IV. «Ты первый», – говорит Полин

Внезапно ею овладевает застенчивость, и она боится услышать собственные слова из уст Фила. Он будет читать звучно, но фальшиво, как бывает фальшивым гром без дождя. Правда, она уже забыла, насколько отличается его голос на публике – декламаторский и немного напыщенный (такими голосами произносят речи прокуроры перед жюри присяжных в фильмах) – от интонаций, с которыми он беседует с друзьями (на трезвую голову). Этот голос добрее и мягче, и ей нравится слышать свои стихи в его исполнении. Она ему благодарна. Они звучат лучше, чем есть на самом деле.

 

Тени листвы покрывают дорогу

Поцелуями черной помады.

Тающий снег темнеет в полях

Забытым подвенечным нарядом.

Туман рассыпается золотою пыльцой,

Облака, клубясь, расступаются в небе,

И сквозь них прорывается солнце!

Ровно на пять секунд лето снова возможно,

Ровно на пять секунд мне как будто семнадцать,

Я в подол собрала полевые цветы.

 

Он откладывает лист в сторону. Она смотрит на него с легкой улыбкой, хотя изрядно взволнована. Он одобрительно склоняет голову.

– Это хорошо, дорогая, – говорит он. – Очень милые стихи. Теперь твоя очередь.

Она открывает его блокнот, находит, по всей видимости, последнее из написанных им стихотворений и пролистывает несколько страниц с небрежно набросанными черновиками. Ей известно, как он работает, и потому она продолжает искать, пока после почти неразборчивых строк не находит версию, выведенную мелкими и аккуратными печатными буквами. Она показывает лист ему. Он кивает, потом смотрит на шоссе. Все это прекрасно, но скоро им придется снова отправиться в путь. Они не должны опаздывать.

Он видит приближающийся красный микроавтобус. Машина мчится очень быстро.

Полин начинает читать.

V. Бренда видит рог изобилия, из которого сыплются гнилые плоды

Да, думает она. Так и есть. День благодарения придуман для дураков.

Ее Фредди станет солдатом и отправится воевать в дальние страны, как было с Томми, братом Джасмин. И мальчиков Джасси, Эдди и Трута, ждет та же участь. Они обзаведутся спортивными автомобилями, когда вернутся (если вернутся вообще). Остается надеяться, что через двадцать лет не будет проблем с бензином. А девчушки? Начнут гулять с парнями и расстанутся с девственностью под бесконечные телевикторины по телевизору. Они поверят этим парням, которые, разумеется, пообещают не кончать в них. А потом нарожают детей, станут жарить мясо на сковородках и растолстеют, как она и Джасмин. Изредка они будут курить травку, зато часто будут поглощать огромные порции мороженого – дешевого мороженого из «Уол-марта». Хотя с Роуз Эллен может получиться иначе. С Роуз Эллен явно не все в порядке. У нее и в восьмом классе будет стекать слюна по подбородку. Вот как сейчас. Семеро детей произведут на свет семнадцать, семнадцать превратятся в семьдесят, а семьдесят – в две сотни. Она словно наяву видит этот парад потрепанных дураков, марширующих в будущее. На некоторых из них джинсы, и на задницах сквозь дыры просвечивают трусы; на других – футболки с портретами хэви-метал-групп; на девушках – перепачканные жирными пятнами фартуки официанток; а на ком-то – трикотажные штаны из «Кей-марта», у которых в швы на просторном седалище вшиты бирки с надписью «СДЕЛАНО В ПАРАГВАЕ». Бренда отчетливо видит гору принадлежащих им подержанных игрушек, которые позже сбудут с рук на дворовых распродажах, где их в свое время и приобрели. Они станут покупать продукты, рекламируемые по телевизору, и залезут в долги по кредитным картам, как сделала она… И снова сделает, потому что выигрыш в «Пик-3» – всего лишь случайная мелкая удача, и она это прекрасно понимает. Вовсе не удача, если вдуматься. Это издевательство, манящая дразнилка. А жизнь напоминает заржавевший колпак от колеса, который валяется в кювете у дороги. И эта жизнь продолжается. Никогда больше ей не почувствовать себя пилотом реактивного истребителя. Лучше уже не будет. Никто не успеет добраться до спасательной шлюпки. И ее собственную жизнь не снимают на камеру. Это реальность, а не реалити-шоу.

«Шрек» закончился. Все дети спят, даже Эдди. Головка Роуз Эллен снова на его плече. Она храпит, как старуха. У нее все руки в красных отметинах, потому что она постоянно их расчесывает.

Джасмин завинчивает пробку на бутылке «Алленса» и снова бросает ее в стоящее в ногах детское кресло. Потом чуть слышно говорит:

– В пять лет я верила в единорогов.

– Я тоже, – отзывается Бренда. – Интересно, как сильно можно разогнать эту сучку?

Джасмин смотрит на дорогу. Они проносятся мимо синего указателя: «ДО ЗОНЫ ОТДЫХА – 1 МИЛЯ». Встречного транспорта не видно. Обе полосы целиком в их распоряжении.

– Давай проверим, – предлагает Джас.

Числа на спидометре меняются с 80 на 85, потом на 87. А между педалью газа и полом машины все еще остается свободное пространство. Дети спят.

А вот и зона отдыха стремительно приближается. На стоянке Бренда видит только один автомобиль. Похоже, дорогая штучка – «линкольн» или, быть может, «кадиллак». Я тоже могла бы взять напрокат такой, думает она. Денег было достаточно, но детей слишком много. Места на всех не хватило бы. Недостаток места… История всей ее жизни, в двух словах.

Она отводит взгляд от дороги. Смотрит на старую школьную подругу, осевшую в итоге в соседнем городке. Джас встречается с ней взглядом. Микроавтобус, несущийся на скорости почти сто миль в час, начинает заносить.

Джасмин едва заметно кивает, потом поднимает малышку и прижимает к своей огромной груди. Девочка по-прежнему держит во рту утешительный палец.

Бренда кивает в ответ. А затем еще сильнее давит ногой на педаль газа, пытаясь добраться до напольного покрытия. Вот оно, и Бренда аккуратно укладывает на него педаль.