22

Буквально за пятнадцать минут я успеваю поверить в чудо.

Ну и ну, говорю я себе. Ну и ну, говорю я Луне. Ну и ну, говорю я Елене.

Диспозиция такова: оказалось, что директор парка аттракционов, почтенный мужчина, питает страсть к занятиям предосудительного рода. И речь идет вовсе не о походе с проститутками в баню или, там, сеансе эксгибиоционизма на вечерних променадах в парке. Все гораздо хуже. Хуже вообще и лучше для нас с Леной, конечно. Дело в том, что наш директор – грязный извращенец!

– Я на это внимание обратила еще два года назад, – рассказывает мне Лена, свернувшись на табуретке у батареи, она вообще любит, где теплое, ну прямо кошка, а не Мать Енотиха. – Повела в парк на аттракционы племянницу. Девочке было двенадцать. Двенадцать с половиной, если точно. Хорошенькая, уже не ребенок, еще не…

– В общем, почки набухают, – прерываю я. – Так?

– Ага, – кивает она.

Мы сдержанны, холодны и спокойны. Ведь мы говорим о Деле.

– Мне как будто обожгло руку, – говорит она. – А я держу ее на плече малышки. Ну, ты знаешь, как оно бывает. Ждешь в очереди и берешь ребенка под крыло. Опеку. И тут – этот ожог. Я оглянулась, за нами он. Метрах в двух.

– Я готова всем на свете поклясться, – клянется Лена, – что он отпрянул, а на самом деле стоял вплотную к нам. Когда я говорю, что мне обожгло руку, я имею в виду вовсе не взгляд и тому подобную мистическую чепуху. Нет, конечно. Обожгло натурально. Чем-то горячим.

Я глянула на него мельком и поняла. Это было дыхание. Он выдохнул, когда отпрянул.

– В общем, с тех пор я постаралась приходить в этот парк почаще. Была раз двадцать за полгода, наверное. Каждый раз старалась притащить с собой подружек. То ту, то эту. Все как на подбор. Ну, а одеваются сам понимаешь как.

– Да, – киваю я, – чулки, ботфорты и топик, тонкие сигареты, парикмахерская и коротко стриженный молодой человек на – «вольво», и все такое.

– Ты наблюдательный, – говорит она, – прям писатель.

– Не будем о грустном, – прошу я.

– Ладно, – продолжает Лена, – в общем, я специально как бы проверяла, обратит ли он на них внимание. Нет! Ни разу. Ну, а когда в радиусе двадцати метров появляется девочка лет десяти-тринадцати, он, чтоб его, буквально меняется.

– Не заметил… – неуверенно говорю я.

– Я заметила, – жестко перебивает Лена, – и пока этого достаточно. Слушай дальше. Он вокруг малолеток просто как волк рыскает. Круги наворачивает. Что самое интересное и что очень нам поможет, не только рыскает…

– Ты хочешь сказать?.. – спрашиваю я.

– Я хочу сказать, что иногда наш директор, почтенный бизнесмен и все такое, – усмехается Лена, – потрахивает малолетних девочек прямо в парке аттракционов.

– Гм, – говорю я. – Ты своими глазами видела?

– Я видела, как девочка заходит с ним в павильон, а выходит с мутным взглядом в примятой одежде, блестящими губами и раскрасневшаяся. Не раз видела.

– Но как?! – поражен я.

– Пару из них я определила. Дай мне сигарету. Прикури. Спасибо. Так вот, парочка – это из соседнего района, где общежития.

– Да, – говорю я, – наш кишиневский Гарлем. Допускаю.

– Еще одна выглядела как бродяжка, – перечисляет Лена, взмахивая красным огоньком в длинных пальцах, – а вот две-три были явно, что называется, из приличных семей.

– Но?.. – недоумеваю я.

– Всякое случается в жизни, милый, – говорит Лена, – и они в любом случае жертвы, а он насильник. Возможно, он кого-то покупал, кого-то шантажировал, кому-то угрожал. Поверь мне. Есть тысяча и один способ заставить маленькую девочку пойти с Плюшевым Другом в пустой павильон и заставить ее там сделать чмок-чмок. Как минимум. А если ей уже встречалась пара таких умников, то можно и совершенно безбоязненно не ограничиться только лишь чмок-чмок, а провернуть еще и чпок-чпок. Возражения?

– Никаких, – смеюсь я, подняв руки. – Дальше.

– В общем, я вычислила его, – говорит Лена, – но доказательств у меня не было, потому что он не совсем уж дурак. Девочек водит в заброшенный павильон, напялив на себя костюм. Пару раз в Снупповом костюме был, один – Сказочным Принцем, разок – Мушкетером. Но я по походке и осанке определила. К тому же в те дни, когда я его видела в том или ином костюме, работник, который в нем ишачит, отсутствовал.

– Ого, – с уважением говорю я. – Ты прямо детектив.

– Ну, не совсем, – выдыхает Лена дым носом, – потому что когда я поняла, что директор парка педофил, грязный, чтоб его, педофил, я не пошла в полицию и не отнесла заявление. Не обратилась в Комитет Защиты Прав… как там дальше? Не забила тревогу. Не сделала почти ничего.

– Почти?

– Да, кроме того, что устроилась сюда работать.

– То есть, – медленно говорю я, – ты устроилась на работу, чтобы…

– …проследить за этим козлом, получить доказательства, прижать его к ногтю, ну, или к стене, выбирай, что нравится, – продолжает Лена, – и начать его шантажировать.

– Ага, – киваю я. – Мы можем попросить у него кучу денег.

– Нет, милый, – улыбается она. – Деньги, они как снег. Тают. Сколько их ни есть, всегда тают. А мы можем попросить у него то, что постоянно производит кучи денег. Сам парк аттракционов.

– Ого, – говорю я. – Ничего себе размах.

– Конечно, а почему нет? Это несущественно при постановке вопроса «или в тюрьму навсегда?».

– Верно, – соглашаюсь я. – Мы получаем парк и сдаем его в полицию.

– Нет, что ты, – снова улыбается она, – что мы скажем? Вот педофил, у которого мы шантажом отобрали бизнес, возьмите-ка его за задницу так, как он брал за нее девочек, которым нет еще шестнадцати, ага?

– Да, – говорю я, – но тогда получается, что…

– …что мы получаем парк на наше имя, все: все активы, все деньги, все счета, все оборудование и, что самое главное, землю, – продолжает за меня Лена, – а взамен отпускаем нашего жизнелюбивого поклонника современного менеджмента и корпоративных гимнов на пенсию. Отпускаем с почестями, устраиваем прощальную вечеринку, дарим вазу. Все должно быть как по маслу. И он уходит. Варить себе кашку, гулять по утрам с собакой в парке, читать свежую прессу в муниципальной библиотеке…

– …гоняться за малолетними девочками в парках, – угрюмо заканчиваю я.

– Это уже не наши проблемы, милый, – говорит Лена.

В лунном свете ее лицо выглядит чуть менее полным, чем оно есть на самом деле. Подбородок заострился, и глаза блестят, как у кошки. Я прекрасно понимаю, что ее воля в сравнении с моей – как Мохаммед Али в лучшие его годы на ринге с одноруким пожилым диабетиком. Да и, в конце концов, все это действительно не мои проблемы. Я киваю.

– Отлично, – говорит она, не отрывая от меня глаз. – И еще я хочу, чтобы ты начал писать пьесу. Ну, или сценарий шоу. Как тебе угодно.

– А это еще зачем, ведь мы…

– Нужно глядеть не на один шаг вперед, милый, – терпеливо толкует она мне. – Ты думаешь, мы срываем куш и все, отдыхаем. Как бы не так. Это все равно что отхватить магазин в разгар сезона. Ну, получишь ты его, и? Нужны ведь и товары. Оборот.

– Да, – я, кажется, начинаю понимать.

– Мы не просто отхватываем парк, но еще и снимаем огромные сборы. Но для того нам на самом деле нужно хорошее шоу. И напишешь его ты. С энтузиазмом.

– Потому что напишу его для себя, – заканчиваю я.

– Правильно, – улыбается она, и я чувствую себя хорошим учеником.

Встаю, подхожу к ней и тяну за плечи наверх. Сажаю на подоконник. Вхожу и чувствую себя победителем. Крутым парнем. Да уж. Пора.

Только такие Белоснежке по нраву.