Рэйт пробирался, огибая костры и палатки, через расположение воинов Ванстерланда. В прошлом он сотню раз обходил солдат на роздыхе – перед поединками, перед набегами, перед сражениями. Ему было приятнее находиться здесь, чем где-то. Здесь он как дома. Вернее – быть бы ему здесь как дома… Сейчас все немножко не так, как раньше.

Народ устал, народ измучился вдали от семейств и родимых полей, и народ понимал, в какой переплет они угодили. Сомнение – вот что глядело на Рэйта с залитых светом лиц. Вот что журчало в разговорах, в смешках и в песнях. Страх – вот чем от них пахло.

Сегодня не он один шлялся по лагерю. Смерть прогуливалась неподалеку, ставя на обреченных клеймо, и кого б она ни миновала – всякого пробирал озноб.

Он направился в сторону, к невысокому холмику с единственным костерком на вершине, решительно зашагал в гору. Позади стихала болтовня. Рэкки у огня стоял коленями на попоне, держа между ног Гормов щит. Сосредоточенно драил ветошью блесткую кромку. Как здорово, боги, его увидеть. Словно отчий дом предстал перед скитальцем.

– Хэй, братуха, – произнес Рэйт.

– Хэй-хэй. – Рэкки обернулся – словно его отражение в зеркале. В волшебном зеркале, которое Хоральд привез из дальних поездок – оно казало человеку одни его лучшие стороны.

Присесть рядышком с братом было уютно, как вдеть ноги в пару любимых сапог. Рэйт немножко молча понаблюдал за работой, потом опустил взгляд на свои пустые руки:

– Чего-то не хватает.

– Если ты про свои мозги, внешность или чувство юмора, то всем этим не обделили меня.

Рэйт хрюкнул со смеху.

– Я про меч, который сейчас бы тер.

– А че, ножны королевы Скары прочистки не требуют?

Рэйт бросил быстрый взгляд и увидел под носом Рэкки именно ту уклончивую улыбочку. И опять хрюкнул.

– Я давно в боевой изготовке, но высочайшего повеления пока не слыхать.

– Я бы сильно губу не раскатывал. Ну, пока ждешь, всегда неплохо пожрать. – И Рэкки кивнул на старый прокопченный котелок над огнем.

– Кролик? – Рэйт прикрыл глаза и принюхался в длинную затяжку. Как в добрые времена, когда они делили надвое одну еду, одну надежду – и одного хозяина. – Кого люблю, так это кролей.

– А то ж. Кто ж тебя да меня лучше знает, чем мы друг друга?

– Никто. – Рэйт посмотрел исподлобья. – Так чего хошь-то?

– А просто так нельзя брату еду сварганить?

– Канеш можно, только отродясь не бывало. Чего удумал?

Рэкки отложил великий щит Горма и пригвоздил брата взглядом.

– Смотрел я на тебя с юной владычицей Тровенланда, с тем ейным пиратом-развалиной и пухломордым недоразумением в служителях – и ты казался счастливым. Ты, у которого вечно несчастный вид.

– Зря ты так на них, – насупился Рэйт. – Мы ведь все заодно, не так ли?

– Точно? А то народ тут начинает интересоваться, мол, может, ты вообще возвращаться не хочешь?

Рэкки всегда умел его побольнее ужалить.

– Я, что ли, просил хоть о чем-то? Все, чем я занимаюсь, стараюсь как можно лучше справляться там, куда меня поставили! Все отдам – только б вернуться!

Из-за спины донесся ответ:

– Рада слышать.

Он больше не беспомощное дитя, но от этого голоса съежился, как щенок в ожидании пинка. Еле заставил себя повернуться, принудил себя посмотреть в синие-синие глаза матери Скейр.

– Соскучилась я по тебе, Рэйт. – Она опустилась на корточки, тощие предплечья на коленях, свисают сухощавые кисти. – Наверно, пора тебе обратно, на законное место.

Рэйт сглотнул, во рту вдруг стало сухо. Наполнять королевскую чашу, носить королевский меч, драться бок о бок с братом? Снова стать самым лютым, суровым, кровавым? Опять взяться за поджоги с убийствами и однажды ощутить на шее гнет собственной цепи из наверший мечей?

– Это – все, что мне надо, – просипел он. – Ничего другого не желаю и не желал.

– Знаю, – произнесла служительница успокоительным тоном, который страшил больше жесткого. – Знаю. – Она потянулась и поскребла у него в голове, словно у кутенка за ушком. – Только сослужи королю еще одну службу.

От ее прикосновения плечи Рэйта холодно задрожали.

– Назовите ее.

– Боюсь, что отец Ярви продел в прекрасный носик королевы Скары кольцо. Боюсь, он водит ее, куда ему вздумается. Боюсь, что он сведет ее прямо в могилу, куда все мы, спотыкаясь, попадаем следом.

Рэйт зыркнул на брата, но помощи от него не дождался. Такое бывало не часто.

– Полагаю, ей хватает своего ума, – смущенно пробормотал он.

Мать Скейр насмешливо фыркнула:

– Отец Ярви помыслил нарушить святые заветы Общины и вывезти из Строкома эльфийское оружие.

– Эльфийское?

Зашипев, она придвинулась, а Рэйт отдернул голову.

– Я видела это оружие! Ослепленный невежеством, он замыслил разнуздать волшебство, которое сокрушило Бога. Я знаю, ты не самый умный из двух, но неужто не видишь, что стоит на кону?

– Но никто не войдет в Строком и не выйдет живым…

– Здесь ведьма Скифр, а она сможет и выйдет. Если только сучка отдаст Ярви свой голос.

Рэйт облизал губы.

– Давайте я поговорю с ней…

Скейр выбросила руку, а он не удержался, сжался в комок, но она всего лишь мягко, прохладно прислонилась к его щеке.

– Я что, по-твоему, такая немилосердная злюка, что брошу тебя в битву слов против отца Ярви? Нет-нет, Рэйт, ни за что. Болтун из тебя неважный.

– Но тогда…

– Ты – убийца. – Брови служительницы нахмурились, словно он расстроил ее, с ходу не выпалив о своем призвании. – Тебе придется убить ее.

Рэйт оторопело вылупился. Что ему еще оставалось? Он пялился в глаза матери Скейр и леденел.

– Нет… – прошептал он наконец, и ни одно слово в мире еще не звучало так слабо. – Пожалуйста…

Мольбою мать Скейр не проймешь никогда. Она только покажет ей твою никчемность.

– Нет? – Кисть ее, как клешня, вцепилась ему в лицо. – Пожалуйста?

Он попытался убрать голову, но сила вся вышла, и она притянула его к себе, едва не тыкая носом.

– Это не просьба, малыш, – шикнула она, – это – приказ твоего государя.

– Но ведь узнают, что это я… – проскулил он, выцарапывая оправдания, словно пес зарытую кость.

– Я все продумала за тебя. – Мать Скейр двумя длинными пальцами извлекла малюсенький сосуд, скляночку с чем-то вроде воды на донышке. – Ты ж был чашником у короля. Накапать вот этого в кубок королевы едва ль сложнее. Одна капля – больше не надо. Она не будет мучиться. Она заснет и никогда не проснется. И тогда эльфийскому сумасшествию придет конец. И, быть может, наступит мир с Верховным королем.

– Король Финн тоже надеялся на мир.

– Король Финн не знал, что предложить.

Рэйт снова сглотнул.

– А вы знаете?

– Начнем с отца Ярви, в клетке. – Мать Скейр запрокинула набок голову. – Вместе, скажем, с южной половиной Гетланда. А то, что лежит к северу от Торлбю, отойдет нам. Разве не прекрасно? Я убеждена, что праматерь Вексен прислушается к этому доводу…

Мать Скейр подняла безжизненную руку Рэйта, перевернула кисть и положила склянку на ладонь. Совсем крохотулька. И он припомнил слова Скары. Почему честного простака отправили выполнять работу пройдохи?

– Вы послали меня к ней, потому что я убийца, – пробормотал он.

– Нет, Рэйт. – Мать Скейр снова обхватила его лицо, наклонила к себе. – Я отправила тебя потому, что ты нам верен. Пора заявлять о награде. – Она встала, возвышаясь над ним. – Завтра в это же время ты вернешься туда, где тебе пристало быть. Возле короля. – Она повернулась, чтобы уйти. – И возле брата.

Рэйт ощутил на плече руку брата.

– Скольких людей ты убил, братишка?

– Известно, я в подсчетах не силен.

– Раз так, что такое еще разочек?

– Есть разница – убивать того, кто готов убить тебя первым, и убивать кого-то, кто… – Кого-то, кто ничем тебя не обидел. Кого-то, кто был к тебе добр. Кого-то, кого ты…

Рэкки потянул его за рубаху.

– Разница лишь в том, что сейчас всем нам куда больше выигрывать и терять! Если ты не пойдешь на это… живи тогда сам по себе. Тогда мы оба будем порознь.

– А что сталось с мечтой вместе отчалить по широкой Священной?

– Ты велел мне возблагодарить Войну-Матерь за то, что мы на стороне победителей, и оказался прав! Давай не будем притворяться, что ты кончал одних воинов. Сколько раз я составлял тебе компанию? Как насчет бабы из той усадьбы? Как насчет ее детей…

– Сам знаю, что я наделал! – Закипел гнев, Рэйт сомкнул больную ладонь на склянке и потряс кулаком перед братом. – Не для нас ли обоих? – Он схватил Рэкки за грудки, тот пошатнулся, сбил с огня котелок и разлил кроличью похлебку на траву.

– Брат, хорош. – Рэкки взял его за плечи, скорее обнимая, чем стараясь перебороть. Чем сильнее ожесточался Рэйт, тем больше смягчался брат. Он же знал его лучше всех. – Кто присмотрит за нами, если не мы сами? Сделай, ладно? Ради меня. Ради нас.

Рэйт посмотрел брату в глаза. Вот сейчас близнецы как будто и не похожи. Он всосал сквозь зубы воздух и потихоньку выдохнул, и с выдохом ушла и потасовка.

– Сделаю. – Он свесил голову, уставился на пузырек на ладони. Мало он уже поубил, чего уж там? – Я все пытался сочинить пристойную отмазку, но… умный-то из нас – ты.

Кулак крепко сжался.

– А я – убийца.

Рин в основном молчала, пытливо разглядывала свой труд, с обрезками проволоки во рту. То ли от того, что рядом девушка ее лет, то ли от возбуждения перед предстоящим сходом, но Скара болтала за обоих. О своей юности в твердыне Мыса Бейла и обрывках воспоминаний о родителях. О резных колоннах Леса в Ялетофте, и о том, как сгорели чертоги, и о своих надеждах заново их отстроить. О тровенах и их крае и о том, как она с божьей помощью избавит народ от угнетения Верховного короля, свершит месть над Йиллингом Ярким и сохранит наследие погибшего деда. Сестра Ауд, ныне мать Ауд, утвердительно кивала, с суровой миной – соответственно новому положению.

Рэйт не поддакивал. Он бы полюбил это прерасное будущее и охотно сделался бы его частью, однако он разбирался в жизни. Его растили не в крепости и не в королевских покоях, и рабы не припадали к нему на каждый чох. Он когтями выцарапывал себе путь, без никого, кроме брата за плечами.

Он провел рукой по рубахе, чувствуя под тканью небольшую склянку. Он знал, кем он был. Знал, за какую работу брался.

А потом ему улыбнулась Скара. И было так, словно Матерь Солнце избрала его и из всех людей сияла только над ним.

– Как вы в такой тяжести сражаетесь? – молвила она, встряхнувшись и зазвенев кольчужными кольцами. – Ничего себе груз!

Решимость Рэйта растаяла, как масло на очажном камне.

– К ней привыкаешь, о моя королева, – каркнул он.

Она посмурнела:

– Тебе нездоровится?

– М-мне? – заикнулся он. – Неужели?

– Когда ты научился обходительным манерам? Боги, жарища-то какая! – Она вцепилась в ворот кольчуги и пуховый поддоспешник. Столь оживленной она еще не была: румяная, глаза горят, на лице легкий блеск. Он щелкнула пальцами рабыне:

– Принеси, будь добра, мне вина.

– Я принесу, – отозвался Рэйт, быстро шагнув к кувшину.

– С чего бы не воспользоваться услугой лучших в своем деле. – Скара ухмыльнулась Рин, кивком указывая на него. – Он был королевский чашник.

– Ага, был, – про себя буркнул Рэйт. И будет снова. Если сумеет завершить одно дело.

Биение сердца застилало слова Скары, он не разбирал, о чем она говорит. Медленно, тщательно, удостовериваясь, что его не выдадут трясущиеся руки, он нацедил вина. В кубке оно смотрелось, как кровь.

Он хотел быть воином. Мужчиной, поднявшим оружие за короля, доблестным на бранном поле. А кем стал? Мужчиной, который сжигает усадьбы. Который платит злом за доверие. Который травит женщин.

Он проговорил себе – так надо, так должно поступить. За короля. За брата.

Он чувствовал спиной взгляд матери Ауд, когда принял глоток, что полагался чашнику – убедиться, что вино не опасно для более благородных губ, чем его. Он услышал ее шаг, ему навстречу, а затем Скара произнесла:

– Мать Ауд! Вы-то знали отца Ярви до того, как он стал служителем?

– Знала, государыня. Он и тогда был беспощадным…

Рэйт услышал, как служительница двинулась обратно и, не осмеливаясь дыхнуть, выдавил из-под рубахи пузырек матери Скейр, ослабил пробку и обронил в чашу одну только каплю. Больше одной капли не требовалось. Посмотрел, как круг на поверхности ширится и пропадает, и спрятал склянку. Внезапно подкосились колени. Он оперся на кулаки.

И сказал себе – нету другого пути.

И взял обеими руками кубок и повернулся.

Скара качала головой, пока Рин подбивала кольчугу в талии, подбирала звенья, чтобы сидело как надо, закрепляя крученой проволокой.

– Клянусь, ты ловка со сталью, почитай, как моя старая портниха с шелком.

– Благословенна Той, Что Бьет В Наковальню, государыня, – пробормотала Рин, отходя назад, прикинуть результат своего творения. – В последнее время, божья милось, правда не со мной.

– Все переменится. Поверь, так и будет.

– Вы говорите, как брат. – Рин печально улыбнулась, зайдя Скаре за спину. – Похоже, закончили. Я расшнурую ее и займусь подгонкой.

Скара гордо выпрямилась перед подошедшим с вином Рэйтом, водрузила руку на кинжал за поясом. Кольчуга переливалась в свете масляных ламп.

– Ну, как? Сойду за воителя?

Боги, он говорить разучился. Колени тряслись, когда он преклонил их перед ней – по-особому, как прежде пред Гормом после всякой стычки или поединка. Как преклонит пред ним снова.

– Когда б так выглядела каждая стена щитов, – умудрился сказать он, приложив все силы, – вы бы без хлопот гнали мужиков в атаку на вражин. – И поднял чашу, протягивая обеими руками.

И сказал себе – выхода нет.

– И я привыкну к пригожим парням у моих ног. – Она рассмеялась тем самым смехом. Разухабистым и удалым. И потянулась за кубком.