Сопровождаемые немыми слугами, которые несли лампы так осторожно, словно воду в сосуде, мы подошли к лестнице, ведущей в помещение королевы. Здесь я хотел проститься с ней, но «Она» удержала меня.

- Пойдем ко мне, Холли, - сказала она, - мне доставляет удовольствие беседовать с тобой! Подумай только: целых 2000 лет мне не с кем было сказать ни слова! Откинь занавес, садись возле меня, мы будем есть фрукты и болтать. Смотри, я снова покажу тебе свое лицо! Я предостерегала тебя, Холли, но ты не хотел слушать!

Она сбросила газовое покрывало и стояла передо мной, сияя ослепительной красотой, гибкая, грациозная, как блестящая змея. Устремив на меня свои чудные глаза, - ужаснее глаз василиска, - она околдовала меня своей красотой, и смех ее звенел, как серебряный колокольчик! Новое настроение охватило ее. Она не была теперь ужасной, гневной женщиной, проклинающей свою соперницу, или убийственно-холодной, как на суде, или мрачной и торжественной, как в гробницах пещер. Она походила теперь на торжествующую Афродиту. Жизнь лучезарная, удивительная, сияла на ее лице.

Я был настолько очарован этой волшебной красотой, что готов был позабыть свое безобразие, если бы Аэша не отрезвила меня, сурово заявив, что ее красота не для меня.

Однако сжалившись над моим волнением, она, чтобы успокоить меня, стала расспрашивать про Христа. Я рассказал все, что знал, затем добавил, что у арабов есть другой пророк, Магомет, который проповедывал иную веру и имел массу последователей.

- Ага! Понимаю! - произнесла Аэша. - Две новых религии! Я знала столько религий… Заметь, Холли, каждая религия обещает последователям будущую жизнь!

- Религии появляются и исчезают, цивилизации являются и погибают, все проходит и забывается, - неизменными остаются мир и человеческая природа. Ах, если бы человек питался этой надеждой, он сам приближал бы свое спасение!..

- Холли, я надоела тебе, - сказала Аэша, - почему ты сидишь молча? Хочешь, я шучу тебя своей философии? Ты станешь тогда моим ревностным учеником, и вдвоем мы откроем и найдем такую религию, которая затмит все остальные. Ах, да! Пойду взглянуть на больного юношу, на Льва, как называет его Биллали! Не бойся, Холли! Я не буду лечить его колдовством. Я уже говорила тебе, что не умею колдовать, а только могу управлять тайными силами природы. Иди, я только приготовлю лекарство и приду!

Я пошел к Лео и нашел Джона и Устану в отчаянии. Лео умирал, и они долго искали меня повсюду. Я бросился к ложу и взглянул на больного.

Да, Лео умирал! Он был без сознания и дышал тяжело, хотя губы его шевелились и дрожь пробегала по телу. Я видел, что пройдет еще несколько минут, - и никакая помощь уже не будет ему нужна. Боже мой! Как я проклинал безумие, свой эгоизм, которые держали меня около Аэши в то время, как умирал мой мальчик!

Я сжал в отчаянии руки и оглянулся. Устана сидела около Лео, и в глазах ее светилась тяжелая скорбь. Джон выл, - действительно, выл, в углу, иначе не могу назвать его плач; но заметив, что я смотрю на него, ушел. Вся надежда была на Аэшу. Только она могла помочь Лео. Я пойду и буду умолять ее!

Вдруг Джон влетел в комнату с искаженным от страха лицом.

- Помоги нам, Боже! - зашептал он, весь дрожа. - Там, в переходе, идет покойница!

На минуту я остолбенел от ужаса, но затем сообразил, что Джон, вероятно, видел Аэшу, закутанную, как всегда, и принял ее за покойницу. В это время Аэша показалась у входа, Джон обернулся, увидал ее и, вскрикнув: «вот она!» прыгнул в угол и уткнулся лицом в стену, тогда как Устана распростерлась на полу.

- Ты пришла вовремя, Аэша! - сказал я. - Мой мальчик близок к смерти!

- Если он еще не умер, - произнесла она мягко, - то я верну ему жизнь, Холли! Этот человек - твой слуга? Разве ваши слуги таким образом приветствуют чужестранцев?

- Он испугался тебя, - ответил я, - ты закутана, как покойница!

Аэша засмеялась.

- А девушка? Вижу, вижу! Ты о ней говорил мне! Скажи им обоим, чтобы они ушли отсюда, я должна посмотреть на больного!

Я сказал Устане по-арабски, а Джону по-английски, чтобы они вышли из комнаты; Джон остался очень доволен, так как не мог преодолеть свой страх. Но Устана смотрела на дело иначе.

- Что «Она» хочет делать? - прошептала девушка, колеблясь между страхом перед королевой и желанием остаться с Лео. - Жена имеет право быть при умирающем муже. Нет, я не уйду, господин!

- Почему эта женщина не ушла, Холли? - спросила Аэша, стоявшая в другом конце пещеры и разглядывавшая скульптуру на стене.

- С на не хочет оставить Лео! - ответил я, не зная, что сказать.

Аэша повернулась к Устане и произнесла только одно слово: «уходи!» Этого было достаточно; Устана поползла вон из комнаты…

Аэша же скользнула к ложу, где лежал Лео, отвернувшись лицом к стене.

Вдруг ее высокая, статная фигура пошатнулась и вздрогнула, словно ее ударили, а из уст вырвался такой дикий, ужасный крик, которого я никогда не слыхал в жизни.

- Что такое, Аэша? - вскричал я. - Он умер?

Она повернулась и, как тигрица, прыгнула ко мне.

- Собака! - вскричала она страшным шепотом. - Зачем ты скрыл это от меня?

Аэша вытянула руку, как будто намереваясь убить меня.

- Что скрыл? - сказал я в ужасе. - Что такое?

- Ах, может быть, ты не знаешь! - ответила она тише. - Знай же, Холли, знай! Здесь лежит мой Калликрат, который вернулся ко мне наконец!

Она рыдала и смеялась одновременно, словно помешанная, бормоча про себя: Калликрат! Калликрат!

«Глупости»! - думал я про себя, но не смел сказать это вслух, боясь только одного: чтобы Лео не умер, пока Аэша придет в себя и успокоится.

- Можешь ли ты помочь ему, Аэша? - спросил я смиренно. - Твой Калликрат скоро уйдет от тебя. Смотри, он умирает!

- Это правда, - произнесла она, - зачем, зачем я не пришла сюда раньше? Я вся дрожу, моя рука трясется… Возьми, Холли, этот фиал… - она достала из складок одежды оловянный кувшинчик, - и вылей ему в горло всю жидкость. Это вылечит его, если он еще не умер! Скорее! Скорее! Он умирает!

Я взглянул на Лео, у него начиналась уже агония. Лицо его посинело, дыхание остановилось, и в горле хрипело. Я вытащил зубами пробку фиала, и капля жидкости попала мне на язык. Я ощутил сладкий вкус, моя голова закружилась и в глазах потемнело, но, к счастью, все это сейчас же прошло.

Лео умирал, его золотистая голова металась на подушке, и рот был открыт. Я попросил Аэшу поддержать его голову, и она осторожно сделала это, хотя дрожала вся с головы до ног. С трудом разжав челюсти больного, я влил жидкость ему в рот. Легкий пар шел от жидкости, и хрип в горле больного тотчас же прекратился. Лицо Лео смертельно побледнело, и сердце, казалось, остановилось, только веки задрожали. Я взглянул на Аэшу: газ упал с ее головы, пока она поддерживала голову Лео, и лицо было так же бледно, как у больного.

Она смотрела на Лео с выражением отчаяния и страха, очевидно, сомневаясь в том, что он останется жить. Прошло 5 минут. Лицо ее вдруг осунулось, глаза потускнели, - она словно перестала надеяться. Коралловые губы побелели и задрожали. Жаль было смотреть на нее.

- Поздно? - пробормотал я.

Аэша закрыла лицо руками и не ответила. Вдруг я заметил, что Лео стал дышать ровнее и краска появилась на его лице. О, чудо! Человек, который умирал, теперь спокойно повернулся на бок.

- Видишь? - спросил я шепотом.

- Вижу, - ответила она хриплым голосом, - он спасен! Я думала, что уже поздно; еще немного, - и он бы умер!

Она залилась слезами и стала еще прекраснее.

- Прости меня, Холли, мою слабость! - сказала она. - Ведь я - женщина с ног до головы! Подумай об этом! Сегодня утром ты говорил о месте, где мучаются грешники. Ты назвал его адом… Целых две тысячи лет я жила в таком аду, мучимая воспоминанием о своем преступлении, терзаясь неудовлетворенным желанием, без друзей, даже не имея возможности умереть… Подумай, Холли, никогда ты не услышишь этого и не увидишь такого, если и проживешь еще 10000 лет. Наконец мой избавитель пришел, - тот, кого я ждала многие годы. В назначенное время он явился ко мне, и я знала, что он должен придти: моя мудрость не ошибается! Но как малы мои познания, как слабы мои силы! Он лежал здесь больной, при смерти, и я не чувствовала этого, хотя ждала его две тысячи лет! Если бы он умер, мне пришлось бы снова переживать ряд скучных веков и ожидать моего возлюбленного!.. Но теперь он остался жив, проспит 12 часов, и болезнь совершенно пройдет… Он вернется к жизни и ко мне!

Аэша умолкла, тихо положила руку на золотые кудри Лео, нагнулась и поцеловала его в лоб с такой целомудренной нежностью, что мне стало больно. Я ревновал ее к Лео.