Дионисий:

Моя фамилия Спэтару, и я ненавижу евреев, русских и демонов. Настоятель церкви, отец Джон, сказал, что это грешно, и заставил меня молиться всю ночь подряд. Глупец. Разве можно напугать сластену конфетами? Еще я ненавижу Прометеуса Балана, но об этом – чуть позже.

Наша церковь – храм Святого Иренея – была построена в 1999 году, на маленьком «пятачке» у моста, соединяющего район Кишинева по названию Ботаника с районом Кишинева по названию Центр. Ничего удивительного. Было бы куда интереснее, если бы мост соединял районы Кишинева с районом другого города. А так – тоска.

В пятнадцати метрах от церкви наполовину вкопан в землю небольшой камень. На нем написано: «Памяти ликвидаторов Чернобыльской катастрофы». Я глубоко убежден, что этот памятник, как, впрочем, все остальные памятники мира, – святотатство. Хотя этот камень – святотатство вдвойне. Ведь катастрофа – это кара Божья, которую нужно принимать с благодарностью. А не пытаться «ликвидировать». Наш настоятель, отец Джон, присланный в приход американцами, говорит, что я путаю жестокость с предопределением.

А по мне, так отец Джон – тряпка и баба.

Все беды пошли оттого, что люди забыли Бога. И возлюбили женщин. Когда-то их любил и я. И вино любил, да, я напивался каждый вечер, и так – двадцать лет своей жизни. Настоятель советует мне забыть о том времени, но я не слушаю отца Джона. По очень простой и очевидной для меня причине: муки стыда, которые я испытываю, вспоминая свой позор, служат мне искуплением. Это духовное самобичевание. Это благодать.

Унижая себя, я попадаю в рай.

К счастью, Бог спас меня, и я сумел бросить пить. И о женщинах тоже стараюсь не думать. По крайней мере со сладострастием. А вот об их греховности я размышляю, и часто. Особенно мне это удается, когда я выхожу из церкви и иду в свою пристройку, где живу. Я – сторож храма. Страж. И мне нужно быть сильным, как Голиаф, а не презираемый мною прощелыга Давид. Сильным, как лев, как яростное и благородное животное.

В своей маленькой комнатушке я ложусь на скамью, беру в руки штангу и выжимаю ее десять раз. Бог обделил меня ростом, а в детстве я был косоглазым. Отец часто лупцевал меня: я заправлял майку в трусы. Я был алкоголиком. Я люблю Бога.

– Господь, прокляни женщин! Ибо им присущи: неистовство, безудержная алчность, безграничная фантазия в гордости, зависти и злобе. Поэтому они – враги рода человеческого.

Раз. Я поднимаю восемьдесят килограммов железа легко и играючи. Я прозрел, и Бог наделил меня силой.

– Женщины духом разумны, легко понимают, опытны в бесполезных делах, алчны до вредительства, всегда готовы на новые обманы. Они извращают чувства, исследуют потребности, мешают бодрствующим, вспугивают спящих в сновидениях, приносят болезни и вызывают бури!

Два. Мои руки легки как перья. Я ангел Господень.

– Женщины превращают себя в ангелов тьмы, всем несут ад, требуют от ведьм божеского почитания, с их помощью совершаются чародейства. Они хотят господствовать над добрыми и теснить их по мере сил.

Три.

– Избранным Бога они посылаются для испытания. Они всегда ищут путей сократить жизнь человека. Они здорово постарались. К тому моменту, когда я прозрел, меня мучила страсть и я в то же время, был опустошен ею. Женщины высосали меня. Они – вампиры.

Четыре.

– Пусть дьявол знает тысячи способов вредить людям, пусть он старается со дня своего падения разрушать единство церкви, оскорблять любовь, поливать желчью зависти деяния святых и всячески уничтожать род человеческий. Враг необыкновенно силен. Врагов много, и они повсюду. Главный враг мужчины – женщина. Главный враг нации – предатель. Иногда, оглядываясь вокруг, я ужасаюсь количеству врагов. Но потом я становлюсь спокоен.

Пять.

– Ибо сила дьявола заключается лишь в чреслах и в пупе. Лишь через излишество плоти он господствует над людьми. Смири свою плоть и усмири чужую плоть, и Бог восторжествует!

Шесть, семь, восемь, девять, десять! Я отшвыриваю штангу и иду за ружьем. Я отлично стреляю: в свободное от служения время посещаю тир и стал самым метким стрелком города. У меня есть веские причины ненавидеть Прометеуса Балана. Этот выблядок – ненавистник страны, в которой живет. Я регулярно читал его заметки в местных газетах. Он постоянно призывает нас – людей его родины – к чему-то. Призывает одуматься, призывает к чему-то высокому, а на самом деле тянет нас вниз. Само собой, он пытается увернуться. Так, написав «вы все скоты», он поспешно добавляет: «ну, и значит я тоже, поскольку я – часть вас». Этим меня не обманешь. Он называет людей, любящих свою нацию и свою родину, нацистами. И вместо того чтобы убраться из Молдавии подобру-поздорову, почему-то остается здесь, жрать наш хлеб и пить нашу воду.

Прометеус Балан – враг нации, потому что он предатель. Прометеус – враг рода человеческого, потому что каждую ночь я вижу в доме, где он живет, силуэт длинноволосой шлюхи. Она разгуливает по его дому обнаженной. Я бы позавидовал ему, узнай я Прометеуса лет десять назад. Но сейчас я чист, и мне наплевать, сколько шлюх за раз ночуют у него.

Я пил невероятно много, и к 1989 году, когда Молдавия стала независимой, опустился окончательно – будто в мою грудь кто-то сунул огромную губку. И ей, проклятой, было мало. Но я ни о чем не жалею, то было испытание, посланное мне Богом. Единственное, о чем я жалею, – из-за постоянного пьянства я проспал все самые важные события в жизни моей страны. Когда на площади Великого Национального Собрания – поэтому ее так позже и назвали – собирались люди, чтобы требовать справедливости, я пил дешевую водку на окраине города. Когда люди справедливо требовали от русских и евреев, покрывших Молдавию будто опоясывающий лишай, убраться, я спал под заборами. Я проспал даже 1992 год, когда мы попытались очистить от скверны левобережье Молдавии. На площадь, где собирали добровольцев, совершенно случайно пришел и я. Конечно, я записался в войска и получил форму с автоматом. Дорогу к Бендерам не помню, потому что мы выпили с приятелями вина, а мне тогда, чтобы опьянеть, требовалось совсем немного.

Позже мне рассказывали, что, уснув на задних сиденьях автобуса, я плакал и тихо просил кого-то о пощаде. Командир ударил меня, и я, не проснувшись, замолчал. Я не виню его, он поступил справедливо: мое поведение понижало боевой дух солдат. В Бендерах мы воевали три дня, я по-прежнему много пил, но это не было правилом. Я был грешником в воинстве чистых. Русские не дали нам выиграть эту войну. Через месяц было подписано перемирие. Я вернулся в Кишинев и продолжил пить.

Десять лет назад, пав во грехе, я, пьяный, спал под лавкой на аллее парка «Долина Роз». Моя грудь была укутана шкурой собаки, которую я убил на мусорной свалке, потому что она хотела убить меня. Никакой другой одежды на мне не было: я пропил все. Во сне я сжимал в руке пустую пластиковую бутылку, в которой было вино: мне мерещилось, что она и сейчас полная, и я то и дело посасывал эту пустышку. Надо мной кружились мухи, должно быть, их прислал сам Дьявол. Меня похлопали по щеке, и я нехотя приоткрыл глаз. Глухой голос сказал:

– Вот воплощение самого Диониса. Бог виноделия после оргии.

Потом голос добавил:

– Постиндустриального Диониса. О, современность. Время выродившихся богов.

Я не понял его последних слов тогда, хотя прекрасно понимаю их сейчас. Плевать. Голос принадлежал Прометеусу Балану, который живет в доме рядом с парком. Он растолкал меня и привел в церковь. Ему почему-то казалось, что мне здесь помогут. Прометеус оказался прав. Это была единственная наша встреча. Лучше бы ее не было. Лучше – для него. Исцелившись, я заинтересовался человеком, который привел меня к храму. Я узнал о нем все, я читал все его статьи, книги; я узнал его жизнь, я погрузился в нее, и в сердце мое вошло омерзение. Он – насекомое, которое нужно раздавить. Ненавистник Молдавии и жалкий раб мокрых щелок. Но тогда… Тогда он был для меня просто лицом сострадательного прохожего, который случайно увидел бомжа и привел в ближайшую церковь. Больше он меня не видел.

Я вижу его сейчас в прорези прицела.

Я твердо намерен застрелить Прометеуса, потому что такие люди, как он, не имеют права на существование. Я имею полное право сделать это, потому что когда человек становится на прямой путь, в его сердце вселяется сам Бог.

Сегодня я – Бог.

Я знаю, что против Прометеуса Балана сейчас начато судебное дело. Оно называется «Молдавский народ против Прометеуса Балана». Исковое заявление в суд сектора «Центр» города Кишинева подала группа граждан. Они обвиняют кишиневского журналиста и писателя Прометеуса Балана в подрыве основ государственности и в оскорблении молдавского народа в череде его так называемых публицистических заметок в местной газете.

Его обвиняют – и справедливо – в оскорблении нации, в печатном потворстве сепаратизму и во всех его грехах, отныне и присно, аминь!

Это достойные граждане, но, боюсь, дело «Молдавский народ против Прометеуса» закончится гораздо раньше, чем они думают. Потому что сейчас я пристрелю Прометеуса.

В 1998 году, уже очистившись от скверны, я совершенно случайно увидел в местной газете рецензию на спектакль «Осада Бендер». Журналист – будто ему мало было того, что он и так принадлежит к самой поганой породе людей – восхвалял пьесу.

«Шедевр современной молдавской драматургии».

Я как ветеран боевых действий в Приднестровье решил посмотреть на этот шедевр. Ожидания мои оправдались: в газете, как всегда, врали. Я не знаю ничего более омерзительного, чем пьеса «Осада Бендер». Этим, с позволения сказать, «произведением» его, так сказать, автор нанес глубочайшее оскорбление всему народу Молдавии. И прежде всего нам – тем, кто с оружием в руках защищал независимость и территориальную целостность республики. Да, признаю, Прометеус Балан не выставляет в своей пьесе наших врагов в лучшем, нежели нас, свете. Но этого мало. Пьеса не несет никакого патриотического и воспитательного смысла. Этот текст, написанный из честолюбия, наспех сляпан на потеху публике.

Прометеус Балан сомневается в необходимости той войны.

Он и такие, как он, – враги государства. Если бы не они, Молдавия давно бы уже была процветающей страной, частью Европы. Он оскорбил меня и моих однополчан. Его преступление тем ужаснее, что Бог не лишил его некоего подобия таланта, который этот шут, вместо того чтобы развить, употребил на сочинение пасквиля о своей родине.

Я целюсь тщательнее, и мне наплевать, что в руке Прометеуса – пистолет, из которого он, судя по всему, собирается себя убить. Конечно, это было бы великолепно: Прометеус и сдохнет, и обречет себя на адские муки. Но у меня нет никаких причин доверять этому ублюдку. Вдруг он передумает? Тем не менее я не тороплюсь нажать на курок. Прометеус у меня на мушке, он никуда не денется. А лицо его искажено страданием, и мне приятно это видеть.

Наконец мне надоедает. Как бы приятно вам ни было при виде корчащейся в агонии змеи, отвращение, возникающее при виде собственно змеи, все равно победит. Я, затаив дыхание, жду, когда стихнет ветер. Прометеус закрывает глаза, и палец его на курке белеет. Постиндустриальный Дионис. Я узнал об этом все. И кажется, понял, что хотел тогда сказать Балан. Дионис – бог вина. Он не учел одного, жалкий нечестивец Прометеус. И я шепчу, перед тем как нажать на курок:

– После того как христианство победило, Дионис покаялся и ушел из богов в монахи, став святым Дионисием. Получай, сука!