Ночь была темной, как земля под валуном — так говорят у нас на Нинге, — когда мы с Унгахом под моросящим дождем спустились по канатам с башни Ардимаха. Сеговиал не пожелал открыть даже маленькую дверцу наверху. Он боятся, что звук и движение привлекут внимание врагов. Чтобы быть менее заметным, я изменил свою обычную светло-серую окраску на черную. У основания башни Унгах крепко пожал мне руку и растаял во тьме. Он направлялся к югу. Я же обошел башню и направился по дороге, ведущей на север. Без труда я перебрался через ров — такое упражнение не представляет никакой трудности для обитателя 12-го уровня. Я стоял, прижавшись к ограде, до тех пор, пока не услышал, что паалуане меняют караул. Подождав, пока все стихло, я вонзил когти в дерево и перелез через ограду, двигаясь медленно, точно сонное насекомое. Внутри все было спокойно. Часовой исчез. Я принялся пробираться через пространство между внутренней и внешней защитными полосами. Внутренняя полоса представляла собой всего лишь земляной вал не выше моего плеча с канавой перед ней, из которой когда-то брали землю для насыпи. Я едва не наткнулся на еще одного паалуанского часового, дремавшего, сидя на куче земли. Обладая и ночью прекрасным зрением, я легко заметил бы его, если бы не наскочил на него внезапно, выйдя из-за поворота. Я убил бы его своей булавой, если бы не маленький дракон-ящерица, привязанный к пеньку. Он должен был по запаху обнаруживать чужаков. Когда я остановился, рептилия поднялась на четыре лапы и высунула раздвоенный длинный язык.

Я застыл и стоял неподвижно, как статуя, сделав свою кожу настолько черной, насколько это вообще возможно. Ящерица сделала шаг мне навстречу и коснулась языком чешуи на моей ноге. Она лизнула меня еще несколько раз — должно быть, я ей понравился.

Я не мог стоять здесь всю ночь ради удовольствия экзальтированного дракона. Поскольку он мог перемещаться лишь в пределах длины веревки, я стал потихоньку отступать. Дракончик тем не менее попытался следовать за мной. Его путы, прикрепленные к запястью спящего человека, натянулись и разбудили часового. Уставившись на меня, он издал дикий вопль и вскочил на ноги.

Я заколебался, не зная, как лучше поступить — убить его или просто сбежать. На моем собственном уровне меня учили оценивать обстановку с точки зрения разума и логики, но ни разум, ни логика не могут особо помочь, когда нужно мгновенно принять решение. Ответный крик решил все за меня. Если тревога уже поднялась, нет никакого смысла задерживаться ради того, чтобы убить одного часового. Так что бегство оказалось единственно возможным решением. Итак, я перескочил через вал, миновал ров и устремился на север. Проснувшийся лагерь был заполнен гудением, похожим на то, какое издают потревоженные насекомые Первого уровня. Начали появляться конные паалуане с горящими факелами в руках. Скакуны прыгали, пламя факелов колебалось в темноте, и вся картина живо напомнила мне огненный мост через реку мрака.

Однако как сами обитатели Первого уровня, так и их скакуны ночью почти слепы. Я, прекрасно видящий в темноте, без особого труда избегал столкновения с ними. Как говорят у нас: хорошее начало — половина дела.

Равнина, лежащая к северу от города Ира, была почти пустынной. Большая часть ее обитателей, не захотевшая укрыться в Ире, бежала в Метуоро или в Солибрию. Те немногие, которые не успели скрыться, уже были пойманы и засолены для будущих каннибальских трапез.

Я бежал всю ночь и почти весь следующий день. В моем бумажнике была маленькая карта, на которой были изображены главные дороги, соединяющие город Ир с горным Эллорнасом. Впрочем, я, как правило, не пользовался дорогами, стараясь двигаться к северу по возможности прямиком. Я рассудил, что паалуанские разведчики скорее всего устроят засады на дорогах, а не в стороне от них.

Так что мне приходилось карабкаться на крутые склоны, прокладывать себе путь через болота, продираться сквозь заросли. Все эти препятствия, возможно, лишили меня того преимущества во времени, которое я мог бы получить, путешествуя по прямой. С другой стороны, это позволило мне избежать встреч с паалуанами.

Я затратил куда меньше сил, чем это потребовалось бы хилым и нежным уроженцам Первого уровня. Едва ли кому-нибудь из них удалось бы за несколько секунд взлететь по крутому каменистому склону, ни разу не переводя дух. И все же, хотя мы, демоны и сильнее, чем люди, но даже мы не можем постоянно находиться в движении. И нам нужно время от времени останавливаться, поглощая подходящую еду, и погружаться в пищеварительный ступор.

В конце второго дня я приметил одинокую овцу, каким-то чудом избежавшую веревки палуанских обжор. Я поймал ее и большую часть следующей ночи провел, переваривая пищу. Когда я закончил этот процесс, от овцы ничего не осталось, кроме разве что кожи и кучки костей. Я опасался, что нарушил инструкции Хвора относительно повиновения правилам Первого уровня, но, как говорится, необходимость не знает законов.

Потом я впал в пищеварительный ступор. Я спал весь день и всю следующую ночь. Проснувшись, я был удивлен, увидев, что солнце стоит над восточным горизонтом ниже, чем когда я уснул, — только потом я понял, что миновали целые сутки.

Не желая больше задерживаться и все еще чувствуя тяжесть проглоченной овцы, я задумался над необходимостью транспорта. Если бы, к примеру, я мог скакать на животном — лошади, например, то добрался бы до Солибрии за один хороший перегон, прерывая его лишь для коротких остановок, необходимых для отдыха. Если верить моей карте, скоро я должен был уже пересечь границу Солибрии.

Я принялся рыскать по окрестностям в поисках лошади. Довольно скоро мне удалось увидеть одну — так же, как покойная овца, она поедала траву в лощине. На лошади была уздечка, но седла не было.

Я наблюдал за наездниками Первого уровня, так что в теории представлял себе, как это делается, а вот практического опыта у меня не было никакого. На 12-м уровне животных используют только для перевозки грузов. Наши вьючные животные напоминают тех, кого на Первом уровне называют «черепахи». Они тащатся и тащатся вперед, и не нужно особого умения, чтобы заставить их тронуться в путь или остановиться. Лошади Первого уровня — это нечто совсем иное. Но, как гласит пословица, мы не знаем собственных возможностей, пока не примемся за дело.

Я начал подкрадываться к пасущемуся животному, двигаясь медленно и бесшумно, чтобы не вспугнуть его. Я изменил свой цвет, приспособив его к цвету травы. Лошадь, тем не менее, заметила мое приближение. Бросив на меня понимающий взгляд, она рысью двинулась прочь.

Я ускорил шаг, но и лошадь пошла быстрее. Я побежал — лошадь перешла на галоп. Я остановился, и лошадь тоже остановилась и принялась невозмутимо щипать траву.

Я преследовал животное несколько часов, но так и не смог к нему приблизиться. Я утешал себя лишь тем, что, по крайней мере, все это время двигался к северу, к конечному пункту моего назначения. Так что время не было потеряно напрасно.

Когда солнце склонилось к западу, лошадь, наконец, стала выказывать признаки усталости. При моем приближении она отходила уже медленнее. Приближаясь к ней против ветра, чтобы ее не пугал незнакомый запах, я подошел достаточно близко для внезапного прыжка и, пока ее голова была наклонена над травой, я метнулся вперед и вскочил ей на спину. Я прижал ноги к ее бокам, как это делали обитатели Первого уровня, и изо всех сил вцепился ей в гриву.

Едва лишь я оказался на лошади, как это животное буквально взбесилось. Оно низко нагнуло голову и принялось взбрыкивать задними ногами, прыгая то вправо, то влево и беспорядочно крутясь на месте. Я сделал кульбит в воздухе и с такой силой врезался в кустарник, что человек, окажись он на моем месте, мигом испустил бы дух. Освободившись от своей ноши, лошадь немедленно перешла на галоп. Я выбрался из кустарника и бросился за ней. К тому времени, когда солнце спустилось к горизонту, я еще раз настиг ее. Лошадь стояла, опустив голову, с тяжело вздымающимися и опускающимися боками. Но для того, чтобы подойти к ней вплотную, мне понадобилось несколько попыток. И все же я это сделал. В этот раз я буквально опоясал животное ногами и изо всех сил прильнул к его шее. Лошадь снова пустилась галопом, но на сей раз мое пребывание на ее спине увенчалось большим успехом.

Но… нет, хватки я не ослабил, дело было в моих ногах — они потеряли точку опоры, хотя руки все еще продолжали сжимать шею лошади. В результате я опять сделал кульбит в воздухе, стискивая при этом шею животного. Оно потеряло равновесие и упало, причем часть его туловища оказалось на мне. Я продолжал мертвой хваткой сжимать лошадиную шею, но потому, как животное хватало воздух, я понял, что слишком сильно стянул ей дыхательные пути. Вскоре лошадь успокоилась, и я смог схватиться за уздечку.

Ребра лошади продолжали мерно ходить под кожей, из чего я сделал вывод, что не нанес ей смертельных увечий. И действительно, вскоре она вскочила и попыталась убежать, таща меня за собой по песку и траве. Несколько раз она сильно лягнула меня и укусила за руку, но я все же не выпустил из рук уздечки.

Борьба продолжалась до темноты, и силы наши были уже на исходе. В конце концов лошадь успокоилась, и я повел ее за собой, держа на поводу. Я крепко привязал ее к толстой, низко растущей ветке ближайшего дерева и прилег отдохнуть. Лошадь, подумал я, тоже ведь нуждается в отдыхе. Кроме того, я не решался скакать на ней ночью, опасаясь, что в темноте мы оба можем сломать себе шеи.

На следующий день начали попадаться признаки присутствия человека: фермы, над трубами которых вился дым; одна-две деревни. Но когда я на своей лошади въехал в деревню, жители ее, едва завидев меня, разразились дикими криками.

— Людоеды! Людоеды идут! — кричал один из них, мчась вдоль главной улицы и размахивая руками, как птица, собирающаяся взлететь. Через несколько мгновений деревня опустела — все ее жители удирали во всю мочь, кто пешком, а кто верхом. Я кричал им вслед:

— Подождите! Вернитесь! Не бойтесь. Я посланник синдиков!

Но они лишь припустили еще быстрее. Когда все исчезли, я подкрепился едой, найденной в лавке, и отправился дальше.

На пересечении дороги с границей Солибрии я обнаружил крохотную таможню, а на ближайшем холме — сторожевую башню, но людей нигде видно не было. Я имел при себе верительные грамоты, которые должны были обеспечить мне беспрепятственный проход через солибрийскую границу. Мне велено было предъявить эти документы на границе, но оказалось, что предъявлять их некому.

Мне понадобилось время, чтобы обдумать ситуацию. Следует ли мне остановиться здесь и подождать возвращения охранников? Нет, подумал я, пока я буду ждать, Ир может пасть. Наконец я решил, что до охранников дошли слухи о вторжении и они побежали в город Солибрию. Лучший способ выполнить задание — последовать туда за ними. Поэтому я поскакал вперед, несколько обеспокоенный тем, что мне не удается следовать полученным указаниям с буквальной точностью. На моем уровне никогда не дают таких расплывчатых команд.

Дорога к Солибрии вела через густой лес, состоящий главным образом из древних дубов. Эта территория, известная под названием Зеленого леса — одна из последних в Новарии, ибо большая часть земель расчищена здесь под фермы, поля, пастбища и города. В Зеленом лесу до сих пор водятся олени и кабаны, леопарды, волки и медведи.

Мне, впрочем, не встретилось ни одно из этих животных. Я продолжал путь, размышляя над тем, насколько мы, демоны, бережнее обращаемся с природой на своем 12-ом уровне, как вдруг из густых зарослей выступило два человека. В руках у них были веревки с петлями на концах.

Тот, что оказался слева от меня, накинул петлю на голову моей лошади. Увидев летящую веревку, лошадь сделала резкий скачок вправо. Не готовый к подобному маневру, я потерял равновесие и слетел с лошадиной спины, приземлившись головой на камни.

Не знаю, как долго я оставался без сознания. Казалось, прошло лишь несколько мгновений. Однако, когда я пришел в себя и поднял голову, вокруг моей лошади толпилось уже несколько человек. Попытавшись встать, я обнаружил, что руки мои связаны за спиной, а на шею накинута веревка.

Я попытался порвать путы, стягивающие мои запястья, но тот, кто связывал меня, сделал свою работу на совесть. Поскольку мои сенсоры были все еще нечувствительны после полученного удара, я подумал, что попытку к бегству лучше отложить до тех пор, пока я не выясню, кто меня захватил и зачем. Кроме того, двое из них стояли рядом со мной, нацелив ломики прямо мне в голову. Все были вооружены и крайне небрежно одеты.

— Хо, клянусь Пориксом, что это мы изловили? — произнес чей-то голос.

Говорящий, крупный человек с копной вьющихся темных волос и начинающей седеть бородой, говорил на новарианском, но пользовался не известным мне диалектом.

— Паалуанского каннибала, — ответил другой и предложил: — Убьем его, а?

— Вы ошибаетесь, сэр, — возразил я. — Я не паалуанин, а всего лишь демон, состоящий на службе синдиков.

— Ну и историйка, — сказал первый. — Похожа на те, что так любят сочинять наши болтуны. Как бы то ни было, нам лучше его убить. Если он все-таки паалуанин, то так ему и надо, а если он демон — невелика потеря.

— Мне кажется, — он говорит правду, — заметил другой.

— О паалуанах говорят, что они выглядят, как люди, хотя обычаи у них нечеловеческие.

— Эй, захлопни свою пасть, Никто! — отрезал первый. — Вечно ты споришь не по делу…

— Конечно, клянусь адом! — вскричал Никто. — Когда я слышу подобную чепуху, то я и говорю, что это…

— Заткнитесь вы оба! — прогремел крупный человек с курчавыми волосами. — Никто и ты, Кармелион! Будете трещать — клянусь сосками Астис! — скручу вас обоих! Ну, а Никто, кажется, прав, я что-то никогда не слыхал, чтобы у паалуан были хвосты и когти. Пошли, демон, — сказал он мне. — Накиньте на него еще одно лассо, он может оказаться сильнее, чем кажется.

— Скорее всего, он улизнет на свой уровень, а потом вернется невидимым и задушит нас всех, — проворчал Кармелион.

Они провели меня и мою лошадь по невидимой тропинке через лес. Один из моих сторожей заметил:

— Между прочим, демон…

— Эдим, если вам угодно, сэр.

— Отлично, пусть будет так. Скажи, Эдим, где ты научился ездить верхом на лошади?

— Я научился сам за последние два дня.

— Да, я и сам мог догадаться — редко приходится видеть более беспомощного всадника. Я наблюдал за тем, как мои мальчики сцапали тебя. Тебе известно, что держа поводья так, как это делал ты, можно раскроить лошади пасть?

— Нет, добрый сэр, я вечно буду вам благодарен за совет.

— Странно еще, что тебе удалось удержаться в седле без седла. Говоришь, ты едешь из Ира с поручением?

— Да, — ответил я и рассказал ему об осаде. Потом добавил:

— А теперь я могу взять на себя смелость спросить о том, кто вы такие, господа, и почему вы меня задержали?

Крупный человек усмехнулся.

— Можешь называть нас социальными реформаторами. Мы отбираем ценности у богатых и раздаем их бедным. Что до меня, то можешь называть меня Айвором.

— Понятно, мастер Айвор, — сказал я, поняв, что угодил в компанию грабителей. — То, что вы отбираете лишнее у богатых, — это я могу понять, но по какой логике вещей вы отдаете отобранное бедным?

Айвор расхохотался.

— Ну, с этим просто. Мы набираем к себе беднейших, так что, естественно, ставим себя на первое место в этой категории. Пока что мы едва-едва можем удовлетворить свои потребности, а на благотворительность мало что остается.

— Вы не удивляете меня, учитывая то, что я слышал о нравах Первого уровня. А как вы намерены поступить со мной?

— Поглядим еще, мой добрый демон. Если бы Ир не был осажден, мы послали бы требование о выкупе.

— А если бы синдики отказались платить?

Он усмехнулся.

— О, у меня есть способы заставить их; есть неплохие способы. Скоро ты познакомишься с одним из них.

Еще целый час блуждали мы по лесу и к ночи вышли, наконец, к лагерю разбойников. Айвор как-то по-особенному свистнул, и с деревьев ему ответили часовые. Потом мы вступили в лагерь — несколько палаток и лачуг, неровным кругом расположенных вокруг свободной площадки. Разбойников здесь было раза в два больше тех, что пришли с нами, а вокруг костров суетились оборванные женщины и дети.

Пришедшие обменялись возбужденными фразами. Большей частью я не улавливал смысла из-за особенностей диалекта. Меня привязали для безопасности к дереву, к которому уже был привязан какой-то человек. То был тучный господин в богатых, но несколько потрепанньх одеждах. При виде меня он отпрянул.

Я сказал:

— Не бойтесь меня, мой добрый сэр. Я такой же пленник, как и вы.

— Вы… ты говоришь?

— Вы же слышали меня, не так ли? — И я коротко поведал ему о себе и о своих злоключениях. — С кем имею удовольствие беседовать, сэр?

— Что ж, для чудовища у тебя, во всяком случае, неплохие манеры, — сказал толстяк. — Я — Эуриллус, солибрийский торговец, похищенный этими мерзавцами из гостиницы. Слушай, эти, которые тебя поймали, ничего не говорили о выкупе?

— Я ничего такого не слышал.

— Они отправились на встречу с посыльным, который должен доставить из Солибрии выкуп за мою жизнь и свободу, а вместо этого они, кажется захватили тебя. О, ужас! Если деньги не прибыли, я не ручаюсь за свою жизнь!

— Что они могут сделать? Ведь если они убьют вас, то никакой надежды на получение выкупа у них не останется.

— У них есть отвратительная привычка посылать время от времени родственникам пленника кусочек его тела, чтобы напомнить о своих требованиях.

— Боги Нинга!

— Ох, чума! — воскликнул Эуриллус. — Сюда идет сам Айвор.

Курчавый гигант остановился перед нами, уперев в бока массивные кулаки.

— Ну что, сударь, — обратился он к Эуриллусу. — не явился твой человек, хотя мы давали ему два часа форы. Ты ведь знаешь, что должно теперь случиться?

Эуриллус повалился на колени, вопя:

— О, умоляю вас, хороший, добрый, милостивый капитан! Подождите еще день! Не калечьте меня!.. Не надо…

И он продолжал рыдать, а, рыдая, не переставал причитать.

Айвор сделал своим людям знак, и те грубо поставили Эуриллуса на ноги, развязали его и потащили через свободную площадку к пеньку. Там они стащили с него правый сапог, размотали портянку и силой поставили правую ногу несчастного на пенек. Потом один из разбойников ножом хладнокровно отсек Эуриллусу большой палец. Бедняга дико заорал. Затем его снова привязали к дереву, замотав ногу тряпками сомнительной чистоты.

Айвор сообщил:

— Думаю, этот пальчик придется по душе твоим родственникам. А если мы не получим ответа через неделю, к ним отправится следующая часть твоего тела. Когда мы переправим все, что можно отрезать, мы пошлем твою голову. Что тут поделаешь?.. Зато люди будут знать, что мы слов на ветер не бросаем. — Айвор повернулся ко мне — Ну, а ты, мастер Эдим, кажется, попадаешь в особую категорию. Сегодня вечером ты отобедаешь со мной и подробно расскажешь о себе и о своей миссии.

Когда пришло время, меня развязали и отвели в сплетенный из прутьев и коры домишко, служивший Айвору жилищем.

За моей спиной стоял охранник с арбалетом наготове, а подавали нам две женщины. Я понял так, что Айвор является мужем обеих, что, насколько я знал, нетипично для новарианцев.

Айвор играл роль добродушного хозяина, потчуя меня солибрийским элем. Мои усики, тем не менее, подсказывали мне, что за внешним дружелюбием скрывается враждебность и жестокость. К тому времени я научился уже довольно свободно распознавать эмоциональное излучение обитателей Первого уровня. Как гласит пословица, внешность обманчива.

Не видя причины его обманывать, я честно рассказал ему всю свою историю. Выслушав меня, он покачал головой и сказал:

— Ума не приложу, как мне извлечь прибыль из твоего пребывания здесь. Я не могу послать твоим хозяевам сообщение в осажденный город. А если ты не выполнишь поручение, то, похоже, вообще никакого Ира не будет. А если ты его выполнишь, то можешь оказаться вне пределов досягаемости — с кого тогда требовать выкуп?

— Я могу, обещать вам, что попрошу синдиков заплатить вам после победы…

— Дорогой мой демон, ты действительно так наивен?

— А что вы, сэр, думаете о моих шансах на успех? В том, разумеется, случае, если вы отпустите меня. Солибрийцы, кажется, приняли меня за паалуанина.

— А, невежественные дураки встречаются везде. О тех рыжеволосых варварах, что живут за горами, я ничего не знаю, но вот, что с Солибрией у тебя ничего не получится, это так же ясно, как и то, что вода течет вниз с холма.

— Почему же?

— Потому, что во время последних выборов боги ополчились против Солибрии и дали нам в правители недоумка.

— Как же у вас проходят выборы?

Айвор рыгнул и похлопал себя по животу.

— Знай же, о демон, что мы, солибрийцы, народ благочестивый. Столетия назад священные отцы решили, что, поскольку все во власти богов, то единственно разумный способ выбора правительства — жеребьевка. Боги, видишь ли, определяют результат и, любя древние и священные традиции, обеспечат выбор достойнейшего. Поэтому каждый год в метрополии проводятся празднования в честь Зеватаса и нашего собственного божества — Иммура Сочувствующего. Главная часть праздника — бросание жребия. Имена сотни солибрийцев, взятые в особом порядке с переписного листа граждан, выписывают на листочки бумаги и прячут их в ореховые скорлупки. Скорлупки опускаются в священный мешок и встряхиваются. Потом перед народом высший священник Иммура вытаскивает из мешка одну скорлупку, и тот, чье имя заключено в ней, становится на следующий год Архоном. Второй жребий делает человека Цензором, ну, и так далее, до тех пор, пока все высшие должности не будут разобраны. Я не хочу, чтобы меня обвиняли в недостатке благочестия, — с усмешкой сказал Айвор, — но должен признаться, что боги порой делают странный выбор.

— Но, — заметил я, — всем ведь известно, что обитатели Первого уровня бывают умными, а бывают и дураками…

— Тише, мастер Эдим, если не хочешь, чтобы тебя обвинили в святотатстве! Ибо это — еще один из наших основных принципов: все люди созданы равными и поэтому должны иметь равные права. Великий реформатор, Псоанес Справедливый ясно доказал это, когда сверг феодальный режим. Логика его была железной: если бы некоторые в самом деле были умнее и талантливее, чем остальные, то это было бы нечестно по отношению к глупым и бездарным. Но такого быть не может, ибо всем людям известно, что боги — мудры и добры и желают человечеству только хорошего.

— В таком случае боги нашего, 12-го уровня, довольно глупы, — ответил я, — но, возможно, в этом мире все обстоит по-другому.

— Несомненно, несомненно. Но, как бы там ни было, роль главы кабинета, Архона, досталась на сей раз Гавиндосу из Одрума, борцу по профессии. Теперь, когда он стал правителем, результаты налицо. Ты видел на границе какую-нибудь охрану?

— Нет, и это меня озадачило. Мне было велено предстать перед ней и предъявить мои документы — те, что ваши люди у меня отобрали, — чтобы удостоверить личность.

— Им не платили несколько месяцев, и они решили, что уж лучше дезертировать, чем сдохнуть с голоду. Конечно, такая ситуация имеет свои смешные стороны — мы теперь не боимся, что они вздумают прочесывать лес и схватят нас. Мы даже, подумываем уже о том, чтобы захватить какой-нибудь соседний городок и установить там свое правление. В лесу только летом хорошо. Но для зимних холодов наши лачуги слишком ветхи, а крыши совсем не защищают от дождя.

— А солибрийцы не возражают против такого положения дел? — поинтересовался я.

— Ну да, есть такие, кто ворчит. Некоторые говорят, что боги избрали Гавиндоса, чтобы наказать Солибрию за грехи ее народа.

— Какие грехи?

Айвор пожал плечами.

— По мне, так они не большие грешники, чем все остальные, но такие уж даются объяснения. Другие говорят, что если даже признать, что Гавиндос и иже с ним дураки, то будет только справедливо дать глупцам немного повластвовать, а то умные их совсем зашпыняли.

— Хм, а я-то с ваших слов решил, что солибрийцы не верят в умственное превосходство одних людей над другими.

— Да, мастер демон, именно так я и сказал. Псоанес учил, что все люди созданы равными, но течение жизни изменяет их: одни умнеют, а другие — наоборот. Лечение поэтому состоит в том, чтобы стараться давать всем одинаковое воспитание. Правда, добиться этого не смог ни один из наших правителей. Родители-то все равно остаются разными, ну и переносят эту разницу на детей.

— Тогда единственный выход — воспитание детей в государственных учреждениях.

— Один Архон попытался это сделать, давно уже, но этот план вызвал такое противодействие озверевших родителей, что уже следующий Архон мудро решил плюнуть на эту идею. Да и вообще, каждая новая команда всегда все прелопачивает — одно насаждает, другое искореняет, а что на самом деле — хорошо, а что — плохо, кто знает!

Айвор почесался, очевидно, его укусило какое-то из местных паразитирующих насекомых.

— Мне сам Бог велел быть скептиком по отношению ко всем этим теориям. Ведь мы с моим братом воспитывались одними и теми же родителями совершенно одинаково. А что толку? Мы с ним так же похожи, как рыба и птица. Он — один из младших священников Иммура, правильный, как логарифмическая функция, а я… я — Айвор из лесов.

Чтобы проиллюстрировать сделанные им замечания, предводитель разбойников рассказал несколько анекдотов из собственной жизни. Получив, наконец, возможность вставить слово, я заметил:

— Мастер Айвор, если ваше правительство ничего не может сделать для нас, жителей Ира, то у вас есть бесстрашные вояки, из которых можно было бы составить отличный отряд.

Айвор фыркнул.

— Ты что, предлагаешь мне включиться в вашу компанию?

— Да, сэр.

— Нет, дудки, не пойдем мы на службу ни к какому правительству. Благодарю покорно! И потом, попадись мы в руки властей… нет, для нас это может плохо кончиться. Они бы сначала нас использовали, а потом, когда мы сделали бы за них все дело, они бы вздернули каждого второго. Для профилактики. Бывало так, знаем, ученые уже.

— Вы упоминали, что хотели бы занять город и стать его правителем.

— Это дело другое. Будь я хозяином города и правительство признало бы меня официально — тогда дела пошли бы по-другому. Но сейчас-то речь не об этом.

— Если паалуане захватят Ир, то следующим пунктом будет для них Солибрия. Та расслабленность, в которой она сейчас пребывает, просто приглашает к нападению, не так ли?

— Ну и что? — спросил Айвор.

— Они прочешут весь лес и поймают вас.

— Ну, это вряд ли. Мы знаем этот лес, как собственную ладонь. Насколько я слышал, варвары — люди пустыни, так что заманить их в ловушку — раз плюнуть.

— И вы не помогли бы своим сородичам, согражданам спастись от гибели? Мне казалось, что любовь к своей стране — одна из немногих эмоций, заставляющих людей быть лучше, чем они есть на самом деле.

— А мы-то тут при чем? Половину моих людей перебьют в бою, остальных, как я уже сказал, повесят. Нет уж, спасибо. Пусть другие рискуют своей головой ради отчей земли, даже если она их просто-напросто пожевала и выплюнула, а Айвор из лесов не будет.

— Но подумайте! Если Солибрия будет разорена, кого же будет грабить ваша банда?

Он заржал, как моя лошадь.

— Какой искусный оратор! Клянусь хорошенькими сосками Астис, мастер Эдим, тебе бы профессором быть в отомайской академии. Ладно, я тебе скажу. Среди награбленного барахла у нас есть кое-что такое, что подходит посланцу гораздо больше, чем простому конокраду. Я снаряжу тебя, как и положено для твоей миссии, и завтра отпущу. Ну, как?

— Прекрасно, сэр…

Меня прервали раздавшиеся крики. Двое воров — все те же Никто и Кармелион, которые уже ссорились раньше бросились друг на друга с ножами. Айвор вскочил на ноги с быстротой молнии и кинулся к поляне. Он мгновенно преобразился и походил теперь на рычащего льва. Он схватил дерущихся — каждого одной рукой. Никто он швырнул прямо в костер, на котором готовилась еда. Кармелиона он с такой силой ударил о дерево, что тот потерял сознание. Когда Никто выскочил из костра, забивая горящие места на своей одежде, Айвор с силой ударил его.

— Клянусь Периксом! — прогремел он. — Предупреждал я вас или нет, подонки? Привязать их к дереву.

Когда это было сделано, Айвор взял тяжелый хлыст и, крича и ругаясь, принялся стегать провинившихся по обнаженным спинам, пока их тела не превратились в кровавое месиво. Если кто-нибудь из них начинал кричать, Айвор отвечал ему издевательским смехом. Он остановился только тогда, когда оба привязанных потеряли сознание, и даже его мощная рука устала.

Вернувшись ко мне, он велел принести еще эля. Я было заговорил:

— Сэр, если мне будет дозволено…

Но Айвор закричал:

— Да пошел ты, ящерица поганая! Не схлопотал, и будь счастлив! Брысь под свое дерево, сиди там и не рыпайся. Оставь меня в покое!