Здесь мы подошли к принципиальному вопросу об экологической стратегии как таковой. Апологеты «зеленых» движений, далекие от технологии, экономики, а иногда и здравого смысла, часто не отдают себе отчета в том, что абсолютно все природоохранные мероприятия для своей реализации требуют немалого расхода ресурсов и энергии, и как любой вид производственной деятельности, сами неизбежно вызывают соответствующие экологические последствия. Иногда место выделения связанных с ними загрязнений находится достаточно далеко от «сохраняемой» территории и поэтому не травмирует взгляда благополучного обывателя, но с точки зрения глобальной экологии «абсолютно безвредной» производственной деятельности не бывает. Мы уже обсуждали то, что та же «альтернативная» энергетика, при полном учете всех выбросов в окружающую среду в процессе производства, эксплуатации и утилизации на протяжении полного жизненного цикла необходимого сырья и оборудования, например, солнечных панелей, сельскохозяйственных машин и необходимого для их использования углеводородного топлива, удобрений, а также воды и других расходных материалов и ресурсов, наносит окружающей среде не меньший вред, чем угольная энергетика.

В хозяйственной деятельности человека нет «экологически безвредных» путей. Любая хозяйственная деятельность наносит ущерб окружающей среде. Не бывает «экологически чистых» производственных процессов. Любой производственный процесс, как и любой вид деятельности вообще, потребляет определенные природные ресурсы и выбрасывает отходы в окружающую среду. Вопрос только в их количестве и «качестве» с точки зрения воздействия на окружающую среду. Причем, как ни покажется это удивительным многим активистам «зеленых» движений, ратующим за «возобновляемую зеленую энергетику», «воспроизводимые» энерго– и прочие ресурсы, именно современное высокопродуктивное сельское хозяйство является основным разрушителем естественных биоценозов, и, следовательно, несет основную угрозу биосфере. Как писал один из наиболее авторитетных отечественных специалистов в этой области В.Г. Горшков, «до сих пор в представлении большинства людей негативные экологические последствия хозяйственной деятельности ассоциируются с дымящимися заводскими трубами или мертвой поверхностью заброшенных карьеров и промышленных свалок. Действительно, вклад в отравление окружающей среды таких отраслей промышленности, как металлургия, химическая промышленность, энергетика велик. Но не меньшую опасность для биосферы представляют идиллические сельскохозяйственные угодья, ухоженные лесопарки и городские газоны. Разомкнутость локального круговорота в результате хозяйственной деятельности человека означает, что существование искусственно поддерживаемого в стационарном состоянии участка сопровождается ухудшением состояния окружающей среды в остальной части биосферы. Цветущий сад, озеро или река, поддерживаемые в стационарном состоянии на базе разомкнутого кругооборота веществ с доведенной до максимума продуктивностью, гораздо опаснее для биосферы в целом, чем заброшенная, превращенная в пустыню земля» (Горшков, 1995).

Для сохранения существующего видового разнообразия биосферы, что является одним из условий ее долговременной устойчивости, необходимо наличие обширных по площади природных экосистем, абсолютно не затронутых хозяйственной деятельностью человека.

Как показывают оценки, многие дикие виды могут выжить только при условии изъятия из хозяйственной деятельности не менее 30 % обитаемой поверхности суши (Горшков, 1995). Для сохранения биосферы – окружающей среды и регулирующей ее биоты – необходимо поддерживать ниже соответствующего порогового уровня совокупную активность цивилизации в целом, то есть всех видов ее активности. По оценкам (Горшков, 1995), для сохранения стабильности существующей биосферы цивилизация не должна потреблять свыше 1 % чистой первичной продукции глобальной биоты. Современное же прямое потребление цивилизацией биосферной продукции суши уже на порядок выше допустимого порогового значения. А доля освоенной и преобразованной цивилизацией части суши превышает 60 % и продолжает быстро увеличиваться.

В условиях, когда в мире происходит неуклонное снижение производства продуктов питания на душу населения, какое-либо снижение этих показателей вряд ли может стать реальностью. Особенно с учетом того, что уже от 500 млн до 1 млрд жителей Земли хронически голодают, и еще около 1 млрд человек постоянно потребляет меньше пищи, чем требуется для нормальной жизнедеятельности. Продолжающийся рост населения и уменьшение площади обрабатываемых земель вследствие эрозии почв, засоления, опустынивания, урбанизации (Арутюнов, Стрекова, 2006) оставляют мало надежд на сохранение достаточно обширных естественных экосистем.

Поэтому неудивительно, что в своем подходе к экологическим проблемам население Земли разделилось на два противоположных и неравных по численности лагеря. В то время как стремящееся сохранить уже достигнутый высокий уровень своего благосостояния население промышленно развитых стран, составляющих так называемый «золотой миллиард», в подавляющем большинстве склонно считать сохранение «экологического комфорта» на своей территории наиболее приоритетной задачей, остальная, то есть преобладающая часть населения мира, гораздо более озабочена повышением своего жизненного уровня. Явный перелом в отношении к глобальным экологическим проблемам продемонстрировал Всемирный саммит ООН по устойчивому развитию 2002 г. в Йоханнесбурге. На нем под давлением бедных и развивающихся стран впервые было однозначно заявлено, что борьба с нищетой и голодом является более важной задачей для мирового сообщества, чем проблема роста концентрации парниковых газов в атмосфере и возможного в связи с этим будущего изменения климата. Решения саммита обязали лидеров государств мира принять безотлагательные меры для того, чтобы к 2015 (!) году обеспечить миллиарды бедняков безопасной питьевой водой, которой на планете с каждым годом становится все меньше, санитарным обслуживанием, наполовину сократить численность бедного населения, улучшить к 2020 году системы здравоохранения в развивающихся странах и приблизить их к приемлемому уровню по сравнению с системами в других странах. Уже ясно, что эти решения не только не будут реально выполнены к указанным срокам, но в обозримом будущем, скорее всего, проблемы только обострятся. Но приоритеты подавляющей части мирового сообщества очевидны, и это отнюдь не «зеленая энергетика» и парниковые газы.

Провал политики развитых стран навязать остальному миру идеологию «экологических приоритетов» был предопределен тем, что конфликт человека с Природой отнюдь не является следствием нашей «экологической нечистоплотности», а носит принципиальный характер. Его суть в нарушении цивилизацией биосферного равновесия (Арутюнов, Стрекова, 2006), и с этой точки зрения и пасторально-патриархальное сельское хозяйство, и мечта «зеленых» – «возобновляемая» энергетика несут ничуть не меньшую угрозу, чем громко проклинаемая индустриализация. Уже первобытные охотники и неолитические земледельцы обладали достаточной «индустриальной» мощью, чтобы разрушать природные экосистемы и коренным образом преобразовывать ландшафт на огромных территориях. Именно они превратили в пустыню зеленые пастбища северной Африки, оголили холмы Греции, уничтожили тундровую фауну Сибири.

Как мы уже отметили, для сохранения биосферы – окружающей среды и регулирующей ее биоты – необходимо поддерживать ниже соответствующего порогового уровня совокупную активность цивилизации в целом, всех ее видов. Но готовы ли проповедники «зеленой идеологии» ради сохранения биосферного равновесия ограничить свои личные потребности уровнем идеально вписавшихся в окружающую среду эскимосов или амазонских аборигенов? И понимают ли они, что альтернативный вариант сохранения глобального равновесия при одновременном сохранении достигнутого в развитых странах уровня жизни потребует сокращения населения планеты до 500 млн человек, т. е. более чем в десять раз по сравнению с современным уровнем? Отдают ли они себе отчет в том, что сотрясающие нашу Цивилизацию политические катаклизмы являются прямым и гораздо более опасным следствием глобального развития, чем потенциальные климатические проблемы, и что без решения проблемы социального неравенства в масштабах всей планеты никакая «биосферная» стабилизация нереальна? А решение глобальных социальных проблем невозможно без многократного увеличения производства энергии (напомним, что душевой уровень энергопотребления в развитых и отсталых странах сейчас отличается почти в 100 раз).

Что касается пресловутой «экологической чистоты» альтернативных источников, например, солнечной энергетики, то, как и для сельского хозяйства, корректными расчетами показано, что по полной сумме экологически опасных выбросов в течение всего жизненного цикла солнечной панели, т. е. при изготовлении, эксплуатации и полной утилизации отслуживших компонентов, солнечная энергетика не менее опасна, чем тепловая. Поэтому когда благополучный западный обыватель, устанавливая на крыше своего дома солнечные панели, убежден, что он вносит этим личный вклад в «дело защиты окружающей среды и сохранения глобального климата», он глубоко ошибается. Да, возможно вблизи его местообитания среда станет немного чище. Но для планеты в целом гораздо предпочтительнее, чтобы он подключился к ближайшей угольной ТЭЦ.

Другим примером необоснованных экологических ожиданий и связанных с этим спекуляций может служить постоянный ажиотаж вокруг так называемой «водородной энергетики». При этом поклонники «экологически чистой водородной энергетики» часто забывают, что водород вообще не является первичным энергоресурсом, а лишь одним из возможных вторичных энергоносителей. Получение водорода электролизом воды при современном технологическом уровне этого процесса абсолютно нерентабельно и в промышленных масштабах практически не применяется. Промышленное производство водорода на 80 % осуществляется за счет конверсии природного газа, а остальные 20 % приходятся на долю конверсии угля, поскольку стоимость его получения из этих источников в разы ниже стоимости его получения с применением «чистых» технологий или «возобновляемых» источников. И тогда оказывается, что, например, при применении водорода на автотранспорте его полная энергетическая эффективность значительно ниже других источников энергии, например, дизтоплива, а полная эмиссия вредных веществ в атмосферу с учетом процессов его получения – значительно выше. То есть применение водорода может дать определенные выгоды с точки зрения локального снижения эмиссии вредных выбросов, например, в крупных городских агломерациях, но с точки зрения глобальной экологии представление об экологической чистоте этого источника при современных технологиях его получения – не более чем миф.

Контроль за любыми «экологически проблемными» выбросами требует значительных затрат и накладывает тяжелое бремя не только на производителя, но и, прежде всего, на потребителя. Например, власти Австралии с 1 июля 2012 года установили налог на выбросы углерода в размере примерно 25 долларов США за тонну, который будут платить примерно 500 предприятий, наиболее сильно загрязняющие атмосферу. Это приведет к повышению стоимости отпускаемой электроэнергии примерно на 1,5 цента/кВтч, а следовательно, соответствующим дополнительным затратам для потребителя. Типичная стоимость удаления основных вредных компонентов из дымовых газов электростанций (цент/кВтч):

CO₂ (такса за выбросы) 1,5–3,0

SОx, 1,5–3,5

NOx, 0,5–2,0

Твердые частицы 0,5–2,8

Поэтому хотя их извлечение технически возможно, практически оно применяется лишь в редких случаях и далеко не в отношении всех компонент, чтобы стоимость поставляемой энергии не стала неподъемной для потребителя.

Прямые затраты и косвенное сдерживающее влияние экологического регулирования уже оказывает сильное влияние на экономику развитых стран. По некоторым оценкам, в отсутствие экологического регулирования ВВП США мог быть, вероятно, на 20 % выше, чем реально достигнутый. К каждому доллару прямых затрат на сокращение выбросов необходимо добавить еще 3–4 долл., потерянных за счет снижения эффективности и объема производства. На самом деле чрезмерный прессинг экологического контроля на промышленность – далеко не безобидное явление и не может основываться на философии превентивных мер. Любые дополнительные затраты энергии и ресурсов на решение экологических проблем в определенной мере всегда усугубляют те же экологические проблемы, неизбежно приводя к дополнительному расходу энергии и, следовательно, дополнительной эмиссии антропогенных загрязнений в окружающую среду. Поэтому оптимальное экологическое регулирование требует серьезного обоснования как достаточности, так и необходимости принимаемых мер. В промышленных кругах, наряду с пониманием важности экологических вопросов, одновременно зреет и сопротивление огульному экологическому экстремизму, вытесняющему промышленное производство на периферию «цивилизованного» мира, что подрывает экономику собственных стран.

Наиболее яркий пример крушения «экологических идеалов» при столкновении с реальной экономикой – ситуация с реализацией наиболее крупного в истории Человечества глобального экологического проекта – Киотского протокола по сокращению эмиссии парниковых газов. Не касаясь проблем с научным обоснованием и последствиями полной реализации предусмотренных Киотским протоколом мер (см. Арутюнов, 2001; Арутюнов, 2007), отметим, что ни одна из крупных стран, ратовавших за его реализацию, по экономическим соображениям оказалась не в состоянии выполнить взятые на себя обязательства. В 15 странах старого состава Европейского сообщества уровень эмиссии СО₂ в 2004 г. не только не сократился по сравнению с уровнем 1990 г., а возрос на 4,4 %, а в Канаде за тот же период уровень эмиссии вырос на 35 %, и в итоге Канада заявила о выходе из этого соглашения. О своем отказе участвовать в выполнении обязательств в рамках второго периода соглашения Киото-2, который начался в 2013 году, заявили Россия, Япония и Новая Зеландия. Амбициозные планы авторов протокола разбились об экономические реалии.

Поэтому стратегические усилия мирового сообщества должны быть направлены, прежде всего, на более рациональное использование имеющихся в нашем распоряжении энергетических ресурсов, снижение удельной энергоемкости производства и удельного расхода энергии на поддержание достойного жизненного уровня населения. Только благодаря предпринимаемым промышленностью США усилиям там на протяжении последних лет при быстром росте ВВП удается удерживать практически стабильный уровень эмиссии парниковых газов на душу населения, что следует расценивать как наиболее весомый вклад в сдерживание темпов антропогенного воздействия на атмосферу. Выброс СО₂ на 1 млн долл. произведенного ВВП сократился в США с 330 т в 1980 году до менее чем 240 т в 1998 году. Другие ведущие промышленные страны также заметно сократили или, по крайней мере, ограничили удельный выброс парниковых газов.

Рост понимания ограниченности природных ресурсов и нарастание экологических проблем заставляет мировую экономику искать пути преодоления экологических барьеров, прежде всего за счет снижения потребления первичных ресурсов. Потребности экономики стран-членов ОЭСР в природных ресурсах, рассчитываемые на 100 долл. произведенного национального дохода, должны снизиться с 2000 по 2030 г. почти в 10 раз – с 300 до 31 кг. Крупные промышленные компании все чаще отказываются от использования редких или связанных с масштабным вмешательством в природу материалов и технологий. Создание в свое время корпорацией «Кодак» метода фотографирования без серебра резко сократило рынок этого металла. То же самое произошло, когда компания «Форд» объявила о создании катализаторов для нейтрализации автомобильных выхлопов на основе заменителя платины, а производители микросхем отказались от использования золотых контактов и проводников. Мировые компании-переработчики нефти, члены API (International Petroleum Industry Environmental Conservation Association), взяли на себя обязательство на 10 % повысить в 2002–2012 годах энергетическую эффективность. Компания ExxonMobil согласилась выделить более 100 млн долл. глобальному проекту по климату и энергетике Стэнфордского университета, где исследователи работают над ускорением развития энергетических технологий, которые помогут уменьшить выбросы парниковых газов.

Развитые страны вполне естественным образом, без всяких международных соглашений и конвенций, руководствуясь, прежде всего, экономическими соображениями, ограничивают неэффективное использование природных ресурсов, тем самым снижая нагрузку на окружающую среду. Но помимо экономических соображений немалую роль в этом играет и набирающее силу общественное мнение по экологическим вопросам. При рассмотрении ситуации в таком контексте нельзя не признать, что промышленные круги развитых стран не антагонисты природоохранительного процесса, а единственная сила, способная вывести его из области демагогии в сферу конкретных мер по защите окружающей среды. Но улучшение ситуации в области охраны окружающей среды возможно только в случае, если таковое будет рассматриваться как экономическая проблема. Поэтому необходимо создавать систему экономических преференций и санкций, применяемых к компаниям и странам, стремящимся к выполнению экологических программ или им препятствующим. Предпочесть же глобальные экологические цели существенным экономическим интересам пока еще не способно население ни одной страны мира. Неудача Киотского протокола – поворотный момент, показывающий, что соответствовавшая реалиям ХХ века экологическая парадигма уходит вместе с минувшим столетием (Иноземцев, 2002).

Неизбежность экологического ущерба, наносимого самими природоохранительными мероприятиями, и неприменимость к экологическим проблемам стратегии превентивных мер делают необходимым научно обоснованный количественный расчет оптимального баланса между желаемым технологическим результатом и затратами на снижение ущерба для окружающей среды. И если стоимость предотвращения эмиссии тонны диоксида углерода доходит до 300 долларов при стоимости углеводородного сырья, дающего при сжигании эту тонну менее 100 долларов (напомним, что 1 т углеводорода дает 3 т СО₂), то это значит, что мы неизбежно значительно увеличиваем наши общие энергозатраты, стоимость получаемой энергии и скорость истощения и без того дефицитных углеводородных ресурсов. Кроме того, поскольку даже в США на 1 млн долл. произведенного ВВП выбрасывается 240 т СО₂ (а в других странах значительно больше, в России – в 5 раз!), причем большая часть ВВП приходится на непроизводственные, т. е. не эмитирующие СО₂ отрасли, даже по минимальной оценке затрата 300 долл. на утилизацию 1 т СО₂ приведет к дополнительной эмиссии нескольких сотен кг того же СО₂. Таким образом, мы рискуем запустить гигантскую машину, вхолостую сжигающую наши и без того ограниченные энергетические ресурсы.

Поэтому цели глобального экологического регулирования, глобальной экологической политики должны быть коренным образом пересмотрены. Целью экологического регулирования должно быть не сдерживание неизбежных глобальных природных и антропогенных процессов, отдаленные последствия которых нам неизвестны и в настоящий момент практически непрогнозируемы, а их оптимизация с целью минимизации скорости происходящих изменений. Вопреки представлениям многих искренних приверженцев экологических идей, которые нашли свое отражение в широко пропагандировавшейся «Концепции устойчивого развития», экологическое регулирование с целью сохранения существующей биосферы не может быть стратегией развития Цивилизации. Нам уже никогда не удастся снова «вписаться» в Природу, продолжая паразитировать на огромном и отлаженном за миллиарды лет стабилизирующем потенциале биосферы. Надо ясно отдавать себе отчет, что это потребовало бы сокращения объема хозяйственной деятельности человечества, включая его численность, минимум на порядок! Готовы ли мы к этому, и как мы это реально собираемся осуществить? Да и похоже, что мы уже прошли «точку невозврата» на этом пути. Безусловно, Природу необходимо беречь, чтобы она как можно дольше демпфировала наше падение в неизвестность, но видимо, пути «естественного развития» Природы и Цивилизации уже разошлись, и это было неизбежным естественным (т. е. тоже природным!) процессом. Поэтому главная задача экологического регулирования – при минимальном дополнительном использовании природных ресурсов на природоохранную деятельность позволить Цивилизации выиграть время и технологически подготовиться к последствиям неизбежных перемен, дать ей для этого тактический тайм-аут.