Часть вторая
Палтус и скакалка

В воскресенье утром, к 8.25 в трех морских милях впереди, по правому борту показался Фэр-Айл, однако Швигер пока не мог разглядеть Мейнленд – самый крупный из Оркнейских островов у северной оконечности Шотландии, на котором находится высочайшая точка архипелага и который к этому времени капитан ожидал увидеть слева по курсу¹.

Третий день плавания принес с собой новые заботы. U-20 вот-вот должна была оставить “Веселого Ганса” за кормой и войти в воды северной Атлантики, к северу от Шотландии, поблизости от крупной британской базы в СкапаФлоу, – участок, за которым велось пристальное наблюдение. Поэтому Швигер вряд ли удивился, когда, едва успев занести в бортовой журнал свое местоположение, заметил в отдалении два миноносца: они шли уверенным курсом – вероятно, несли патрульную службу.

Он отдал команду быстро погружаться, спустился в боевую рубку и закрыл за собой люк.

Погружение – понятие достаточно простое – на деле представляло собой сложный, опасный процесс, на который уходило немало времени, притом U-20 становилась мишенью для нападения². С хорошо обученной командой субмарина класса U-20 могла погрузиться с поверхности на глубину, достаточную, чтобы не столкнуться с корпусом самого большого корабля, за какие-нибудь семьдесят пять секунд³. Однако в чрезвычайном положении каждая из этих секунд могла тянуться очень долго. Некоторым более старым субмаринам на это требовалось от двух с половиной до целых пяти минут⁴. Среди матросов они получили прозвище “лодки-самоубийцы”⁵. При погружении субмарина была наиболее уязвима, ее могли протаранить боевые корабли, могли обстрелять с большого расстояния. Один лишь снаряд, пробив субмарину, помешал бы ей уйти на глубину, тем самым лишив ее главного преимущества и единственного способа скрыться.

Люди, управлявшие подводными горизонтальными рулями на носу и корме U-20, приспособили их для полного погружения: носовые рули вниз, кормовые – вверх. Погрузиться означало не просто наполнить балластные цистерны водой и пойти ко дну. По мере того как двигатели толкали субмарину вперед, вода текла по лопастям рулей – как воздух проходит по крыльям и предкрылкам самолета, – заставляя судно опускаться. Морскую воду накачивали в балластные цистерны ровно настолько, чтобы субмарина могла достичь определенной глубины. Для того чтобы уловить этот момент, требовалось большое умение, поскольку все менялось каждый день, даже каждую минуту, в зависимости от состояния воды и постепенного уменьшения веса лодки. При выстреле торпедой субмарина мгновенно теряла в весе 3000 фунтов. Даже потребление продуктов заметно уменьшало вес судна. Коробки и ящики, в которых хранились продукты, выбрасывались за борт; запас пресной воды, составлявший существенную добавку к весу, ежедневно таял.

Подъемная сила морской воды менялась в зависимости от ее температуры и солености. В Балтике субмарины погружались гораздо легче, чем в более соленых водах Северного моря. Субмарина, проходящая устье реки, могла внезапно пойти вниз, встретив поток пресной воды, как самолет, попавший в воздушную яму. На плавучесть также влияло изменение температуры воды, зависящей от течения и глубины. Неверный расчет мог повлечь за собой катастрофу. Субмарина могла внезапно вынырнуть на поверхность на виду у миноносца.

Дело еще больше усложнялось в плохую погоду. Высокие волны могли помешать подводным рулям полностью входить в воду. Командир Пауль Кениг вспоминал одно страшное утро, когда, поднявшись на поверхность в шторм, он заметил струйку дыма, идущую из трубы миноносца неподалеку, и дал приказ срочно погружаться⁶. Люди внизу, в кабине управления, открыли клапаны вентиляции, чтобы впустить воду в цистерны по обе стороны носовой части и тем самым уменьшить плавучесть. Судно осталось на поверхности. Кениг с растущей тревогой наблюдал в одно из крохотных окошек боевой рубки, как с каждой новой волной нос взлетает в воздух.

Кениг приказал повернуть подводные рули на максимальный угол и скомандовал “полный вперед”, надеясь, что ускорение увеличит силу, с которой лопасти давят вниз. Судно по-прежнему оставалось на поверхности, качаясь на волнах. Наконец лопасти рулей вошли в воду, и судно начало погружаться. Но тут возникла новая проблема. Судно полетело вниз под таким крутым углом, что Кенигу пришлось ухватиться за окуляр перископа, чтобы не упасть. “Манометр”, который регистрировал глубину, показывал устрашающую скорость погружения. Затем произошел удар. Людей швырнуло вперед, а с ними – все предметы, которые не были прикручены.

Наступила тишина. Шкала манометра освещала кабину управления красноватым светом⁷. Ситуацию разрядил один из офицеров. “Что ж, похоже, приехали”⁸, – сказал он.

Судно стояло, сильно накренившись, под углом около 36 градусов. Корма ходила вверх-вниз. Двигатели продолжали работать “с неистовой силой, так что все судно, от форштевня до кормы, то и дело начинало реветь”, – писал Кениг. Первым сообразил, что происходит, старший механик. Он дал приказ остановить все двигатели.

Кениг понял, в чем дело. Нос субмарины застрял в морском дне, а глубина здесь, если верить картам, была 31 метр, около 100 футов. Длина судна была вдвое больше. Под ударами волн корма то и дело высовывалась над поверхностью, и винты вращались в воздухе, поднимая гейзер пены, заметный издалека. Кениг опасался, что в любой момент в корпус может попасть снаряд, выпущенный миноносцем.

Теперь, когда стало ясно, в чем дело, Кениг велел команде наполнить балластные цистерны на корме и выдуть воду из носовой части. Постепенно субмарина поднялась и выправилась, оставаясь надежно погруженной. Кениг скомандовал “полный вперед”.

В погружении важнейшую роль играло время. Когда U-20 начала опускаться, механики отключили дизельные двигатели и включили электрические. Все вентили и выхлопные каналы, ведущие наружу, были закрыты, люки задраены. После этого Швигер тотчас скомандовал впускать воду в цистерны. Воздух выходил через верхние клапаны, а морская вода вливалась через нижние. Всасывающие двигатели помогали втягивать воду. Чтобы ускорить процесс, Швигер отправил нескольких человек в носовую часть⁹.

Когда U-20 приблизилась к крейсерской глубине, Швигер приказал снова закачивать воздух в цистерны, чтобы остановить погружение судна. Команда всегда знала, что субмарина дошла до этой точки, поскольку насосы начинали сердито рычать¹⁰.

В кабине управления рулевой поддерживал глубину с помощью горизонтальных рулей. Чтобы всплыть на перископную глубину, субмарина маневрировала с помощью одних лишь рулей, не наполняя цистерны воздухом. Это обеспечивало более высокую точность и уменьшало вероятность неожиданного выхода судна на поверхность. В погруженном состоянии субмарина должна была постоянно двигаться, поддерживаемая в ровном, устойчивом положении горизонтальными рулями. Исключение составляли лишь маневры в мелких водах, когда судно могло лечь на дно. В глубоких водах, таких как северная Атлантика, это было невозможно, поскольку давление на дне моря раздавило бы корпус субмарины. Постоянное движение вперед тоже представляло собой опасность. Когда перископ был поднят, он образовывал на поверхности след, белый, перистый, видный за много миль.

Во время погружения на борту U-20 прекращались любые дела, за исключением тех, что не производили шума. Команда, как всегда, прислушивалась, нет ли течи, и следила за внутренним давлением.

Затем наступал момент, поистине приводивший команду в трепет, когда субмарина, полностью погруженная, шла вперед, как никакое другое судно, не преодолевая волн, подобно надводным кораблям, а скользя, словно птица в воздухе.

Впрочем, незрячая птица. Окошки в рубке позволяли обозреть лишь ближайшее окружение, в некоторых случаях их закрывали стальными заслонками. В таких условиях требовалась огромная уверенность в себе, ведь теперь у Швигера не было никакой возможности узнать, что впереди. До изобретения звуколокаторов субмарины шли совершенно вслепую, целиком полагаясь на морские карты. Одним из кошмаров подводников была мысль о том, что на пути их может оказаться полузатонувшая развалина или не обозначенная на карте скала.

В то воскресенье, вскоре после полудня, Швигер скомандовал всплывать. Наступило время “игры вслепую”¹¹, как называли его командиры субмарин, эти долгие, тревожные секунды перед самым выходом перископа на поверхность. Все внимательно прислушивались, не передаются ли по корпусу шумы кораблей: плеск разрезаемой носом воды, гудение винтов. Это был единственный способ понять, что наверху. По мере того как Швигер вглядывался в окуляр, вода становилась светлее, прозрачнее. Эти секунды, по словам одного командира, были “из числа самых тревожных, какие только доводится испытывать человеку”¹².

Швигер и другие капитаны больше всего боялись, что перископ окажется на близком расстоянии от миноносца или, хуже того, на пути миноносца. Одна субмарина всплыла так близко к кораблю, что весь объектив был закрыт черным корпусом судна. Поначалу командир решил, что перед ним – необычайно темное штормовое облако.

Как только перископ вышел из воды, Швигер, поворачивая его на 360 градусов, быстро оглядел море вокруг. Ничего подозрительного он не заметил. В этом состояло важное преимущество субмарины перед надводными кораблями. Швигер видел дым, идущий из труб пароходов, издалека, а вахтенным этих кораблей, чтобы заметить его судно, требовалось подойти гораздо ближе.

Швигер приказал подняться на поверхность полностью. Теперь вдобавок к маневрированию горизонтальными рулями команда принялась регулировать соотношение воздуха и воды в цистернах, чтобы увеличить плавучесть. Внутри U-20 послышался рев – это сжатый воздух врывался в цистерны, выталкивая наружу морскую воду. Порой командир решал выйти на поверхность полностью, чтобы показалась палуба субмарины; порой он шел “вровень”, так что над водой возвышалась лишь боевая рубка, отчего создавалось впечатление, будто люди шагают по воде.

U-20 всплыла, но тут Швигер обнаружил, что дело обстоит совсем не так, как он ожидал после осмотра через перископ¹³. Море впереди кишело британскими патрульными судами: шесть кораблей вытянулись цепочкой между островами Фэр-Айл и Норт-Роналдсей, самым северным из Оркнейских островов, чей маяк был знаком каждому плававшему в этих водах.

А за кормой Швигер заметил еще два миноносца. Он уже видел их в тот день, но полагал, что оставил их далеко позади. В бортовом журнале он записал: “снова появляются в поле зрения; курс на U-20; одно патрульное судно поворачивает к нам”.