Глава 15
Неофициальный визит
В начале июля Судоплатов задумал навестить Барановичи – туда должен был пожаловать некий проверяющий из самого Берлина. Цель была не ахти какая, но Павел планировал совершить налет на склады горючего и боеприпасов за городом, пока основные силы полиции, жандармерии и СС будут стянуты к аэродрому.
Замысел был прост, как столовая ложка: когда мобильные группы уберут часовых, а Муха подготовит склады к взрыву, небольшой отряд Репнина обстреляет аэродром из пары минометов. Мин, правда, имелось всего пятнадцать штук, но этого хватит, чтобы испортить фашистам праздник…
…Глухими окольными тропами двигалась пара «Ганомагов», волокущих на прицепах по 45-миллиметровой противотанковой пушке – сделанные в СССР, они тоже достались как трофеи, немцы эти орудия уважали. Лишь пару раз бронетранспортеры выбирались на дорогу, чтобы разогнаться, проехать пару километров и снова углубиться в лес.
Подъезжая к дому лесника, где бойцы «Олимпа» обычно встречались с подпольщиками из Барановичей, Судоплатов заметил усердно махавшего им старичка, весьма бодрого Беню, прозванного Раввином за глубокие познания в Пятикнижии Моисеевом. Это был хитрый, но честный человек, промышлявший шитьем. Лучший портной Барановичей, он обшивал до войны все местное начальство, хотя разбогател не слишком. Комсомольцы и коммунисты, ушедшие в подполье, спасли дочь Бени от расстрела, и тот проникся к ним горячей благодарностью.
– Что случилось? – спросил Судоплатов.
– Ах, и не спрашивайте! – запричитал Раввин. – Гоняют старого, больного еврея, как последнего… Минай Филиппович просил вам передать, что в Барановичи вот-вот наведается сам Эрих фон дем Бах, наиглавнейший эсэсовец во всей Белоруссии! И он таки прибудет дотемна. С ним грузовик охраны и броневик. Изя дежурит у Двух деревьев, Минай Филиппович велел ему вас дожидаться, сам таки не поспевает.
– Ага… Спасибо. Медведев! Трошкин! Выдвигаемся.
Прямая дорога из Минска в Барановичи в одном месте делала полупетлю, огибая берег реки, в этом-то месте и росла пара огромных сосен, высившихся по разные стороны шоссе. От двух деревьев хорошо было наблюдать за дорогой в обе стороны – удобное место для засады. Поимка такого гада, как фон дем Бах, повинного в массовых казнях, была сама по себе удачей, но в голове у Судоплатова уже зароились мысли, складываясь в замысел, куда более губительный для немцев.
«Ганомаг» съехал с дороги, и Павел, подняв бронещиток, громко крикнул:
– Изя! Свои! Я от Раввина Бени!
Из кустов робко выглянул худой парень, из тех, кого дразнят в школе за отличную учебу и умение играть на скрипке.
– Так я вас знаю! – обрадовался он. – Вы оружие Батьке Минаю передавали!
– Было дело. Ну, проезжал фон дем Бах?
– Таки нет.
Ладно, подождем. Больше ждали.
– Трошкин! Медведев! Дозорных выставить. Как покажется кортеж, выводим «Ганомаги». На виду чтоб торчали только в немецкой форме. Пушки на позицию. И запомните: стрелять по машине Эриха фон дем Баха запрещаю! Пригодится в хозяйстве…
– Есть! – расплылся в улыбке Трошкин.
Сам Павел щеголял в мундире оберштурмбаннфюрера СС, перешитом на него все тем же Раввином Беней. Повернувшись к Изе, он спросил:
– Как там Батька Минай?
– Так он сейчас в Пудоти, это под Суражем. Отряд собирает из тех, кто на картонной фабрике работал. Да что там – собирает! Собрал уже немножечко. На колонну немецкую напал, мост через Усвячу сжег…
– Молодец! А детей он с собой увел?
– Нет еще. Говорит, в лесу жить трудно.
Судоплатов досадливо поморщился. «В той жизни» Батька Минай пережил страшную трагедию – фашисты захватили четырех его малых детей в заложники и расстреляли.
– Вернешься, Изя, передашь через связного мой приказ Батьке Минаю – немедленно увести детей! Иначе немцы их пустят в расход.
– От же ж звери…
– Люди, Изя, люди. Звери не способны на подлость.
Больше часа прошло в ожидании.
– Еду-ут! – разнесся крик дозорного.
– По местам! К бою!
Из кузова «Ганомага» Павел глянул в бинокль на приближавшиеся машины. Впереди ехал восьмиколесный «горбатый» бронетранспортер «Бюссинг» с орудийной башней наверху, позади – «Шихау», схожий с «Ганомагом», только побольше размерами, а посередке грузно покачивался роскошный черный лимузин – бронированный «Майбах». «Бюссинг» поначалу снизил скорость, пушка его шевельнулась, но затем водитель узнал «своих» и газанул.
– Володя, готовься!
– Всегда готов!
Головы панцергренадиров в касках, высовывающиеся над бортом «Шихау» и из люка на башне «Бюссинга», синхронно повернулись, оглядывая «встречающих». Судоплатов не отдавал команды – все было обговорено заранее. Мирно клокотавшие моторы взревели, гусеницы лязгнули – и оба «Ганомага» буквально выпрыгнули на шоссе, запирая «Майбах» между собой. Тормоза лимузина завизжали, машину повело, но водитель справился – передний бампер едва коснулся ленивцев «Ганомага». «Шихау» малость прозевал, и его приложило к борту партизанского броневика.
Все произошло почти мгновенно, а когда немцы очухались и башня затормозившего «Бюссинга» стала разворачиваться, свое веское слово сказали пушки. Артиллеристы били в упор, бронебойными. Экипаж «горбатого» сгинул сразу – снаряд попал весьма удачно, и боекомплект сдетонировал, почти отрывая башенку и вышибая люки. «Шихау» тоже не повезло – подкалиберным разворотило кабину, «выдув» бронещитки, – но половина панцергренадиров уцелела.
Застрочил пулемет, долбя по борту «Ганомага», и тут же прилетела ответка – грянул пушечный выстрел. Снаряд разорвался прямо в кузове «Шихау». И тишина…
Судоплатов мигом вылез из люка и в два приема соскочил на землю. Подбежав к «Майбаху», он распахнул заднюю дверцу, ей же прикрываясь, как щитом, и мотнул «Вальтером».
– Раус аус дем вагн!
Грузно ворочаясь, Эрих фон дем Бах покинул лимузин. Щекастый, губастый, очкастый и слегка растрепанный – фуражка осталась на кожаном сиденье. Тем лучше. Бесцеремонно развернув группенфюрера, Павел ударил его рукояткой пистолета по затылку. Фон дем Бах обмяк, и его тут же подхватили двое бойцов.
– Не помните мундир!
С водителем и адъютантом тоже особо не церемонились – клацнули по темечку и раздели.
– Этих допросить и расстрелять, – приказал Судоплатов, – группенфюрера повесить. «Броню» оттащить в лес.
«В той жизни» верховному руководителю СС в Белоруссии Эриху фон дем Баху, кавалеру Рыцарского креста, весьма повезло – на Нюрнбергском процессе он выступал свидетелем, хотя и прямо участвовал в массовых казнях – в Риге, в Минске, в Могилеве, пролив кровь десятков тысяч людей. Герман Геринг даже кричал ему со скамьи подсудимых: «Грязная, проклятая, предательская свинья! Отвратительная вонючка! Он был самым проклятым убийцей во всей этой чертовой кампании!» Теперь группенфюрер не даст свидетельских показаний – его жирная тушка в обгаженных подштанниках висела на суку в глубине лесного лога.
Сгоряча Судоплатов решил было мчать в Минск на «Майбахе», в мундире группенфюрера, да показать немцам кузькину мать, однако профессионал живо пригасил сей молодеческий порыв. Красиво умереть – это, может, и важно, но пока не к спеху. Все там будем.
Наскоро собрав военный совет, Павел разложил план Минска.
– Немцы еще непуганые, – сказал он, – но зарываться особо не стоит. Надо связаться с подпольем, без них наша акция станет похожа на коллективное самоубийство. Проникнуть в город не сложно, гораздо труднее выбраться оттуда после акции. Митя! Оба миномета и весь запас мин передашь подпольщикам. Раз уж не пришлось аэродром обстрелять… Всю акцию проведем на площади Ленина, перед Домом правительства, где ныне окопалась администрация руководства СС в Белоруссии. Вниманию снайперов! Вот сбоку от Дома правительства стоит «Красный костел». С его крайней башни хорошо видна площадь вокруг памятника Ленину и весь проспект. Вторая точка – четырехэтажное здание напротив Дома правительства. С правой стороны тут развалины – немцы бомбили. С левой – барак на две семьи. Действовать будем так…
…Мчаться на «Майбахе» Судоплатову все же довелось – штаб отряда решил единодушно, что так будет и быстрей, и безопасней. Вел машину снайпер в форме шарфюрера, Толик Ефимов. Рядом с ним сидел Трошкин, изображавший адъютанта. За лимузином поспешал «Опель Блиц» с «олимпийцами» в фельдграу. Один из них – Костя Пехов – тоже являлся снайпером, чемпионом Московской области по стрельбе, а остальные представляли собой группу Репнина, посланную на усиление отряда Батьки Миная. Первым заданием группы стало прикрытие акции на площади Ленина.
До Минска добрались за три часа. Посты на дороге попадались, но лишь однажды, в Дзержинске, кортеж остановил некий служака, помешанный на орднунге. Правда, проявить бдительность фельджандарму так и не удалось – стоило опуститься пуленепробиваемому стеклу «Майбаха», как на служаку холодно глянул группенфюрер, неприятным голосом поинтересовавшийся:
– Что случилось?
Радетеля дисциплины аж в пот бросило. Вытянувшись во фрунт, он отрапортовал, что все в полном порядке, проезд свободен. Группенфюрер вяло кивнул и скомандовал: «Трогай!» И лимузин под эскортом «Опеля» проследовал дальше. Поздно вечером показались окраины Минска. «Майбах» и тут послужил «пропуском на колесах» – стоило фонарям постовых осветить лимузин самого фон дем Баха, как лучи резко отводились прочь, и только фары подметали светом улицу. Около неприметного переулка машины разделились – «Майбах» свернул, а «Опель» последовал дальше, высадив «солдат».
Притушив фары, лимузин почти неслышно проехал до нужного дома – бедной избенки с облезшими стенами. Ворота были открыты, и Толик с ходу заехал во двор. Хозяин, человек Батьки Миная, тут же затворил воротину. Скрылись с глаз… Судоплатов, вылезая из машины, сказал непринужденно:
– Душно сегодня, вы не находите?
Хозяин шумно вздохнул и выдал отзыв:
– Это что, самая духота в августе начнется. Здрасте, стало быть. Меня Федором кличут, Федором Ярновым.
– Нас привечать опасно, товарищ Ярнов.
Федор усмехнулся.
– А я бобыль, ни жены, ни детей. За кого мне бояться? А самому… Чего ж? Коли и доберется смертушка, то хоть знать буду, что не зря все. Перекусите?
– Не откажусь.
Павел, Толик и Трошкин, изображавший адъютанта, с удовольствием умяли по шмату сала с хлебом.
– Задерживаться у вас не будем, а то ночи короткие. Вы только машину прикройте, а то уж больно приметна.
– Все сделаем, товарищ командир.
– Тогда бывай, Федор.
Переодевшись в камуфляж, нацепив на головы черные лыжные маски, «судоплатовцы» покинули дом Ярнова, прихватив с собой оружие – винтовки и «Шмайссеры». Идти было недалеко, но двигаться следовало осторожно – комендантский час. Впрочем, и днем с такой поклажей, как у них, много не походишь. Когда за развалинами, оставшимися после бомбежки, показался Дом правительства, Минск давно спал – спокойно или тревожно, вздрагивая от каждого скрипа.
– Ну, я пошел, – шепнул Ефимов.
– Давай…
Судоплатов проводил снайпера взглядом – Толику предстояло занять место на башне костела Св. Симеона и Св. Елены, прозванного «Красным». Будет бить врага на пару с Костей Пеховым.
– Двинули, – тихо скомандовал Павел.
Трошкин кивнул, как будто командир мог его видеть.
Четырехэтажное здание, что стояло напротив Дома правительства, заселено было едва на треть – в брошенных квартирах ночевали офицеры СС. Соседство, что и говорить, опасное. С другой стороны, можно было не беспокоиться насчет облавы – кто ж подумает на эсэсовцев, славу и гордость Рейха? На чердак забираться не стали – квартира, выходившая на проспект им. Сталина, была свободна. Даже окна открывать не пришлось – все стекла выбиты, стреляй – не хочу. Жилплощадь этажом ниже тоже пустовала, но туда соваться не стали – только устроишься, а постояльцы снизу тут как тут, живо поинтересуются, кто это там ходит, у них над головой? От греха подальше, к богу поближе…
Судоплатов осторожно выглянул в окно, отодвигая край уцелевшей шторы. Светила луна, и в ее свете блестели рельсы, проложенные по проспекту Сталина или, как его переименовали оккупанты – Хауптштрассе. Трамваи, правда, не ходили. Наискосок, за проспектом, глыбился постамент – бронзовую фигуру Ильича немцы недавно сбросили. Огромный Дом правительства не был темен – десятки окон светились.
– Работнички… – буркнул Трошкин, обозревая здание в оптический прицел. – Товарищ майор, видите? Стоит наш «Опель»!
– Стоит? – оживился Павел. – Где?
– Справа от памятника.
– А, точно! Ла-адно… Ждем. Ты покемарь пока, потом меня сменишь.
– Ага.
Мебели в квартире не сохранилось, по крайней мере, целой, но матрацы нашлись. Будет удобно выцеливать фашистов с колен, опираясь на мягкое. А ночью можно и подремать. Судоплатов был взбудоражен – а кто останется спокойным в логове врага? Зато мысли текли быстро и четко, без той сумятицы, что идет от нервов. Если все их задумки сбудутся, они добьются не только ликвидации пары гадов – завтра состоится акция устрашения. Немцы должны постоянно, днем и ночью, испытывать страх. Они должны знать, что в зоне оккупации для них не существует безопасных мест, что никакие, даже самые высокие чины и звания их не спасут. Весть об этой акции разойдется по всей стране, вдохновляя и вселяя надежду. Пусть минчане знают, что наши тут, рядом!
Ближе к полуночи Павел расслабился. Изредка из подъезда доносились голоса и хлопанье дверей, хохот и топот, но быстро стихали. В двенадцатом часу и вовсе тишь да гладь. С улицы иногда доносились шаги патруля, однажды проехал, громыхая пустыми бочками, грузовик. И снова тишина. А толку? Не бывает безмятежных снов в оккупированном городе…
Сменившись, Судоплатов уснул.
Утром открылась еще одна мерзкая деталь – герб БССР на фасаде Дома правительства был завешен черным стягом СС с белыми рунами.
– Похоже на «Веселый Роджер», – усмехнулся Павел.
Пиратам, правда, и не снился эсэсовский беспредел.
– Уже скоро, – пробормотал Трошкин.
Судоплатов кивнул, накручивая глушитель.
По плану, Ханс-Ульрих Блюм, антифашист, эмигрировавший в СССР, боец «Олимпа», должен был позвонить в Минск, чтобы предупредить «главных действующих лиц» – мол, так и так, ровно в десять ноль-ноль к Дому правительства прибудет проверяющий из Берлина, обергруппенфюрер Гюнтер фон Герсдорф, тот самый, встречать которого отправился фон дем Бах. Идеальное произношение Блюма должно было убедить немцев, что гости таки ожидаются.
По идее, встречать дорогого – и опасного – визитера должны будут выйти все фюреры местного разлива. Бригаденфюрер СС Карл Целнер, гауляйтер Вильгельм Кубе, командир айнзацгруппы В Артур Небе и прочая сволочь, рангом поменьше. Целься – и огонь по врагам рабочего класса. Сработает ли?
Прожевав сухарь со слоем смальца и запив яство глотком трофейного коньяка из карманной фляжки, Судоплатов с Трошкиным исполнились терпения. И, видимо, план сработал – ближе к десяти началась суета. Немцы наводили чистоту, а сбоку от памятника Ленину выстроился отряд СС для торжественной встречи. Несколько грузовиков, скромно стоявших в сторонке, не трогали.
Среди них затерялся и партизанский «Опель», начиненный несколькими ящиками тротила, сдобренного гайками, болтами и прочими «поражающими элементами». Судоплатов осторожно встал на колени и глянул поверх подоконника. Подходящий сектор обстрела.
А вот и мишени… При полном параде появились «главные действующие лица». Павел узнал Целнера, похожего на разжиревшего Гитлера – те же усики бросались в глаза.
– Женя, работаем.
– Я готов, товарищ майор.
– Беру Целнера. Рядом с ним – видишь?
– У него мундир не военный.
– Это Кубе, наместник Гитлера в Белоруссии.
– Он мой!
– Бери, – усмехнулся Судоплатов, – дарю.
Затаив дыхание, Павел нежно потянул за спусковой крючок. Винтовка вздрогнула, и будто чихнула – увесистая пуля попала Карлу Целнеру прямо в ухо. Еще один «чих» – падает Вильгельм Кубе, генеральный комиссар генерального округа Вайсрутения. Вместе с ним упал и покатился, как кегля, худой немец в мундире оберштурмбаннфюрера – это отличились снайперы, засевшие в «Красном костеле».
Фрицы заметались.
– Сейчас! – выдохнул Трошкин.
Словно дождавшись его веления, «Опель Блиц» внезапно исчез в огненной вспышке, отбрасывая и переворачивая рядом стоявшие грузовики.
Судоплатов мигом пригнулся, и ударная волна прошла над ним, сорвав штору. Россыпь метизов и обломков самой машины здорово проредила строй эсэсовцев. Началась паника, хотя отдельные группы солдат собирались вокруг своих командиров, совершая осознанные действия – занимали круговую оборону, оттесняли руководство к парадному входу Дома правительства.
– Уходим!
– Сейчас начнется!
– Пока добежим до дверей подъезда, мины кончатся!
Бросив винтовку, Павел подхватил «МП-40» и отпер дверь.
– За мной! – сказал он, доставая немецкую пилотку и напяливая ее на голову.
Сбежав по лестнице, Судоплатов столкнулся с полураздетым офицером в наброшенном на плечи кителе.
– Что случилось? – крикнул он.
– Русские в городе! – ответил Павел. – Не приближайтесь к окнам!
В ту же секунду грохнул взрыв, за ним еще и еще. Судоплатов спустился к выходу и прижался к стене, считая взрывы. Пятнадцать!
– Шнелле, шнелле! – крикнул Павел и выбежал на улицу.
Сейчас он ничем не отличался от прочих гитлеровцев – те из них, кто выжил, точно так же носились по улице, не то выискивая Красную Армию, не то спасая свою шкуру. Уже углубившись в район «малоэтажной застройки», Судоплатов с Трошкиным нарвались на троих немцев в касках и при винтовках. Солдаты вытянулись, увидев офицера со «Шмайссером», и Павел крикнул им:
– Прочесывайте улицы по направлению к вокзалу!
– Яволь!
И дисциплинированная солдатня порысила, куда было сказано.
У Ярнова все было спокойно, Толик Ефимов уже был тут – мрачный.
– Убили Костю, – выпалил он.
Судоплатов зло сощурился.
– Считай, мы отомстили за него. Переодеваемся! Живо!
Снова натянув ненавистный мундир, Павел плюхнулся на заднее сиденье. Толик устроился за рулем, последним сел Трошкин. Ефимов завел двигатель, а хозяин уже распахивал ворота. То, что со двора Ярнова выезжает «Майбах», мог увидеть лишь сосед напротив. Будем надеяться, он засел в нужнике…
Завывая мотором, лимузин набрал скорость и выскочил на улицу. За городом никто не остановил «Майбах», а вот в Дзержинске опять случился приступ орднунга – дорогу перекрыл шлагбаум, а фельджандармерия усиленно махала, требуя остановки.
– Гони, Толь!
Тяжелый лимузин разнес полосатый шлагбаум в щепки и понесся дальше. С опозданием продолбили пули, пуская гулкие звоны.
– А хрен вам… – проворчал Трошкин.
– В Столбцах нас могут задержать, – прикинул Судоплатов. – Уходим в лес!
Когда миновал заветный километр, «Майбах» свернул на еле заметную дорогу, уводящую в дебри Налибокской пущи. Где-то там, в самой чащобе, ближе к деревушке Заберезь, обосновались танкисты «Олимпа». Есть повод навестить… И выпить!
