— Черт возьми! — воскликнул лорд Питер Уимзи, когда такси вырулило на площадь Пикадилли-Серкус. — Эй, шофер!

Таксист, возмущенный тем, что его отвлекли в момент преодоления трудностей, связанных с поворотом на Нижнюю Риджент-стрит поперек маршрута автобусов номер 19, номер 38-В и какого-то велосипедиста, неохотно повернул голову.

— Я забыл взять каталог, — заявил лорд Уимзи обвиняющим тоном. — Необычное для меня легкомыслие. Не могли бы вы вернуться к тому месту, откуда мы выехали?

— То есть к клубу «Сэвил», сэр?

— Нет, к дому 110а на Пикадилли — как раз за клубом. Благодарю вас.

— Мне показалось, что вы торопитесь, — буркнул шофер, все еще переживая обиду.

— Боюсь, что здесь неудобное место для поворота, — произнес лорд Питер, отвечая скорее на невысказанную мысль, чем на слова. Его удлиненное дружелюбное лицо, казалось, только что появилось на свет Божий, вынырнув из цилиндра, словно поколение белых личинок из любимого им сыра «Горгондзола».

Под бдительным взглядом полицейского такси в несколько коротких рывков с зубодробительным скрежетом развернулось.

Большой многоквартирный дом, на втором этаже которого в одной из новых великолепных и дорогих квартир обитал лорд Питер, стоял прямо напротив Грин-парка, на месте, которое много лет занимало скелетоподобное здание какого-то разорившегося торгового предприятия. Едва войдя в квартиру, лорд Питер услышал доносившийся из библиотеки голос своего слуги — неестественно высокий и резкий, — в котором звучало высокомерие, свойственное хорошо вышколенным слугам, когда они разговаривают по телефону.

— Я полагаю, что его светлость как раз сейчас вернулся. Если ваша светлость соблаговолит подождать одну минуту у телефона...

— Кто это, Бантер?

— Ее светлость только что позвонила из Денвера, милорд. Когда вы вошли, я как раз говорил, что ваша светлость уехали на аукцион.

— Спасибо, — ответил лорд Питер. — Не мог бы ты найти мой каталог? Думаю, что я забыл его либо у себя в спальне, либо на столе.

Он устроился за столиком около телефона и неторопливо набрал номер.

— Алло, матушка?

— Это ты, дорогой? — услышал он голос вдовствующей герцогини. — Я боялась, что уже не застану тебя.

— Ну, фактически так оно и получилось. Я как раз отправился на аукцион в Броклбери, чтобы выбрать пару книг, но пришлось вернуться за каталогом. Что-нибудь случилось?

— Такая странная вещь, — сказала герцогиня. — Я подумала, что мне стоит рассказать тебе об этом. Ты знаешь маленького мистера Типпса?

— Типпс? — повторил лорд Питер. — Типпс? Ах да, этот маленький архитектор, который реставрирует крышу церкви. Да. А что с ним произошло?

— Миссис Трогмортон только что была у меня. Она была крайне взволнована.

— Извини, мама, я не расслышал. Миссис — кто?

— Трогмортон, жена нашего приходского священника.

— А, Трогмортон, да — и что же?

— Сегодня утром мистер Типпс позвонил им. Сегодня его день — он должен был приехать в Денвер, если помнишь.

— Да?

— Он позвонил, им и сказал, что приехать не сможет. Он был так расстроен, бедняжка: он нашел у себя в ванне мертвое тело.

— Прости, я не расслышал. Нашел что, где?

— Мертвое тело, дорогой. У себя в ванне.

— Что? Нет, нет, мы еще не закончили разговор. Пожалуйста, не разъединяйте нас. Алло! Алло!.. Да, да, телефонистка хотела разъединить нас. Что за тело?

— Тело мертвого человека, дорогой, совсем без ничего, не считая пенсне. Миссис Трогмортон даже стыдливо покраснела, когда рассказывала мне об этом. Боюсь, что в этих деревенских приходах люди становятся несколько ограниченными.

— Да, это звучит несколько необычно. Типпс его знал?

— Нет, дорогой, не думаю, но, конечно, он не мог рассказать миссис Трогмортон все подробности. По ее словам, он был очень расстроен. Он такой уважаемый человек — и представь себе: полиция в доме и прочие неприятности, — тут есть от чего расстроиться.

— Бедный малыш Типпс! Весьма неловкая ситуация. Постой-ка, он живет в Бэттерси, верно?

— Да, дорогой. Квин-Кэролайн-Мэншнс, 59. Напротив парка. Это целый квартал как раз за госпиталем. Я подумала, что тебе, может быть, захочется проведать мистера Типпса. Спросить, не сможем ли мы что-нибудь для него сделать. Я всегда считала его очень приятным человечком.

— Да, очень, — ответил лорд Питер, улыбаясь в телефонную трубку. Герцогиня всегда потакала его маленькой слабости — расследованию уголовных преступлений, — хотя никогда не позволяла себе никаких намеков и вежливо делала вид, словно ничего не знает об этом его увлечении. — В котором часу это случилось, мама?

— Думаю, бедняжка Типпс нашел тело сегодня рано утром, но, конечно, вряд ли он сразу же бросился звонить миссис Трогмортон. Она зашла ко мне как раз перед ленчем — такая усталая, что мне пришлось упросить ее остаться; хотя она ужасная зануда. К счастью, я была одна. Я могу вытерпеть, когда докучают мне, но не вправе позволить кому бы то ни было наводить скуку на моих гостей.

— Бедная матушка! Ну что ж, ужасно благодарен тебе за то, что ты рассказала мне. Думаю, что пошлю на распродажу Бантера, а сам сейчас прогуляюсь в Бэттерси — попробую утешить беднягу Типпса. Пока.

— До свидания, дорогой.

— Бантер!

— Да, милорд.

— Ее светлость только что рассказала мне, что некий уважаемый архитектор из Бэттерси обнаружил у себя в ванной мертвого человека.

— В самом деле, милорд? Это очень радует.

— Очень, Бантер. Ты выразился весьма удачно. К сожалению, ни в Итоне, ни в Бэллиоле меня не научили столь точно формулировать свои мысли. Ты нашел каталог?

— Вот он, милорд.

— Спасибо. Я сейчас же отправляюсь в Бэттерси и хочу, чтобы ты вместо меня посетил аукцион в Броклберне. Не теряй времени, я не могу упустить старое издание ин-фолио Данте — вот здесь, видишь? — Лорд Питер водил пальцем по строчкам каталога. — «Золотая легенда» Винкин де Вордэ, 1493 года — это понятно? Да, особенно постарайся купить кэкстоновское ин-фолио «Четырех сыновей Эймона» — это издание 1489 года и к тому же единственный экземпляр, доступный частным коллекционерам. Вот, посмотри. Я отметил лоты, которые меня интересуют, и проставил против каждого свои максимальные цены. Постарайся изо всех сил. Я вернусь к обеду.

— Очень хорошо, милорд.

— Возьми мой автомобиль и скажи шоферу, чтобы поспешил. Для тебя он, может быть, постарается, а вот меня он терпеть не может.

«Не знаю, — размышляя лорд Питер, разглядывая себя в зеркале восемнадцатого века над каминной полкой, — хватит ли у меня совести нанести несчастному мистеру Типпсу еще одну душевную травму, появившись перед ним в цилиндре и фраке? Думаю, нет. Десять к одному, что он примет меня за представителя похоронного бюро. Полагаю, серый костюм, элегантный, но не вызывающий, со шляпой в тон костюму лучше подошел бы моему второму «я». Уходит со сцены любитель первых изданий, соло на фаготе вводит новый мотив, появляется Шерлок Холмс, одетый как прогуливающийся джентльмен. А Бантер уже на пути в Броклбери. Бесценный человек — никогда не напоминает о ранее порученной работе, когда его просят сделать что-нибудь другое. Надеюсь, что он не упустит «Четырех сыновей Эймона». Конечно, существует еще один экземпляр этой книги — в Ватикане. Но заполучить его можно будет, только если Римская Церковь разорится или если Швейцария вторгнется в Италию. — Лорд Питер разрывался между аукционом в Броклбери и квартирой мистера Типпса. — С другой стороны, даже если голые трупы будут каждый день появляться в чужих ваннах, шанс обнаружить пенсне на носу хоть у одного из них невероятно мал. Горе мне! Ужасная ошибка иметь два хобби сразу!»

Он медленно прошел но коридору в свою спальню и стал переодеваться с быстротой, неожиданной для человека с его манерами. Он выбрал темно-зеленый галстук в тон носкам и аккуратно завязал его без колебаний, раздумий и поджимания губ, сменил коричневые ботинки на черные, сунул монокль в нагрудный карман и взял превосходную прогулочную трость из Малакки с тяжелым серебряным набалдашником.

— Думаю, это все, — пробормотал он. — Постой-ка, можно взять и тебя… Ты можешь пригодиться никогда нельзя знать заранее. — Он добавил к своему снаряжению плоскую серебряную спичечницу, взглянул на часы и, увидев, что уже без четверти три, проворно сбежал по лестнице. Поймав такси, он поехал в сторону Бэттерси-парка.

Мистер Альфред Типпс представлял собой маленького нервного человечка, чьи светло-желтые волосы уже начали сдаваться в неравной борьбе с судьбой. Можно заметить, что его единственной особой приметой был большой синяк над левой бровью, который придавал ему несколько хулиганистый вид, не соответствовавший его облику в целом. Поприветствовав гостя, он на одном дыхании застенчиво извинился за свой синяк, пробормотав что-то насчет того, как он в темноте налетел на дверь столовой. Он был почти до слез растроган визитом лорда Питера, его вниманием и снисходительностью.

— Ваша светлость очень, очень добры, — повторял он в десятый раз, быстро моргая своими близорукими маленькими глазками. — Я весьма ценю это, очень ценю, действительно; так же как и моя мама, только она настолько глуха, что я не решаюсь беспокоить вас разговором с ней. Весь этот день был такой тяжелый, — прибавил он, — полиция в доме и вся эта суета. И мама и я никогда не сталкивались с этим. Мы всегда жили очень уединенно, и для человека с устоявшимися привычками это очень тяжкое испытание, милорд, и я почти рад, что мама ничего не понимает, так как уверен, что, если бы она узнала, что тут произошло на самом деле, она была бы просто потрясена. Сначала мама была очень расстроена, но сейчас у нее возник собственный взгляд на случившееся, и я уверен, что это все к лучшему.

В ответ на взгляд своего сына старая леди, сидевшая с вязаньем у камина, угрюмо кивнула.

— Я всегда говорила, Альфред, что тебе надо пожаловаться насчет этой ванны, — внезапно сказала она громким, резким голосом, характерным для глухих. — И надо надеяться, что сейчас хозяин дома все же осмотрит ее. Не думаю, что тебе удалось бы обойтись без полиции, да ведь ты всегда был готов сделать из мухи слона, начиная с ветряной оспы.

— Ну вот, — сказал мистер Типпс извиняющимся тоном, — вы сами видите, как обстоят дела. И то хорошо, что она успокоилась на этом, поскольку понимает, что мы заперли ванную комнату, и не пытается войти туда. Но для меня это было ужасное потрясение, сэр, то есть я хочу сказать — милорд, но ведь мои нервы совершенно расстроены. Такого никогда еще не происходило со мной за всю мою жизнь. Этим утром я был в таком состоянии… Не знаю даже, что со мной было, действительно не знаю, и при моем больном сердце я едва смог сообразить, что мне необходимо выбиться из этой ужасной ванной комнаты и позвонить в полицию… Это потрясло меня, действительно потрясло — я не мог и притронуться ни к завтраку, ни к ленчу, а тут еще разговоры по телефону, и клиенты, визиты которых пришлось переносить на другое время, и бесконечные расспросы-допросы, и так все утро. Не знаю уж, что мне с собой и делать.

— Уверен, что это было для вас крайне огорчительно, — сочувственно сказал лорд Питер. — Особенно когда такое происходит перед завтраком. Терпеть не могу, когда что-нибудь досадное происходит перед завтраком. Это застает тебя врасплох, верно?

— Именно в этом все дело, именно в этом, — горячо ответил мистер Типпс. — Когда я увидел в своей ванне эту жуть — человека, и к тому же голого, можно сказать, в чем мать родила, не считая пенсне, то, извиняюсь, милорд, меня просто затошнило. Я не очень крепок, сэр, и временами по утрам у меня появляется легкое головокружение, а при том, что случилось сегодня, мне пришлось... послать прислугу за крепким бренди, или я просто не знаю, что могло бы случиться. Я почувствовал себя так странно... Честно говоря, я не любитель спиртного, но все же всегда держу в доме бренди — так, на всякий случай, знаете ли.

— Это очень разумно с вашей стороны, — бодро вставил лорд Питер, — вы очень дальновидный человек, мистер Типпс. Просто удивительно, что может сделать всего один маленький глоток в случае необходимости, и чем меньше вы привыкли к спиртному, тем лучше его действие. Надеюсь, что эта ваша прислуга — здравомыслящая молодая женщина, да? Такая скука, когда приходится иметь дело с женщиной, которая то и дело визжит или падает в обморок.

— О, Глэдис славная девушка, — сказал мистер Типпс, — действительно очень здравомыслящая. Конечно, она тоже была потрясена, это очень понятно. Я ведь и сам был потрясен, и было бы странно, если бы молодая женщина не была потрясена при таких обстоятельствах, но это действительно разумная, энергичная особа, на которую можно рассчитывать в критической ситуации, если вы понимаете, что я хочу сказать. Я считаю, что нам очень повезло, что в такое время у нас есть хорошая, достойная девушка, которая все делает для меня и мамы, даже если она немного беззаботна и забывает всякие мелочи, но ведь это, в конце концов, естественно в ее возрасте. Она действительно очень огорчилась, когда узнала, что оставила открытым окно в ванную комнату, и, хотя я сначала очень рассердился на нее, это были пустяки, не стоит и говорить, во всяком случае в обычных обстоятельствах, как вы могли бы заметить. Знаете, девушки часто очень забывчивы, милорд, и к тому же она была так расстроена, что я не стал ее особенно ругать. Я только сказал ей: «Ведь сюда могли влезть грабители. Так что запомни это, на случай, когда ты в следующий раз решишь оставить окно открытым на всю ночь. В этот раз это оказался мертвец, — так я сказал, — хоть это и достаточно неприятно, но в следующий раз это могут оказаться грабители, — сказал я, и всех нас могут зарезать в постели». Но инспектор полиции — инспектор Сагг, как они называли его, из Скотленд-Ярда, — так он был очень строг с ней, бедной девочкой. Он совсем запугал ее; она даже подумала, что он в чем-то ее подозревает. Он и со мной был груб, милорд... я бы сказал, что мне совсем не понравились его манеры. «Если у вас есть что-нибудь определенное, чтобы предъявить обвинение Глэдис или мне; инспектор, — сказал я ему, — то и предъявите, вот что вы должны сделать, — сказал я, — потому что вам платят не за то, что вы грубо разговариваете с джентльменом в его собственном доме — квартире то есть». И действительно, — продолжал мистер Типпс, порозовев до самой макушки, — он все время выводил меня из себя, все время раздражал меня, милорд, а я ведь мягкий человек, как правило.

— Сагг, всюду этот Сагг, — сказал лорд Питер. — Знаю я его. Когда ему нечего сказать, он начинает грубить. Понятно же, что ни вы, ни девушка не занимаетесь коллекционированием трупов. И кому хочется таскать на себе мертвое тело? Главная трудность обычно заключаемся в том, как от него избавиться. Кстати, вы еще не избавились от него?

— Оно все еще в ванной комнате, — ответил мистер Типпс. — Инспектор Сагг сказал, что никто не должен ни к чему прикасаться, пока его люди не придут, чтобы забрать его. Я ожидаю их с минуты на минуту. Если вашей светлости интересно взглянуть на него…

— Большое спасибо, — сказал лорд Питер. — Мне бы очень хотелось, если только я не причиню вам неудобства.

— Нисколько, — сказал мистер Типпс.

Его манера держаться, когда он шёл впереди по коридору, убедила лорда Питера в двух вещах. Во-первых, как ни отвратителен был находившийся в ванне мистера Типпса экспонат, маленький архитектор явно наслаждался отблеском важности, который тот отбрасывал на него и его квартиру, а во-вторых, что инспектор Сагг запретил ему показывать труп кому бы то ни было и даже отобрал ключ от ванной. Последнее предположение подтвердилось, когда мистер Типпс отправился за ключом в спальню, сказав при этом, что он взял себе за правило иметь по два ключа для каждой двери — так, на всякий случай.

Ванная комната была ничем не примечательна. Длинная, узкая, с окном, расположенным прямо над передней частью ванны. Оконные стекла были матовыми. Рама достаточно широкая, чтобы через нее можно было протолкнуть человеческое тело. Лорд Питер быстро прошел к окну, открыл его и выглянул наружу.

Квартира находилась на верхнем этаже здания, в средней его части. Окно ванной комнаты выходило во двор, который был заполнен угольными складами, гаражами и тому подобными строениями. За ними находились здания и сады параллельной линии застройки. Справа возвышалось огромное здание госпиталя Святого Луки, Бэттерси-парк и связанная с ним подземным переходом резиденция знаменитого хирурга сэра Джулиана Фрика, который руководил хирургическим отделением большого нового госпиталя и был, кроме того, известен на Харли-стрит как выдающийся невропатолог с весьма своеобразными взглядами.

Все эти сведения с пространными подробностями вливались в ухо лорда Питера мистером Типпсом, который, казалось, чувствовал, что соседство столь выдающихся учреждений и лиц бросало ореол славы и на него, и на всю улицу Квин-Кэролайн-Мэншнс.

— Он сам был здесь сегодня утром, — с волнением произнес маленький архитектор, — в связи с этим ужасным делом. Инспектор Сагг подумал, что кто-нибудь из студентов-медиков затащил сюда этот труп шутки ради, поскольку они, можно сказать, трупы в анатомичке не переводятся. Поэтому инспектор Сагг сегодня утром отправился к сэру Джулиану узнать, не пропал ли у них какой-нибудь труп. Он был очень любезен, этот сэр Джулиан, — действительно очень любезен, хотя и был занят, когда полисмены пришли к нему в анатомичку. Он проверил по книгам, и оказалось, что все трупы на месте, и затем очень любезно пришел сюда, чтобы поглядеть на этот, — Типпс показал на ванну, — и сказал, что не может, пожалуй, ничем помочь нам, так как в морге госпиталя все трупы на месте, а мертвец в ванне не соответствует описанию ни одного из тех, что находятся у них.

— А также, надеюсь, он не принадлежит кому-нибудь из пациентов сэра Джулиана, небрежно заметил лорд Питер.

При этом неприятном намеке мистер Типпс побледнел.

— Не слышал, чтобы инспектор Сагг интересовался этим, — сказал он с некоторым волнением. — Это было бы просто ужасно — благослови Господь мою душу, милорд, я и не подумал об этом.

— Ну, если у них исчез какой-нибудь пациент, то сейчас они, вероятно, уже обнаружили пропажу, — сказал лорд Питер. Давайте-ка взглянем на этого. — Он вставил монокль в глазницу и добавил: — Как я заметил, вас здесь очень беспокоит залетающая в окна сажа. Досадное неудобство, верно? У меня та же проблема — портятся книги, знаете ли. Вот, да вы не переживайте, можете не смотреть на него, если вам так неприятно.

Он взял из дрожащей руки мистера Типпса край простыни, наброшенный поверх ванны, и отвернул ее.

В ванне лежал труп высокого крепкого мужчины лет пятидесяти. Его волосы — густые, черные и от природы вьющиеся — были подстрижены и расчесаны на пробор рукой мастера. От них исходил слабый запах фиалок, превосходно различимый в закрытом пространстве ванной комнаты. Лицо его было довольно полным, мясистым, с резкими чертами, выпуклыми темными глазами и длинным носом, изогнутым навстречу тяжелому подбородку. Щеки его были чисто выбриты, губы полные и чувственные. Опущенная нижняя челюсть открывала зубы в табачных пятнах. Словно насмехаясь над смертью, на носу у него с гротескной элегантностью красовалось изящное пенсне. Тонкая золотая цепочка изгибалась на обнаженной груди. Ноги были вытянуты параллельно друг другу, руки лежали вдоль тела, пальцы их были слегка согнуты естественным образом. Лорд Питер приподнял одну руку трупа и, слегка нахмурясь, взглянул на ее кисть.

— А он щеголь, ваш гость, верно? — пробормотал он. — «Пармская фиалка» и маникюр. — Он снова наклонился и просунул руку под голову трупа. Пенсне соскользнуло и звякнуло о ванну. Этот звук нанес решающий удар по расшатанным нервам мистера Типпса.

— Извините меня, — пробормотал он, — но это зрелище вызывает у меня головокружение. Я, кажется, сейчас потеряю сознание.

Он выскользнул из ванной, и, едва за ним закрылась дверь, лорд Питер, быстро и осторожно приподняв тело, перевернул его и осмотрел, наклонив голову вбок, с видом покойного Джозефа Чемберлена, одобряющего редкую орхидею. Сэр Чемберлен тоже имел привычку носить монокль. Затем, положив голову себе на предплечье, лорд Питер достал серебряную спичечницу, которая оказалась замаскированным карманным фонариком, к посветил в открытый рот трупа. Затем, озабоченно бормоча что-то себе под нос, он положил тело, взял таинственное пенсне, повертел в руках, посмотрел сквозь его стекла. Потом, стараясь не оставить никаких следов своего вмешательства, дабы не злить раздражительного инспектора Сагга, он водрузил пенсне на нос мертвеца и привел тело в его первоначальное положение, после чего вернулся к окну и, высунувшись наружу, пошарил по сторонам своей тростью, которую он зачем-то захватил с собой. Не обнаружив ничего существенного, он прекратил свои исследования, закрыл окно и присоединился к мистеру Типпсу, ожидавшему его в коридоре.

Мистер Типпс, тронутый этим полным сочувствия интересом со стороны младшего сына герцога, осмелился по их возвращении в гостиную предложить ему чашку чаю. Лорд Питер, подошедший к окну и любовавшийся видом на Бэттерси-парк, готов был уже согласиться, когда в конце Принс-Уэльс-роуд показалась карета «Скорой помощи». Вид ее напомнил лорду Питеру о предстоящей важной встрече, и, пробормотав: «Боже милостивый!» — он торопливо попрощался с мистером Типпсом.

— Моя матушка просила передать вам свои добрые пожелания, — сказал он, горячо пожимая ему руку. — Она надеется, что вы вскоре опять появитесь в Денвере. До свидания, миссис Типпс, — проорал он добродушно в ухо старой леди. — О нет, мой дорогой сэр, пожалуйста, не провожайте меня.

Он ушел как раз вовремя. Едва он повернул к станции, как у дома Типпса остановилась карета «Скорой помощи» и из нее показался инспектор Сагг с двумя констеблями. Инспектор поговорил о чем-то с дежурившим около дома полицейским и бросил подозрительный взгляд в сторону удаляющейся спины лорда Питера.

«Старина Сагг, — подумал Уимзи с симпатией, — стреляный воробей! Как же он, вероятно, ненавидит меня».