Прометеус:

Ворон отчего-то взрывается ворохом перьев и исчезает с балкона. Я чувствую, как по моей щеке что-то течет, и понимаю, что это кровь. Что за чертовщина? Из глубины парка, стоя на одном колене, в меня целится из ружья какой-то коротышка. Видимо, отстреливает ворон. Я приветливо машу ему рукой и сажусь на пол балкона. Мало ли что. Я бы не хотел, чтобы это сделал кто-то другой. Ворона жаль, но ничего не поделаешь.

После того как я поблагодарил хозяина брички, который подвез меня и высадил в Унгенах, я наскоро пообедал в городе и встретил Ирину. Об этом эпизоде своего путешествия мне не хотелось бы вспоминать. Но я ничего не могу поделать: говорю же, я еще не научился давать ход мыслям упорядоченно. Она была официанткой в кафе, где я обедал.

Ирине было семнадцать лет, у нее никогда не было парня, и ей нужен друг. Друг. Она решительным тоном отвергала любые сомнения в чем бы то ни было. У ее соседки жила женщина, с которой соседка спала. Ирину это шокировало. Ее разрывали противоречивые желания и стремление бесконечно болтать: она хотела детей, боялась забеременеть, ненавидела гомосексуалистов, ее папа работал в ремонтной мастерской для автомобилей, мама – повар в ресторане на углу улиц Пушкина и Бернардацци, она терпеть не могла уроки английского языка…

У нее были очень длинные – как раз до большого, слишком, пожалуй, большого зада – волосы.

Задремав, я гладил ее полную ногу.

– Разумеется, – голос стал за два дня еще вкрадчивей, пожалуй, – мы вас не торопим. У вас есть неделя.

– Это все таможня, – я пытался придать голосу хрипоту, – они не выпускают молдаван.

– Я, – погладил меня голос, – прекрасно осведомлен об этом затруднении и в любом случае с нетерпением жду вас, любезный Прометеус Балан.

Я начинал верить в чудеса.

Девица, пожалуй, была чересчур крупновата. И полновата, чего уж там. Зато очень сладко пахла.

Еще у нее был удивительно маленький для девицы ее габаритов рот, очень тесный и ужасающе ловкий. Большой белый зад Ирины наводил на меня священный ужас. Я боялся, что если опущу туда лицо, то пропаду. Никогда ничего больше не увижу. Роды наоборот, вот чего я боялся. Мы очутились в одной постели, едва пришли к ней домой. Ей очень нужен был мужчина. Мне нужна была женщина. Мы поладили.

Мне казалось, что она очень глупа. Кажется, я не ошибался.

Казалось, она не скажет слова из трех букв, когда можно отделаться одним «а». Максимальное упрощение. Первое, что она мне сказала после соития:

– Теперь мы будем вместе всегда.

– Что? – Я не слушал.

– Ты будешь мой. Навсегда мой. Нам теперь ничего не нужно. Ты бы хотел быть вместе со мной здесь всегда? Никуда не выходить, просто быть рядом?

Я собирался остаться еще на день. Потому ответил:

– Конечно, я хотел бы остаться здесь навсегда!

Она тяжело, как и я, дышала. У нее был писклявый и тонкий, как ее рот, голос. Кажется, верхом сексуальной распущенности для нее было то, что мы очутились здесь вдвоем. Я приподнялся и глянул на Ирину: под ее тушей были распластаны прекрасные длинные волосы, почти до колена. И потянув за один волос, попавший каким-то образом между нашими тесно сжатыми животами, испытал необыкновенно сильное влечение.

Сказать, что я испытываю такое же влечение к спящей в комнате Елене, было бы неправдой. Тогда, на пути в замок Дракулы, который, и я уже догадывался об этом, был моим работодателем, я попал в сети Ирины. Она высосала мое мясо, мою плотскую страсть. Обглодала меня до скелета, оставив душу. А вот Елена-то как раз душой и занялась. Мне будет не хватать ее, девушки из снов.

Я пробыл у Ирины неделю, и на седьмую ночь мне приснился ужасный сон. Этого было достаточно, чтобы я собрался и ушел рано утром к Пруту. Там, говорили местные жители, желающих переправиться ждут лодочники. У меня крепкие нервы, но я ненавижу кошмарные сновидения.

Я приподнимаюсь и вижу, что мужчина с ружьем, погрозив мне кулаком, уходит в церковь. Все, что осталось от ворона, лежит на асфальте под моим балконом.

Интересно, пережил ли Прометей своего ворона?