Глава 22
Когда они, наконец, вползли в каюту — и как только совести у этих гамадрилов хватило — их все-таки ждало представление. Только извивался на подиуме Фредди Крюгер, закончивший свой эротический пассаж распальцовкой печально известной перчатки. Красиво так раскинул, как веер, звякнув лезвиями:
— Для вас сообщение, — сексуальным голосом сообщил Фредди.
На его месте появилась я, вся такая в неглиже и в шляпе. В моих руках звонко щелкнули секаторы.
— Сунетесь, кастрирую, — пообещала моя голограмма, снова перетекая в образ Фредди Крюгера. Раздался дьявольский смех, и из его рта вылетел серый дым, превратившийся в черепа с горящими глазами, и они понеслись на двух офигевших аттарийцев.
Гулко сглотнув, мужики поспешили лечь спать, в своих каютах. А утром, когда они открыли глаза… На кровати каждого, красиво прогнувшись, стоял на четвереньках все тот же Фредди. Он вильнул попой с пушистым хвостом, кокетливо махнул ручкой в опасной перчатке и рычащим голосом сказал:
— Ну привет, сладкий.
— Что это? — сипло спросил Рома.
— Это белочка, милый, — ответил Крюгер.
Ардэн не стал задавать вопросов, он выразился коротко и емко:
— Охренеть, допились, — снова уронил голову на подушку и беззастенчиво заснул, несмотря на выкаблучивающегося Фредди. Ну а что, на флот слюнтяев не берут.
Сама я провела ночь в каюте Руси, которого, похоже, забыли в карцере, но он по этому поводу не грустил, продолжая свои брачные игрища. Но я попала удачно, они как раз с подругой ничем не занимались и были даже одеты. Разговор был коротким.
— Русь, я буду спать в твоей каюте, не против?
— Без базара, Инусь, пользуйся.
— Кто это, Рус?
— Ты че, телыч, это же Инусик, своя в доску.
— Удачного вечера, — поспешила я закончить разговор, и Сима прервала связь, оставив Брэна отчитываться перед подругой.
За происходящим в своей каюте, а так же утром в каютах командира и первого помощника, я следила через Серафиму, разбудившую меня оба раза. Она аж повизгивала от нетерпения и желания насладиться зрелищем. Дружно похихикав, мы угомонились, и я тоже упала досыпать, пока не начались мои розыски по всему кораблю. И быстро находиться я не собиралась.
В третий раз Сима разбудила меня счастливым:
— Инусь, зацени!
— Что там опять? — проворчала я, садясь, но глаза не спешила открыть.
— Смотри, говорю! — гаркнула на меня Система.
Я открыла один глаз, посмотрела и открыла второй. Мальчики, помытые, побритые, с совершенно невинными глазами входили в мою каюту. А там… Тяжелое свинцовое небо нависло так низко, что даже у меня, зрителя, появилось ощущение тяжести на плечах. Вместо мебели каменная дорога, по которой закручивалась пыль, мчались перекати-поле, и только вдали одинокая женская фигура, бредущая по этой дороге, зябко обхватила себя за плечи. Ветер взметал ее волосы, задирал подол платья, и ощущение тоски и одиночества было таким осязаемым, что я тяжко вздохнула.
А потом загремел гром, сверкнула молния, и на землю обрушился ливень. А в густой пелене дождя начали хаотично вспыхивать картинки.
— Сима, я хочу устроить им праздник! — в кадре мое лицо с сияющими глазами и счастливой улыбкой.
Вот я с энтузиазмом руковожу декорацией номер раз.
— Я очень хочу, чтобы им понравилось!
Стою у шеста, мечтательно прикрыв глаза.
— Мои мальчики достойны того, чтобы для них старались.
Выбираю наряд.
— Им ведь понравится?
Изгибаюсь в танце. Сижу на барной стойке в соблазнительной позе (Симина фантазия, не сидела я на ней, только на прочность проверяла). Смотрю на себя в зеркало, причесывая волосы.
— Я так жду их… — тоже Симина обработка.
И финал — декорации с пылающим камином и свечами. Я раскинулась на шкурах и призывно смотрю на двух застывших мужчин. А следом: пьяные морды Ардэна и Грейна, мужской смех и нетрезвые громкие разговоры.
— Куда спешить, давайте еще посидим, — заплетающимся языком говорит главный медик. — За Инну?
— О-о, — это мои алкаши. — Это святое. — Они снова бухаются на свои места, и пьянка продолжается.
В этот момент картинки исчезают, и девушка на дороге оборачивается, глядя на аттарийцев глазами, полными слез.
— Инна, — подавшись вперед, позвал Рома.
— Охренеть, — мрачно произнес Дима, сжав кулаки. — Вот мы уроды. Она же целый день для нас все это готовила, а мы урегулировать конфликт пошли.
Все исчезло, и им предстала нетронутая постель.
— Где она? — дернулся Рома. — Сима!
Дима развернулся на каблуках и стремительно покинул каюту, явно отправившись на мои поиски. Сима обернулась ко мне, широко улыбаясь:
— Как кинишка?
— Отпад! — восхитилась я.
Из Русиной каюты я слиняла раньше, чем туда заявились мои мальчики. Пока два махровых аттарийца, гонимые совестью и чувством вины, усиленном умницей Симой, рыскали по всем закоулкам, я успела привести себя в порядок, переодеться, позавтракать и снова исчезнуть в неизвестном направлении. Сима упорно искажала сигнал связи между мной и командиром, потому искать меня могли еще долго. Эта зараза, Серафима в смысле, еще и галлюцинации моим мужчинам устраивала. То голос мой им включит, то мой образ покажет, и все так ненавязчиво, словно привиделось, послышалось, и, главное, сама Система тут совершенно не причем.
Мне же себя деть в это время было некуда. И я болталась по кораблю, как ложка в стакане. Нашла Арнес, которая колдовала над непонятным устройством, оказавшимся передатчиком, ну, если по-нашему, за что тут же получила от меня погонялово — радистка Кэт. Арнес посмаковала данное ей прозвище и приосанилась, попросив так ее и называть.
— Я Дмирту и Рому завидовала, что у них прозвища есть, теперь не буду, — разоткровенничалась Арнес. — Дима и Роман, мне нравится. Теперь я Кэт.
В ее глазах застыл такой восторг, что я окончательно убедилась: аттарийцы не от мира сего. Их прет от всего, что для них ново и непривычно. То-то Рома, Дима и Руся так легко приняли мое извращение их имен. Даже Ардэн, когда еще нос задирал и играл в заносчивого мерзавца. Никто даже не пытался настоять на привычном им сокращении их имен.
— А что, кстати, с главным и первым? — спросила новоиспеченная Кэт, вновь возвращаясь к своему занятию. — Их все утро никто поймать не может. Мечутся по всему кораблю.
— Меня ищут, — скромно ответила я и осклабилась. — Накосячили, теперь отрабатывают.
Арнес — Кэт обернулась ко мне и понятливо усмехнулась.
— Значит, я тебя не видела?
— Почему, видела. Только грусную-у-у, жуть какую грустную, — деловито ответила я.
— Инусь, атас, — объявилась Сима. — Идут нехристи окаянные.
— Ох, даже не верится, что Система может настолько развиваться, — Кэт с нескрываемым восхищением рассматривала Серафиму.
— Я еще и не то могу, — гордо заявила Сима.
— Наслышана, — хохотнула аттарийка. — Все мечтаю посмотреть, как это выглядит.
— Так это со всем нашим удовольствием, — обрадовалась Серафима, и я направилась к дверям.
— Вы болтайте, а я пойду, — сказала я и выбралась в коридор.
По металлическому трапу кто-то быстро поднимался. Это было подобно надвигающемуся цунами. Так же стремительно и беспощадно. Мама моя… Я юркнула в первое попавшееся ответвление, и цунами пронеслось мимо. Стоять без дела я не стала и пошла гулять дальше, заложив руки за спину, с любопытством вертя головой, словно прислушиваясь к невидимому гиду. Дошла до смутно знакомой двери, и она открылась, впуская меня во владения тайлара Гирреса.
— Опачки, — обрадовалась я. — Это я удачно зашла. Тайлар Гиррес, голубчик! — жизнерадостно позвала я, проходя мимо бурляша.
Зверюга покосилась на меня и, тоскливо вздохнув, плюхнулась на бронированную попу. Бе-едненький, пожалела я его где-то в глубине души. После прислушалась и направилась туда, где слышалось тихое бормотание. Мой знакомец стоял возле загона с какой-то неведомой тварью и нежно ворковал с ней:
— Ну что ты не кушаешь? Не вкусно? Кушать надо, иначе сдохнешь, а мне за тебя, падлюгу такую, отписываться придется. Жри, говорю, зараза. Ну что ты упрямишься, Инесса?
И вот тут я поперхнулась, с возмущением разглядывая тварину, названную моим именем. Очередная помесь бульдога с носорогом, абсолютно лысая, с множеством складок и складочек, с длинным крысиным хвостом, увенчанным острым шипом, грустно смотрела на зеленого глазками бусинами и тяжко вздыхала.
— Позвольте! — негодующе воскликнула я. — На каком таком основании это животное носит мое имя?
Тайлар Гиррес вздрогнул и обернулся ко мне. Его красивое лицо скривилось, и мужчина простонал:
— Опять вы.
— Собственной персоной, — кивнула я.
— Ну что вы ко мне прицепились? — Гиррес отошел от вольера с моей тезкой и направился вглубь своих хором. — Мало мне было неприятностей с командиром и его помощником, так вы снова тут.
— А нечего лапать было, — заявила я. — Так почему вы жуть эту моим именем назвали?
— А чьим? — искренне удивился ученый. — Такой же отвратительный характер, как у вас. Инесса и есть. Вредничает, ночью орет, других обитателей моей лаборатории доводит. Просто копия вы.
— Ну, знаете, это уже хамство! — возмутилась я.
— Ничего подобного, — Гиррес остановился и скрестил руки на груди, — суровая правда жизни.
— Да я милая!
— Магра тоже милая, но это не мешает ей быть сущей стервой, — парировало зеленое хамло.
Я медленно выпала в глубокий офигей и даже не нашлась, что ему ответить. Это чего такое происходит-то, ась? Меня, самый идеальный идеал стервой назвать? Дима-а-а, Рома-а-а, обижаю-ут! Ах да, они же наказаны, самой придется разбираться. Закатав рукава своей новой кофточки, я уперла кулаки в бока.
— Позвольте, — сварливым голосом произнесла я, — на каком основании вы меня всякими нехорошими эпитетами награждаете?
— Жизненный опыт, — ядовито ответил ученый и снова попытался от меня сбежать.
Сбежать! От меня! Щаз-з, не позволю! Обогнув вольер с зеленым недоразумением, я выскочила ему навстречу и преградила дорогу. Гиррес закатил глаза и страдальчески вопросил:
— И кто вы после этого?
— Жертва произвола! — и хрустнула костяшками пальцев для весомости.
— Это я жертва, я! — воскликнул ученый. — Сначала я вам чем-то не угодил на ужине у командира Ардэна.
— А стул даме сложно было отодвинуть, как делают все воспитанные мужчины? — возмутилась я.
— Да нас даже представить не успели друг другу! Это неприлично лезть со своими услугами к незнакомой женщине! — не менее возмущенно воскликнул тайлар. — А вы же чуть душу мне не вынули и жутко перепугали.
— Вы посмотрите, какой слабонервный, — язвительно усмехнулась я. — Испугался маленькой слабой женщины.
— Так вы же примитивная. От вас всего ожидать нужно!
— Опять? — взвилась я. — Сколько можно? Да вы совсем что ли? Да чтоб у вас язык в три узла завязался!
Аттариец схватился за голову и ринулся в противоположном направлении, я, естественно, за ним.
— Немедленно остановитесь и извинитесь! — требовала я, следуя за ним по пятам.
— За что?! — возопил зеленый.
— За то! — вполне логично ответила я.
— За что, за то? Да объясните же мне!
— А самому сложно догадаться? — удивилась я и ойкнула, уткнувшись лбом в спину неожиданно остановившегося аттарийца.
Гиррес порывисто обернулся, чуть не снеся меня с ног, но выставил руку и задержал мое падение. Я опустила взгляд, рассматривая длань на своей груди. Затем подняла взгляд на лицо нахала и грозно свела брови, указывая пальцем на его лапищу:
— Это что еще такое?! — пылая праведным гневом, вопросила я.
Ученый тоже посмотрел и отдернул руку, словно обжегшись, даже отскочил, сшибив по дороге треногу с какой-то кактусообразной шнягой. Шняга оскорбилась и вцепилась Гирресу в ногу. Гиррес завизжал и понесся на меня. Я оторопела, встретила ученого грудью, и мы дружно полетели на пол: я, Гиррес и шняга. Причем, шняга, которой досталось меньше всех, выглядела наиболее оскорбленной. Она скукожилась, зафыркала и уползла в неизвестном направлении. Гиррес обмяк поверх меня и облегченно выдохнул, уткнувшись лбом мне в плечо. Это было уже слишком.
— Вам удобно? — ледяным тоном спросила я.
— Да, спасибо, — едва слышно пролепетал мерзавец. — Вы мягкая.
Кажется, я встретила того, кто реально смог ввести меня в полный ступор. Мы немного полежали. Потом еще чуть-чуть, потом полежали дополнительное время, и столбняк прошел.
— Пошел вон, сволочь! — заорала я в ухо тайлару.
Гиррес вздрогнул всем телом, удивленно посмотрел на меня и резво вскочил.
— Простите, Инесса, это все ойдо, — пролепетал он, отыскивая взглядом ползающий кактус. — Его яд погружает в подобие транса. Совершенно безобиден, если его не трогать, но звереет, когда напуган. Откуда вы узнали, что действие яда можно убрать таким отвратительным визгом?
— Что? — потрясенно вопросила я. — Отвратительный визг? У меня? Ну все, ботаник, — шипящим полушепотом произнесла я. — Ты покойник, надеюсь, завещание у тебя уже есть.
— Инесса, почему вы так на меня смотрите? — опешил Гиррес, отступая назад.
Я наступала, глядя на него тяжелым взглядом.
— Сейчас ты мне за все ответишь. И за примитивную, и за магру, за Цусиму, и за ту шапочку, что у меня свистнули в бассейне в десять лет.
— К… какую шап-почку? — заикаясь, уточнил зеленый.
— Розовенькую, — пояснила я, подхватывая какую-то палку, лежавшую возле растения с желтоватыми листьями. И с воплем, — смерть упырям! — понеслась за аттарийцем.
Мы метались по лаборатории, сшибая все, что попадалось на пути, три раза нашли шнягу-кактус. Сначала на нее вылетел Гиррес, издал радостный вопль:
— Нашлась! — и резко изменил направление, пока его не поймали ни я, ни шняга.
Второй раз мы на нее выскочили, когда шняга прикидывалась шлангом в углу. Заметив нас, она затряслась и спешно уползла к вольеру с бурляшом. Бурляш прикинулся мертвым. В третий раз ойдо нашла я, споткнувшись об нее. Обиделась и пнула в Гирреса, ученый ловко увернулся и скрылся за вольером Инессы. Я посмотрела на тезку, передернула плечами и отправилась на поиски затихорившегося ботаника. И в этот момент я себе очень сильно напоминала маньяка.
— Гирюшечка, выходи, — ласково позвала я, удобней перехватывая свою дубину. — Гиречка, я ведь тебя все равно найду. Выходи, хуже будет.
— Не выйду, — услышала я и кровожадно усмехнулась. — Инесса, я хотел вас предупредить. То, что вы держите в руках, это не палка. Это плипер. Он может укусить, вы с ним поосторожней.
Я сглотнула и посмотрела на палку, палка посмотрела на меня, подмигнула и радостно осклабилась, показав зубы, похожие на иглы.
— Мама, — пискнула я и отшвырнула плипера.
Плипер обиделся и пополз на меня. Оглушительно завизжав и перепугав угомонившуюся шнягу-кактус, я ломанулась по проходам, бывшая палка за мной. Где-то подал голос Гиррес. Через пару минут мы встретились. Я мчалась от плипера, Гиррес от ойдо. Налетев друг на друга на перекрестке, мы крепко обнялись и с чувством посмотрели друг на друга. Плипер был уже близко, и я взлетела на руки аттарийцу. Он крепко прижал меня к себе, и мы снова побежали.
— Это же ваша епархия, остановите их! — потребовала я, в панике поглядывая через его плечо.
— Я не могу воздействовать на них, это может повредить их нервную систему, надо ждать, когда сами устанут и успокоятся, — возмутился Гиррес.
— А моя нервная система?!
— А она у вас есть? — изумился подлец. — Лично у меня после вас ничего уже не осталось.
Первая отстала ойдо, застыв рядом с родной треногой. Плипер еще какое-то время гонял нас, пока мы не добежали до его дерева. Он как-то удовлетворенно вздохнул и застыл, мимикрируя под палку, сволочь лицемерная. Гиррес остановился и снова уткнулся в меня лбом, тяжело дыша.
— Физкультурой вам бы заняться, дружочек, — укоризненно покачала я головой.
— Просто вы тяжелая, — улыбнулся гад миролюбиво.
— Что?!
Меня тут же поставили на пол и сделали шаг назад.
— Инесса, что вы такая воинственная? — застонал ученый. — Если вы так хотите, простите меня за все, только давайте остановимся, хорошо?
— Одолжение мне сделал, да? — спросила я, сузив глаза.
— Ну пожа-алуйста, — чуть не плача, протянул зеленый.
Я метнула на него взбешенный взгляд, пнула какую-то банку, появившуюся на полу за время нашего забега, и, чеканя шаг, направилась на выход. Дойдя до вольера с магрой, я подхватила из коробки шмат мяса и швырнула в животину, через небольшое окошко.
— Жри! — рявкнула я.
Магра оторопела и заморгала своими поросячьими глазками.
— Быстро!
Животина икнула и заглотила кусок мяса. Гиррес за спиной восторженно вздохнул.
— Она ест, — умилился зеленый. — Инесса, вы чудо. А не могли бы вы и завтра на нее поорать?
Я метнула на него убийственный взгляд и покинула лабораторию. Но не успела сделать и десяти шагов, как меня обхватили, прижали спиной к твердой мужской груди, и счастливый голос сообщил:
— Попалась!
— Убью, — пообещала я и взлетела на мускулистое плечо.
На мое воинственное настроение внимания вообще не обращали, и это было обидно!
— Отпусти, — рыпнулась я.
— Не-а, — беззаботно ответил Рома, легко вышагивая по кораблю.
— Я злюсь, — сообщила я.
— А я знаю, — так же пофигистически ответил Грейн.
— Я очень злюсь!
— Обожаю, когда ты злишься, — хмыкнул подлец.
— Я с тобой не разговариваю, — обиженно засопела я.
— И не надо, — пожал плечами Рома, я даже опешила.
Что происходит-то? Должны рубашки на груди рвать и с надрывом кричать: «Прости нас двух ослов, любимая! Мы все осознали!». А им по фиг? И пусть тут только Рома, уверена, что Большой Змей в таком же настроении. Перестаралась я что ли с прессингом на совесть? Вот же блин, досадно! Но скоро мне стало не досадно, я задохнулась от возмущения, когда мы дошли до Роминой каюты, он открыл дверь, внес меня внутрь, уложил на кровать и прошептал, склонившись к моему лицу:
— Прости, любимая, — его губы накрыли мои, утягивая в сладчайший поцелуй, а в шею воткнулась игла.
Именно в этот момент я и задохнулась, а дальше некогда было, я вырубилась, успев хрипло пообещать:
— Теперь точно убью.
Пробуждение было немного неправильным. Во-первых, я сидела, а во-вторых, находилась непонятно где. Вокруг меня царил непроглядный мрак. Я пошевелилась, не связана, уже хорошо. Одетая, еще лучше. Живая и здоровая. Вообще прекрасно! Но что, черт возьми, происходит?!
И только я хотела встать, как помещение, где я находилась, залило мягкое свечение, казавшееся призрачной дымкой, лунной пеленой, неспешными волнами спускавшейся на землю. И когда сияние достигло пола, я ахнула, обнаружив себя на лесной поляне. Понимала, что проекция, но я даже чувствовала дуновение легкого ветерка, шевелившего волосы, и это вызывало невероятный восторг. Я увидела могучие деревья, окаймлявшие поляну, в чьих кронах играл ночной ветер, и листья тихо шептали, переговариваясь с легкокрылым проказником.
Между деревьев мерцали загадочные огоньки. Но вот кто-то зашуршал травой, вспугнул их, и огоньки взмыли вверх, превращаясь во множество бабочек. Одна бабочка подлетела ко мне, и я с удивлением рассмотрела маленького человечка с крылышками. Он галантно поклонился мне и взмыл вверх, присоединяясь к своим собратьям. Светлячки, как я окрестила их, какое-то время хаотично метались над поляной, но вот их полет упорядочился, и над головой закружился светящийся хоровод. Над ним мерцали далекие звезды, и луна продолжала дарить лесу свое серебристое сияние.
Из леса вышел олень, мамой клянусь! Самый настоящий земной олень. Он подошел ко мне, склонил свою рогатую голову, поджав назад переднюю ногу, а после растянулся рядом с… троном. То, на чем я сейчас восседала, можно было назвать только так. Высокая спинка, подлокотники из переплетающихся серебряных нитей, изящные изогнутые ножки и мягкая бархатная обивка. Трон. И сама я была одета в бирюзовое платье, сейчас изменившее свой крой и напоминавшее платье из средневековья. На голове я обнаружила венок, но не рискнула снимать и рассматривать из каких цветов он сплетен.
Пока я исследовала себя, из леса вышел волк, огромный, белый волк. Он так же склонил голову и, игнорируя оленя, сел по вторую сторону от трона. Моя стража, поняла я. Хотелось протянуть руку и потрогать их, но я так же понимала, что они не реальны, и я ощущу только легкое покалывание на кончиках пальцев. И все же все это впечатляло, и обида за очередное обездвиживание испарилась сама собой.
Да у нее не было и шанса, когда из сумрака, с разных сторон на поляну шагнули… сказочные принцы. А как еще назвать двух безумно красивых мужчин в белоснежных мундирах с золотым шитьем, сидевших на их широкоплечих фигурах, как влитые. Длинные стройные ноги скрывали неширокие брюки, такие же белоснежные, как и мундиры. На руках их были надеты белые перчатки, и это мне напомнило более привычную форму. И хоть на мундирах Ардэна и Грейна не было погон и аксельбантов, и головы их были непокрыты, но от напоминания о доме стало немного грустно, и все же вдвойне приятно. Я пыталась казаться строгой, но на губах сама собой заиграла улыбка, когда аттарийцы подошли ко мне.
Они одновременно приложили правую ладонь к левому плечу, чуть отставили назад правую ногу и так же дружно склонились передо мной. Мама моя, я почти плакала от умиления. Мои мужчины так же синхронно распрямились и шагнули к трону, опускаясь на одно колено и протягивая ко мне руки. Я вложила в них свои ладони и встала.
И как только я коснулась их, поляну заполнила мелодия. Нежная, тягучая, словно расплавленный воск, красивейшая из всех, что я слышала. Она рвала душу в клочья, заставляя забыть обо всем и поверить, что этот лес, эти маленькие эльфы-светлячки, эти звери, звезды, луна настоящие. И нахожусь я в руках двух самых настоящих сказочных принцев, и сама я хозяйка леса, фея, за спиной которой трепещут два прозрачных крыла. Их не было, но поверить в их существование сейчас было так легко, что я даже не стала цепляться за реальность, представляя себе все, что вздумается.
Мои мужчины провели меня в центр поляны, и Рома шагнул назад. Дима склонил голову в поклоне, положил мне одну руку на талию, вторую заложил за спину и закружил меня в самом настоящем земном вальсе. Он двигался так легко и непринужденно, словно всю жизнь знал и много раз танцевал этот танец. Его глаза, сейчас вновь ставшие золотыми, сияли восторгом и не отрывались от меня, и это дарило ощущение парения над землей, словно мы кружились в воздухе.
Но вот мы приблизились к Роме, и мужчины вновь опустились на одно колено, Дима обвел меня вокруг себя и передал Роме. Теперь я вальсировала с ним, утопая в безбрежной синеве его глазах, смотревших на меня с такой нежностью и любовью, что я почувствовала, как из глаз покатилась одинокая слезинка, подталкиваемая заполнившим меня счастьем.
— Люблю, — прошелестел голос Ромы.
— Люблю, — донеслось из-за спины, и я оказалась между моими мужчинами, которые сейчас не давили, оставляя мне небольшое пространство. И я развернулась в нем, положила им руки на плечи и ответила, сияя счастливыми глазами:
— Люблю.
И лес исчез. Его контуры словно истаяли, сменяясь на ту самую комнату со свечами и камином, которую я придумала для них. Только сейчас тут прибавилось деталей. На шкуре у камина стоял низкий круглый столик, на котором возвышалась бутылка, три фужера и фрукты, совершенно мне неизвестные. Откуда все это появилось? Оттуда же, откуда те блюда, что стояли на столе в памятный вечер выторгованного у меня Ардэном ужина. Вокруг лежали подушки, и весь антураж очень напоминал восточный в европейском особняке. Но это смешение было таким органичным, что не резало глаз.
Меня подвели к столику, помогли сесть, и мужчины опустились рядом. Дима открыл бутылку и разлил вино по фужерам. Я млела, глядя на своих любимых, переводя взгляд с одного на другого, и не сразу заметила протянутый мне фужер.
— За тебя, единственная, — почти прошептал Ардэн, и его фужер тонко зазвенел, коснувшись моего.
— Другой уже не будет, — улыбнулся Рома, и фужеры снова запели.
Я сделала глоток и поняла, это не вино, не было виноградного привкуса, но букет оказался невероятно приятным и ароматным. Я даже понюхала его, прикрыв глаза и едва не замурлыкав. Рома негромко рассмеялся. Я открыла глаза и повернула к нему голову, с улыбкой глядя в сияющие глаза.
Рома протянул руку к вазе с фруктами, взял одну из нежно-розовых ягод, сжал ее губами и наклонился ко мне. Я провела кончиком языка по приоткрытым губам, и дыхание мужчины сразу стало тяжелым и горячим. Затем обхватила ягодку губами, втягивая ее в рот, и вновь прикрыла глаза, смакуя непривычный, слегка терпкий, вкус. От раскушенной ягодки сок выкатился капелькой с уголка рта, и Дима наклонился, подбирая каплю своими губами. Все происходящее было настолько пропитано тонким эротизмом, что я невольно застонала от прикосновения Ардэна, и тут же оказалась сметена жаркой волной умопомрачительного поцелуя. Ладонь Ромы скользнула по открытой спине, и мне показалось, что мое тело прошил разряд электрического тока. А когда Дима, наконец, выпустил меня из своих объятий, я тут же оказалась в плену Роминых губ.
Уже задыхаясь от разгоревшегося желания, я отстранилась и снова подняла фужер, желая продлить этот недолгий миг предвкушения грядущего пожара.
— А теперь я хочу выпить за вас, — голос предательски срывался в хрипотцу, и глаза у моих мужчин, и так уже затянутые поволокой желания, хищно блеснули, заставив на миг мое дыхание сбиться.
Сделав один большой глоток напитка, потому что в горле разом пересохло под обжигающими взглядами моих любимых, я отставила фужер, потянулась к вазе и оторвала с ветки фиолетовые ягодки. Затем приподнялась на коленях, разворачиваясь лицом к моим мальчикам, и протянула им ягоды. Они одинаково приняли лакомство, прихватив губами мои пальцы, подцепив ягоды языками, коснувшись ими кожи, и я тихо застонала от этой нехитрой двойной ласки. Димины губы скользнули на запястье, лаская его кончиком языка и теплым дыханием. Рома целовал ладонь второй руки, проводя языком по пальцам, слизывая с них ягодный сок. Моя голова плыла от того, что они творили с моими руками, пьяня сильней, чем напиток, который мы пили.
— А теперь за нас, — задыхаясь, произнесла я.
Мужчины улыбнулись и слили остатки своего напитка мне в фужер.
— Сама, — коротко сказал Дима, рисуя кончиками пальцев на моей спине невидимый узор.
— Из твоих рук, — добавил Рома, пропуская через пальцы мои локоны.
Я взяла свой фужер и поднесла его к губам Димы, он сделал небольшой глоток, глядя мне в глаза, и я опять задохнулась, рассматривая капельку, скользнувшую по его подбородку. Порывисто приблизилась к Диме и слизнула ее, вырвав из груди Ардэна рваный вздох. Затем повернулась к Роме и поднесла фужер к его губам. Ладонь Грейна накрыла мою руку, державшую фужер. Я вздрогнула и пролила бы вино, если бы не рука Ромы. Он смотрел на меня поверх фужера, и я вдруг смутилась, опустила взгляд и невольно облизала губы, глядя, как Рома сглотнул.
— Ох, мамочки, — выдохнула я.
Грейн забрал у меня фужер, поднес его к моим губам, и Дима придвинулся ближе, положил мне руки на талию и отвел в сторону волосы, касаясь губами основания шеи. Чудом не поперхнувшись, я сделала свой глоток. Рома поставил на столик фужер и смял мои губы в тягучем поцелуе, вырвавшем из моей груди не только стон, но и саму душу. Платье вдруг скользнуло вниз, освобождая меня от своих оков, ставших в одно мгновение такими тесными, что оставшись без одежды, я смогла сделать глубокий вдох.
Мужчины уложили меня на подушки и расположились с двух боков, рассматривая меня глазами, полными переполнявших их чувств. Ладони заскользили по моему телу, лаская его и покоряя снова. Я закрыла глаза и откинула голову, полностью погружаясь в свои ощущения. Чья ладонь сейчас гладила мое бедро, чьи губы скользили по шее, вызывая сладкую дрожь? Мне не хотелось этого знать, мне хотелось чувствовать их, их обоих, моих любимых, моих горячих, моих необходимых мужчин. А когда мои соски разом попали в плен их ртов, я выгнулась и закричала от невыносимой чувственности происходящего, от накрывшего меня с головой возбуждения.
Мои губы вновь оказались в плену, и я могла бы узнать того, кто целовал меня, но не хотела разделять их. И наслаждение от этого становилось лишь ярче. Я обвила руками шею целующего меня мужчины, зарылась пальцами в его волосы, чуть сжала их в кулаке и прикусила мужскую губу. Он хрипло застонал, сдавливая меня в кольце сильных рук. Наши языки сплелись в яростном танце, и я жадно глотала чужое дыхание. А через мгновение я вернула отнятое, прерывисто выдохнув, когда горячий язык прошелся по лепесткам моего лона. Мужские пальцы раздвинули уже влажные складочки, и язык вновь и вновь порхал от входа в лоно до напрягшегося бугорка. Жадные губы прихватили клитор, посасывая его, лаская кончиком языка и доводя меня до криков. Я металась в объятьях того, кто продолжал покрывать поцелуями мое лицо, шею, плечи, грудь, втягивая в рот, то один затвердевший сосок, то другой.
Мне казалось, что я не выдержу этой мучительно-сладкой пытки. И мир взорвался, сотрясая тело в конвульсиях сумасшедшего оргазма. Я цеплялась за плечи того, кто ловил мои крики, впивалась в гладкую кожу ногтями, оставляя на ней полосы. Он задыхался, в который раз сминая мой рот в голодном поцелуе, опалял жарким дыханием, а я металась и твердила, как люблю их, и как хочу ощутить их в себе.
Целовавший меня отстранился, лишая своего тепла.
— Нет! Пожалуйста, — взмолилась я, пытаясь поймать свою пропажу, упорно не желая открывать глаз, но услышала лишь тихий смех.
Немного успокоилась я лишь тогда, когда почувствовала на себе тяжесть мужского тела. Меня вновь целовали, и я с жаром отвечала на эту незатейливую, но упоительную ласку, ловя чужой язык, прикусывая его губами, втягивая в себя, лаская своим языком. И выгнулась навстречу мужскому естеству, ткнувшемуся в меня. И вновь негромкий смех и жаркий шепот:
— Ненасытная наша.
— Хочу, — стонала я, направляя в себя твердый, как камень член.
— Бери, — шепнули мне в губы, и горячий ствол заполнил меня, тут же заскользив обратно, и резким толчком опять вошел в лоно. — Ты сводишь меня с ума, — хрипло простонал тот, кто сейчас обладал мной. — Не могу тобой насытиться, сердце мое, — вскрикнул он, все резче вбивая в меня напряженный член.
Неожиданно он перевернулся, не потеряв нашего единения, и я оказалась сверху. Обхватив коленями его бедра, я выпрямилась и уже сама насаживала себя на тугой ствол. К моей спине прижался мой второй любимый, его руки обвили меня, ладони накрыли грудь, и я откинула голову назад, тут же попав в захват мужских губ.
— Невозможно оторваться, — выдохнул он, на мгновение отстранившись, и снова накинулся на мой рот.
— Хочу вас обоих, — срывающимся голосом сказала я, и меня тут же уложили на грудь того, кто был подо мной.
— Твое желание закон, радость, — услышала я и закусила губу, чувствуя, как умелые пальцы подготавливают меня к тому, чего я сейчас хотела больше всего на свете.
Прохлада смазки коснулась разгоряченной кожи, и я простонала:
— Скорее…
Горячие ладони обняли мое лицо, к губам нежно прикоснулись, и я лишь тихо охнула, когда оказалась заполнена полностью. Непривычное ощущение быстро сменилось наслаждением от осознания, что мы сейчас едины, что я принадлежу своим любимым полностью, и они готовы принимать мои желания, получая от них удовольствие. Я кричала, хрипела, кажется, рычала, отдаваясь им, даря всю себя без остатка, и взлетала на вершину, слыша их ответные стоны. И сорвалась в бездну первой, дрожа всем телом и растекаясь расплавленным воском по мужскому телу, лежавшему подо мной, задыхаясь в беззвучном крике. А вскоре глухо застонал один, вжимаясь лицом мне в шею, и зарычал второй, стискивая пальцами мои бедра и вонзаясь в последнем рывке между ягодиц. Он повалился сверху, удерживая свой вес на вытянутых руках и впиваясь поцелуем мне в плечо…
