интересно, кстати, а покойный Уайтол заглядывал в завещание сэра Джона? Уж он-то точно бы заинтересовался судьбой этих денег. Может быть, в этом все дело? Может быть, он действительно узнан, куда они подевались? В таком случае становится понятно, почему Лайле пришлось выходить за него замуж: это был своего рода выкуп, который леди Драйден платила за свои ошибки.
Фрэнк посмотрел на часы и встал.
— Ну, ладно, что-то мы тут расфантазировались. При всем моем уважении, как говорят французы, пора спускаться на землю. Нужно будет как-нибудь испробовать эту фразу на своем шефе. Надеюсь только, его не хватит сердечный приступ. В общем, если мои часы идут точно и поезд не опоздал, мистер Гарсайд, доверенное лицо Уайтола, должен подъезжать сейчас к дому. Намечается маленькое представление с оглашением завещания. Разумеется, я оставил для вас места в первом ряду.
Мисс Силвер убрала вязанье в сумочку.
— Благодарю, — улыбаясь, сказала она. — Это должно быть необычайно интересно.
