Глава 3

— Аванс как обычно — тридцать процентов. Остальная сумма придет на ваш счет на Кайманах в течение суток после… эээ… благополучного завершения поручения.

Что-то примерно в таком роде я слышу, когда в разговоре с работодателем всплывает упоминание оплаты. Мы, элитные похитители ценностей, не в провонявших мочой подворотнях заказы принимаем, и уж тем более не в донельзя запущенных тюремных камерах. Обстановка у нас при этом, как правило, спокойная, располагающая к вальяжности.

И процесс получения заказа ни в коем случае не подразумевает стрельбу и прочее насилие — мы не бандиты, мы честные воры.

Но что-то пошло не так. За дощатой дверью приглушенно бахнуло, затем еще и еще. Толщина досок немалая, и звукоизоляцию они обеспечивают неплохую, но против столь впечатляющих звуков это почти ничто.

Дат, осекшись, обернулся на шум, пролепетал:

— Ну вот, опять этот жуткий грохот. Я ведь говорил, что надо спешить.

Мои занятия не подразумевают наличия глубоких познаний в огнестрельном оружии, но и быть полным профаном в какой-либо области у нас не рекомендуется. Кто знает, что выплывет в ходе выполнения очередного заказа. Всякое случается, иной раз даже поверхностные представления в, казалось бы, далекой от нашего дела области могут здорово выручить.

Не хлопушки на детском утреннике. И не фейерверки китайские. Боевое оружие с весьма и весьма приличным патроном — очень похоже на винтовку. А вот что-то заметно скромнее, скорее всего пистолет. Короткий вскрик, и почти сразу жуткий удар в дверь, как будто с той стороны, от души размахнувшись, врезали тяжелой кувалдой.

Вот только не было никакой кувалды, пуля это. Доски не только на вид прочные, но и на деле. Пусть и попортила их сырость, но выдержали.

— Такого еще не было… — пролепетал Дат.

Еще удар и еще, но эти уже куда глуше: пули лупят не в нашу дверь, вероятнее всего, попадают в стены. В какой-то миг трескотня выстрелов достигла такой величины, что они временами сливались в сплошной гул. А затем грохнуло, пол под ногами вздрогнул, с потолка посыпалась омерзительного вида труха вперемешку с перепуганными мокрицами, трехкопеечная лампочка, отмучившись, со звоном лопнула, оставив нас во тьме. Дат дал волю нервам, завизжав перепуганной бабой, да и мне как-то не по себе стало, но привычка скрывать свои чувства не позволила выказать признаки слабости.

Прокомментировал как можно более непринужденным голосом:

— Для тюрьмы как-то слишком уж здесь шумновато.

— Забери меня отсюда! — всхлипывая, взмолился Дат.

— Сожалею, но до тех пор пока не будут обговорены все нюансы вопроса оплаты, я бессилен что-либо предпринять. У нас очень строгие правила в этом вопросе.

За дверью завозились, окошко «кормушки» распахнулось, оттуда донесся перепугано-злобный басовитый ГОЛОСОК:

— Ваших тут нет, сказано же! Нет!

— Это ты портовым бабам на вопрос оплаты такое отвечай! Еще расскажи, что это не каземат особого режима!

— Он самый, но тут непростой постоялец, заперт по личному распоряжению самого господина наместника. Он точно не ваш, клянусь чем угодно: не солдат и не офицер — с одного взгляда понятно.

— Свет где, тупица?!

— Был свет, да вы тут разнесли нам все, ироды. Разве ж можно так?

— Молчать!

— А я ору разве? Без света таких узников не положено содержать, присмотр постоянный требуется. Не горит лампа, чинить надобно.

— Эй, есть там кто живой?!

Я как раз копался в собственной голове, не переставая удивляться новостям: язык людей за дверью мне совершенно не знаком, но понимаю его прекрасно. Ответил лишь для того, чтобы проверить, смогу ли на нем произнести что-нибудь:

— Ну один живой тут есть безо всякого сомнения.

— Жди, сейчас мы тебя, парень, вытащим. Открывай!

— Не могу.

— Что?!

— Да правда не могу, это же особый каземат, за узника сам господин начальник отвечает.

— Ключ у него?

— У коридорного должен быть второй, у него в каморке шкаф несгораемый, вот там их и хранят.

— Кто-нибудь, быстрее туда и обратно! А ты теперь не говори, что там карманника держат. С такими-то предосторожностями.

— А я говорил такое разве? Не карманник, конечно, но кто, мне неведомо. По личному приказу господина наместника сидит, даже имени нет никакого, под номером записан, можете сами учетный журнал посмотреть, если не верите.

— Зачем нам какой-то вонючий журнал, мы на лицо смотреть будем, а то господин генерал у вас тоже небось под номером проходит.

— Не могу знать, он в другом блоке.

— Ха! А это-то откуда знаешь?!

— Так ведь слухи ходят, куда же без них.

Шум бегущего человека, сбивчивый голос:

— Три ключа там, какой нужен?!

— Давай сюда все, этот разберется.

С той стороны завозились в замочной скважине, отчаянно заскрипел проворачиваемый замок, и дверь распахнулась с куда более серьезным скрипом. В коридоре оказалось гораздо светлее, но все же не настолько, чтобы я зажмурил глаза. Да и будь там прожектор на пять мегаватт, все равно надо делать вид, что мне все нипочем. Вот и стоял посреди камеры истуканом, небрежно заложив руки за спину и чуть отставив ногу. Спина выпрямлена, голова гордо вскинута, взгляд уверенный и слегка наглый.

Первое впечатление о человеке стоит немало. Может, глянут на меня, такого интересного, и не станут лупить ногами.

Ну а если не поможет, так руки за спиной не просто так устроились, а пистолет-пулемет сжимают. В условиях малого по площади помещения, где сражаться придется практически в упор, эта скорострелка гораздо эффективнее, чем то, из чего они бабахали до этого.

Хотя не факт, что после всех этих приключений оружие осталось оружием, а не куском бесполезного металла.

На порог шагнул первый посетитель. Невысок, причем по-настоящему невысок, а не в сравнении со мной — мой рост заметно отличается от среднего. Зато плечи такие, что едва в дверной проем вписались. Могучий парень, про таких говорят — кряжистый. Одет он не так, как Дат. Нет, совершенно не так. Серая плоская фуражка со здоровенным козырьком, над которым пристроилась матерчатая кокарда, мундир того же цвета и штаны вполне нормального вида, а не потешно расширяющиеся книзу. И лакированные сапоги, начищенные до такого блеска, что могут заменить зеркало.

Еще один, такого же телосложения и в таком же одеянии, маячил позади.

Ну ладно, один простительно, но два — это уже не сборище любителей одинакового стиля. Это солдаты. Или офицеры. В общем — люди армии.

Первый, подсветив обстановку камеры самой настоящей антикварной керосиновой лампой, удивленно опустил внушительных размеров револьвер, который прежде сжимал наготове в правой руке.

— Это что еще… Это… Это кто такой?!

— Заключенный, которого вы изволили захотеть увидеть, — пробурчали из коридора.

— Ничего не… — Военнослужащий неизвестной армии и рода войск, не сводя с меня ошеломленного взгляда, рявкнул: — Надзирателя сюда! Живо!

Солдат за его спиной развернулся, вытащил кого-то из-за стены, придав пинком ускорение, направил в камеру. Невысокий плюгавенький человечек с розовощеким лицом младенца и в форме, ничуть не похожей на ту, что носили первые два, неловко просеменил, но на ногах удержался. А затем уставился на меня, и взгляд его тоже оказался не из равнодушных.

Я человек симпатичный, но вряд ли они влюбились с первого взгляда, думаю, все куда менее романтично. Мне ведь пришлось в спешке покидать одно высокое здание, и я не успел переодеться, так и остался в спецовке. А так как работаю я не токарем, то спецовка у меня интересная — серебристый с голубоватым отливом комбинезон, затягивающий все тело. Зеркальный материал выглядит так, будто его не на Земле выпускают, а где-нибудь не ближе Альфы Центавра. Блестит так, что в солнечный день ослепить может.

— Это… Это… — забормотал плюгавый.

— Вот и я о том же… — прокомментировал первый.

Что и говорить: первое впечатление я о себе уже создал, причем ни единого слова не произнеся.

— Что это такое?! — вышел из оцепенения солдат. — Ты тут надсмотрщик или ведро с ушами?! Что это… да кто это у тебя тут?

— Не могу знать! Мы за этого вот отвечали! — Плюгавый указал на Дита. — А этот, — палец теперь направлен на меня, — не наш он. В журнале не отмечен, не видел его никто. Не знаю, откуда взялся.

— А кто знает?!

— Не могу знать, но из наших вряд ли кто. Говорю же, он даже в журнал не записан, не бывает так Двери заперты и опечатаны по особому распоряжению наместника, открывать их строжайше запрещено. Кормить узника без разговоров приказано, парашу не выносить, держать до особого распоряжения. Печать на двери цела была, а она хранится у личного секретаря наместника, он как приезжает, из рук ее не выпускает. Так что вот… не знаю, откуда этот мог появиться. Чудо какое-то, будто из воздуха возник.

Солдат, почесав в затылке дулом револьвера, решил за разъяснениями обратиться к первоисточнику. То есть ко мне:

— Эй ты! Кто такой?! Откуда тут взялся?!

Дат, видимо обидевшись, что его игнорируют, поднялся и тоном, не предвещающим собравшимся ничего хорошего, заявил:

— Он демон из глубин ада. Его зовут Леон.

— Ты-то что несешь?! — чуть не заорал солдат.

Дат указал на пол:

— Не переступите через границу пентаграммы. Она предназначена для вызова падших существ нижних слоев бытия, никто не знает, как контур отреагирует на простого смертного.

Солдат и надсмотрщик синхронно шагнули назад, второй при этом описал перед лицом окружность и пробормотал:

— Владыка кругов земных и небесных защити от южного зла слугу верного!

Солдат, молниеносно обернувшись к нему, рявкнул:

— Так ты из этих к тому же? Из блезов?!

— Что вы?! Ну как такое можно! К нам их на милю не подпустят!

— А чего тогда несешь их бред божественный?!

— Ну а как можно молчать, если сам демон во плоти стоит перед нами?!

— Да вы тут сговорились, что ли?!

— Ну сами поглядите, разве видели где-нибудь ткань такую? Нет в нашем мире подобного материала. И опять же — откуда он здесь взялся? А тут еще пентаграмма на полу, а все знают, что ее раскольники блезов рисуют, знак демонического покровителя это у них или что-то в таком роде. У нас их много пересидело, уж мы-то их порядки хорошо знаем. А еще сиделец этот уж очень непрост. — Кивок в сторону Дата. — Я вот не припомню, чтобы сам наместник такие строгие меры принимал. Ну неужели не видите, что простым человеком этот сверкающий быть не может?

— Привести второго! — рявкнул солдат.

— Кого? — не понял тот, который стоял в коридоре.

— Еще кого-нибудь из надсмотрщиков! Да бегом же!

Второй надсмотрщик от первого отличался лишь на совесть избитой рожей. А может, ранен был, лицо в кровавую маску превратилось. Наведя на него револьвер, солдат требовательно произнес:

— Отвечай правду, знаешь этого?! — Кивок в мою сторону.

Даже печальный внешний вид не скрыл эмоций бедолаги: вытаращился ошеломленно, медленно покачал головой:

— Не видел никогда. Уж такого бы точно запомнил. Откуда он здесь вообще взялся?

Вместо ответа солдат потянул спусковой крючок. Выстрел в замкнутом помещении ударил по ушам, к потолку пополз клуб дыма, ноздри защекотало от резкого сернистого запаха.

Нет, я все могу предположить, в том числе и невероятно изощренный розыгрыш. Но когда вот так, на моих глазах, у живого человека тяжелая пуля раскалывает череп, выплескивая его содержимое на крышку благоухающей параши…

Нет, это уже что угодно, но только не розыгрыш.

Револьвер уставился на первого надсмотрщика, странным, каким-то сладострастным тоном солдат потребовал:

— Правду говори, кто этот человек? Откуда он взялся? Только вот не надо новые сказки про демонов. Отвечать быстро, без вранья.

— Но я же говорил! Не знаю! Не было его здесь, и непонятно, откуда взялся! Никогда такого не случалось! Помилуйте, печать же цела…

Второй выстрел. Рядом с первым, еще подергивающимся телом падает второе.

А теперь оружие направлено на меня, и убийца тем же неуместным тоном говорит:

— Эй! Говори, кто ты! Ты теперь знаешь, что я сейчас сделаю!

Да этот урод удовольствие от смерти получает. Садист нашел работенку по душе. Слюной захлебывается в предвкушении новой крови.

Моей крови.

В принципе обезоружить этого противника можно без большого риска. Револьвер тяжелый, держит он его в вытянутой руке, сам роста невеликого, а ноги у меня длинные и быстрые, так что шанс выбить резким ударом велик. Но разве это решит проблему? По коридору туда-сюда непрерывным потоком проносятся группы людей в той же форме. Не знаю, что здесь происходит, но понимаю, что при попытке напасть на убийцу мне придется иметь дело не с одним и не с двумя. Да я понятия не имею, сколько здесь может оказаться противников. Не удивлюсь, если за дверью целая армия при артиллерии, тот взрыв еще свеж в памяти.

К тому же людям моей профессии свойственно стремление преуменьшать применение насилия. Мы предпочитаем действовать тихо, спокойно и желательно без свидетелей. Хотя, должен признать, нынешняя ситуация для меня та еще новинка, и близко мимо подобной не проходил.

Посмотрев на своего потенциального убийцу таким взглядом, будто, потягивая пивко, любуюсь на проходящих мимо длинноногих девушек, ленивым голосом более чем уверенного в себе человека бросил:

— Кто я, ты уже знаешь. Так что давай, приступай, не отвлекайся, давненько я так не забавлялся.

Растерянно покосившись на револьвер, солдат с заметной опаской уточнил:

— Пули тебе не навредят?

— Если ты имеешь в виду меня, то, разумеется, нет. А если эту слабую оболочку, созданную для пребывания в верхнем мире, — я ткнул себя пальцем в грудь, — то, приведя в действие свой примитивный механизм, ты сможешь проделать в ней дыру. Только прекрати дрожать, ведь это может привести к промаху.

Странно, но человек, который только что не моргнув глазом отправил на тот свет двоих, с каждой секундой начинал выказывать все больше и больше признаков страха. Да он ведь боится до дрожи в коленках, причем боится меня. Трусишка суеверный, вот кто передо мной.

В демона поверил? Какая забавная наивность!

Ну что ж, раз жизнь человека здесь дешевле пули, надо и дальше придерживаться навязанной мне версии.

Глядишь, а вдруг демоны здесь ценятся куда дороже.

— То есть… То есть если я выстрелю, ты можешь умереть?!

Досадливо щелкнув пальцем, ответил в том же тоне:

— Твоя глупость, мелкий человек, начинает меня раздражать. Если меня призвали в этот мир лишь для просвещения тебе подобных, то лучше прямо сейчас отправляй обратно. Вам нужен не я, а другой демон. Выберите кого-нибудь попроще. Сравнимых с вами по тупости, конечно, в нижних мирах не найти, но если поищете чуть повыше, на наших задворках, шанс встретить близкого по скудоумию есть.

— Шфарич! Как это понимать?! — рявкнули от порога.

Ба, да у нас новое лицо. И, судя по качеству формы и количеству блестящих висюлек на ней, рангом куда повыше убийцы. Военнослужащие и проститутки — две древние касты, которые, несмотря на всю цивилизованность, продолжают отчаянно цепляться за примитивные знаки отличия. Боевые вожди пещерных людей обвешивались с ног до головы морскими ракушками и клыками забитых самолично хищников, а отдающиеся за еду самки смазывали прически рыбьим жиром. Со временем клыки превратились в ордена и медали, вонючий жир эволюционировал до вызывающей косметики, но суть ничуть не изменилась.

Этот отличается от других: так же невысок, как и все, но телосложением гораздо хлипче. И кожа гораздо смуглее, да и в лице что-то азиатское. На индуса с примесью африканской крови похож, вот только глаза европейские, завидного синего цвета, что даже в скудном керосиновом свете не скрыть. Но при такой внешности выглядело это странно, если не сказать хуже.

Шфарич, приняв позу человека, проглотившего швабру, выпучил глаза так, что они едва не вывалились на пол, и рявкнул:

— Не могу знать!

— Что не ясно?! По какой причине ты здесь застрял?!

— Тут… — Голос Шфарича стал почти нормальным, глаза овечьими, а тело чуть расслабилось. — Господин капитан, тут… тут… ну… это… Тут демон, в общем.

— Чтооооо?!

Крик офицера будто кнутом подстегнул, вмиг заставив Шфарича вытянуться в прежнюю струну и выкатить глаза, после чего он бодро отрапортовал:

— Докладываю! В осмотренном помещении обнаружены двое: неизвестный нам заключенный и южный демон, вызванный при помощи пентаграммы. Оба выглядят странно.

— Это еще что такое?! — Офицер, похоже, только сейчас осознал, что вид у меня какой-то не такой, если не сказать больше.

— Докладываю! Вот он и есть демон!

— Демон?!

— Демон Леон, — Дат счел нужным представить меня более подробно.

Шфарич, опасаясь, что офицер может заподозрить его в розыгрыше, зачастил:

— Он появился в опечатанной камере. А печать хранится у секретаря наместника. Охрана про него ничего не знала. — Кивок в сторону трупов. — Хоть я спрашивал строго, видите сами. И одежды его странные. То есть нет, они вовсе невозможные, не виданные никем и никогда. Такой ткани не бывает.

Офицер вздохнул, расстегнул кобуру, вытащил револьвер, направил на меня:

— Отвечай, кто ты такой. Если будешь нести чушь о демонах, умрешь.

Тяжело сохранять спокойствие в обстановке непрекращающихся угроз, но я справился с собой, не выдав голосом всей глубины терзающих меня чувств:

— В вашем мире так много забавного, но дом мне как-то милее. Так что, пожалуй, не стану вас пугать последствиями, просто сделайте это — отправьте меня назад.

— Ты что несешь?! Кто такой?! Отвечать!

— Здесь уже столько раз меня представляли, так зачем же повторяться? Впрочем, мне нетрудно повториться. Спрашиваете, кто я? Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо. Ответ получен, так что не медлите, господин офицер, давайте уже.

— О смерти просишь? — в голосе военного проскользнули нотки удивления.

Это хорошо — любопытство человека неистребимо. Раз уж он заинтересовался, то меньше шансов, что спустит курок, прежде чем узнает ответ.

— Я разве говорил о смерти? Вижу, вы плохо знакомы с демонологией, так что нелишним будет вас немного просветить в этом вопросе. Существо нижнего мира может вернуться назад лишь в двух случаях: после того, как выполнит контракт с тем, кто его призвал, или при необратимом разрушении его временной материальной оболочки. Причем второй способ с подвохом, ведь, если тело было уничтожено неестественными причинами, виновник получает проклятие нижнего мира. Если виновных нет или у виновного нет души, проклятие получает демон. Последнее для нас категорически нежелательно, а первые два варианта подразумевают неизбежное проклятие чьей-то души. Ведь тот, кто заключил контракт с Тьмой, проклят по определению. Тот, кто помешал посланцу Тьмы выполнить контракт, занимает его место. Достаточно справедливое правило. Тот, кто меня вызвал, стоит перед вами. — Кивок в сторону Дата. — И он сам не знает, чего от меня хочет. Он не может разобраться в себе, и это недоразумение может затянуть мое пребывание в вашем мире. А ведь это каждодневный риск: землетрясения, бури, ураганы, да мало ли естественных причин могут навредить ничтожному телу? Так что я говорю не о смерти, а о выходе без потерь из запутанной ситуации. Надеюсь, теперь вам все понятно? В таком случае не будем задерживать друг друга, пора распрощаться.

Каждое слово этого монолога я произносил, наблюдая за реакцией человека, от которого сейчас зависела моя жизнь. И, замечая нотки сомнения, бил снова и снова в одну точку: не слишком грубо, но достаточно навязчиво намекая на некие проблемы мистического характера, которые неминуемо возникнут у него в случае убийства демона.

Зловещий антураж, загадка моего появления, поведение, не укладывающееся в рамки ситуации, спрятанные в подсознании суеверия и страх перед неведомым — все это разом свалилось на офицера, и рука его, еще минуту назад каменная, начала потеть и подрагивать под тяжестью револьвера.

Как истинный военный, он не стал долго колебаться, убрал оружие в кобуру, коротко рявкнул:

— Оставить в блоке двух часовых. Все остальные пойдут со мной. И этих, — указал на меня и Дата, — забираем с собой. Генерал сам разберется.