***
Майор Плешка, не скрывая довольной улыбки, глядел на Ботезату.
Так вот ты, какой, самозваный пророк! — решил он поразить Серафима своей осведомленностью.
Но, вопреки ожиданиям Майора, зек не испугался, не стал плакать и просить о пощаде, хотя, наверняка, знал, каким жестоким экзекуциям – Плешка не любил слов «пытки» и «аппетит», — могут его подвергнуть по приказанию майора. Ботезату спокойно стоял, положив руки за спину, под неусыпным взглядом конвоиров. Отпустив охрану взмахом руки, Плешка пристально, и тщательно щурясь, всмотрелся в лицо самозваного пророка. Только такие восторженные и склонные к мистике люди, как молдаване, подумал Плешка, могут увидеть в ничем не примечательном человеке что–то особенное.
Забитый молдавский крестьянин, — сказал Плешка задумчиво.
Неодушевленный предмет с искривленными работой руками и венами, связанными в узлы, — добавил он.
Хитрый, тупой и подлый одновременно, — сказал задумчиво Плешка.
Серафим, о котором все это говорил Плешка, стоял молча. Ну, что в нем божественного, подумал Майор. В моей портупее и форме сс–овца больше волнующего и мистического, подумал он.
Значит, — хмыкнув, начал допрос Плешка, — ты утверждаешь, что являешься посланником Бога, тем самым оскорбляя чувства всех искренне верующих молдавских людей?
Много ли их, искренне верующих, комендант? — спросил Ботезату, глядя прямо в лицо заместителя коменданта Плешки.
Я заместитель коменданта лагеря Касауц, Майор Плешка, — сказал Плешка, — и зови меня так, в противном случае познакомишься с хлыстами охраны.
Я вижу перед собой коменданта, — сказал Ботезату.
Не пытайся мне льстить, — сказал заместитель коменданта.
Сумасшедший, — сказал Плешка, — вот ты кто, разве станет нормальный заключенный перебивать меня, самого Майора Плешку?
Что есть здравомыслие? — спросил Ботезату.
Кому–то кажется, что в его положении это значит терзать несчастных узников, выискивая среди них врага… — сказал Серафим безо всякого осуждения.
В то время как истинный враг там, наверху, — указал Серафим направление истинного врага.
Ты мне лекцию об Антихристе, что ли, читать собрался? — спросил заместитель коменданта, скучая.
Отчего же, — возразил Ботезату, улыбаясь, — я о нынешнем коменданте лагеря говорю, господине Филате…
Это было, в отличие от спасения души и Антихриста, очень интересной темой для Майора Плешки. Комендант Филат был в отпуске – восьмом за первое полугодие, — и пил коньяк и щупал девиц на престижном международном курорте в Коблево. Майор знал, что Филат – враг. Выскочка, блатной, папенькин сынок, дяденькин племянник, бабушкин внучок… И этот враг был наверху, хотя комендантом, по справедливости, должен был быть он, Плешка. К тому же, сегодня вечером Влад Филат возвращался из отпуска. А это значило, что с наступлением темноты первый заместитель коменданта Касауц Майор Плешка – руководивший в отсутствие Филата, — превращался во второстепенное божество лагерного пантеона. Терял статус Бога–отца. И, как и всякому свергнутому божеству, Майору Плешке это было очень неприятно.
Плешка закусил губу. Он чувствовал себя Меркурием в 400 году нашей эры. Меркурием, который стоит в виде потертой статуи в заброшенном храме, и видит приближающуюся процессию христиан с факелами, что идут статую разбить, а храм перелицевать в базилику. Что же, это свидетельствует лишь о том, что проклятый зек – тонкий психолог и пытается вбить клин между офицерами, руководящими лагерем. Посеять рознь между сотрудниками доблестного Пенитенциарного департамента республики Молдова, выбравшей для себя — окончательно и бесповоротно — путь европейской интеграции и полного отказа от тоталитарного прошлого и его наследия, в виде СНГ. Составив мысленно эту первую строку рапорта, Майор обошел Ботезату. Какой этот пророк все–таки сутулый… Он, Майор, рапорт безусловно напишет. Да… Только ведь, подавать его придется тому самому коменданту Филату, подумал с ненавистью Плешка. Походил еще вокруг заморенного зека…
Кабинет был просторным – здание выстроили на грант ЕС, — и обклеен плакатами, которые призывали молдаван к европейской интеграции. В этом смысле власти Европы вели себя с Молдавией как капризная шлюшка, подумал с неприязнью Плешка. Постоянно поддразнивает и разжигает похоть, обнажается, ходит мимо, задевая сиськами, наклоняется в дверных проемах, облизывает губы язычком… но не дает, сука!
Гм, — сказал смущенно Майор.
Постарался встать так, чтобы эрекция не была видна, и продолжил думать. Впрочем, не слишком ли я много думаю последние несколько дней, подумал Майор. Перестав думать, Плешка вновь превратился в образцового молдаванина–патриота, офицера концлагеря и сторонника европейской интеграции. Продолжил допрос.
Не стоит отпираться, Ботезату, — ласково сказал Плешка.
Мы уже все знаем про тебя, — сказал он многозначительно.
И очень скоро ты узнаешь от нас все, что даже сам о себе не знал, — добавил, Майор, подумав.
В противном случае, мы у нас узнаешь… — добавил он с угрозой.
В общем, колись, придурок, — сказал запутавшийся Майор.
Что я не знаю о себе? — ответил вопросом Ботезату.
И что могу знать? — пожал он плечами.
Лишь Бог знает, — добавил Серафим сухо.
Ты нашего молдавского Бога в свои грязные речи не путай, — сказал офицер строго.
Мы знаем, — сказал он, раскрыв папку, — что ты, Ботезату, являешься лидером так называемой секты Исхода…
Той самой, — вперил взгляд Плешка в Ботезату, — которая в последнее время стала весьма заметной и, отмечу, запрещенной религиозной силой.
Вот как… — сказал Ботезату.
Вы, «исходники», — продолжал поражать Ботезату своей осведомленностью Майор, — проповедуете ересь, которая утверждает кошмарные и нелепые вещи.
Например, будто бы молдаване это новый народ Израилев, что нам нужна Новая Земля, что дать ее нам должны мировые правительства…
Тем самым вы наносите оскорбление государству Республика Молдова, утверждая, что оно несостоятельно…
Неспособно…
Импотентно…
Ну и все в таком духе, — сказал Плешка.
Что скажешь на это, Ботезату? — спросил Плешка.
Заключенный молчал. Наверное, переживает, что я его припер к стенке, подумал Плешка и в очередной раз отметил свои способности тонкого психолога. Теперь надо давить на совесть, если уж зек испуган так, что слова вымолвить не может, решил Плешка. Воодушевившись, Майор встал у окна и произнес целую речь с выражением. И как всегда, когда количество сказанного превышало три предложения подряд, а речь была не записана на бумажку, Майор Плешка очень запутался. Честно говоря, заместитель коменданта сам уже не понимал, что несет. В память ему врезалось только одна из последних фраз:
…и это в тот момент, когда народ всей нашей многонациональной Молдовы в едином порыве стремится к выполнению очередного, седьмого, 5–летнего плана «ЕС–Молдова» по выполнению решения по приближению административного законодательства, юриспруденции, дорожных правил и лесного и рыбного права к европейским стандартам…
Затем следовал провал в памяти, и затем Майор с удивлением обнаруживал себя сидящим на столе и доверительно говорящим:
… и ведь версификация той части кодекса, которая не совпала с инструкциями Брюсселя хоть и представляла собой неразрешимую, на первый взгляд, задачу, но молдавские юристы в едином порыве, и скрепленные европейским энтузиазмом, словно цементом, смогли, черт побери, разрешить эту увлекательную задачку, эту гениальную теоремку, это, чтоб ее, софистическую…
Закончив, Майор утомленно бросился в кресло и замер. Как всегда после речей, у него разболелась голова. Она стала болеть тем сильнее, что мятежник оказался упрямцем, и не упал на колени, загипнотизированный непонятными фразами. Серафим, все так же неотрывно глядя на Плешку, спросил:
Вы сами–то верите, Майор, в истинность своих слов?
Начальник, — поправил машинально Плешка, — или заместитель коменданта лагеря, господин Майор Плешка.
Вы сами–то верите, мой начальник, в истинность своих слов? — поправился Ботезату.
Начальник, — сказал Плешка, — без «мой».
Ну, или заместитель коменданта лагеря, господин Майор Плешка, — еще раз сказал он.
Вы, начальник и заместитель коменданта лагеря, господин Майор Плешка, верите в то, что сами говорите? — упорствовал зек.
Плешка молчал. Подобная реакция его ошеломила. Майор привык к тому, что в его кабинете люди кричат от боли, испуганно молчат от страха, или оживленно болтают из любви к доносам, как Сахарняну. Ботезату глянул на Майора оценивающе, и сказал:
Да вы присаживайтесь, Майор.
Я же и так в кресле, — сказал непонимающе Майор.
Да, но вы в нем лежите, — пояснил Ботезату, — а вы присаживайтесь…
Плешка, глупо моргая, выпрямился и сел.
Может быть, после моего вопроса вам хотелось бы задать мне встречный вопрос? — спросил Ботезату.
Да? — сказал тупо Плешка.
Отлично, — обрадовался Ботезату.
Тогда я жду следующего вопроса, — сказал он.
Плешка молчал.
А может, вы хотели возразить мне? — спросил Ботезату. — Спросив, что есть истина?
Ну, э–э–э, и что же есть истина? — спросил Плешка.
Ботезату облегченно вздохнул, отступил торжественно в угол кабинета так, чтобы лицо его скрывала тень, и глухо сказал:
Истина, гражданин начальник, состоит в том, что после начала следствия, которое вы откроете по моему поводу, все лавры достанутся коменданту Филату.
А вы, гражданин мой начальник, заместитель коменданта Майор Плешка, — получите лишь разбитое корыто и благодарность на бумажке, — добавил он.
Плешка потер висок. Заключенный говорил правду.
А еще истина состоит в том, гражданин начальник, — сказал Серафим, — что у вас ужасно болит голова из–за вчерашней попойки и вам следовало бы опохмелиться и поскорее.
Вы пророк? — спросил Плешка. — У меня и правда болит голова…
Ну, чтобы знать это, вовсе не обязательно быть пророком, — усмехнулся Серафим.
Просто все в лагере знают, что у вас похмелье семь дней в неделю, — пояснил Ботезату.
Так что я просто логически до этого дошел,
Опохмелиться! — восхищенно сказал Плешка.
Отпираешься от того, что ты пророк! — добавил он, открыв об угол стола припрятанную под ним бутылку вина.
А ведь все пророки так делают! — воскликнул он.
Это не имеет значения, — сказал Ботезату, — гораздо важнее для вас то, что произойдет с вами.
Верно! — сказал Плешка, повеселев после вина.
Так что же мне делать? — спросил он.
Многие люди, — спокойно ответил Ботезату, — почему–то думают, что Бог это такая классная руководительница, которая сама помогает ученикам исправлять ошибки, которые они допустили, просто ради того, чтобы не снижать показатели успеваемости в своем классе…
Гм, — сказал Плешка, краснея.
Майору было от чего краснеть. Он прогулял последний диктант в выпускном классе. Но все равно получил приличную отметку. Ведь его классная руководительница сама помогала ученикам исправлять ошибки, которые они допустили, просто ради того, чтобы не снижать показатели успеваемости в своем классе…
А это не так! — сказал Ботезату.
Бог равнодушен, — сказал Ботезату равнодушно.
Кто вы? — спросил Плешка.
Не имеет значения, — ответил Ботезату.
Отправьте телеграмму в Кишинев, и сообщите им, что вы поймали главу секты Исхода, Серафима Ботезату, — сказал глава секты Исхода Серафим Ботезату.
Они захотят увидеть меня, и я отправлюсь в Кишинев, — сказал он.
Там я увижу и.о. президента Молдавии и уговорю его спасти Молдавию, — сказал Ботезату.
Как Жанна спасла Францию, — добавил он непреклонно.
Да, но… — сказал Плешка.
Ботезату взглянул на него.
А, вы… — сказал он.
Да, я, — плаксиво сказал Плешка, который открыл уже вторую бутылку и начал жалеть себя.
Потребуйте от руководства страны взамен за мою поимку пост коменданта, — посоветовал Серафим.
Они согласятся, — предрек он, — я для них важен…
Ладно, — сказал Плешка, подумав.
Но вы рискуете, — впервые за 10 лет обратился он на «вы» к заключенному.
Кишинев может приказать устранить вас сразу же, и вы не попадете в Кишинев, — предостерег Плешка
И я вынужден буду подчиниться, мне неприятности не нужны, — сказал трусливо Майор.
Я попаду туда, даже если меня устранят, — туманно сказал Серафим.
И в Новую Землю я тоже попаду, даже если меня и убьют, — сказал он.
Вы же делайте,что велят вам светские власти, — велел Ботезату.
Если вам скажут заколоть агнца, заколите его, — сжал губы Серафим.
С удовольствием, — отозвался Плешка.
Ему начинал нравиться этот забавный договор, не требующий от него ничего необычного и экстраординарного. Плешка хлебнул еще и подивился. Голова больше не болела. Какой–нибудь скептик проклятый решил бы, что это из–за вина, но Майор был человеком впечатлительным, как все молдаване. Пророк–то лечит, думал Плешка. Встал, снял с заключенного наручники, и толкнул ему кресло. Молча протянул бутылку вина. Это была последняя, так что Плешка совершал очень значимую для него жертву…
Кто вы? — спросил офицер, помолчав.
Неважно, кто я, — сказал Ботезату.
Важно, что я намереваюсь сделать, — объяснил он.
Что же? — спросил Плешка.
Спасти Молдавию, — сказал Ботезату.
Сам Бог призвал меня спасти Молдавию, — пояснил Ботезату.
Вы сумасшедший, — неуверенно сказал Майор.
Заключенный улыбнулся. Отхлебнул вина.
Подумав, ответил:
Значит, это Бог сумасшедший.