6

Двое Джеффов Смитов жили в Кингзмаркхеме, один в Стауэртоне и ещё двое — Сьюингбери. Единственный темноволосый Смит имел рост шесть футов два дюйма; единственный, кто был моложе тридцати пяти, носил светлую бородку. Черной машины не было ни у кого из них. Опрос принес не больше плодов, чем разговор с Марголисом. Записка его сестры не отыскалась, не нашлось и никаких других признаков злого умысла.

— Кроме пятисот фунтов стерлингов, — напомнил Бэрден.

— С такими деньгами она могла уехать на отдых, — твердо сказал Уэксфорд, а затем добавил чуть менее уверенным тоном: — Должно быть, зря мы тревожили Марголиса, Майк.

— Трудно сказать, встревожен ли он вообще. Не понимаю этого парня, сэр. То вроде бы дурачит меня, то ведет себя как дитя. Осмелюсь предположить, что это и есть гениальность.

— Некоторые говорят, что гений всегда на волосок от безумия. Другие считают гениальность просто способностью работать без устали.

Работать без устали? Что ж, это Бэрден хотя бы понимал.

— По мне, так он просто льет краски и размазывает. Как мы с вами льем соус на рыбу с картошкой, — сказал он. — Не понимаю я его картин. По-моему, он просто нашел ещё один способ водить людей за нос. Сколько стоит билет в галерею Тейт?

Уэксфорд расхохотался.

— Нисколько, как мне известно. Вход бесплатный, — он подтянул тонкий лоснящийся лоскуток, который называл галстуком. — Вы напомнили мне высказывание Геринга: «Когда я слышу слово „культура“, мне хочется схватиться за пистолет».

Бэрден обиделся. Он вышел в коридор, высматривая, на ком бы сорвать зло. Брайент и Гейтс, болтавшие с сержантом, тут же сделали вид, будто заняты. Но Марк Дрейтон в глубокой задумчивости стоял чуть поодаль от остальных, сунув руки в карманы байкового пальто и разглядывая свои башмаки. Его длинные черные волосы, выбившиеся из-под капюшона, разозлили Бэрдена пуще прежнего. Он двинулся к Дрейтону, но даже не успел открыть рот, потому что констебль невозмутимо спросил:

— Могу я перемолвиться с вами словечком, сэр?

— Единственный человек, с которым вам надо перемолвиться, — это парикмахер, — резко ответил Бэрден. — Всего пятью словами: «сзади и по бокам покороче».

Лицо Дрейтона осталось безмятежным и непроницаемым.

— Ну, ладно, что там еще?

— Объявление в витрине Гровера. Я подумал, оно может вас заинтересовать, — он достал из кармана чистенькую записную книжку и прочел: — «Сдается на вечер отдельная комната. Для студентов или тех, кто ищет уединения. Сохранение тайны обеспечено. Обращаться по адресу: Чартерис-роуд, 82, Стауэртон».

Бэрден презрительно сморщил нос, но тотчас напомнил себе, что Дрейтон не виноват: ведь он только нашел объявление, а не дал его. Более того, находка была достойна похвалы. Чем же тогда объяснить это противное чувство? Как будто темные постыдные делишки творятся прямо на его улице.

— Опять Гровер? — спросил Уэксфорд, когда ему рассказали об объявлении. — Так вот чем он теперь занялся? В прошлом у него продавались… забавные такие книжицы. С каждым годом наш город становится все больше похожим на Чаринг-Кросс-роуд, — он издал смешок, напоминавший куриное кудахтанье. Бэрден не удивился бы, услышав, как Дрейтон эхом повторяет этот смешок. Парень явно был подхалимом. Но смуглое лицо Дрейтона казалось встревоженным. Он даже выглядел пристыженным. Правда, Бэрден не знал, почему.

— Помните времена, когда все школьники ходили с выкидными ножами, и мы знали, что они от Гровера, но не могли поймать его на сбыте? А журналы, которые он продает? Вам понравится, если ваша дочь будет их читать?

Уэксфорд пожал плечами.

— Они не для дочерей, Майк, они для сыновей, и их не читают. Прежде чем мы начнем создавать комиссию по борьбе за нравственность, давайте решим, что делать с этим объявлением, — он задумчиво посмотрел на Дрейтона. — Этим лучше заняться вам, Марк.

Бэрдена покоробило, когда старший инспектор обратился к Дрейтону по имени. Такое случалось нечасто.

— У вас самая подходящая наружность для этой роли.

— Роли, сэр?

— Будете студентом, который ищет уединения. Верно, инспектор Бэрден? — продолжая разглядывать Дрейтона, Уэксфорд добавил: — Не представляю, чтобы кто-то из наших мог так же шустро скакать по женской спальне.

Когда они подошли к двери в первый раз, никто не открыл. Дом стоял на углу, парадным фасадом на Чартерис-роуд, а боковым, где был покосившийся забор, — на Спарта-Гроув. Бэрден остался ждать в машине, а Дрейтон прошел до конца забора и свернул в переулок на задах дома. Кирпичная стена была слишком высокой, чтобы заглянуть через нее, но Дрейтон нашел запертые ворота, сквозь щели в которых можно было осмотреть сад дома номер 82. На бельевой веревке, привязанной к стене и к крюку под задним окном, висел мокрый ковер, с которого на мощеную булыжником дорожку стекала вода. Дом был построен лет семьдесят или восемьдесят назад, но выгодно отличался от соседних развалюх аккуратностью и безупречной чистотой. Двор тщательно выметен, ступени заднего крыльца выкрашены белой краской. Все окна закрыты и занавешены накрахмаленным тюлем. Пока Дрейтон задумчиво разглядывал эти окна, занавеска на одном из них, вероятно, в спальне, чуть приподнялась, и из-под неё выглянуло маленькое сморщенное личико. Дрейтон поставил ногу на выступ в стене и подтянулся, чтобы посмотреть через ограду, поросшую поверху травой. Коричневое обезьянье лицо все ещё выглядывало из окна. Дрейтон посмотрел в глаза на этом лице, и в них мелькнул страх, необъяснимый никаким проступком или угрозой возмездия. Лицо тотчас исчезло, и Дрейтон вернулся к машине.

— Там кто-то есть, — сказал он Бэрдену.

— Полагаю, что так. Не говоря уже о том, что мы не можем вломиться силой, любой шум испортит все дело.

Помимо их машины, на Спарта-Гроув стояли ещё двадцать или тридцать. В этом конце улицы не было ни гаражей, ни места для них.

— Кто-то идет, — вдруг сказал Дрейтон.

Бэрден поднял голову. Женщина, толкавшая тележку, открывала дверь углового дома. Она была в пальто с пышным меховым воротником, с пестрым шарфом на голове. Когда дверь за ней закрылась, Бэрден сказал:

— Я её знаю. Это Брэнч. Миссис Руби Брэнч. Раньше жила в Сьюингбери.

— Одна из наших клиенток?

Бэрдена рассердило, что Дрейтон употребил столь любимое Уэксфордом словечко. Похоже, это не случайность, а намеренное и льстивое подражание речи старшего инспектора.

— Ее ловили на кражах из магазинов, — неохотно пояснил Бэрден. — И из домов, где она служила. Всякие мелочи. Теперь вот затеяла новое дело. Ступайте, пожалуй. Вам пора входить в роль.

Прежде чем открыть дверь, она пристально, оценивающе и поначалу настороженно разглядывала Дрейтона сквозь стекло. Потом тревога улеглась, и женщина приоткрыла дверь на несколько дюймов. Констебль поставил ногу на коврик.

— Как я понял, вы сдаете комнату, — любезно проговорил Дрейтон, и это её обезоружило. Руби улыбнулась, обнажив прекрасные искусственные зубы, заляпанные губной помадой. Она ещё не успела снять шарф и пальто, и Дрейтон видел за воротником оборочки блузки, лежащие на высокой груди. Ей лет пятьдесят, подумал констебль, обильно накрашена, особенно глаза.

— Я увидел ваше объявление в витрине Гровера, миссис…

— Не надо церемоний. Зовите меня просто Руби.

— Хорошо, Руби.

Она закрыла за ним дверь, и Дрейтон очутился в крошечной узенькой прихожей, застеленной дешевым ярко-красным нейлоновым ковром. На пороге комнаты он застыл в изумлении. Заметив это, Руби поспешно сказала:

— Не обращайте внимания на голые доски, голубчик. Я люблю, чтобы все сияло чистотой, вот и повесила ковер малость проветриться.

— Весенняя уборка? — спросил Дрейтон.

Вся мебель была сдвинута к стенам. Трехсекционный диван, обитый плюшем, узор на котором напоминал синих рыб, продирающихся сквозь заросли красных роз. На громадном телевизоре — голая женщина из розового фарфора, державшая в раз и навсегда поднятой руке лампу с пластмассовым абажуром. Золотистые тисненые обои. Единственная картина изображала короля Георга V и королеву Марию при всех регалиях.

— Я вижу, у вас чисто, — не кривя душой, сказал Дрейтон.

— Не хуже, чем в гостинице. Когда вы хотите прийти? Меня устроит любой вечер, — она игриво-оценивающе взглянула на него. — Вы будете с девушкой?

— Если вы не против. Может, сегодня вечером? Скажем, с восьми до одиннадцати. Не возражаете?

— Я закончу все дела ровно к восьми. Если угодно, тихонько постучите и подождите, пока я уйду. А то некоторые девушки стесняются. Сойдемся на пятерке?

Бэрден обещал нагрянуть через десять минут. Дело шло как нельзя гладко. Дрейтон выглянул в окно и увидел инспектора, приближавшегося к входной двери. Руби тоже заметила и узнала Бэрдена, констебль понял это по её участившемуся от страха дыханию.

— Что происходит? — осевшим голосом спросила она.

Дрейтон повернулся к ней и строго сказал:

— Я из полиции, и у меня есть все основания полагать, что вы содержите дом терпимости…

Руби Брэнч опустилась на розово-синюю софу, закрыла лицо руками и расплакалась. Дрейтон подумал, что они просто доставят её в полицейский участок и предъявят обвинение. Все было ясно, и женщина ничего не отрицала.

Она дала объявление у Гровера, чтобы немного подзаработать. В таких стесненных обстоятельствах непросто свести концы с концами. Бэрден слушал все это, глядя на шарф и выбившиеся из-под него рыжие волосы. Наконец он заметил:

— В прошлый раз вы были блондинкой, Руби.

— С каких это пор я должна спрашивать у вас разрешения покрасить волосы?

— Все ещё работаете у миссис Харпер на Уотерфорд-авеню?

Она кивнула со слезами на глазах.

— Какое вам дело, у кого я работаю? Кабы не вы, я и посейчас служила бы в универсаме.

— Вам следовало бы задуматься об этом ещё до маленького недоразумения с шестью дюжинами пачек стирального поршка, — сказал Бэрден. — Вы всегда были чистюлей, и это вас губит. Нешуточный изъян, правда? Я вижу, вам опять светят неприятности.

Он посмотрел на голые доски пола, на ноги Руби, покрытые набухшими венами и обтянутые черными колготками, потом перевел взгляд на её испуганное лицо и доверительно сообщил Дрейтону:

— Немногие работающие женщины нашли бы время выстирать такой большой ковер. Может, прошлись бы мокрой тряпкой, как делает моя жена. Давайте посмотрим, хорошо ли она потрудилась. Славное утро, я бы глотнул свежего воздуха.

Руби Брэнч пошла с ними. Она с трудом ковыляла на высоких каблуках, и Дрейтону вдруг показалось, что женщина онемела от страха. Кухня была опрятная и чистая, а крыльцо надраено так, что даже не очень грязные ботинки Бэрдена оставляли на нем черные следы. Человек (муж? жилец?), прежде выглядывавший из окна, скрылся из виду.

Дрейтона удивила крепость бельевой веревки, выдерживавшей тяжесть насквозь мокрого ковра. Сильный ветер почти не раскачивал его. Бэрден из любопытства подошел поближе.

— Не трогайте, — резко сказала Руби. — Свалится.

Бэрден не обратил на неё внимания и подергал ковер. Как и предполагала Руби, веревка оборвалась, ковер с шумом рухнул на дорожку и газон, из его складок потянуло терпким духом сырой шерсти.

— Смотрите, что вы наделали! Чего вам надо? Заявились сюда и всюду суете свои носы! Теперь перестирывать придется.

— Нет, не придется, — отрезал Бэрден. — К этому ковру прикоснутся только эксперты из лаборатории.

— Конфискация за просушку? — воскликнул Дрейтон.

— О, боже! — лицо Руби сделалось желтовато-белым, алые губы казались похожими на зияющие раны. — Я никогда ничего плохого не делала. Я просто испугалась. Думала, что вы повесите на меня это дело и обвините…

— В соучастии? Неплохая мысль. Это мы можем.

— О, господи!

Они вернулись в разоренную гостиную. Какое-то время Руби сидела в гробовом молчании, то сплетая, то покусывая пальцы, пока, наконец, с её губ не сошла вся помада. Наконец она, будто безумная, произнесла:

— Там не то, что вы думаете. Это не кровь. Просто я делала малиновое варенье…

— В апреле? Скажите пожалуйста, — заметил Бэрден. — Не спешите, подумайте хорошенько. — Он посмотрел на часы. — У нас выдалось очень спокойное утро, правда, Дрейтон? Мы можем посидеть тут до обеда. Или хоть до завтрашнего дня.

Она ничего не ответила. Во вновь наступившей тишине отчетливо послышалось шарканье ног в коридоре. Дверь тихо открылась, и Дрейтон увидел маленького человечка с редкими седыми волосами, того самого, который выглядывал из окна. С выдающимся подбородком, многочисленными глубокими морщинами на бурых щеках, с приплюснутым носом и большими губами. Не очень располагающий облик. Человечек смотрел на Дрейтона. Выражение ужаса на его лице сменилось любопытством, смешанным со страхом, словно ему показали пятиногую овцу или бородатую даму. Казалось, незнакомец подумывает о бегстве. Бэрден встал и взялся за ручку двери.

— Да это мистер Мэтьюз! — воскликнул он. — Не могу сказать, что я высокого мнения о выданной вам одежде. Я думал, в тюрьмах сейчас шьют по мерке.

Человек по имени Мэтьюз ответил тихим сиплым голосом:

— Здравствуйте, мистер Бэрден, — после чего машинально добавил, как другие люди говорят: «Славный денек» или «Как поживаете?»: — Я не сделал ничего плохого.

— Когда я ходил в школу, — ответил Бэрден, — нас учили, что двойное отрицание равноценно подтверждению. Так что садитесь и поучаствуйте в собрании. Больше тут никого нет?

Обезьяна Мэтьюз опасливо обошел комнату по стеночке и сел подальше от Дрейтона. Все молчали. Мэтьюз перевел взгляд с Бэрдена на Руби, потом нехотя, словно по принуждению, посмотрел на констебля.

— Это Джефф Смит? — спросил он наконец.

— Понимаете, — сказала Руби Брэнч, — он их никогда не видел. Если уж на то пошло, даже я ни разу не видела девушку.

Уэксфорд сердито потряс головой. Он буквально кипел от гнева, слушая доклад Бэрдена, но теперь ярость поутихла, хотя негодование ещё не прошло. Со вторника минуло четверо суток, полных сомнений и разочарований. Шесть человек впустую тратили время, задавая не те вопросы не тем людям. Работали вслепую только потому, что какая-то глупая женщина боялась прийти в полицию, опасалась за свое жалкое предприятие, сулившее жалкий доход. Сейчас она сидела в его кабинете, хныкала в платочек — хлопчатобумажный лоскут — и размазывала слезы, оставляя на щеках черные пятна туши.

— Этот Джефф Смит, — спросил Уэксфорд. — Когда вы впервые увидели его?

Руби скомкала платок и, всхлипнув, глубоко вздохнула.

— В прошлую субботу. Третьего апреля. На другой день после того, как дала объявление. Утром, около двенадцати. В дверь постучали. Молодой парень пришел снять комнату на вечер вторника. Он темноволосый, очень даже миловидный и вежливый. Почем мне было знать, что он убийца? — Она поерзала в желтом казенном кресле и скрестила ноги. — Он сказал: «Меня зовут Джефф Смит». Да ещё так гордо. А ведь я даже не спрашивала его имени. Сказал, с восьми до одиннадцати. Я ответила, что это будет стоить пять фунтов. Он не возражал. Я проводила его и заметила, как он сел в черную машину. Во вторник он пришел, как договаривались, ровно в восемь. Но на этот раз я не видела ни машины, ни девушки. Он дал мне пять фунтов и сказал, что в одиннадцать уйдет, а когда я вернулась, его уже не было. Я им приготовила комнату как в гостинице. Все аж сверкало.

— Сомневаюсь, что суд сочтет это смягчающим обстоятельством, — холодно бросил Уэксфорд, надеясь настращать её гневом народа. Руби опять громко всхлипнула.

— Ну, — со слезами в голосе продолжала она, — они все перевернули вверх дном, передвинули мебель. Я, конечно, принялась приводить комнату в порядок…

— Можете избавить меня от этих подробностей. Я сыщик, а не советник по домоводству.

— Надо же все рассказать. Вот я и рассказываю, что делала.

— Расскажите, что вы нашли.

— Кровь, — ответила Руби. — Я отодвинула диван и увидела огромное пятно. Я знаю, мне следовало сообщить вам, мистер Уэксфорд, но я струхнула. Насмерть перепугалась. Все улики против меня. Наверное, приписали бы мне сообщничество или ещё что-нибудь. К тому же, был ещё он, Джефф Смит. Вы, конечно, всегда обещаете присмтривать за мной, но мы-то с вами знаем, к чему это сводится. Не поставите же вы круглосуточный пост у моих дверей. А я была так напугана, и до сих пор боюсь, — ворчливо добавила она.

— Какое отношение ко всему этому имеет Мэтьюз?

— Я была совсем одна. То и дело смотрела в окно, не следит ли за домом тот самый коротышка. Я думала, раз он уже убил одну девушку, то не станет долго раздумывать, а возьмет и прикончит меня. Ну, а с Джорджем мы всегда были добрыми друзьями.

Уэксфорд не сразу понял, кого она имеет в виду, но потом вспомнил подлинное имя Обезьяны, которым его никто никогда не называл.

— Я прослышала, что он вышел из тюрьмы, и разыскала его в «Пегом пони», — Руби взгромоздила локти на письменный стол Уэксфорда и умоляюще посмотрела на него. — Женщине в тяжелые времена нельзя без мужчины. Я думала, он защитит меня.

— Она хотела защиты, — сказал Обезьяна Мэтьюз. — Можно ещё сигарету? Мне некуда было пойти, жена не пустила меня домой. Знаете, мистер Бэрден, я бы не пошел к Руби, кабы знал, что меня там ждет. — Он ударил себя кулаком в хилую грудь. — Я не телохранитель. Можно огоньку?

Переставший бояться и обнаглевший в тот миг, когда понял, что внешнее сходство Джеффа Смита и Дрейтона — чистая случайность, Обезьяна развалился в кресле и вдохновенно вещал. Чиркнув спичкой, Бэрден зажег для свидетеля четвертую сигарету и подтолкнул к нему пепельницу.

— На ковре действительно была кровь, — сказал Обезьяна. Сигарета прилипла к его нижней губе, и он щурился от дыма. — Сначала я ей не поверил. Вы же знаете женщин.

— Сколько крови? — отрывисто спросил Бэрден, словно допрос этого человека причинял ему боль.

— Порядочно. Мерзкая картина. Как будто кто-то неудачно поиграл ножом, — Обезьяна содрогнулся, но продолжал болтать. Сигарета упала. Мэтьюз поднял её, прежде чем она успела прожечь ковер. — Руби смертельно боялась, что этот Джефф Смит вернется, хотела даже идти к вам. Но я ей сказал, что после всего случившегося это без толку. Однако я не из тех, кто не уважает закон, особенно когда речь идет о явном преступлении. Вот и решил намекнуть вам, что где-то лежит труп. И написал в полицию. У Руби нашлась неплохая бумага, она запасливая. — Он заискивающе улыбнулся Бэрдену, и его лицо мерзко исказилось. — Я знал, вам только намекни, и вы найдете его. Всякому, кто хает местную полицию, я всегда говорю: мистер Бэрден и мистер Уэксфорд — настоящие первоклассные полицейские. Будь на свете хоть какая-то справедливость, они уже давно были бы в Лондоне, в Ярде.

— Будь на свете хоть какая-то справедливость, — сказал взбешенный Бэрден, — вам вкрутили бы на всю катушку за ваши проделки.

Обезьяна задумчиво созерцал зеленую стеклянную статуэтку, словно хотел сопоставить её с какой-нибудь известной науке разновидностью млекопитающего.

— Зачем вы так? — сказал он. — Я ничего не сделал. Можно сказать, я из кожи вон лез, помогая вам. Я в глаза не видел этого Джеффа Смита, но если б он вернулся и начал совать свой нос, и я, и Руби тотчас сообщили бы в полицию. — Обезьяна театрально вздохнул. — Я пожертвовал собой, помогая вам в расследовании, и куда это меня привело?

Вопрос был риторический, но все же Бэрден ответил на него:

— В уютный домик, в котором можно спать. А что, если вы шантажировали Смита и «пожертвовали собой», только когда он отказался платить?

— Грязная ложь, — вспылил Обезьяна. — Говорю вам, я никогда его не видел. Я думал, этот ваш молодой парень и есть Смит. Видит бог, я всегда считал, что чую легавого за милю, но в наши дни они так странно одеваются. Мы с Руби и так боялись, а тут ещё он лезет через стену. Говорю вам, я уж думал, что настал мой час. Шантажировать его! Смешно. Как я мог шантажировать, если до среды и не заходил в этот дом? — Он выпучил глаза и сердито уставился на Бэрдена, при этом сделавшись ещё больше похожим на обезьяну. — Я возьму ещё сигаретку, а? — Жалобно спросил Мэтьюз.

— Когда вы написали письмо?

— В четверг утром, пока Руби была на работе.

— Значит, вы сделали это один?

— Да, по собственному почину. Я не подвергал мистера Джеффа Смита допросу под пыткой, если хотите знать. Это по вашей части, — от злости он закашлялся и прикрыл рот ладонью, испещренной намертво въевшимися в кожу желто-бурыми пятнами.

— Пожалуй, вам надо сделать рентген легких, — неприязненно буркнул Бэрден. — Как вы поступаете, когда попадаете за решетку? Кричите, будто наркоман в лечебнице, требуя курева?

— Все нервы, — сказал Обезьяна. — С тех пор, как увидел кровь, живу на взводе.

— Как вы узнали, что написать?

— Если вы хотите поймать меня, — отвечал Обезьяна, скрывая презрение, — то надо работать тоньше. Конечно, Руби мне подсказала. Молодой, темноволосый, в черной машине. Звать Джефф Смит. Пришел в восемь и должен был уйти в одиннадцать. — Он раздавил окурок о подставку стеклянной статуэтки. Оставшись без привычной сигареты, Мэтьюз сделался похожим на близорукого человека, потерявшего очки, совершенно беспомощного, утратившего связь с естественной и привычной средой.

— Хорошо, — сказал Бэрден. — Вы все узнали от Руби. Но вы никогда не видели Смита и девушку?

При этих словах злобные глазки Обезьяны забегали. Бэрден не знал, в чем причина. То ли в тревожных предчувствиях, то ли в желании получить ещё одну сигарету. Инспектор схватил пачку, убрал в ящик стола и спросил:

— Откуда вы узнали, что её зовут Энн?