Глава 21
Предполагалось, что Кларенс проведет в госпитале еще два дня, до вечера пятницы. Макгрегор позвонил в среду, и Кларенс разговаривал с ним по телефону в коридоре.
— Мы справлялись о тебе, — сказал Макгрегор. — Я рад, что дела идут на поправку.
И все. Коротко, но Кларенса удивило и ободрило, что капитан беспокоился о нем.
Около пяти часов в среду Кларенс позвонил Рейнолдсам. Сегодня вечером Грета должна была встретиться с Мэрилин. Грета подошла к телефону.
— Кларенс Духамель, — вежливо представился Кларенс. — Как поживаете? Ходили на балет вчера?
— Да, ходили и получили громадное удовольствие. Спасибо вам, Кларенс.
— Я звоню, потому что я сейчас в госпитале. Только до пятницы, и я...
— В госпитале? Что случилось?
— Всего лишь сквозное ранение. Пулевое.
— Какой ужас! Кто стрелял в вас?
— О... какие-то люди на Сто пятнадцатой. Да у меня ничего серьезного.
— Какой госпиталь?.. Вас навещают?.. Я приду навестить вас завтра. Завтра утром, Кларенс.
— Пожалуйста, не беспокойтесь, Грета!
Но она твердо решила беспокоиться. Кларенс проковылял к своей кровати, чувствуя себя намного счастливее. Завтра Грета расскажет ему о встрече с Мэрилин, и, может быть, Мэрилин спросит что-нибудь о нем. Кларенс закрыл глаза и погрузился в дремоту. Мужчина, лежавший справа от него, разговаривал со старым товарищем, пришедшим его проведать.
— ...ночные сестры и все такое, когда я был в Сингапуре. Британский госпиталь, конечно.
«Сингапур?»
— ... — Смех. — Малярия... подхватишь ее там. Она свирепствовала в японских концлагерях... хуже всего церебральная. Некоторые так и не выздоровели...
Грета пришла на следующее утро около одиннадцати и принесла пластиковую сумку с зеленоватыми грейпфрутами и толстой книгой в новой темной обложке. Это был сборник эссе и журнальных статей Джорджа Оруэлла «Памяти Каталонии».
— Вам нравится Оруэлл? — спросила Грета. — Возможно, вы все это читали.
— Я читал «Каталонию». Но у меня ее нет. Спасибо. Вам удобно? — Кларенс готов был предложить ей одну из своих подушек, потому что стул казался каким-то нескладным. Он немного стеснялся. Он все еще помнил тот ужасный сон и чувствовал скованность, будто на его лице, как в раскрытой книге, можно было прочесть его содержание.
Грета заверила, что со стулом все в порядке. Она хотела услышать, что случилось с ним. Он рассказал ей о происшествии, пистолете; глупо, сказал он, что ему не удалось запомнить номер машины.
— Вы виделись вчера с Мэрилин? — спросил Кларенс.
— О да! — Лицо Греты засияло. — Надеюсь, она получила удовольствие. У нас было два докладчика, а вторая часть вечера была поэтическая. Каждый читал свое или что хотел.
— У Мэрилин все нормально? — Ему было неприятно, что мужчина, лежавший справа, вероятно, прислушивался к их разговору, глаза закрыты, но это ничего не значит. Он подслушивал ради развлечения.
— По-моему, да. Она сказала, что живет в Западном округе, на Одиннадцатой улице.
Острая боль пронзила Кларенса, как будто он получил еще одну пулю. Западный округ, Одиннадцатая улица, означало: Денни, танцовщик. Значит, она живет у Денни.
— Она не сказала, — продолжал Кларенс, — с кем живет?
Грета на мгновение запнулась:
— Нет. Не говорила.
Она, возможно, догадывалась, что Мэрилин переехала к дружку. Но как она спокойно к этому отнеслась, подумал Кларенс. А что еще он ожидал? И он не стал рассказывать Грете о Денни.
— Она... Говорила она что-нибудь обо мне?
— О! Я сказала ей, что вы в госпитале. Успокоила ее, что ничего серьезного не случилось, потому что вы меня в этом заверили.
Кларенс понимал: Грета наверняка знает, что Мэрилин даже не позвонила. Он почему-то немного этого стеснялся или стыдился.
— Вам сейчас тяжело, да, Кларенс?
«Я иногда вообще перестаю верить, что Мэрилин вернется», — хотел сказать Кларенс.
— Сколько вам еще ходить с повязкой?
— Ах, это. Возможно, ее снимут в пятницу. Перед выпиской. Родители хотят, чтобы я пожил у них несколько дней. В моей квартире на Девятнадцатой улице нет лифта. Трудно подниматься с такой ногой.
— Конечно, поживите с ними. Будет кому приготовить вам еду.
Вошла сестра, улыбающаяся пуэрториканка, и предупредила, что Грете пора уходить.
— Мэрилин не дала вам своего телефона? — спросил Кларенс.
— Нет, но сказала, что как-нибудь заглянет ко мне.
Кларенса смутила многозначительная улыбка Греты. Он чувствовал: Грета понимает, что у них с Мэрилин все кончено, и считает, как это свойственно пожилым людям, что он должен смириться с этим.
— Знаете, Кларенс, если захотите пожить несколько дней у нас, мы будем очень рады. У нас есть лишняя комната, я уже обговорила это с Эдом.
Кларенс не сразу поверил такому счастью:
— Вы очень добры ко мне. Но мои родители...
— Они живут на Лонг-Айленде. В пашей квартире вам было бы легче встретиться с Мэрилин.
Это правда.
— Мне не хотелось бы беспокоить вас. Лишние хлопоты.
— Чепуха! Я совсем свободна. — Грета поднялась, улыбаясь ему, при этом уголки ее глаз, как и уголки губ, поднялись кверху. — Эд, наверное, позвонит вам. Можно позвонить вам сюда?
— Да, в коридоре есть телефон. Спасибо, что пришли, Грета. И за книгу, и за грейпфруты. — Кларенсу уже разрешили сидеть, и ему удалось проводить Грету до двери, но он чувствовал себя неловко в ночной рубашке.
Грета ушла. Степы снова стали блекло-голубыми, комната не сохранила ее тепла.
Родители Кларенса, пришедшие навестить его в тот вечер, удивились, что их сын решил воспользоваться гостеприимством семьи, с которой едва знаком.
— Не семья, мама, просто муж и жена.
Кто такие Рейнолдсы? Они не слышали о них, пока их фамилию не упомянул детектив, который звонил к ним домой.
Кларенс объяснил, как он познакомился с Рейнолдсами в прошлом месяце.
— Я не собираюсь сразу ехать к ним. — Конечно, ему хотелось бы поехать туда немедленно. Астория его не привлекала. — Эдуард Рейнолдс работает в «Кросс и Дикенсон». Старшим редактором. Они очень милые люди, мама.
— Сначала поживешь с нами, — решила мать. — Надо окрепнуть, прежде чем переезжать к людям, которых ты не очень хорошо знаешь.
— Мы приедем на машине завтра в это же время и заберем тебя, Клари, мой мальчик, — заявил Ральф.
Выхода не было.
— Мне надо забрать кое-что из дома. Почту, возможно, счета.
— У тебя есть ключи, Клари? — спросила мать. — Может, мы заедем туда завтра вечером? Но тебе нельзя карабкаться по этим лестницам... я привезу тебе одежду из домашних запасов. В нашем доме полно твоей одежды, и тебе всегда нравились старые вещи.
Кларенс потянулся за кольцом с ключами, лежавшим в тумбочке около его кровати. На кольце висели два ключа от квартиры Мэрилин, уже ставшие бесполезными.
— Возьми джинсы, может, пару рубашек. Рубашки в среднем ящике комода. Не французские рубашки с манжетами, обычные.
— Знаю, — успокоила его довольная мать.
— Мэрилин навещала тебя? — спросил отец. — Я надеялся увидеться с ней здесь.
Кларенс понимал, что его мать выглядит моложе Греты, она очень хорошенькая, ей так идет черное пальто с меховым воротником, застегнутым вокруг шеи, и жизнерадостная улыбка сияет на ее лице, и выглядит она прекрасно. Но Грета казалась ему более привлекательной, хотя, если судить по чертам лица, ее можно было бы назвать некрасивой. Он понял, что немного влюблен в Грету.
Отец говорил о том, как повезло Кларенсу:
— Двадцать один полицейский убит только в одном Нью-Йорке...
Вошла сестра. Родителям было пора уходить. Кларенс взялся за книгу и на несколько минут погрузился в чтение. Потом подумал о Денни, о Мэрилин на Одиннадцатой улице Западного округа... Мэрилин, возможно, готовит ему еду, развешивает в шкафу свою одежду и подыскивает удобное место для пишущей машинки (Кларенс почему-то представлял, что у Денни шикарная квартира), и он ощущал, как в нем натягивается какая-то струна. Он закрыл глаза. Так не могло продолжаться, не могло быть ничего серьезного у Мэрилин и Денни. Денни знал, что Мэрилин его девушка. И сам никогда не относился к ней серьезно. Кларенс дважды видел его. Если мужчина не интересовал ее, Мэрилин могла быть холодной, неженственной, могла вести себя просто по-товарищески, казаться бесполой. Кларенс не раз видел это. И что такого замечательного в Денни? Ему двадцать шесть, а он еще ничего не добился. Родители помогали ему платить за квартиру, он вспомнил, как Мэрилин говорила об этом. Может, он даже снимает квартиру на двоих, там живет еще один парень. Кларенс надеялся на это.
Когда Кларенс без аппетита рассматривал обед, принесенный на подносе, вошла сестра и сказала, что его просят к телефону. Мэрилин, подумал Кларенс. Он вылез из постели, стараясь побыстрее добраться до телефона, и приготовился выслушать самые обычные замечания по поводу его раны. И он мог бы сказать: «Надеюсь, на Одиннадцатой улице тебе живется спокойнее».
— Добрый день. Кларенс?
Кларенс узнал голос Эда:
— Да. Здравствуйте, Эд. Как вы?
— Я звоню, чтобы спросить вас о том же. Грета сочла, что выглядите вы хорошо, ну более-менее.
— О, со мной все в порядке. Завтра выписываюсь. Родители приедут забрать меня.
— Грета сказала, что вы, возможно, поживете у нас несколько дней. Надеюсь, вам это удастся. Как надолго вы выбыли из строя?
— На три недели, говорят. Я уже могу ходить. Просто не буду работать.
Кларенс вернулся в постель, к своему подносу. Он надеялся, что Эд упомянет о Мэрилин, скажет что-нибудь о том, что видел ее в среду вечером. Как бессмысленно, подумал Кларенс, вот так хвататься за каждое слово, за впечатление, которое могло возникнуть у Эда, если Эд вообще видел Мэри лип, а вполне возможно, что и не видел. Кларенс понимал, что потерял ощущение реальности, цепляясь за надежду, скорее всего несбыточную. Мэрилин даже не позвонила.
