Интимные связи
Телефонный роман
«Блондинка в открытом спортивном кабриолете была так хороша и так знакома по многим популярным фильмам, что водитель многотонного «КрАЗа» просто не мог от неё оторваться — догонял у каждого красного светофора и любовался на нее сверху, из своей кабины.
Но «кирпич» для грузового транспорта при въезде на Тверскую положил этому конец, и блондинка уже выжала сцепление в своём кабриолете, как вдруг… Видя, что он её теряет, парень из «КрАЗа» швырнул ей первое, что было у него под рукой, — свой мобильник.
Трубка упала на сиденье рядом с блондинкой, и они тут же разъехались: она на Тверскую, а он направо, на соседнюю стройку…»
«Спустя час или два, когда она была на съемочной площадке, этот мобильник в самый неподходящий момент зазвонил в ее сумочке — режиссер даже психанул и остановил съемку. А ей пришлось взять трубку: «Алло!» — «Девушка, как мне получить мой телефон обратно?» Но она не ответила, а в досаде вырубила этот телефон и — закрутилась в съемках, забыла о нем напрочь…»
«И только месяц спустя, когда ее машина вылетела с мокрой подмосковной дороги в болото и увязла там по уши, она в отчаянии схватилась за этот телефон, как за соломинку, включила и нажала «возврат последнего звонка»: «Алло! Это вы были на «КрАЗе»? Вытащите меня, пожалуйста!..»
Продукция Андрея Петровича Бережковского пользовалась успехом — как при советской власти, так и в наши дни. Книги, сценарии, пьесы, а в последнее время и реклама — он был, что называется, «многостаночником» (для завистников) или «трудоголиком» (для приятелей). И еще с прошлого века, со времен благословенной (для некоторых) советской власти считал себя небожителем в прямом смысле этого слова — имел не только хорошую квартиру в многоэтажной «элитке» у метро «Аэропорт», но и там же, в этом же доме, — «творческую мастерскую», мансарду или, попросту говоря, еще одну (и огромную по совковым стандартам) однокомнатную квартиру со скошенным потолком и обставленную с классически-творческим шиком. Кресло, стол с компьютером, телефон, факс, электроплита… (Кухню в таких мастерских иметь запрещалось, дабы творцы не пользовались ими как постоянным жильем.) Холодильник, диван, книжные полки с книгами хозяина. На стенах большой плазменный телеэкран, афиши его пьес и фильмов, фото со знаменитостями, африканские маски, охотничьи трофеи. На полу гантели, в углу — шведская стенка.
И — мужской беспорядок, поскольку жену свою Катю Андрей Петрович сюда не допускал категорически, а уборщицу — только раз в неделю.
Все остальное время Андрей Петрович здесь работал. Или готовился к работе (что тоже труд). Или отдыхал после работы (что трудом не считалось).
Закончив с таким вступлением, перейдем к нашей истории.
В то весеннее утро Андрей Петрович появился в своей мастерской, прямо скажем, в не очень свежем виде. То ли с ночной киносъемки, то ли из командировки, то ли… Впрочем, не будем гадать. Главное — появился. Открыл дверь на террасу, шуганул с нее наглых голубей и обругал их за то, что опять тут всё загадили, сволочи. Включил автоответчик.
Женским механическим голосом автоответчик сказал:
— У вас шесть новых сообщений. Сообщение первое…
Стоя у двери на террасу и слушая гул Ленинградского проспекта и голос автоответчика, Бережковский поднял гантели и стал выжимать их, мысленно сравнивая себя с Кавалеровым из «Зависти» Олеши и пытаясь вспомнить, когда он, — Бережковский, последний раз пел в клозете.
А за спиной автоответчик воскликнул с кавказским акцентом:
— Алло, Андрей Петрович! Это Армен Кароян из Коктебеля! У нас утром съемка, смена заказана, а сцены нет! Пожалуйста, позвоните! Я жду!
И — женский автоматический голос:
— Сообщение второе.
После чего тоже женский, но требовательный:
— Алло, Андрей! Где тебя носит? Мобильный ты выключаешь! Имей в виду: мне это надоело!
Вздохнув, Бережковский положил гантели, подошел к шкафу и столику, насыпал кофе в джезву, залил водой из графина и поставил на электроплитку.
Автоответчик между тем продолжал:
— Сообщение третье.
И тут же — низкий женский голос эдак интимно:
— Алло, Андрей Петрович, меня зовут Алина Полонская, я актриса, мы познакомились на приеме в немецком посольстве. Пожалуйста, позвоните мне, мой телефон 787-43-17. Я буду очень ждать! Очень…
Автоответчик:
— Сообщение четвертое.
Мужской голос с кавказским акцентом:
— Алло! Андрей Петрович, это опять Кароян! Я не знаю, как быть! Актеры прилетели, натура уходит, а сцены нет! Я в панике! Пожалуйста, срочно позвоните!!!
Автоответчик:
— Сообщение пятое.
Женский голос скороговоркой:
— Андрей Петрович, здравствуйте! Это Перепелкина из «Культурной революции». Михаил Ефимович просит напомнить, что мы ждем вас завтра в двадцать один ноль-ноль на программу «Демократия во сне и наяву». Ваш оппонент Жириновский. Пожалуйста, не опаздывайте!..
Автоответчик:
— Сообщение шестое.
Мужской голос солидно:
— Андрей Петрович, это телефонная компания «Мобиль». Вы обещали придумать нам рекламный телероман, и мы терпеливо ждем. Мой телефон 797-17-11.
Автоответчик:
— У вас больше нет сообщений.
Бережковский стал наливать себе кофе в чашку, когда телефон загудел эдаким низким гудозвонком. Но Бережковский проигнорировал, не взял трубку, а подождал, пока автоответчик сообщит звонившему: «Здравствуйте. Вы позвонили по телефону 205-17-12. Пожалуйста, оставьте ваше сообщение». После чего тут же раздался отчаянный крик Карояна:
Алло! Андрей Петрович!!! Возьмите трубку!.. Ч-черт, опять его нет! Вот сук…
Гудки отбоя.
Бережковский на оскорбление не отреагировал, а включил свой компьютер и, отпивая кофе, снял телефонную трубку и набрал номер.
Алло, Ирина? Доброе утро, Бережковский. Как там мои дела? Вы мне отправили гонорар?
Ирина на том конце провода явно обрадовалась, сказала даже с придыханием:
— Ой, Андрей Петрович! Здравствуйте! Извините, у нас компьютер завис. Как только включится, я вас сразу наберу! Сразу!
— Да уж, пожалуйста, — попросил Бережковский. — Я жду.
А положив трубку, добавил:
— Вот суки!..
Сел за компьютер и, собираясь работать, взъерошил волосы, прокашлялся, допил кофе.
Телефонный звонок. Бережковский рефлекторно взял трубку:
— Да.
Незнакомый женский голос осторожно сказал:
— Алло…
— Слушаю.
— Андрей Петрович? — Да.
В трубке молчали.
— Слушаю, Говорите! — нетерпеливо сказал Бережковский. — Алло! Кто это?
Но трубка молчала, и он положил ее — почти бросил. Допил кофейную гущу и принялся стучать по клавиатуре компьютера.
Пронзительный звонок междугородней прервал его буквально через минуту.
Алло! Это междугородняя! Вы чё трубку вешаете? С вами ж говорят! Не вешайте трубку!
Бережковский стоически промолчал. Но и трубка молчала.
Алло! — сказал наконец Бережковский. — Алло, говорите!
Но трубка все равно молчала.
— Алло, междугородняя! — потребовал он.
— Это не междугородняя… — ответил грудной женский голос.
— А кто?
— Извините, Андрей Петрович, вы меня не знаете… — И снова пауза.
— Ну? — нетерпеливо сказал Бережковский. — Слушаю вас… Говорите!.. Говорите, а то я положу тру…
— Нет-нет! — испугался голос. — Только не кладите! Пожалуйста!
Тогда говорите!
А вы не бросите трубку?
— Ника, это ты? — осторожно спросил Бережковский.
— Нет, это не Ника. Ника — это ваша дочь. Вы посвятили ей свой роман «Яблоко раздора» и пьесу «Ошибки воспитания». Верно?
— Д-да… А кто это?!
— Мое имя вам ничего не скажет.
— Гм… Хорошо, а что вы хотите?
— Честно?
— Конечно, честно. — Бережковский начал раздражаться. — Говорите!
— Знаете, совсем честно я с вами еще не могу говорить, — вдруг признался голос. — Очень хочу, но не могу.
— Почему?
— Боюсь.
— Ну, тогда я не знаю…
— А вам и не нужно знать, Андрей Петрович! — поспешно, словно чувствуя его раздражение, сказал голос. — Я не собираюсь просить у вас ни денег, ни помощи. И вообще — ничего. Кроме голоса.
— Голоса? — удивился он. — В каком смысле? Голосовать за кого-то?
— Нет-нет! Что вы! Я имею в виду — просто послушать ваш голос.
— Послушать? Зачем?
— Знаете, я бы и этого не просила. Если бы…
— Если бы что?
— Хорошо. Я скажу. Только не пугайтесь. Это вас совершенно ни к чему не обяжет.
— Ну?
— Понимаете, я обожаю ваши книги. Можно сказать, я подсела на них. Давно, лет десять назад. Только, пожалуйста, не считайте меня сумасшедшей. Конечно, у вас полно фанаток! И какие-нибудь идиотки атакуют вас своими письмами, шлют свои фотографии и признания в любви. Правда?
— Ну-у… — польщенно сказал Бережковский. — В общем, бывает.
— Но я не из их числа, не бойтесь. Я бы вообще не стала вас беспокоить, если бы…
— Если бы что?
— Если бы не одно обстоятельство…
— Какое? Говорите. Ну говорите же!..
Но трубка молчала.
— Так, — сказал он. — Знаете что? Я не могу играть в эти игры, я занят. Считаю до трех. Или вы говорите, или я кладу трубку. Раз… Два…
— Хорошо, ладно! — сдался голос. — Только не надо считать, это безжалостно. Завтра… — И замолчал.
— Что завтра? — спросил Бережковский. — Что?!
— Завтра у меня операция. Онкология. Но вы не пугайтесь: врачи уверяют, что все обойдется. А я все равно боюсь. Понимаете, я очень боюсь! И я подумала: ну, имею я право перед такой операцией услышать голос Бережковского? Как вы думаете, имею? Он молчал.
— Андрей Петрович! Неужели не имею? Если вы скажете…
Бережковский сменил тон, спросил спокойно:
— Алло. Сколько вам лет?
— А что? Это важно?
— Да. И откуда вы звоните? Можете дать мне свой номер?
— Хотите меня проверить?
— Ну… Нет, я подумал: вам, наверное, это дорого — звонить по межгороду?
— А вам дешевле? — улыбнулся ее голос. — Но пожалуйста, запишите. Вы набираете восьмерку, потом наш код 349-22 и телефон 4-87-76.
Бережковский записал на перекидном календаре рядом с компьютером. А она спросила:
— Вы что? Правда мне позвоните? Прямо сейчас?
— А это ваш домашний? Или вы в больнице?
— Я дома. В больницу я иду вечером, в восемь.
— Тогда… Тогда я позвоню часа через три. Я должен кое-что дописать, я обещал продюсеру…
— Ой, конечно! — тут же согласился голос. — Вам нужно работать. Я извиняюсь! Я дико извиняюсь! Но я вас услышала! Это для меня огромный подарок! Удачи вам!
— Подождите! — спохватился он. — 349 — какой это город? Но трубка уже гудела гудками отбоя.
— Блин! — сказал Бережковский и положил трубку.
Попробовал работать, но работа не пошла, он отодвинул в сердцах клавиатуру и сказал вслух:
— Нет! Так невозможно работать!
И набрал телефонный номер. Алло! — ответил женский голос.
— Ирина, это опять Бережковский! Как там с моими деньгами
— Да всё висит компьютер, Андрей Петрович, — виновато ответила Ирина.
— Висит? Скорей бы он грохнулся!
— Я тоже так считаю. Но вы не беспокойтесь. Как только включится, я печатаю платежку и несу Добровольскому.
Бережковский удивился:
— А он еще не подписал?
— Я же говорю: компьютер завис, Андрей Пет…
— Понятно, пока! — невежливо перебил Бережковский и дал отбой. — Вот суки!
Тут телефон загудел прямо у него под рукой, он машинально снял трубку.
— Да?
— Андрей Петрович, наконец! — завопил голос Карояна. — Вы меня режете! Мне сцена нуж…
Но Бережковский выдернул из розетки вилку телефонного шнура.
— Да пошел ты!
Встал и, ероша волосы, заходил по кабинету.
Опять сел за компьютер, тупо уставился на экран.
И опять встал, открыл холодильник, достал почерневший банан, почистил его, надкусил и тут же с отвращением выбросил в мусорку. Тьфу!
Снова сел за компьютер, откинулся в кресле, закрыл глаза.
Затем решительно вставил вилку телефонного шнура в розетку и, заглядывая в свою запись на столе, набрал телефонный номер.
После второго гудка грудной женский голос ответил:
— Алло! Слушаю…
— Это Бережковский. Извините, не знаю, как вас звать. Это вы мне звонили?
— Да, я… — и удивился, и обрадовался голос. — А вы уже поработали?
— Как вас зовут?
— Елена.
— И сколько вам лет?
— Пожалуйста: двадцать семь, замужем, ребенку четыре года, образование высшее. Шатенка. — И уже с иронией: — Остальные параметры нужны?
— Ну… — протянул он уклончиво.
— Пожалуйста, я скажу. Я знаю, что для вас это важно.
— С чего вы взяли?
— Из ваших книг. Вы предпочитаете стройных блондинок весом до пятидесяти килограмм. Чтобы легко вращать их в положении «верхом». Я правильно цитирую?
Бережковский смутился:
— Ну, знаете!.. Вкусы моих персонажей не всегда совпадают…
— Всегда, Андрей Петрович, — сказал голос. — Они совпадают во всех ваших книгах, и, следовательно, они совпадают с вашими. Так что тут я вам не угожу. Я выше вашего стандарта, не блондинка, и грудь у меня больше второго размера. А вы любите второй. Но с другой стороны, мы никогда не увидимся, им что это не важно, верно? Спасибо, что позвонили. Пожалуйста, расскажите мне что-нибудь. Какая в Москве погода? Что вы сейчас пишете?
— Какой у вас диагноз?
— Этого я вам не скажу.
— Но вы действительно ложитесь на операцию?
— Хотите проверить? Пожалуйста: больница имени Губки- ми, фамилия хирурга Гинзбург Семен Львович, телефон…
— Не нужно, я вам верю.
— Спасибо. Хотя… Думаю, на него произвело бы впечатление, если бы из-за меня ему позвонил сам Бережковский!
Тут на столе у Бережковского зазвонил мобильник, Бережковский глянул на его экранчик, включил и сказал:
— Армен, я работаю! Понимаешь — ра-бо-та-ю! Завтра отправлю сцену по электронной почте!
— Но съемка сегодня, Андрей Петрович! — умоляюще сказал Кароян.
— Нет, сегодня не успею! И вообще, почему я должен переделывать эту сцену? Сейчас по телевизору показывают и не такое! Снимайте как есть!
— Но вы же знаете… — начал Кароян, но Бережковский перебил:
— Я все знаю. Короче, перенеси съемку на завтра.
— Нет! Я не могу на завтра!
— Сможешь. До завтра никто не умрет! Все! Я работаю! Пока! — Бережковский бросил мобильный и сказал в трубку: — Извините, Лена…
— Андрей Петрович, — ответила она, — вам нужно работать, я даю отбой.
— Подождите.
— Нет-нет, вас ждут, вам нужно работать. Не думайте, что я тут просто схожу с ума от страха. Я переживу. Доживу до операции, а там будет наркоз. И вы правильно сказали: никто не умрет до завтра! Спасибо, что позвонили.
— Минуту! Вот что, Елена! Я не знаю, насколько серьезна у вас операция. Но вы хотели послушать мой голос, так ведь? Да или нет?
— Да…
— Тогда слушайте… — И Бережковский уселся плотнее к компьютеру. — Хотя…
— Что «хотя»?
— Не знаю, могу ли я вам это прочесть. Это немножко… Ну, как бы…
— Ниже пояса?
— Да. А как вы догадались?
Голос улыбнулся:
— Ну, я знаю этого автора. Читайте, не бойтесь!
— Хорошо… — Бережковский прокашлялся и стал читать с экрана монитора: — «Скалы, поросшие вереском, скрывали их от случайных курортников. Море, гулко ударявшее о песчаные дюны, заглушало ее вскрики. Он все просил — негромко, с хрипотцой и улыбкой в голосе: «Тихо, княгиня, тихо!» — «Я не могу тихо! Нет! — пылко отвечала она и мотала головой из стороны в сторону. — Боже, вы дьявол!» — «Тихо!» — Обеими руками он в обхват держал ее тонкую талию и с медвежьей силой то возносил над собой, то опускал — все чаще, все яростней. «Все! — стонала она. — Я не могу больше! Я умру…» — «Можешь! — настаивал он. — Еще как можешь!» — «Да! — вдруг вскричала она. — Могу и хочу! Могу и хочу! Пусть я умру!»… А потом, бездыханная, она лежала на его груди — легкая, как пустая наволочка. И шептала с закрытыми глазами: «Вы дьявол, дьявол! У вас есть хвост?» — «Проверь, — усмехался он. — Нет, не там…» — Как? Уже? — притворно пугалась она. — Господи, я вас обожаю! О! О-о-о!..» И снова они были единой плотью, и он говорил ей: «Следующим летом ты опять приедешь сюда». — Молчите! — просила она. — Вы мне мешаете…» — «Ничего, слушай. Продолжай и слушай! Ведь я много старше тебя! У вас в России мужчины так долго вообще не живут. И это наше алиби. Если твой муж что-то заподозрит, рассмейся ему в лицо и скажи: «Ты с ума сошел? Этому немцу скоро пятьдесят, и он, наверное, уже лет двадцать, как ничего не может». Ты запомнила?» — «Нет. Я скажу, что вы дьявол! И только с вами я умираю и живу! Умираю и живу! Вот так! Вот так! Господи, прости меня! Ведь я не раскаиваюсь! Я хочу еще! Еще!..» Под звуки ее голоса камера поднимается над ними все выше и выше, открывая пустынный пляж, укромную бухту, залитое солнцем море и где-то вдали, за скалами — маленький и уютный курортный Биарриц…» Ну, что вы скажете?.. Алло, Елена, почему вы молчите?.. Алло, вы здесь?
— Здесь… — ответила она наконец. — Скажу, что это Бережковский в своем амплуа. И поза типично ваша — блондинка сверху. Она же блондинка, верно?
— Верно, но я тут ни при чем. — Он взял со стола книгу, открыл на закладке. — Читаю исторический документ: «В свои двадцать два года она была исключительно красива, изящная блондинка с высокими славянскими скулами, и Бисмарк влюбился в неё, называл ее Кэти…»
— Бисмарк? — изумилась Елена. — Какой Бисмарк?
Тот самый. Отто, «железный канцлер», создатель германского государства и немецкой нации. Для немцев он — как для нас Иван Калита, Юрий Долгорукий и Петр Первый в одном лице. Так вот, я раскопал, что главной и единственной любовью этого Бисмарка была двадцатилетняя русская княгиня, их тайный роман длился четырнадцать лет!
— Боже мой! — воскликнула Елена. — Неужели Бережковский пишет исторический роман?!
— Ну, не совсем роман, — сознался он. — Телесериал. Точнее, такие, знаете, телевизионные фантазии на историческую тему. Иначе биографы Бисмарка меня просто сожрут. Хотя роман мог бы получиться блистательный. Но во-первых, я не Радзинский, а во-вторых, для романа почти нет материала… И русские, и немецкие историки больше ста лет заметали под ковер все следы этой страсти. Все-таки две русско-германские войны, а тут — русская любовь идола немецкой нации! Впрочем, что вам эта доисторическая интрига! Вам, наверное, пора в больницу…
Нет-нет, мне очень интересно! А кто эта княгиня?
— Екатерина Орлова, урожденная Трубецкая, жена графа Орлова, героя Крымской войны и посланника русского императора в Женеве.
— И у нее был роман с Бисмарком?
— Еще какой!
— Какой? Расскажите…
Тут, однако, у Бережковского снова зазвонил мобильник.
— У вас мобильный, — сказала Елена.
— Да, — подтвердил Бережковский. — Извините, это жена. Я вам перезвоню. — Он положил трубку и включил мобильный: — Да, дорогая…
— Ты живой? — поинтересовалась жена.
— Конечно. А что?
— Жаль. Лучше б ты на ней умер! — И трубка загудела гудками отбоя.
Бережковский вздохнул, горестно закрыл глаза, потом открыл и набрал номер на городском телефоне.
— Послушай, что ты выдумываешь? — сказал он жене. — Я был в Коктебеле на съемках «Бисмарка». Только что прилетел. Если не веришь, позвони Карояну.
— Плевала я на твоего Карояна! — ответила жена. — Мне нужен муж, понимаешь? Муж, а не летающая знаменитость!
— Перестань, пожалуйста! — попросил он. — Я тебе обещаю…
Но она перебила:
— И не нужно мне твоих обещаний! У меня их по горло! Я тебя просто предупреждаю: если ты сегодня вечером не…
— Вечером, — поспешил он, — я иду на съемки «Культурной революции» к Михаилу…
Но она недослушала:
— Это меня не касается! Я повторяю: если тебя не будет к ужину, можешь не приходить вообще!
— Но, Вика! Позвони Швыдкому — в двадцать один у него съемка, я главный гость! С Жириновским.
— Вот и живи с Жириновским! Пока!
Бережковский положил трубку. Откинувшись в кресле, посмотрел на экран монитора и вздохнул:
— Н-да… Ну-ну!.. Ч-черт, ведь хорошая сцена! Как ее переделать?
Встал, подошел к холодильнику, достал из него пакет сока, кусок сыра, яйцо и батон засохшего хлеба.
— Блин! Ничего нет, даже масла…
Поставил на электроплиту сковородку, разбил в нее яйцо, накрошил сверху сухой хлеб и сыр. Зазвенел телефон, но Бережковский трубку не взял, а дождался, когда включился автоответчик:
— Здравствуйте. Вы позвонили по телефону 205-17-12. Пожалуйста, оставьте ваше сообщение.
После чего служебный женский голос бегло произнес:
— Андрей Петрович, это телевидение, приемная Эраста Константиновича. Пожалуйста, позвоните нам, Эраст Константинович хочет с вами…
Бережковский ринулся к телефону, сорвал трубку:
— Алло, я слушаю!
- Андрей Петрович?
— Дм, я.
— Соединяю с Эрастом Константиновичем.
Однако вместо знаменитого хозяина заглавного российского канала из телефона послышалась мелодия «С нами пушки системы «Град», за нами Путин и Сталинград».
Бережковский терпеливо ждал. Наконец, перебив мелодию, мужской голос спросил:
- Алло, Андрей?
— Привет, Эраст! — сказал Бережковский. — Поздравляю с успехом твоего блокбастера! Срубить в прокате шестнадцать» лимонов» — ты гений!
— Спасибо, — польщенно ответил голос. — Зато я на тебя обижен.
— За что? — изумился Бережковский.
— Почему ты «Бисмарка» отдал на ГТР?
— Ну, так получилось. Они позвонили, спросили, что у меня есть. А у меня как раз…
— Хорошо, я понял. Теперь звоню я и спрашиваю: что у тебя есть к Новому году? Есть что-нибудь?
— Я должен подумать, я не могу так сразу.
— Думай, но недолго.
— Сколько?
— До завтра.
— А кто еще думает? — поинтересовался Бережковский.
— Это не важно. Пока.
Бережковский положил трубку и ринулся назад, к сковородке, над которой уже поднимался дым.
— Блин, все сгорело!
Действительно, есть уже было нечего, пришлось всю эту гарь выбросить в помойное ведро и открыть дверь на террасу, чтобы выветрить копоть и вонь. И заодно опять шугануть гулькающих там голубей.
После чего Бережковский снова набрал номер на городском телефоне:
— Алло, Сережа?
— Коля, — уточнил юношеский тенор.
— Привет, Коля! Это Бережковский. Мне пиццу и…
— Две «Балтики» шестой номер. Я помню. Уже несу!
— Спасибо…
Несколько минут Бережковский смотрел на экран компьютера, чесал в затылке и говорил сам себе:
— Блин, чем заменить постель?
Затем нервно выскочил на террасу.
— Кыш-ш! Кыш отсюда! Черти, всю террасу засрали!
А вернувшись в кабинет, включил радиоприемник. Но по радио звучал детский хор: «Летите, голуби, летите! Для вас нигде преграды нет!..», и он выключил приемник. Помаялся, посмотрел через террасу на Ленинградский проспект — точнее, на этот бесконечный поток автомобилей, которые постоянно толкуться здесь, как рыбы в нерест…
Впрочем, записать это литературное сравнение ему не позволил звонок в дверь.
— Открыто! — крикнул Бережковский.
Сделав нечто вроде кульбита, влетел семнадцатилетний разносчик с пиццей в коробке и двумя бутылками пива.
— Оп! — сказал он и театрально расшаркался. — Кушать подано! И пить…
— Спасибо. — Бережковский отдал ему деньги. — Сдачи не надо. Как думаешь, чем можно заменить постель?
— Постель? — изумился парень.
— Да. Что может заменить постель, как ты думаешь?
Разносчик оглядел комнату:
— Ну, диван можно поставить… Но у вас уже есть.
— Не в этом смысле, — сказал Бережковский в досаде. — В переносном. Что может заменить секс? А? Как ты думаешь?
Парень уставился на него с сочувствием в глазах.
— Да не мне, не мне, — спохватился Бережковский. — Расслабься! Тебе! Что тебе может заменить секс? А?
— Ну, я не знаю… А зачем заменять?
Бережковский махнул рукой:
— Ладно, иди.
— Не, ну если вам нужно… — сказал парень.
Иди, иди! — стал подталкивать его Бережковский, и парень испуганно отпрянул:
— Но! Но… — и поспешно удрал.
— Идиот!..
Бережковский распаковал пиццу, открыл пиво и стоя принялся за еду, не обращая внимания на вновь зазвонивший телефон.
— Здравствуйте, — сказал за него автоответчик. — Вы позвонили по телефону 205-17-12. Пожалуйста, оставьте ваше сообщение.
— Андрей Петрович, это снова «Мобиль», — сообщил солидный мужской голос. — Насчет рекламного телеромана. Вы же знаете, какая у нас борьба с «Би Лайн», МТС и «Мегафоном». Мы очень, очень на вас надеемся!
Отбой, перемотка автоответчика.
Бережковский продолжал есть.
Снова звонок. И снова включился автоответчик:
— Здравствуйте. Вы позвонили по телефону 205-17-12. Пожалуйста, оставьте ваше сообщение.
— Андрей Петрович, это Ирина. Ваша платежка на столе у Добровольского…
Бережковский схватил трубку:
— Алло! Алло!
— Андрей Петрович, я сделала платежку и отнесла в приемную Добровольского, — сообщила Ирина. — А дальше — сами понимаете…
— Потрясающе! — заметил Бережковский. ~ Сериал уже снимается, а деньги за сценарий нужно вытаскивать клещами!
— Андрей Петрович, вы же знаете, как я к вам отношусь. Моя бы воля, я бы вам…
— Спасибо, Ирочка! Кстати! Как ты думаешь, чем это можно заменить?
— Что «это»?
— Ну, вот то, что ты имела в виду… Что ты молчишь?
— Андрей Петрович, — сухо отозвалась Ирина, — то, что я имела в виду, заменить нельзя!
И — гудки отбоя.
Бережковский положил трубку.
— Ч-черт!.. Ирина… Надо ее попробовать…
И, полистав телефонную книжку, набрал приемную Добровольского.
— Да, — сказал женский голос после второго гудка.
— Здравствуйте.
— Да.
— Здравствуйте, — повторил Бережковский.
— Да, говорите! — потребовал голос.
— Я и говорю: «здравствуйте»…
Гудки отбоя.
— Вот сволочь! — хмыкнул Бережковский и набрал номер на своем мобильном. — Алло, Андрей? Это Бережковский…
— Здравствуйте, Андрей Петрович. Рад слышать. Чем могу?
— Ну, во-первых, научи своих секретарш здороваться. А то я звоню, говорю «здрасте», а они трубку бросают.
— Андрей Петрович, — укорил его Добровольский, — ну кто же здоровается с секретаршами?! Они к этому непривычные. А что во-вторых?
— Во-вторых, мне только что звонил Эраст, просил новогодний сюжет. А этот сюжет уже два месяца лежит у твоих редакторов. Как быть? Отдать Эрасту?
— Ни в коем случае! Я сейчас разберусь.
— Да уж, пожалуйста. Я через два часа должен дать Эрасту ответ.
— Понял, у меня есть два часа.
— И ещё. У тебя на столе лежит платежка на мой гонорар по «Бисмарку». Сериал уже снимается, а вы денег не платите. Обеднели?
— Ну, если всем платить такие гонорары…
— А вы всем не платите. Мне платите. Так что? Я могу рассчитывать?
— Легко! — заверил Добровольский. — Деньги через час уйдут на ваш банковский счет. Но у меня к вам тоже претензия. Кароян жалуется, что вы сорвали съемку.
— Это не я сорвал, а твои редакторы. Кстати, Андрей, я тебя знаю лет пятнадцать, правда?
— Семнадцать, Андрей Петрович. Я у вас на «Радостях одинокой женщины» ассистентом начинал.
— Вот и хорошо. Значит, могу тебе доверять. Скажи, пожалуйста, только между нами, чем можно заменить секс? Ну? Что ты молчишь?
— А-а… — осторожно поинтересовался Добровольский, — У вас с этим проблемы?
Бережковский взорвался:
— Это не у меня, блин! Это у вас проблемы, у телевидения! Твои редакторы требуют, чтобы я заменил постельную сцену Бисмарка и Кэти! А чем я могу это заменить? И вообще, вы что, совсем охренели? Советское телевидение возрождаете?
— Андрей Петрович, ну зачем вы так? — обиделся Добровольский. — При чем здесь «советское»? Просто у нас государственный канал. К тому же ваш сериал пойдет в прайм-тайм, когда все дети у экрана.
— И что мне делать?
— Ну, я не знаю… Как-то заменить, действительно…
— Чем???!! — закричал Бережковский, но тут же взял себя в руки. — Нет, Андрей, извини, я у тебя, как у руководителя канала, конкретно спрашиваю: чем можно заменить секс? А? Ну скажи! Бисмарк целый месяц трахает на курорте эту Кэти — и как! Так, что когда муж наконец увозит ее в Женеву, она сбегает от мужа, мчится в свое имение под Парижем, вызывает туда Бисмарка, и они двое суток не вылезают из постели — даже тогда, когда Бисмарка телеграммами требуют в Берлин, чтобы сделать канцлером Пруссии!
Тут зазвенел городской телефон, Бережковский схватил трубку, сказал в нее:
— Минуту! — положил эту трубку и продолжил по мобильному: — Ну? Так чем я могу заменить секс? Скажи мне! Чем?
— Андрей Петрович, — сдержанно ответил Добровольский, — я только что подписал вашу платежку. Надеюсь, теперь вы найдете решение. Желаю успехов.
И дал отбой.
А Бережковский взял трубку городского:
— Алло!
— Так, Андрей! — сказал в трубку голос жены. — Все ясно! Она уже так тебя довела, что ты обратился к сексопатологу.
Бережковский не понял:
— Кто обратился к сексопатологу?!
— Ты, — сказала жена. — Я же слышала. Ты спросил, чем тебе заменить секс.
Бережковский вздохнул и выругался в сердцах:
— Дура, куда ты лезешь?! Я говорил с Добровольским! Это финансовый директор государственного телерадио!
— Ага! — саркастически усмехнулась жена. — И у финансового директора государственного телерадио ты спрашивал, чем тебе заменить секс. Андрей, я в тебе скоро совсем разочаруюсь — ты даже врать разучился!
Бережковский в отчаянии закатил глаза к небу:
— Боже! Я не могу так работать! — И спросил у жены стоически: — Что тебе нужно?
— Я хотела узнать, что приготовить тебе на ужин.
— Ну какой ужин?! — воскликнул он в отчаянии. — Я приду в двенадцать ночи! После «Культурной революции».
— Но ты же придешь голодный. Или она тебя накормит?
— Кто — «она»???
— Культурная революция».
— О Господи!.. Стоп! Между прочим, давай-ка я у тебя спрошу можно ли заменить секс?
— Конечно, можно.
— Чем? — обрадовался Бережковский.
— Едой.
— Не понял. Едой?!
— А как ты думаешь — почему я так растолстела?
Тут снова зазвенел мобильный. Бережковский взглянул на его экранчик и сказал жене:
— Извини, это Кароян из Коктебеля. Пока! — Выдернул телефонный шнур из розетки и сказал в мобильник: — Армен, за что ты настучал на меня Добровольскому, никакой сцены тебе не будет!
— Но, Андрей Петрович! — взмолился Кароян.
— Все, пошел в жопу! Кстати, ну-ка скажи мне: чем вообще можно заменить секс?
— Смотря какой секс, — авторитетно ответил Кароян. — Анальный — ничем, клянусь! Даже едой?
— Андрей Петрович, я вас умоляю! Бисмарк и Кэти не занимались анальным сексом! Напишите что-нибудь!
— Откуда ты знаешь, каким они занимались? Ты был при этом?
— Я читал Бережковского.
— Хорошо, — смягчился Бережковский. — Значит, я пишу так: вместо того чтобы трахаться на пляже, они жарят шашлыки. Тебя устроит?
— Издеваетесь, да?
— Все, Кароян, отстань! У меня пицца остыла!
Бережковский подошел к пицце, попробовал, скривился, но кусок все-таки съел. Потом сел к компьютеру.
— Н-да… — сказал он сам себе. — Не знаю, что делать…
Вставил телефонный провод в розетку и, сверяясь с записью, набрал номер.
— Алло, Елена! Вы еще не ушли в больницу?
— Нет, но уже собираюсь. Я рада вас слышать.
— Знаете, я сегодня у всех спрашиваю… Хотя, извините, вам сейчас не до этого…
— Не до чего?
— Вы в каком городе?
— В Салехарде.
— В Салехарде?! — Бережковский посмотрел на часы. — Так у вас уже…
— Полвосьмого, — сказала Елена.
— Значит, вам пора.
— Ничего, я успею. Вы хотели что-то спросить.
— Нет, я потом, в другой раз…
— Андрей Петрович, другого раза может не быть, — спокойно отозвался голос Елены. — Спрашивайте.
Бережковский молчал.
— Алло! — сказал ее голос. — Андрей Петрович!
— Я слышу… Это… Это действительно так серьезно? А-а… где ваш муж?
— В Африке.
— То есть? Не понял.
— И не поймете. У них там сафари. Давно было запланировано и оплачено. И он улетел.
— А ребенок?
— Дочку я отвезла к своей маме. Они, конечно, не знают про операцию. Спрашивайте, Андрей Петрович. Не теряйте время. Мало ли чем кончится операция. Что вы хотели спросить?
— Не знаю, имею ли я право…
— Андрей Петрович, вы мой любимый писатель. Вы имеете право на все.
— Тогда скажите мне свой диагноз.
— Поймали меня? И вам не стыдно?
— Стыдно. Но я хочу знать.
— Я не скажу. К тому же вы позвонили не с этим вопросом. Задавайте свой вопрос.
- Хорошо, упрямая женщина. Скажите, чем можно заменить секс?
— Секс? — переспросила она, ничуть не удивившись. — Секс можно заменить сумасшедшим сексом. Больше ничем. А почему вы спрашиваете?
— Потому что сцену, которую я вам читал, они требуют заменить.
— Кто требует?
— Телевидение, кто! У нас все телевидение скоро станет сплошным КВН.
- Извините, Андрей Петрович, внизу такси гудит, мне пора в больницу. Удачи вам. Во всем. И в сексе тоже.
И — гудки отбоя.
Но Бережковский сидел с трубкой в руке и не клал ее на рычаг.
Потом все-таки положил, встал и вышел на террасу.
С террасы открывался вид на Москву, в которой кипела жизнь — по Ленинградскому, как всегда, катил поток машин… Где-то на Беговой клацал на рельсах трамвай… В сквере гуляли дети и гулькали голуби… В небе летел самолет и плыли облака… За спиной у Бережковского, в кабинете звонил мобильный… Но Бережковский не шевельнулся, и звонки прекратились.
Потом какой-то тяжелой походкой он все-таки вернулся в кабинет, подошел к городскому телефону, набрал короткий номер.
- Междугородняя, семнадцатый, — ответили ему.
- Пожалуйста, примите заказ: Салехард, больница имени Губкина.
— Со справкой на тридцать рублей дороже, — сухо сказала телефонистка. — Согласны?
— Согласен. В больнице мне нужен врач по фамилии Гинзбург.
— Вызываемое лицо — еще тридцать рублей. Будете платить?
— Буду.
— Говорите свой номер и имя.
— 205-17-12. Бережковский Андрей Петрович.
Тон у телефонистки круто изменился.
— Бережковский? Тот самый?
— В каком смысле?
— Ну, писатель? Правда?
— Да… 1
— Сейчас соединяю, сейчас! Не кладите трубочку! — И после паузы: — Алло! Андрей Петрович! Гинзбург уже ушел, будет завтра с восьми до девяти. В девять у него операция. С дежурным врачом будете говорить?
— Нет, спасибо.
— А на восемь утра оформить заказик? А? Андрей Петрович…
— Спасибо, не нужно.
Некоторое время он сидел молча, глядя в одну точку. А потом…
Впрочем, потом была рутина — он ехал по вечерней Москве на Остоженку, где в Доме-музее Пушкина, на балконе, гигантская надувная фигура раскачивалась под ветром из стороны в сторону… Где в галереях актеры, одетые по-древнегречески, изображали эллинские скульптуры… И где в центре зала шла съемка «Культурной революции» — Швыдкой, Бережковский, Жириновский и другие знаменитости обсуждали российскую демократию.
Но все это не имело отношения к нашей истории.
Зато имеет отношение то, что на следующий день, а точнее, ранним утром на следующий день Бережковский осторожно встал с супружеской постели и, глядя на спящую жену, бесшумно вышел из спальни. Наспех одевшись, он тихо выскочил из квартиры, поднялся медлительным лифтом на последний этаж, пробежал по лестнице на чердак, к своей мансарде и, глядя на часы, поспешно набрал короткий номер.
— Алло! Междугородняя! Примите заказ! По срочному!
— По срочному в два раза дороже.
— Не важно, примите!
— Что заказываем?
— Салехард, больница имени Губкина, хирурга Гинзбурга.
— За справку и вызываемое лицо…
— Я знаю! Еще шестьдесят рублей. Соединяйте! Мой номер 205-17-12. Бережковский Андрей Петрович, тот самый.
— В каком смысле?
— Не важно! Соединяйте!
— Положьте трубку и ждите.
— Но это по срочному!..
— Положьте трубку! — непререкаемо сказала телефонистка и дала отбой.
— Блин! — сказал себе Бережковский. — Там уже девять! Проспал, мудила!
И нервно заходил по мансарде, включил автоответчик. Тот сообщил:
— У вас шесть новых сообщений. Сообщение первое.
Женский голос интимно:
— Андрей Петрович, ради Бога, простите за настойчивость! Это Алина Полонская, мы познакомились на приеме в немецком посольстве, и вы сказали, что хотели бы попробовать меня на ваш сериал о Бисмарке. А сериал-то уже снимается! Пожалуйста, попробуйте меня! Мой телефон 787-43-17, я вас очень жду. Очень!..
Бережковский нетерпеливо повернулся к городскому телефону:
— Ну, в чем дело?!
— Сообщение второе, — сказал тем временем автоответчик.
Бережковский полез на шведскую стенку, попробовал сделать уголок.
Голос Карояна из автоответчика:
— Андрей Петрович! Сцену я получил, но она в гроте! А в Коктебеле ни одного грота нет! Что делать?
Автоответчик:
— Сообщение третье.
И голос жены:
— Андрей, я не понимаю! Ты убежал без завтрака. Она что тебя теперь и завтраками кормит? Или у тебя нетерпеж?
Автоответчик:
— Сообщение четвертое.
Мужской голос.
— Андрей Петрович, это Добровольский. Я посмотрел вашу новогоднюю заявку. Дочки, скинувшись, посылают маме мужика на Новый год. Это, конечно, смешно и талантливо, как всегда. Но к сожалению, мы не можем это взять. У нас государственный канал, мы не можем секс пропагандировать, мне за это в Кремле яйца оторвут. Да и Эрасту тоже. Мой совет: отдайте это в театр или Роднянскому на СТС…
Звонок междугородней.
Бережковский спрыгивает со шведской стенки, хватает трубку:
— Алло!
— Салехард заказывали? Говорите! Гинзбург на линии!
— Алло, Семен Львович? — сказал Бережковский.
— Да, слушаю вас, — ответили на том конце.
— Доброе утро. Вас беспокоит Андрей Петрович Бережковский из Москвы. Не знаю, знакомо ли вам мое имя…
— Знакомо, Андрей Петрович. И по книгам, и по телевизору. Чем могу служить?
— Благодарю вас. Знаете, я звоню по поводу одной вашей пациентки. Вы сейчас будете ее оперировать…
— Зотова, что ли?
— Ее зовут Елена…
— Елена Зотова. И что?
— Я… Я хотел поинтересоваться: какой у нее диагноз?
— Диагноз? Простите, Андрей Петрович, вы ей кем приходитесь?
— А… А это важно?
— Конечно. Надеюсь, вы знаете: я, как врач, не имею права оглашать диагноз своих пациентов никому, кроме самых близких. Вы с ней в близких отношениях?
— Нет. Скорее — в далеких.
— Вот видите!
Но Бережковский не сдавался:
— Хорошо, доктор, а можно я спрошу вас иначе: у нее есть шансы.
— Странный вопрос; Как вы думаете, стал бы я оперировать, если бы шансов не было?
— Значит, есть. Спасибо! И последний вопрос, можно?
— Пробуйте.
— Как она выглядит?
— Она? Она выглядит молодцом. Все будет хорошо, не волнуйтесь.
— Вы меня не поняли. Я имею в виду: как она внешне?
— И внешне все будет в порядке. Шов, конечно, останется, но уверяю вас — через месяц вы его даже не заметите.
— Шов? А где будет шов?
— Извините, Андрей Петрович. При всем почтении к вашей известности…
— Хорошо, хорошо! — в отчаянии сказал Бережковский. — Вы не имеете права. Но как мужчина мужчину я вас могу спросить: она красивая женщина?
— А вы… — изумился салехардский доктор. — Вы что? Никогда ее не видели?
— Нет, — признался Бережковский.
— А звоните! Странно…
— Я знаю, что странно. И все-таки! Это же не врачебная тайна, правда?
— Действительно, не врачебная. Вы помните Гурченко в первых фильмах? Когда ей было лет двадцать пять, помните?
— Еще бы! Неужели она похожа?
— Ну, или Удовиченко в «Месте встречи». Или АнукЭме в «Мужчине и женщине»…
— Вы шутите!
— И еще Софи Лорен, только худенькую — можете себе представить?
— С трудом…
— А теперь отпустите меня, Андрей Петрович. Я должен идти и резать эту роскошную женщину. До свидания.
Долгие гудки отбоя.
Бережковский положил трубку, вздохнул, прошелся, снова взял трубку, набрал номер и спросил:
— Коля?
— Нет, Сережа, — ответил юношеский голос.
— Привет, Сережа. Это Бережковский. Мне пиццу…
— И два пива. Уже несу.
Бережковский положил трубку, и в тот же миг телефон под его рукой взорвался новым звонком.
Который Бережковский проигнорировал и дождался, когда включился автоответчик:
— Здравствуйте. Вы позвонили по телефону 205-17-12. Пожалуйста, оставьте ваше сообщение.
После чего послышался голос Елены:
— Здравствуйте, Андрей Петрович. Это Елена. Тут стоит Семен Львович, я очень тронута, что вы ему позвонили…
Бережковский сорвал трубку:
— Алло! Елена!
— Да, Андрей Петрович, здравствуйте! — ответила она. — Спасибо, что вспомнили обо мне. Я и не рассчитывала.
— Перестаньте! Где вы сейчас? Как себя чувствуете?
— Я уже в операционной. Боюсь ужасно. Вернее, боялась. А теперь, когда слышу ваш голос, стала успокаиваться. Раз произошло одно чудо — я вас слышу, то произойдет и второе: я выживу. Правда?
— Конечно! Конечно! — заверил он. — Все будет хорошо!
— Ваш голос на меня так чудесно влияет, даже странно. Я как будто пью его. У меня есть еще пара минут, пока не начал действовать наркоз. Расскажите мне что-нибудь.
— Что же вам рассказать? Давайте я прочту вам стихи. «Ты устала, дорогая, триста с лишним дней в году — дни труда, и ты в трамвае задремала на ходу. Крепко сомкнуты ресницы, брови подняты дугой, кто тебе сегодня снится, мой товарищ дорогой? Это, может быть, красавец по лицу и по уму — я деталей не касаюсь, но завидую ему. Я себя последней спицей не считаю, нет, и мне тоже бы хотелось сниться многим девушкам в стране. Но тебе, с которой вместе общим делом я живу, для которой столько песен написал я наяву, мне б особенно хотелось передать во сне привет. Это, может, мягкотелость. Что ж поделаешь! Поэт…» Вы уже засыпаете?
— Нет. Это ваши стихи?
— Это Иосиф Уткин, он погиб в сорок четвертом. А до войны был очень знаменит, у Маяковского есть такие строки: «Давайте разделим общую курицу славы, товарищ Светлов и товарищ Уткин!»
— А у него… — сказала она не то затихающим, не то слабеющим голосом, — у него есть что-нибудь в духе Бережковского?
— То есть?
— Ну, вы понимаете…
— Кажется, понимаю. Сейчас… «Нет, что-то есть такое выше разлук и холода в руке — я видел Вас и Вас я слышал на лазаретном тюфяке. И это Вас, когда потухло, я у груди пронес назад, как девочка больную куклу, как руку раненый солдат. Вы на далеком повороте не друг, не брат и не родня. Но нет, но нет — Вы не уйдете, Вы не уйдете от меня! И даже предаваясь плоти с другим, Вы слышите, с другим, любовь свою вы назовете библейским именем моим! И это выше, выше, выше разлук и холода в руке — я видел Вас и Вас я слышал на лазаретном тюфяке!»
— Спасибо… — уже еле слышно сказала она. — Я засыпаю…
Гудки отбоя и сухой стандартный голос:
— Аппарат абонента выключен или находится вне зоны…
Бережковский осторожно кладет трубку, проходится по мансарде. И с разными интонациями пробует свой голос:
— Голос… Хм… Голос!.. Го-лос… Голос… Го…
Телефонный звонок. Бережковский хватает трубку.
— Андрей? — спросила жена. — Неужели ты у себя? Я была уверена…
— В чем? — стоически спросил Бережковский.
— Ну мало ли! Я могу принести тебе завтрак?
— Нет! — сухо отрезал он. — Мы же договорились.
— Но я рядом, внизу!
— Нет, нет и нет! Мой кабинет — моя крепость. И вообще, я не в Москве, я в Биаррице с Бисмарком! Понимаешь?
— Но ты не завтракал!
— Я заказал себе пиццу. Сейчас принесут.
— Каждый день эта пицца! Ты заработаешь гастрит.
— Пусть! — все-таки сорвался Бережковский. — Пусть у меня будет гастрит, колит, холера! Только дай мне дышать!
— Я могу вообще освободить тебя! — обиделась жена. — Навсегда!..
— Начинается!.. Киса, я тебя умоляю! Я работаю! Я не шляюсь по блядям, не сплю с актрисами, не играю в казино и не ухожу в запои. Ну что тебе еще нужно?
— Мужа! Мужа, ты слышишь?! Когда ты последний раз меня любил? Когда ты со мной разговаривал? Ты приходишь домой, как на пересадку! Между поездами и самолетами! Сочинский фестиваль! Выборгский фестиваль! Съемки в Питере! Съемки в Новгороде! Снял грязную рубашку, надел чистую и — за дверь! И даже когда ты в Москве, разве я вижу тебя? То «Мосфильм»! то «Культурная революция», то тусовка у Никаса, то твоя рабочая студия! Откуда я знаю, чем ты там занимаешься? Может, и тебя там любовница…
— Пять! — сказал Бережковский.
— Что пять?
— Пять любовниц! И все пишут! Одна пишет сериал про Бисмарка, вторая — пьесу, третья — роман, четвертая — рекламу, а пятая — мюзикл по «Камасутре». Киса, я тебя умоляю! Я обещал Эрасту новогоднюю историю…
— А мне?
— Что тебе?
— Ты забыл? Ты обещал, что мы всегда будем вместе — и беде и в радости, в горе и в удаче… И вот я жду как дура! — со слезами сказала жена. — Годами! Сижу дома и жду!..
— Хорошо, хорошо, я понял, — поспешно заверил ее Бережковский. — Знаешь что? Давай действительно плюнем на все и через месяц поедем в Грецию. Или в Испанию. А?
— Ты обещаешь?
— Конечно. Если Эраст купит мою историю — сразу заказываешь билеты. Идет? Ну, будь умницей и не плачь. Хорошо? Я тебя целую!
— И я тебя…
Бережковский дал отбой и скова услышал громкое гульканье голубей в окне и на веранде.
— Кыш! Кыш, суки! — крикнул он в досаде. — Блин! Плохая примета — голубь в окно…
Звонок в дверь.
— Открыто!
Сделав нечто вроде кульбита, влетел семнадцатилетний разносчик пиццы в коробке и двумя бутылками пива.
— Оп! — сказал он и театрально расшаркался. — Кушать пода…
Но Бережковский недовольно перебил:
— Привет! Что так долго? Ты Коля или Сережа?
— Я Сережа, — сообщил разносчик.
Бережковский стал расплачиваться за пиццу. Вечно я вас путаю. А мать-то вас различает?
— Только по голосу. Но мы ее тоже дурим.
— Сдачу не нужно.
— Спасибо. А можно спросить?
— Валяй. — Бережковский открыл коробку и принялся за еду.
Вот вы сейчас кино снимаете…
— Я — нет.
— Ну, по вашему сценарию снимают, я слышал. А мы с Колей могли бы там сняться?
— В массовке? Наверное…
— Знаете, я хочу подарить вам нашу кассету. Вот. Мы с братаном песни пишем, у нас и группа есть. Только раскрутиться, конечно, не на что. Даже нормальной гитары нет. Может, вы нам поможете? Послушайте кассету.
Двумя нежирными пальцами Бережковский взял кассету и усмехнулся.
— Как же я вам помогу?
— Ну, вас все знают! Вы все можете.
— Нет, дорогой, я не лезу в шоу-бизнес. Это отдельный мир. — Бережковский взглянул на кассету. — А что тут написано?
— «Группа товарищей». Это наша группа так называется.
Бережковский впервые внимательно посмотрел на разносчика:
— Гм… Хорошее название… — И, осененный идеей, заинтересованно шагнул к разносчику. — Слушай, а тебе сколько лет?
Тот отодвинулся:
— Девятнадцать. А что?
— То есть ты уже это… взрослый?
Разносчик опять отодвинулся:
— А-а… а вам зачем?
— Ну, мне-то ты можешь сказать. Чего ты боишься?
— Мало ли?.. Мне Коля сказал… Вы это… Вы имейте в виду: I am strait.
— Мудак! — в сердцах сказал Бережковский. — Я тоже «стрэйт»! — И вернулся к пицце. — Вот публика! «Группа товарищей»!.. Ты, группа товарищей! Ну-ка, скажи мне: сколько вы зарабатываете?
— В каком смысле? Песнями?
— Нет, песнями вы еще ни хрена не зарабатываете. Пиццами. Вот ты пиццу целый день разносишь. Сколько ты на этом имеешь?
— Ну, как когда…
— Меня не интересует, как и когда. Меня интересует конкретно: сколько вы набиваете за день? Максимум.
— Ну, больше десятки мало кто сверху дает. Если в день двадцать заказов…
— Двести рублей.
— Плюс зарплата сто баксов.
— И вы с братом работаете через день? Выходит, в месяц каждый из вас имеет двести баксов. А теперь скажи мне, как мужчина мужчине, у тебя бывают взрослые женщины?
— В каком смысле? — осторожно спросил разносчик.
— В каком, в каком! В прямом! — И Бережковский сделал выразительный жест. — Вот в этом!
— Ну, Андрей Петрович… — замялся разносчик. — Честное слово, я не по этому делу. Я только пиццу доставляю…
— Мудак! Я что — прошу тебя мне бабу доставить? Ты хочешь, чтобы я вам помог с раскруткой? Отвечай на вопросы. Какая самая взрослая женщина у тебя была? Какого возраста? Только честно!
— Ну, если честно, то одна была; Заказала пиццу, а потом…
— Сколько ей лет?
— Тридцатник. С гаком.
— Так. Ну и как тебе?
— Что?
— Ну, как тебе было с ней?
— Ничё… Нормально… — ухмыльнулся парень. — Сиськи, конечно, висяк. А так ничё.
— Ясно. Значит, в месяц ты делаешь двести баксов, и твой брат двести. А хорошая гитара сколько стоит?
— Ну, разные есть…
— А самая приемлемая, по минимуму?
— Ну, одну нам предлагают, не новую, но вполне…
— Сколько?
— Хотят шесть сотен. Зелеными.
— Значит, за пять отдадут. А у вас сколько есть?
— У нас? Триста двадцать. — И с надеждой: — А вы чё, добавите?
— Я нет. Но представь ситуацию. В вашу пиццерию приходят три девицы лет по семнадцать — двадцать. И говорят: «Коля…»
— Я Сережа, — поправил парень.
— Не важно. «Сережа, — они говорят, — сегодня нашей маме сорок, и мы хотим сделать ей подарок. Отнеси ей пиццу, шампанское и… Ну, ты понимаешь. Проведи с ней ночь и получишь двести баксов». Пойдешь?
Сережа возмутился:
— Да вы чё?!
— Я ничё. Они тебе ее фото показывают. Нормальная женщина. Не Волочкова, конечно, но, допустим, Яковлева. Пойдешь?
— Вы серьезно, что ли?
— Еще как серьезно! Ночь с Яковлевой, и гитара — твоя. А?
— Ну, я не знаю… А если она не даст?
— Тебе? Как это? Ты посмотри на себя! Ты же герой! Домогаров! Будешь ей свои песни петь! Ну, договорились?
— Не знаю… Надо подумать… Может, мы с братаном «орел-решку» кинем…
— Вот именно, — удовлетворенно сказал Бережковский. — Иди подумай.
— А где эти девахи?
— Какие?
— Ну, заказчицы.
— А! Уже решился! Ты иди, я их вызвоню. Пока.
— Yes! — И, сделав выразительно-мужской победный жест, Сережа выскочил за дверь.
А Бережковский поспешно набрал телефонный номер.
— Приемная, — отозвался голос секретарши.
— Наташа, здра… — начал Бережковский, но спохватился: — Гм… Это Бережковский. Меня Эраст Константинович просил ему позвонить…
— Я в курсе. Сейчас попробую.
И опять из телефона грянула песня «С нами пушки системы «Град», за нами Путин и Сталинград!». После чего мужской голос перебил мелодию:
— Андрей, здравствуй. Ну?
— Значит, так, — сказал Бережковский. — Три сестры в новогодний вечер приходят в пиццерию и говорят молодому разносчику пиццы: «Слушай, мы хотим нашей маме сделать новогодний подарок. Она сейчас дома одна, ты отнеси ей пиццу, шампанское и… Ну, сам понимаешь. Если все будет нормально, утром получишь двести баксов». Парень кочевряжится: «Вы чё, сдурели?» Но ему нужны деньги на хорошую гитару, он пишет песни и создал группу под названием «Группа товарищей». Короче, он идет к этой маме с пиццей, шампанским и гитарой. А это, оказывается, вовсе не уродка и не старуха, а, скажем, Яковлева…
— Милена? — уточнил Эраст.
— Можно взять на эту роль Милену, — согласился Бережковский.
— Понял, «Ирония судьбы-2», — сказал Эраст. — Я покупаю. Сколько серий?
— Две.
— А четыре?
— Четыре не вытяну.
— Хорошо. Две. Когда будет сценарий?
— Через месяц.
— Нет, через две недели. У меня съемочная группа освобождается от «Вечной любви». И сразу приступит. Все. Пока.
— Эраст, минутку! Мне нужен аванс. У меня правило…
— Я знаю. Закон Бережковского. Ни строчки без аванса. Завтра у Максима. Пока.
Гудки отбоя.
— Yes! — крикнул Бережковский с тем же победным жестом, как и разносчик пиццы, и чечеткой прошелся по комнате. — Yes!
Затем набрал телефонный номер.
— Междугородняя, — откликнулась трубка, — тридцать первый.
— Здравствуйте. Примите заказ. Салехард, больница имени Губкина, доктора Гинзбурга. Тридцать за справку, тридцать за вызываемое лицо. Мой телефон 205-17-12, фамилия Бережковский.
— Приняла. Ждите.
Гудки отбоя. Бережковский включил компьютер, собрался работать. Но снова — телефонный звонок, и он тут же снял трубку:
— Алло!
— Андрей Петрович, это Кароян…
— Стоп! — перебил Бережковский. — Я тебя убил.
— В каком смысле? — оторопел Кароян.
— В прямом. Я написал Бисмарку ретроспекции в молодость. Он в молодости был жуткий бабник, выиграл двадцать восемь дуэлей. Я написал его дуэль с маркизом Карояном. И Бисмарк убил Карояна. Наповал. Так что ты уже труп, больше не звони.
— Я хотел сказать: мы сняли сцену в гроте. Классно получилось.
— А, ну тогда живи!
Тут вклинилась телефонистка, перебила:
— Междугородняя! Салехард заказывали?
— Да, — сказал Бережковский.
— Положьте трубку!
— Положил… — усмехнулся Бережковский.
И тут же новый звонок, телефонистка сообщила:
— Салехард на линии. Гинзбург на операции. С дежурным врачом будете говорить?
— Буду, — сказал Бережковский.
— Говорите.
Бережковский взглянул на часы:
— Алло!
Трубка отозвалась сухим женским голосом:
— Слушаю.
— Здравствуйте. Вы дежурный доктор? — Да.
— Я звоню из Москвы, моя фамилия Бережковский Андрей Петрович. Я по поводу Елены Зотовой…
— Зотова оперируется, — перебил голос.
— Я понимаю. Я хотел спросить: как идет операция?
— Операция идет нормально.
— Но она идет уже пятый час…
— Да, пятый. Это вам не книжки писать. У вас все?
— Все, спасибо. — Он положил трубку. — Вот сука!
Встал и медленно вышел на веранду.
Над Москвой шел дождь.
Андрей Петрович стоял на веранде, смотрел в дождливое небо.
Затем вернулся к компьютеру и принялся за работу.
Из марева летнего дождя соткался зимний день, рождественская метель…
«Москва, вечер, рождественская метель, — писал Бережковский. — Привлекательная женщина лет сорока сидит перед телевизором, вяжет и смотрит «Новогодний огонек».
Звонок.
Женщина в недоумении встает, открывает дверь.
Входит разносчик пиццы. Он в костюме Деда Мороза. В руках елка, пицца в теплой упаковке, бутылка шампанского, через плечо — гитара.
Крупный план: женщина смотрит изумленно.
— Что вам угодно?
Разносчик пиццы:
— Я вам доставил новогодний подарок.
Входит, устанавливает елку, ставит на стол пиццу и шампанское. Снимает шубу, отклеивает усы и бороду, садится за стол, открывает шампанское. Женщина в крайнем изумлении:
— Молодой человек, что это значит? Разносчик показывает на настенные часы:
— Уже без трех двенадцать. Я хочу поздравить вас с Новым годом.
Разносчик разливает шампанское по бокалам. Встает, произносит тост:
— Я хочу пожелать вам вечной молодости и счастья! Женщина растерянно отвечает:
— Спасибо…
Часы бьют двенадцать.
Разносчик и женщина чокаются, выпивают. Женщина говорит:
— Большое спасибо. А теперь вам пора уйти.
Разносчик:
— Никак нет. Я хочу пригласить вас на танец. Разносчик церемонно кивает головой и щелкает каблуками. Женщина отрицательно качает головой:
— О танце не может быть и речи. И вообще, прекратите этот балаган. Кто вас послал?
Разносчик берет гитару, становится перед женщиной на колено и начинает петь…»
Резкий и длинный телефонный звонок вырвал Бережковского из работы. Он испуганно дернулся, схватил трубку:
— Алло!
— Салехард вызывает Бережковского. Будете говорить?
— Буду!..
— Говорите…
Затем послышался мужской голос:
— Андрей Петрович?
