Глава 26
Недолет

Спустя два дня после нападения на фольварк «Алябин» отряд Медведева отправился «шуметь» на железную дорогу.

Еще неделю назад агенты партизан доложили через «маяк», что по магистрали Львов – Киев проследует через Здолбунов немецкий эшелон с бронетехникой. Медведев тотчас же решил, что это как раз тот подходящий случай, когда можно и нужно отважиться сразу на два громких дела – и состав уничтожить, и стратегический мост подорвать, что над Горынью. Мост стерегла многочисленная охрана – и блокпосты с пулеметчиками, и даже пара бронеавтомобилей. Судоплатов поддержал давнишний план, но внес в него пару уточнений.

– Уничтожение бронетехники – это замечательно, – сказал он, – но и в нашем хозяйстве она тоже пригодится. Помните «Олимп»? Ну вот… Много танков мы не уведем – некому, но парочку или две – запросто, танкисты у нас есть. А штурмовать будем с комфортом…

Груженный досками и прочим стройматериалом поезд Минск – Сарны – Киев партизаны задержали в лесу. Выстроили на путях баррикаду из шпал, а пацаненка Колю Маленького выпустили махать красным платком. Когда состав остановился и охранники в грубой форме поинтересовались, чего ради поезд остановился, машинист указал на Колю, а тот, захлебываясь от ответственности, рассказал «господам немцам» о шпалах на рельсах.

Медведевцы в это время не дремали. Снайперы снимали видимых охранников, после чего бойцы зачистили весь поезд, благо что охраны было немного. Переодевшись в фельдграу, партизаны заняли место немцев, загрузились, прихватив пулеметы, гранаты, взрывчатку и прочие причиндалы, да и тронулись в путь.

В Здолбунове все прошло спокойно, и поезду из Минска дали «зеленый». Въехав на мост через Горынь, состав затормозил и остановился. Немцы всполошились, вот тут-то партизаны и показали свое истинное лицо. Они ударили сразу по обоим предмостным укреплениям, расстреливая вражин и забрасывая их гранатами. Мост был взят в течение пяти минут. Даже «Ганомаги» не помогли – пулеметчиков сняли снайперы, а больше там никого и не было, немцы предпочитали греться в теплой караулке.

После зачистки поезд увели подальше, чтобы зря не маячил, и занялись минированием моста. Приходилось спешить, скоро должен был появиться состав с бронетехникой, а немцы опоздания не допустят. Когда на горизонте нарисовался дым из трубы и послышался сиплый свисток, у караулки прохаживались, как ни в чем не бывало, жандармы, а поодаль скучал пулеметчик в «Ганомаге». И лишь одна деталь не вписывалась в немецкий орднунг – с востока навстречу литерному двигался состав с пиломатериалом. Паровоз, влекущий платформы с танками, грузовиками и прочими полезными вещами, резко засвистел, пошел тормозить, осаживая многотонный поезд.

– Усэ? – спросил Приходько, дрожа от азарта. – В атаку?

– Погоди, Микола, – придержал его Судоплатов, – сначала пусть снайперы отработают.

В визге и скрипе тормозов, свистках и пыхтении пара выстрелы из винтовок с самодельными глушителями были не слышны. И охранники, замечая, как гибнут их камрады, терялись, не зная, по кому же им стрелять, от кого отбиваться. А когда ударили пулеметы с блокпостов да с «Ганомагов», то думать и вовсе стало некогда. И некому. Немецкую бригаду выволокли из будки, и за дело взялся «свой» машинист. Он сдал назад, пропуская состав с лесом, и партизаны его слегка разгрузили, позаимствовав бревна и шпалы. Из них и слепили сходни, по которым свели три танка «Т-IV», восемь «Опелей», пять бронеавтомобилей «Панар» и четыре бензовоза.

Залив емкости «наливняков», все бочки и канистры, которые нашлись, бензином из цистерн, загрузив кузова «Опелей» боекомплектами и прочими интересными находками, вроде сухпаев или аптечек, партизаны снова увели состав со стройматериалом за Горынь, где и подожгли его.

А потом начался главный номер программы. Мины из авиабомб рванули знатно. С душераз-дирающим скрипом, стирая бетон в порошок, стальные балки рухнули, проламывая лед на реке. Затем машинист развел пары, разогнал состав с «броней», а сам спрыгнул на снег. Черный паровоз, выехав за край, плавно накренился и ухнул вниз, затягивая за собой вагоны и платформы. Один за другим стали рваться снаряды в танках – Хосе Гросс постарался на славу. Бронетехника должна была превратиться в утиль, так, чтобы немецкие умельцы из РТО не смогли их починить. В ритме пульса взрывались танки – из их люков выметывались тугие языки огня и дыма, срывая башни. Бронетранспортеры и вовсе подбрасывало и переворачивало, разрывая кузова – взрывчатки не жалели. В этом «помогли» немцы – толом был забит целый вагон. Эффектно, с глухим, низким буханьем лопались цистерны, выпуская целые облака горящего бензина. Вскоре вагоны, цистерны и платформы навалились такой кучей, что две единицы подвижного состава не смогли упасть вниз, а натолкнулись на макушку пылающей горы ломаного металла. Дым валил, как из вулкана, скоро затмив вагоны с горящим лесом.

– Красота-то какая! – выразился Судоплатов. – Лепота!

Он прикусил язык, но тут же рассердился на себя: откуда его товарищи могут знать, что повторяет он слова Иоанна Васильевича, который меняет профессию?

– И не говорите! – поддержал Павла Медведев. – Едем?

– Едем!

– В рейд?

– А то!

Партизанская колонна выдвигалась к северу, «до дому». Двумя часами позже медведевцы объехали стороной Ровно. Вот теперь, подумал Судоплатов, можно и пошалить. Были цели и раньше, но тогда им могли перерезать пути отхода. Теперь же, когда Ровно за спиной, у фашистов оставалась лишь одна возможность – организовать погоню. Риск, конечно, оставался, но до Сарненских лесов уже недалеко. Сотня километров по прямой. Шли бы они на лыжах, их бы точно могли догнать. А на колесах, да на гусеницах… Уйдут.

Вопрос как раз в том, что Павел не спешил с отходом. Зря они, что ли, бронетехнику угоняли? Для того лишь, чтобы смыться поскорее? Ну, уж нет…

Судоплатов сидел в кабине «Опеля», место водителя занял Медведев.

– Митя…

– А?

– Немцы теперь вас в покое не оставят.

– А мы покоя не ищем! – рассмеялся Дмитрий.

– Тогда продолжим «шум»?

– А чего ж!

– Если что, надо будет уходить в Цуманские леса. В любом случае. Просто я планировал отход твоих «Победителей» и «Охотников» Прокопюка ближе к лету, но уж коли прижмет… А Цуманские леса вам куда лучше подойдут, чем Сарненские. Считай, через них шоссе проходит, Брест – Киев, и две железнодорожные магистрали, по которым шуруют немецкие эшелоны.

– Развернемся!

– И я о том же. В принципе и Ровно оттуда недалеко, Луцк и вовсе под боком.

– Уговорили! – рассмеялся Медведев.

– Ну, тогда давай заглянем к немцам в гости. Судя по немецкой карте, где-то поблизости должен быть их аэродром.

– Заглянем!

– Только надо постараться не сразу громить тамошние запасы бензина.

– Дело говорите, товарищ старший майор. Моторы у немцев хорошие, но уж больно прожорливые…

Когда аэродром был уже совсем близко, Судоплатов собрал всех на короткий военный совет. Обсудили, кому кого, чем и как, и выступили. Прятаться не стали – вся техника немецкая. Вывернув из-за рощи, колонна оказалась рядом с небольшой базой Люфтваффе, можно сказать, аэродромом подскока.

На поле замерли несколько транспортных «Ю-52», в рядок стояли бомбовозы «Юнкерс-88», напротив – около эскадрильи «Мессершмиттов». Однако главным достоянием аэродрома были огромные цистерны с топливом, склады, где хранились бочки с маслом, запчасти, боеприпасы, авиабомбы. Не пролетайте мимо – и заправят, и вооружат.

Немцы, торчавшие на вышках, давно заметили колонну. Удивлялись, наверное, что тут забыли танкисты и прочая пехота. Партизанские «Т-IV» разошлись веером и ударили залпом. Три осколочно-фугасных всадили в казарму, четвертый достался «Тетушке Ю» – трехмоторный самолет, схлопотав снаряд, разломился пополам, раскидывая обломки. А над казармой воспарила половина крыши, поднятая огнем и клубящимся дымом.

Немцы стали разбегаться, с вышек застрочили пулеметы. Один из танков развернул башню и послал снаряд, подорвавший пару опор вышки. Та не удержалась. Хана пулеметчику. Броневики «Панар», покидая колонну, добавили шума, стреляя из пулеметов и 25-миллиметровых пушчонок. Еще один «Юнкерс» потерял крыло и перекосился. «Панары» разнесли ему весь нос.

В это время танки подмяли под себя проволочное заграждение и ворвались на поле аэродрома. Одна из «четверок» сделала вид, что «не заметила» истребитель, и отломила ему крыло – так, мимоходом. Тут же всадила снаряд в упор соседнему «Мессеру» и снесла башней хвостовое оперение третьему по счету самолету. Три других танка сосредоточенно расстреливали ангары и казарму, свалили мачту радиостанции. «Панары» весело сновали повсюду, отстреливая фашистов.

– Там стоят две автоцистерны! Заливаем – пригодится в хозяйстве!

– Всем заправиться! Стехов, надо собрать оружие!

– Понял!

– Хосе! Организуй минирование – вон, где бомбы.

– Si!

– Только все не подрывай, загрузим грузовичок бомбочками, на мины переделаем.

– Si, amigo!

Вскоре с аэродромом было покончено – разрушенная казарма, разбитые самолеты – все горело. Огонь добрался и до одного из резервуаров – здоровенная «бочка» гулко рванула, вверх поплыл, заворачиваясь, пламенный «гриб». Танки, с чувством исполненного долга, заправились по очереди. Полчаса спустя колонна покинула аэродром. Минут через пять стали рваться бомбы. Словно гигантские шутихи крутились и разлетались разноцветными сполохами. Лопнули последние цистерны с горючим, распускаясь металлическими цветами, сотрясая землю и напуская в небо копоти и огня.

– До хаты! – заорал Приходько, выглядывая из люка «Панара». – Хлопцы!

Хлопцы были согласны. До лагеря добрались без приключений, хотя было понятно, что «шумства» немцы не простят. Поэтому медведевцы готовились к переезду.

За пару дней в Цуманские леса выехали тридцать пять пароконных саней и пять «Опелей» – они везли бочки с соленым салом и мясом, ящики колбас, мешки с мукой и крупами, сахаром и сахарином. Триста человек из отряда получили задание: обосноваться на новом месте, в урочище Лопатень, и начинать ударную стройку – «Победителям» требовалось сорок четыре землянки. Целый поселок!

Вечером Москва передала сообщение о самолете, Марина Ких передала координаты. Кочетков, главный спец по аэродромным делам, с ходу развил бурную деятельность. Площадка была вполне подходящая, утоптанная, и он по всем правилам разложил костры – один из них ограничивал ВВП, другие изображали букву «Т», указывая направление и место посадки. На дорогах, ведущих к посадочной полосе, Медведев расставил секретные сторожевые посты. На самой поляне стояли «слухачи». То и дело замирая, они напряженно вслушивались – не гудят ли моторы? Вверх пошла зеленая, следом – красная ракета. По указаниям из Москвы, их надо было запускать каждые полчаса – это было опасно, но как еще в бескрайних дебрях, в темноте отыскать крошечную луговину? И тут, как назло, пошел снег. Он падал хлопьями, и очень быстро бесконечный мир ужался до одной поляны.

– Гудит, гудит! – всполошились «слухачи».

– Тихо! – гаркнул Кочетков.

Однако далекий гул уже различали все.

– Воздух! Поднять костры! – забасил «начальник аэродрома».

Медведевцы так и забегали – охапками кидали в огонь хворост и щепу, плескали ковшами скипидар. Пламя костров взвилось, заревело. А снег пошел гуще… Это была совершенно сказочная, волшебная картина – снежная круговерть, тьма, костры, багровые отсветы на лицах партизан…

– Поддай, поддай!

Гул нарастал, забивая все прочие звуки, и вот самолет пронесся над деревьями, над посадочной полосой – костры осветили его брюхо. Это был «Фокке-Вульф-200 Кондор», но с аккуратно закрашенными крестами и намалеванными поверх красными звездами.

– Трофейный! Такие на разведку летали, гады. Видать, наши ссадили…

– Лучше бы ему не садиться, – сказал Судоплатов озабоченно. – Сбросить груз с парашютом – это куда ни шло, но посадка…

– Все от летчиков зависит, – вздохнул Медведев.

– Поддай еще! – зычно крикнул Кочетков.

Гул самолета наседал, и вот он весь, исполинской черной птицей присел, взревел всеми четырьмя моторами, коснулся снега, покатился… Если бы «Кондор» сел точно посередине полосы, все бы вышло просто замечательно, но лайнер слишком взял влево – и врезался крылом в дерево, стряхивая с того снег. Самолет развернуло, накренило, винты пропахали наст и задели мерзлую землю. Комья долетели до оцепеневших партизан, и они сразу бросились на помощь летчикам. Судоплатов бежал одним из первых. Летчики с трудом выбрались – два пилота, штурман и радист, – все четверо с пистолетами.

– Вот, говорил же! – в сердцах сказал штурман, утер кровь с разбитой губы, и улыбнулся: – Здравствуйте, товарищи! Вот, прилетели…

– Живые, и ладно, – сказал Павел.

Охая и постанывая, пилоты осмотрели машину.

– Ломье, – сказал один из них с отвращением.

– Дрова, – подтвердил другой.

– Тогда разгружаем, – распорядился Медведев, – и сжигаем!

Всем скопом партизаны кинулись в салон, выносить «подарки». Отвинтили все, что можно, даже обшивку салона, даже десяток сидений – пригодится в землянках! Другая команда таскала валежник – под крылья, под баки. Скипидару было в достатке, полили щедро. И красивый самолет запылал.

– Жалко, – вздохнул Кузнецов.

– Жалко, – согласился Судоплатов.

Рванули бензобаки, и «Фокке-Вульф-200» вспыхнул весь.

«Откладывается мой отлет!» – подумал Павел.

С одной стороны, его тянуло в Москву – дел было много. Одних «врагов народа» сколько еще оставалось в его списке! Генерал Власов, заместитель Берии Круглов – ставленник Маленкова, генерал Козлов, вице-адмирал Октябрьский, Бандера, Шухевич… Трусы, предатели, неумехи. Может, и не все они заслуживали смерти, вот только судить и взвешивать некогда, война идет. Пусть умрут – и уступят место храбрым, честным и умелым.

«По-моему, так, – подумал Судоплатов, – и никак иначе!»

Утром Павел вызвал Кузнецова – тот ходил смурной и скучный, его деятельной натуре не хватало размаха и, как говаривали в будущем, драйва.

– Что, Коля, никак до живого дела не доберешься? – улыбнулся Судоплатов.

– Товарищ старший майор! Я ж немецкий как родной знаю – проверено! Я даже в лагере военнопленных сидел, фашистов изучал – привычки их, повадки, как они себя ведут, какие у них значки, как принято выражаться… И в Ровно бывал – ходил в немецкой форме, как настоящий фашист. Нет, я все понимаю, мы прежде всего разведка. А уже потом всякие… э-э… шалости, но нельзя же так – немцы ходят по Ровно, как у себя дома! Уж не знаю, как раньше называлась та улица, но теперь она – Фридрихштрассе! Ну, как это назвать, по-вашему? Ну, нельзя так, товарищ старший майор!

– Сядь, – мягко сказал Павел, – и послушай. Я решил использовать тебя в тылу врага по ли-нии «Т»…

– Террор? – встрепенулся Кузнецов.

– Именно. Залегендируем тебя, как Пауля Вильгельма Зиберта, и справим на тебя документы. Будешь ты у нас сотрудником гестапо… Не кривись, так надо. Отправишься в Ровно. Там, на той самой Фридрихштрассе находится резиденция гауляйтера Эриха Коха, рейхскомиссара Украины. Вот эту-то сволочь тебе и поручается убить.

Николай мигом расцвел и воспрянул. Взорлил!

– Сделаем, товарищ старший майор! – горячо заверил он Судоплатова.

– Только, пожалуйста, не кидайся сразу на гауляйтера. Продумай все самым тщательным образом. Понял? Мне не нужен твой подвиг, мне требуется твоя работа – сложная, опасная, хорошо сделанная. Уяснил?

– Так точно!

Кузнецов, он же «Колонист», он же «Грачев», легко вжился в роль обер-лейтенанта Зиберта, прибывшего в Ровно по части снабжения Вермахта. Выглядел он истинным арийцем, да еще с налетом аристократичности – рослый сероглазый блондин, тонкие плотно сжатые губы, прямой хрящеватый нос, высокий лоб, а выправка будто врожденная, хотя в армии послужить Николаю не пришлось.

К выполнению задания Кузнецов подошел со всем тщанием – с утра до вечера он ошивался в комендатурах и ресторане «Дойчегофф», заведении только для немцев. Ни малейшего подозрения Николай не вызывал – с ним заигрывали девицы, приветствовали офицеры, ненавидели местные. Но лишь однажды ему довелось увидеть гауляйтера Коха, да и то издали. Рейхскомиссар никогда не появлялся в одиночку, только с охраной. И как к нему подобраться? В резиденцию Коха – большое двухэтажное здание с колоннами на Фридрихштрассе – попасть можно было, но охрана была настолько плотной, что о покушении лучше и не мечтать.

В поисках и раздумьях прошел день, другой и третий. А на четвертый Кузнецову улыбнулась удача. В Ровно прибыли новенькие, только что с завода, душегубки – герметичные фургоны на шасси грузовиков «Диамонд Рео», и каждый был рассчитан на умерщвление тридцати несчастных кряду. Образовалась этакая стихийная выставка нацистского изуверства – деятели из гестапо и айнзацгруппы усиленно интересовались «технической новинкой». Вместительные фургоны были выкрашены в серый цвет, а сзади у них были намалеваны огромные красные кресты, чтобы изображать санитарные машины и не пугать тех бедолаг, которым доведется «прокатиться» в газвагене.

Появился и Эрих Кох. Гауляйтер молча обошел душегубку, и тут Кузнецов решил воспользоваться шансом – телохраны Коха отстали, полагая, что в толпе офицеров Рейха их подопечному ничто не грозит.

Подойдя к гауляйтеру и представившись, Николай бойко заговорил:

– Это зондерваген или специальваген, господин рейхскомиссар. Три десятка унтерменшей заходят внутрь, водитель заводит двигатель и минут десять держит его на нейтральной передаче. А потом едет к крематорию или ко рву, чтобы выгрузить трупы!

– И все? – удивился Кох. – Так быстро?

– Да, господин рейхскомиссар! Можно умерщвлять и во время движения, что экономичней.

Один из телохранителей выглянул из галдевшей толпы офицерья и успокоился – гауляйтер мило беседовал с Паулем Зибертом, компанейским парнем, что вчера их угощал в «Дойчегофф».

– Двигатель тут стоит особый, господин рейхскомиссар. Топлива он расходует немного больше, чем обычные моторы, а в его выхлопных газах резко увеличена доля угара. Унтерменши просто засыпают, чтобы никогда не проснуться. А вот если газовать, наступает мучительная смерть от удушья.

– Лучше газовать, – улыбнулся гауляйтер.

– О, не скажите! Тогда пол и стены фургона будут перепачканы экскрементами, мочой и рвотой – уборщики проявляли понятное недовольство. Хотите взглянуть?

Не дожидаясь ответа, Кузнецов отворил дверцу – в обитом оцинковкой фургоне зажглась лампочка. В полу была видна решетка, прикрывавшая газовую трубу.

– Окошек нет? – поинтересовался Кох.

– Ни одного!

Сердце у Кузнецова забилось. Сейчас или никогда! Саданув гауляйтера локтем, он схватил обмякшее тело и забросил в фургон. Запер дверцу и независимо обогнул душегубку. Его никто не видел, ни его, ни Коха. Еще минута-две, и охрана спохватится. Но и торопиться нельзя – спешка привлекает внимание…

Приблизившись к кабине «Зондервагена», Николай услыхал глухие удары – гауляйтер очухался. Заняв место водителя, Кузнецов быстро завел двигатель – за его шумом никакие стуки-грюки слышны не будут. С удовольствием нажав на газ, Николай тронулся, посигналив. Офицеры расступились, оборачиваясь и приветствуя человека за рулем – Зиберта знали многие.

Продолжая газовать, Кузнецов покатил по Немецкой улице, свернул и выехал к окраинам Ровно. На выезд постовые почти не реагировали, разве что руки вскинули, приветствуя офицера-водителя. Николай небрежно отсалютовал в ответ. Прошло десять минут, пятнадцать, двадцать.

«Диамонд Рео» хорошо шел по накатанной дороге, а до ближайшего села, где есть «маяк», оставалось совсем немного. Вот только являться в село не стоит, обязательно начнутся обыски, расстрелы… И назад ему тоже дорога закрыта – для гестапо будет нетрудно сложить дважды два и получить верный ответ. Кузнецов ухмыльнулся. Это он переживет! Зато Кох не пережил…

От этого нелюдя пострадали миллиона два человек – уничтоженные в лагерях, расстрелянные, угнанные в Германию «остарбайтерами». А сколько еще душ загубил бы Эрих Кох, благонамеренный бюргер, дорвавшийся до власти?

Свернув с дороги, Николай загнал газваген в рощицу и покинул кабину. Обойдя фургон, он открыл дверцу и быстро отшагнул – клубы синеватого угара поплыли изнутри. Сквозь плотную пелену газа слабо просвечивала лампочка. Сдерживая дыхание, Кузнецов рассмотрел труп гауляйтера. Кох скрючился, перепачкав шинель блевотиной. Здорово попахивало – обделался рейхскомиссар.

– Собаке – собачья смерть, – высказался Николай и захлопнул дверцу душегубки.