— Эй, — слышу шепот у меня за спиной, — это тот самый ученый-собачник, как там его звать?

— Брайан Хэйр, — отвечает ему собеседник, — кажется, его зовут Брайан Хэйр.

Мы только что вылетели из небольшого городка Мбандака в Демократической Республике Конго. Мы находимся на борту видавшего виды одномоторного самолета, которому не меньше 40 лет. Слышу, как за спиной скрипит кресло, и один из говоривших трогает меня за плечо.

— Позвольте побеспокоить, — обращается ко мне мужчина в возрасте под шестьдесят, сидящий рядом со своей женой и еще одной парой, — вы и правда знаменитый собаковед?

Всякий раз, когда кто-то называет меня «собаковедом», я думаю, что меня перепутали с какой-то известной личностью. Раньше я терпеливо объяснял, что я — антрополог-эволюционист, изучаю разные виды, стремлюсь описать развитие познавательных способностей человека. Но это обычно кажется слушателям скучным.

— Да, — отвечаю, — рад встрече с вами.

Эти пассажиры оказались членами американского клуба собаководства, они летят в бассейн Конго в поисках басенджи. Басенджи — это порода собак, обитающих в Западной и Центральной Африке. Но происходят опи, вероятно, откуда-то из междуречья Нигера и Конго. Генетически басенджи являются одной из тех девяти современных пород, наиболее близких к волкам. В США басенджи встречаются редко, и мои попутчики хотели добыть здесь щенят, чтобы начать в Америке свежую родословную линию таких собак. Эти энтузиасты слышали, что в некоторых лесных деревнях того района, куда мы направлялись, разводят басенджи.

Мы некоторое время беседовали о басенджи и их волкоподобном геноме. Я как раз собирался рассказать попутчикам, что делаю в Конго, как вдруг заметил боковым зрением, что мы влетаем прямо в грозовой фронт. Стихия выглядела угрожающе, впереди клубились серые тучи, надвигавшиеся на нас. Я покрепче затянул ремень безопасности.

Самолет страшно болтало из стороны в сторону, пока, наконец, мы не оказались в свободном падении. Пилот выровнял машину, но почти сразу мы снова начали падать. После нескольких вспышек молний и оглушительного грома стало очень темно. И вот последняя встряска — и мы выскочили на свет. Пытаясь казаться невозмутимым, я расслабил руки, судорожно вцепившиеся в кресло, и взглянул в окно.

Под нами расстилался лес, такой древний и такой бескрайний, как будто мы очутились в мультфильме «Земля до начала времен». Листья сливались в зеленую дымку, которая где-то вдали встречалась с голубой линией горизонта. Никаких следов человеческой деятельности мы не видели. Ни одного расчищенного акра или даже струйки дыма. За все время полета джунгли под нами пересекла лишь река, которая, змеясь, пробивала себе путь к океану. При взгляде с большой высоты она была голубой — отражала небо, но когда мы снизились, вода оказалась угольно-черной. Этот цвет ей придавали разнообразные соки, стекавшие с деревьев.

В новостях все время рассказывают, что леса нещадно вырубаются, что девственных уголков на Земле не осталось. Я никогда и не подозревал, что где-то еще мог сохраниться такой океан деревьев. Ничего более прекрасного я в жизни не видел.

И глубоко под покровом этого леса обитали наши древнейшие родичи. Чтобы найти их, мне пришлось забраться так далеко.

Около 10 млн лет назад в результате тектонических процессов в Центральной Африке возник разлом между двумя литосферными плитами. В результате в самом центре африканского континента образовалась огромная низменность, которая стала бассейном реки Конго. К востоку оттуда находится глубокое озеро Танганьика. Иногда оно разливается и становится гораздо больше. Танганьику окружает широкая пойма, хорошо заметная и сегодня.

Около 8 млн лет назад в Восточной Африке поднялись горные кряжи, образовавшие знаменитый Восточно-Африканский рифт. Это система глубоких долин, к востоку от которой стали формироваться засушливые саванны. Примерно в те же времена первые примитивные гоминиды вышли из леса, научились прямохождению и принялись исследовать новые места обитания.

Западнее этих кряжей лес остался девственным и нетронутым — идеальное место для обитания древесных обезьян. В течение веков лес то разрастался, то отступал, но в горах Марунгу, что на юго-востоке Конго на берегах озера Танганьика, вероятно, сохранились те самые места, где наши древние обезьяноподобные предки укрывались в периоды сокращения площади лесов. Лес отступал из-за сильных засух.

Со временем воды Атлантического океана постепенно просачивались на континент, пока, наконец, не встретились с разливами озера Танганьика. В результате возникла мощная река, глубочайшая в мире, — местами до 230 м. Она образует гигантскую излучину в северном направлении. Прорезав девственный ландшафт, эта река разделила древних человекообразных обезьян на изолированные популяции.

К северу от реки Конго плиты, которые образовали Восточно-Африканский рифт, продолжали дробиться, создавая нужные условия для формирования огромнейших лесных площадей и большой переходной зоны — в лесостепь и далее в саванну. Именно в таком лесу древние обезьяны эволюционировали в горилл и одного из двух наших ближайших эволюционных родственников — шимпанзе.

К югу от реки Конго ситуация складывалась иначе. Из-за значительного перепада высот между глубоким речным бассейном и возвышенностью образовалась необычная экосистема. Переходной зоны перед открытой саванной почти не было, из-за этого густой тропический лес оказался довольно замкнутой средой. Многие виды, развивавшиеся в ней, стали исключительно своеобразными, а какие-то вообще не встречаются больше нигде в мире.

Одним из таких видов и являются наши древнейшие ныне живущие родичи, вид, остававшийся тайной на протяжении почти двух столетий.

Самолет приземлился на жарком и пыльном аэродроме Басанкусу в конголезской провинции Экватор. Басанкусу — город примерно со 100 тыс. жителей, но здесь нет ни электричества, ни водопровода, ни постоянно практикующего врача. Я вышел из самолета и едва подавил в себе порыв поцеловать землю. Сюда я прилетел в компании Клодин Андре, приятной женщины в возрасте немного за шестьдесят. Клодин родилась в Бельгии, но большую часть жизни провела в Конго. Когда я поинтересовался у нее, как она выдержала этот полет, она невозмутимо ответила: «А что вы хотели, это же сезон дождей». Всю дорогу она спокойно проспала. Клодин пережила в этой стране несколько войн и диктаторских режимов, она научилась переносить любую турбулентность.

Мы прибыли на реку Лопори и погрузились в каноэ, выдолбленное из цельного древесного ствола. Лодочник завел навесной мотор, и мы на хорошей скорости двинулись в путь, рассекая воду, ровную, как зеркало.

Вскоре вокруг исчезли всякие следы присутствия человека. Мы случайно повстречали босоногого рыбака, балансировавшего на бортах своей лодки и закидывавшего сеть. Все остальное время плыли в одиночестве. В такой солнечный день река прекрасно отражала облака в небе, густые зеленые кроны и летавших в вышине птиц. Листва была настолько густой, что ветки спускались к самой реке, а иногда даже опускались в воду.

Вдруг впереди показался небольшой пляж, какой скорее ожидаешь встретить на Багамских островах. Песок был белый и очень мелкий, усыпанный сухими пальмовыми листьями. Мы подплыли к берегу и вытащили каноэ на этот пляж.

По древесному стволу слезло темное существо, а за ним на пляж высыпало все семейство. Это были бонобо — наши ближайшие, но почти забытые родичи.

Первой подошла Этумбе — главная самка в группе. У нее на спине сидел маленький детеныш, другого сына она вела за руку. Увидев Клодин, обезьяна довольно взвизгнула и присела рядом с женщиной, так что Клодин хорошо видела глазенки детеныша, таращившиеся на нее из-за черной материнской шерсти. Из леса лихо выскочил хохочущий Бени, которого преследовала Ломела, пытавшаяся ухватить его за заднюю лапу. Появились еще несколько бонобо, всего их было девять. Клодин общалась с ними на протяжении всей их жизни. Это были обезьяны из заповедника «Лола Я Бонобо». Все эти звери остались сиротами, их родителей убили охотники. Обезьян выпустили в природу примерно за год до моего приезда. Это был первый случай, когда выращенных в заповеднике бонобо выпустили в дикую природу, и мне довелось быть одним из научных консультантов такого мероприятия. Клодин пригласила меня посмотреть на бонобо в их новой среде обитания.

Мы провели с бонобо на пляже целый день, воркуя над маленьким сыном Этумбе, наблюдая, как Бени и Ломела играют с сородичами. Наблюдать за ними — счастливыми, здоровыми и свободными — было одно удовольствие.

Мы провели в городе неделю, каждый день отправляясь на территорию бонобо. Всем пришлось много работать, чтобы адаптировать их к жизни в лесу, так что это были невероятно позитивные впечатления. В последний день мы никак не хотели уходить. Когда мы все же направились из леса к каноэ, Этумбе с довольно решительным видом пошла за нами. Мы знали, что она сильнее каждого из нас, и ее прыть меня немного обеспокоила. Когда мы погрузились в лодку, она посмотрела каждому в глаза, пожала нам руки и потрясла их на прощание. Как ученый я не имел никакого понятия, о чем она в тот момент думала, но как человек должен признать, что это было самое душевное прощание, которое мне доводилось переживать.

Джейн Гудолл поразила все научное сообщество, когда открыла, что дикие шимпанзе умеют пользоваться инструментами, а также охотятся на мелких обезьян. Она была первой, кто стал изучать их богатые социальные взаимоотношения, определяемые дружескими и сильными семейными связями. Но наше представление о сообществах животных коренным образом изменилось, когда ей удалось доказать, что самцы шимпанзе из стаи Касакела систематически убивают членов соседней стаи из района Кахама. Постепенно истребляя представителей кахама, касакела захватывали все новые участки их территории. Гудолл сделала открытие, что шимпанзе, как и люди, способны творить зло.

За десятилетия исследований были сделаны наблюдения в десятках районов Африки, где обитают шимпанзе. Сегодня мы знаем, что такое поведение является типичным для данного вида. Шимпанзе враждебно относятся к любым незнакомцам. Шайки самцов шимпанзе умеют взаимодействовать, патрулируя границы своего ареала, по возможности убивая соседей и захватывая их территории. При набеге такие группы «воинов» нападают в первую очередь на самцов и детенышей. Самок обычно щадят, но впоследствии им не остается ничего иного, кроме как перейти в группу захватчиков, особенно если побежденные самцы уступят слишком большой район. Шимпанзе так хорошо умеют взаимодействовать друг с другом при истреблении сородичей, что летальная межгрупповая агрессия, проще говоря — убийства, является основной причиной смертности среди диких шимпанзе. Степень этой агрессии у шимпанзе сравнима с уровнем насилия в некоторых человеческих обществах, еще не занимающихся земледелием.

Шимпанзе агрессивны не только по отношению к чужакам. Когда молодые самцы становятся подростками, они начинают избивать всех самок в группе, пока те не покоряются. В первую очередь от такого насилия страдает мать молодого самца. После этого недоросли начинают самоутверждаться в мужской иерархии стаи. Во всех группах шимпанзе есть альфа-самец, все другие особи мужского пола стремятся отобрать у него эту позицию. Основная выгода положения альфа-самца заключается в сексуальной власти над всеми самками. Часто самцы принуждают самок спариваться именно с ними и не позволяют спариваться с другими, жестоко избивая и кусая партнерш.

Генетически бонобо очень близки к шимпанзе, но подобные формы насилия им совершенно не свойственны. До сих пор неизвестны случаи, чтобы самцы бонобо патрулировали границы своей территории, совершали налеты на соседей, захватывали чужую территорию или убивали других бонобо. Когда члены соседствующих групп бонобо встречаются друг с другом, это событие воспринимается ими как очень важное. Две группы могут подолгу оставаться рядом, играть друг с другом и вступать во всевозможные половые контакты. Они даже иногда подолгу путешествуют одной большой группой.

Самое привилегированное положение в группе бонобо всегда занимает самка, между собой самки обычно близко дружат. Самцы бонобо никогда не бьют своих матерей, а живут с ними и продолжают тесно общаться на протяжении всей жизни. Кроме того, самцы бонобо не применяют физического насилия для контроля над самками. Мать молодого бонобо просто знакомит его со своими подругами. Те бонобо, чьи матери обладают наиболее разветвленной сетью знакомств, имеют наилучшие возможности для спаривания.

Бонобо и шимпанзе произошли от одного и того же предка, но случилось что-то, из-за чего бонобо стали значительно менее агрессивными. Собаки подсказали нам, как одомашнивание влияет на психологию. Опыты с лисами показывают, что одомашнивание — это результат отбора наименее агрессивных особей. Бонобо ставят перед нами вопрос, возможно ли в природе естественное одомашнивание без всякого участия человека.

Почти 100 лет назад знаменитый антрополог и защитник природы Гарольд Кулидж изучал коллекцию костей в музее бельгийского города Тервюрен. Он обратил внимание на маленький череп, напоминавший по форме кости головы детеныша шимпанзе. Кулидж вполне мог просто отложить череп, но что-то его заинтересовало. Ученый знал, что у молодых человекообразных обезьян черепные пластины срастаются не полностью. Поэтому если такой примат умирает в юности, у него на черепе остаются характерные щели. Но на том маленьком черепе, который рассматривал Кулидж, щелей не было — а значит, он принадлежал взрослой особи. Такого явления никогда раньше не наблюдалось, поэтому Кулидж пришел к выводу, что обнаружил череп ранее не известного вида приматов. Он опубликовал статью о своих выводах в 1933 году, предвосхитив открытие последнего вида человекообразных обезьян.

Одной из самых характерных особенностей бонобо является строение их черепа. Череп самца бонобо может быть примерно на 15% меньше, чем у самца шимпанзе. Черепа бонобо как будто «застывают» в юношеском состоянии. Как ни странно, аналогичный феномен прослеживается и у домашних животных: одомашненные виды имеют более мелкие черепа, чем их дикие предки. Так, череп у собаки примерно на 15% меньше, чем у волка такого же веса. Череп декоративных морских свинок на 13% меньше, чем у диких, и даже у обычных кур наблюдается подобная закономерность. Небольшой череп, в котором находится уменьшенный мозг, — характерный признак одомашнивания.

Маленькие черепа — не единственная общая черта бонобо и домашних собак. Если говорить об агрессии, то разница по этому показателю между шимпанзе и бонобо отражает аналогичную разницу между волками и собаками. Подобно шимпанзе, волки очень ревностно защищают свою территорию. Например, от 39 до 65 % волков в районе Денали на Аляске были убиты другими волками в ходе стычек на границах территорий разных стай.

И самцы шимпанзе, и волки проявляют исключительную агрессию при конкуренции за готовых к спариванию самок. Известны случаи, когда и самцы, и самки шимпанзе убивали детенышей своих сородичей. Волчицы также могут нападать на других волчиц и иногда убивают их щенят. И волки, и шимпанзе хорошо охотятся, причем если для волков это просто способ полуголодного существования, то шимпанзе могут охотиться настолько активно, что на их территории некоторые виды мартышек оказываются на грани исчезновения.

Собаки и бонобо значительно менее агрессивны, чем волки и шимпанзе. Очень редко фиксируются случаи, в которых бродячие собаки наносят смертельные раны другим собакам. Своры бродячих собак редко устраивают схватки, предпочитая облаивать друг друга, пока одна из стай не ретируется. Кроме того, среди бродячих собак не отмечены случаи убийства щенков других членов стаи. Как все мы видели, собаки вполне терпимы друг к другу и даже могут подставить незнакомцу гениталии для обнюхивания. Волки, как правило, не терпят такого отношения даже от членов собственной стаи.

Взрослые собаки более игривы, чем взрослые волки, и продолжают играть на протяжении всей жизни так, как волки играют только в детстве. Взрослые бонобо играют друг с другом примерно так же, как детеныши шимпанзе со своими взрослыми. Они чаще инициируют игру, пользуясь при этом более разнообразными гримасами.

Кроме того, сексуальное поведение у бродячих собак свободнее, чем у волков (в частности, собаки спариваются не только в брачные сезоны). Что касается бонобо, они широко известны своим промискуитетом (беспорядочными половыми контактами). В разнообразии сексуальных связей бонобо превосходят не только шимпанзе, но и человека. Бродячие собаки плохо охотятся, бонобо также редко этим занимаются (на самом деле бонобо с равной вероятностью могут и охотиться на мартышек, и просто с ними играть).

Физически бонобо сложены более грациозно, чем шимпанзе, их клыки меньше. Правда, у бонобо не бывает пятнистого окраса, в отличие от собак, зато у них часто встречаются розовые губы, так как пигментация вокруг рта исчезает. К тому же эти обезьяны имеют белый хвост кисточкой (шимпанзе теряют хвост еще в детстве).

Отличия между шимпанзе и бонобо разительно напоминают отличия между собаками и волками. Но бонобо значительно походят и на людей, по крайней мере, по сравнению с собаками. Откуда же у них так много общих черт с домашними псами?

Чтобы объяснить такие черты бонобо, как миролюбие, сексуальность, игривость, маленький череп и короткие клыки, можно привести ряд обоснований эволюционного плана. Но такое множество объяснений предполагает, что все упомянутые черты развились независимо друг от друга. Некоторые характеристики кажутся объяснимыми сами по себе, другие — нет. Например, раскованное половое поведение снижает социальную напряженность и уменьшает агрессивность, но непонятно, какое положительное воздействие на выживаемость бонобо могли оказать маленький череп и укороченные клыки. Наиболее вероятное объяснение того, как развились все эти собачьи черты, основывается на том, что у бонобо почему-то снизилась агрессивность. Это и спровоцировало все остальные изменения.

Когда Ричард Рэнгем изучил результаты наших экспериментов с лисами, он предположил, что это поможет нам понять природу собачьих качеств бонобо.

Лисы Беляева продемонстрировали, что при селекции наименее агрессивных особей развивается синдром одомашнивания. Люди разводили наиболее миролюбивых лисиц на протяжении многих поколений данной популяции и получили животных, которые легче идут на контакт с человеком. У этих лис многие другие изменения произошли случайно. Никто не селекционировал лисиц по таким признакам, как «женственный» череп, мелкие зубы, висячие уши, умение распознавать человеческие жесты. Но все эти черты, присущие именно домашним животным, довольно часто встречаются у наиболее дружелюбных лисиц.

Как правило, естественный отбор понимается как механизм, обеспечивающий выживание самых приспособленных. Наиболее приспособленными считаются самые сильные и агрессивные, но на самом деле это не совсем так. С биологической точки зрения приспособленность — это наиболее успешное размножение, а не максимальная агрессивность. Простейшим примером является как раз одомашнивание. Отбор, снижающий агрессивность, в итоге значительно увеличивает репродуктивную успешность домашних животных.

Естественный отбор способен поддерживать такой же механизм. Наша гипотеза заключалась в том, что некоторые волки просто проводили все больше времени рядом с людьми. Никто их специально не разводил, но у наименее агрессивных особей шансы на выживание и размножение были выше. Естественный отбор поддерживал сравнительно миролюбивых волков. Как и в случае с лисицами, у этих волков стали случайно накапливаться определенные изменения, постепенно превратившие их в первых собак. Возможно, антиагрессивный естественный отбор имел место и у других видов. Через несколько поколений более миролюбивые представители таких видов могли бы измениться внешне. Кроме того, изменения должны были коснуться их развития, физиологии и познавательных способностей, как это произошло с лисами Беляева. В сущности, дикий вид способен одомашниться без участия человека.

Возможно, именно это и происходит с бонобо. Основной толчок к самостоятельному одомашниванию мог возникнуть из-за того, что бонобо имеют более стабильные источники пищи, чем шимпанзе. Существуют некоторые доказательства того, что фруктовые деревья обильно плодоносят в лесах, заселенных бонобо, а не шимпанзе.

Но гораздо важнее то обстоятельство, что бонобо не приходится конкурировать за пищу с гориллами, которые не живут южнее реки Конго. Если фруктов не хватает, то шимпанзе вынуждены соперничать с гориллами за сравнительно низкокачественный подножный корм — основной источник пищи горилл. Таким образом, самкам шимпанзе становится сложно проводить вместе дни. Трудно развить социальные навыки, если еды мало и делиться особенно нечем. Если же нет горилл, поедающих травянистые растения, и к тому же можно легко добывать достаточное количество фруктов (так и живут бонобо), то самки становятся очень общительными. Между самками бонобо развиваются сильные дружеские связи, которые не наблюдаются у самок шимпанзе, в целом менее социализированных.

Именно такие тесные связи между особями женского пола бонобо — секрет их эволюционного успеха. Каждая самка, конечно, слабее, чем самец, но если какую-то самку начинают обижать назойливые кавалеры, все подруги приходят ей на помощь. Таким образом, самки бонобо сообща защищаются от агрессии самцов. Самцы уже не могут принуждать самок к спариванию. В результате самки бонобо приобретают значительно большую половую свободу и могут сами выбирать себе партнеров. И они предпочитают не «громил», а более обходительных и миролюбивых самцов. Основная цель альфа-самца — иметь монопольное право на спаривание со всеми самками из группы. Если избиение самок и агрессивное поведение уже не приводит к репродуктивному успеху, то такие самцы утрачивают эволюционное преимущество. Более успешными становятся миролюбивые самцы.

Учитывая, что животные все время конкурируют, кажется парадоксальным, что в каких-то условиях эволюция может поддерживать миролюбивые качества. Объяснение природы бонобо, предложенное Ричардом, позволяет разрешить данную проблему. Чем менее агрессивен самец бонобо, тем больший репродуктивный успех ему обеспечен. Кроме того, поскольку селекция наиболее дружелюбных особей изменила морфологию лисиц, эта гипотеза объясняет странные анатомические черты бонобо — маленькие черепа и короткие клыки.

Таким образом, мы приходим к выводу, что зачастую выживают самые миролюбивые.

Итак, мне предстояло найти способ заинтересовать шимпанзе и бонобо экспериментальными играми. Но в Конго не просто не было русских, готовых смастерить мне удобный столик. Найти в Африке содержащуюся в неволе популяцию бонобо, способных заняться когнитивными играми, ненамного легче, чем отыскать птенца дронта.

Прорвавшись через тропическую грозу, чтобы навестить выпущенных на волю бонобо, мы должны были возвращаться назад через бассейн Конго, туда, где все начиналось. «Лола Я Бонобо» — это заповедник поблизости от Киншасы, столицы Демократической Республики Конго. Заповедник представляет собой 0,3 км² тропического леса. Кроны то и дело шуршат под ударами грациозных рук — так обезьяны перебираются с ветки на ветку. Воздух наполнен высокими криками. Бонобо лакомятся водяными лилиями в озере, свешивают лапы с веток, стоят на голове в мягких зарослях мха. Для 60 живущих здесь сирот-бонобо заповедник — настоящий рай. Кстати, «Лола Я Бонобо» так и переводится с местного наречия — «Рай для бонобо». Этот заповедник основала Клодин Андре, моя рыжеволосая спутница, проспавшая в самолете всю обратную дорогу до Басанкусу.

В 1997 году Клодин спасла осиротевшего бонобо, которого назвала Микено. Этот вид находится под угрозой вымирания, так как люди активно охотятся на бонобо ради мяса. Браконьеры убили мать Микено, а его пытались продать на прибыльном международном рынке экзотических животных — в этой сфере крутятся миллиарды долларов.

Подружившись с Микено, Клодин посвятила всю свою жизнь защите последних бонобо. Она неустанно работала с конголезским правительством, стремясь прекратить торговлю осиротевшими детенышами. Для этих сирот Клодин и создала настоящий приют — «Лола Я Бонобо». Это единственное учреждение для детенышей бонобо в мире, тут содержится крупнейшая популяция бонобо, живущих в относительной неволе.

Именно здесь мы с Ричардом, а также Викторией Уоббер из Гарварда приступили к экспериментам, которые помогли бы нам проверить гипотезу о самопроизвольном одомашнивании.

Мы убедились, что бонобо гораздо охотнее, чем шимпанзе, делятся с сородичами чем-либо. Мы впускали в помещение с пищей двух шимпанзе или двух бонобо. Шимпанзе, как правило, сторонились друг друга, причем каждый пытался заграбастать себе все лакомство. Бонобо вели себя иначе. Оказавшись в одной комнате, они, независимо от возраста, всегда делились едой. Они даже играли друг с другом за трапезой. Необычное стремление поделиться, которое мы наблюдали у бонобо, также представляется формой «ребяческого» поведения. Молодые шимпанзе гораздо охотнее делятся с сородичами, чем взрослые. Бонобо же в любом возрасте склонны делиться примерно с такой же активностью, как молодые шимпанзе. Картина была такова, как будто взрослые бонобо «задержались» в детском возрасте. Мы подозревали, что бонобо никогда окончательно не взрослеют — во многом это сближает их с домашними животными.

Чтобы понять физиологию, лежащую в основе такого поведения, нам нужна была обезьянья слюна. В слюне содержатся гормоны, выделяющиеся у животных (и человека) при стрессе. Но никто из нас не собирал слюну у бонобо и шимпанзе. Виктория придумала для этого хитрый способ. Она растолкла несколько конфет «СвиТартс» и обваляла в порошке ватный диск. Как только обезьяны заметили лакомство, а тем более унюхали его, сразу нашлись десятки добровольных дегустаторов — животные открывали рты, захлебываясь в предвкушении сладости. Нам оставалось просто обтереть дегустаторам рот ватными дисками и отжать слюну, пока они смаковали предложенное угощение.

В ходе эксперимента мы впускали в комнату с лакомством двух самцов шимпанзе или двух самцов бонобо и наблюдали, станут ли они делиться. До входа в комнату и после выхода из нее Уоббер брала у них образцы слюны на анализ. Действительно, мы выявили изменение уровней кортизола и тестостерона после того, как предлагали обезьянам поделиться. Содержание кортизола возрастает, когда животное испытывает стресс. Уровень тестостерона увеличивается в ситуациях, связанных с конкуренцией.

Сравнение образцов слюны до и после эксперимента подтвердило наши предположения. У самцов шимпанзе, которым предлагали поделиться с сородичем, возрастал уровень тестостерона. Это означает, что обезьяны воспринимали опыт не как возможность проявить альтруизм, а как соперничество, в котором нужно победить. С другой стороны, у бонобо тестостерон не повышался, зато значительно возрастал уровень кортизола. Соответственно, бонобо воспринимали наш опыт не как соревнование, в котором требуется одержать верх, а как стрессовую социальную ситуацию. Представьте себе нервозную парочку на первом свидании — в таком случае часто начинают болтать о всякой чепухе, чтобы преодолеть неловкость. Бонобо же начинают играть и даже обниматься, чтобы справиться точно с таким же стрессом. Физиология бонобо не приспособлена к конкурированию за пищу, а именно такое соперничество может вызывать агрессию. Напротив, бонобо выбирают реакцию, помогающую избежать конфликта, и скорее будут делиться. Это поведение подтвердило наши догадки.

Еще одно прогнозируемое свойство, которое поддержало бы гипотезу о самопроизвольном одомашнивании бонобо, заключается в следующем: если экспериментальные лисы Беляева отличаются низкой агрессивностью и тянутся к незнакомцам, то бонобо также должны дружелюбно относиться к чужакам. Чтобы проверить эту идею, мы предложили бонобо выбор: поделиться с незнакомцем или членом своей популяции.

Бонобо входил в комнату с кучей еды. По обе стороны от этого помещения было еще по комнате, в одной из которых сидела незнакомая обезьяна, а в другой — представитель той популяции, к которой относился первый бонобо. Наш испытуемый мог выбрать, кого впустить в комнату с едой.

Интересно, что бонобо не съедали всего предложенного лакомства. Вместо этого они открывали дверь незнакомцу и стремились поделиться с ним. Они даже предпочитали общаться с незнакомцем, а не с представителем собственной группы. Таким образом, бонобо действительно тянутся к чужакам.

Вся наша работа подтверждала идею о том, что поведение, развитие и физиология бонобо свидетельствует об их повышенном дружелюбии по сравнению с шимпанзе. Последняя проблема, которую требовалось проверить в рамках гипотезы о самостоятельном одомашнивании, заключалась в том, становятся ли бонобо умнее в результате этого процесса — как и собаки?

В ходе опытов с шимпанзе уже был разработан отличный тест для этого. Перед двумя шимпанзе мы кладем красную дощечку длиной около двух футов. На каждом конце доски — полная миска еды. Рядом с мисками — металлические скоба. Через две такие скобы продет длинный тросик, концы которого мы даем шимпанзе.

Чтобы подтянуть к себе эту дощечку оба шимпанзе должны тянуть трос одновременно, поскольку если потянуть его только за один конец, он выскочит из скоб, как шнурок из ботинка. Итак, оба шимпанзе должны действовать сообща, одновременно тянуть за оба конца троса, чтобы подвинуть к себе дощечку и заполучить пищу

Как правило, шимпанзе превосходно справлялись с этой задачей. Они спонтанно решали такую проблему с первой попытки. Шимпанзе хорошо понимают, когда им нужна помощь и кто способен помочь в трудной ситуации. Уровень сложности взаимодействий сравним с аналогичным уровнем у человеческих детей.

Но, при всей успешности, шимпанзе все же сталкивались с некоторыми затруднениями. Во-первых, нам удавалось протестировать всего несколько пар, поскольку, как показывает описанный выше тест на щедрость, большинство шимпанзе не склонны делиться пищей. Как правило, доминирующие особи злятся, если к пище приближается подчиненная особь — даже когда это животное не может достать еду. Подчиненные особи очень боятся приближаться к тросику или дощечке, и сотрудничество становится невозможным.

Во-вторых, шимпанзе не умеют делиться пищей, если она не разложена на две порции. Чтобы расстроить сотрудничество между шимпанзе, нам всего-то требовалось положить всю пищу в центр дощечки. В данном случае один из шимпанзе единолично уплетал все, а второй отказывался играть в такую игру. Даже притом что именно эти два шимпанзе ранее успешно сотрудничали десятки раз, всякое согласие между ними испарялось, если еда лежала одной порцией.

В «Лола Я Бонобо» мы предложили обезьянам Киквиту и Нойки такой же тест. В отличие от шимпанзе, натренированных решать подобные задачи, бонобо никогда ранее не оказывались в похожей ситуации. Как только Киквит и Нойки заметили пищу, они сразу ринулись вперед, схватили тросик каждый за свой конец и быстро подтянули к себе еду. Далее они совершили нечто, чего мы никогда не наблюдали среди шимпанзе. Оба бонобо запустили руки в свою порцию еды, и каждый взял себе по кусочку. Потом они брали угощение по очереди, пока оно не закончилось.

Мы попробовали сложить все лакомство в одну кучку, по бонобо продолжали сотрудничать, деля пищу практически поровну. Мы протестировали разных бонобо, и все они действовали в такой ситуации одинаково. Никакого страха и нетерпимости — только успешное сотрудничество, альтруизм и игра. Даже если мы подсаживали опытному бонобо нового партнера, эта пара взаимодействовала не менее успешно. Бонобо обставляли шимпанзе в решении проблемы, требующей сотрудничества, хотя шимпанзе имели больше соответствующей практики. Повышенное дружелюбие и терпимость позволяют бонобо действовать сообща успешнее, чем это удается шимпанзе.

В результате самоодомашнивания бонобо, как и собаки, стали умнее.

Если естественный отбор привел к тому, что бонобо и собаки стали миролюбивее своих ближайших родичей и освоили сложные социальные навыки, не произошло ли это и с какими-то другими видами? Возможно, ответ на этот вопрос таится прямо у нас под боком. Десятки диких видов вновь обосновываются в тех местах, откуда мы их вытеснили в прошлом веке, в период бурного разрастания мегаполисов и пригородов. В такой ситуации животные, поселяющиеся вблизи от человека, должны бояться нас меньше, чем их соплеменники, живущие в сравнительно нетронутых местах. В течение последних 30 лет места обитания островного белохвостого оленя, встречающегося во Флориде, все сильнее сокращаются из-за урбанизации. Олени из популяций, живущих рядом с городами, смелеют, становятся крупнее и развивают социальные навыки. Они активнее плодятся и отличаются большим здоровьем, чем такие же олени, обитающие вдали от городов.

Вероятно, самостоятельное одомашнивание происходит не только среди травоядных, но и у хищников. Наиболее примечательно, что в городских ландшафтах стали селиться лисы, койоты и рыси. Возможно, мы стоим на пороге нового великого этапа одомашнивания, который развернется в ближайшие десятилетия и века. Не исключено, что наряду с собаками на улицах городов вскоре появятся другие животные, которые начнут самоодомашниваться, приспосабливаясь к жизни в большом городе.

Ричард — антрополог, интересующийся эволюцией человека. Поэтому неудивительно, что он подтолкнул нас к размышлениям о том, как спонтанное одомашнивание самих себя могло протекать в нашем собственном виде. Мы быстро осознали, что теория о самостоятельном одомашнивании хорошо помогает объяснить, как наш вид развивал социальные познавательные способности, которые настолько сильно отличают нас от человекообразных обезьян.

Ничто так не стимулирует к размышлению о социальных навыках животных, как исследования психологии маленьких детей. Майк и другие специалисты по детской психологии пришли к выводу, что основу человеческих когнитивных навыков образуют социальные навыки, развивающиеся у ребенка в течение первого года жизни. Эти умения помогают детям общаться и обучаться на примере взрослых такими способами, которые недоступны для других видов. В то же время дети необыкновенно сильно мотивированы на совместную деятельность. Уже в возрасте года и двух месяцев дети спонтанно помогают другим и начинают играть в коллективные игры.

Такая «социальная революция» происходит у детей значительно раньше, чем у человекообразных обезьян. Навыки, развивающиеся у детей, помогают им легко адаптироваться к окружающей их толерантной среде. Мы, взрослые, делимся с нашими детьми всем, что имеем, — от еды и крыши над головой до книг и мягких игрушек. Это подпитывает детское стремление к совместной деятельности. Данный жизненный факт внимательно изучался в разных культурах. Взрослея, мы вплетаемся в «волокно» крупной социальной группы, где нам приходится в первую очередь сотрудничать с окружающими. Строительство Великой китайской стены, расшифровка генома человека, создание демократического правительства — все эти виды деятельности требуют сложнейшего сотрудничества, на которое способен лишь наш вид. Но мы еще не ответили на вопрос, поставленный выше: как первые люди эволюционировали в существ с такой склонностью к коллективизму?

Бонобо и шимпанзе позволяют убедиться, что для гибкого сотрудничества необходима взаимная терпимость. Шимпанзе понимают: чтобы добыть пищу, приходится действовать сообща, но этого недостаточно. Они не могут совладать со своими эмоциями, и сотрудничество разваливается.

Возникает простая, но очень интересная идея: перед тем как люди смогли развить исключительный коллективизм, нам пришлось воспитать в себе сильнейшую терпимость друг к другу. Развитие такой толерантности предшествовало появлению более сложных форм человеческой когнитивной деятельности. Мышление с опорой на логические выводы, навыки планирования и координирования совместной деятельности практически бесполезны при охоте или поиске приюта, если ни у кого не хватает терпения заниматься групповыми видами деятельности или просто прислушиваться к мнениям других. Мозг, обеспечивающий такие сложные формы поведения, оказывается очень «дорогим» органом с метаболической точки зрения и не будет развиваться в этом направлении, если такое развитие не оказывает непосредственного влияния на выживание индивида. Таким образом, лишь после того как люди развили значительную толерантность друг к другу, у них могли появиться уникальные формы совместной познавательной деятельности.

Селекция, направленная на снижение агрессивности, развивает способности к сотрудничеству у лис, собак и бонобо. Возможно, аналогичный процесс произошел и с людьми.

Даже не учитывая всех тех явлений, которые мы наблюдали у собак, лис и бонобо, самостоятельное одомашнивание вполне могло катализировать эволюцию, приводя к развитию совершенно новых когнитивных способностей, а не просто к использованию старых познавательных навыков в новых контекстах.

По мере того как популяция постепенно становилась толерантной и дружелюбной, в ней развивались более сложные социальные навыки. Благодаря этому ее члены приобретали преимущество над теми, у кого эти умения были выражены слабее. Индивиды, способные на более разумные социальные взаимодействия, могли активно искать пути извлечения пользы от этих новых навыков. Для этого они, возможно, делились совместно добытыми трофеями. Например, люди могли первыми уступать часть пищи неродным людям, по очереди ухаживать за детьми друг друга и даже заключать союзы с достаточно терпимыми группами соседей, чтобы одолевать более мелкие (но менее коллективистские) группы. Такие люди, в совершенстве освоившие социальные умения, должны были более успешно выживать и размножаться па протяжении многих поколений. И вот мы живем в единой глобальной популяции исключительно терпимых и социализированных особей. Дружелюбие помогло людям стать умнее.

Возможно, самоодомашнивание стимулировало взрывной рост новых форм сотрудничества и коммуникации, которые радикально изменили ход человеческой истории.

Теория о самостоятельном одомашнивании помогает объяснить, как навыки социальной познавательной деятельности продолжали развиваться у людей и после того первичного взрывного роста новых видов сотрудничества. Как ни интересна эта идея, проверить ее сложно. В идеале нам потребовалось бы сравнить наше поведение с поведением далеких предков. Если самостоятельное одомашнивание приводит к развитию новых форм когнитивной деятельности, то мы должны быть менее агрессивны, более терпимы, склонны к общению и коллективизму, чем наши предки. Но проблема в том, что все наши предки вымерли.

И здесь нам на помощь опять приходят собаки. После того как первые псы стали достаточно миролюбивы, чтобы общаться с людьми, наилучшие перспективы складывались у тех из особей, которые могли осваивать сравнительно сложные варианты социального поведения. Вероятно, люди осознали, как полезны могут быть собаки при охоте и охране стад. После того как в течение многих поколений наилучшие шансы на размножение сохранялись у самых миролюбивых и социально развитых собак, у различных собачьих пород могли начать формироваться более сложные когнитивные способности. Эту гипотезу мы проверим, сравнив навыки служебных собак и представителей других пород. Если служебные собаки действительно обладают более развитыми познавательными способностями, то можно предположить, что подобные процессы стимулировали интеллектуальное развитие и у людей.

Если служебные породы селекционировались по коммуникативным способностям и таланту к сотрудничеству, то их представители должны понимать человеческие жесты лучше, чем собаки других пород. Мы с Викторией Уоббер решили исследовать ездовых собак (хаски) и овчарок, так как обе породы хорошо реагируют на визуальные и речевые сигналы, перевозя людей или помогая пасти стадо. Для контроля нам нужно было протестировать особей неслужебной породы, в таком качестве мы решили использовать басенджи. Познакомившись с ними в Конго, я узнал, что, хотя басенджи и помогают хозяевам охотиться, они больше напоминают борзых собак. Басенджи просто преследуют и загоняют добычу, не обращая внимания на человеческие команды (подобное поведение также наблюдается у собак, живущих в никарагуанском племени маянгна). В качестве другой неслужебной породы мы выбрали карликовых пуделей, поскольку их обычно разводят только по внешним признакам. Служебные собаки оказались в три раза успешнее неслужебных в интерпретации различных человеческих жестов при поиске спрятанной пищи. Создается впечатление, что все породы (в том числе новогвинейские поющие собаки и динго) способны интерпретировать человеческую социальную жестикуляцию, но служебным собакам это удается лучше всего.

Все собаки приобрели такую способность в результате селекции, благоприятствующей размножению наиболее миролюбивых особей, но некоторые породы подверглись вторичной селекции. Она потребовалась для тех пород, которым приходилось сотрудничать и общаться с людьми в особенно сложных ситуациях. Возможно, люди намеренно скрещивали собак, обладавших наиболее хорошими социальными навыками. Следовательно, служебные собаки умеют интерпретировать человеческую жестикуляцию лучше, чем собаки других пород.

Экстраординарные когнитивные способности нашего вида могли развиться в результате схожих процессов. Самостоятельное одомашнивание людей создало возможность для запуска второй волны отбора. Этот отбор действовал уже в зависимости от индивидуальных социально-когнитивных талантов индивида. Те люди, у которых раньше всего развивались социальные способности, в зрелом возрасте приобретали наиболее разносторонние познавательные умения. В целом эти люди были успешнее соплеменников, так как могли извлекать максимальную пользу от повышенной терпимости, развивавшейся среди всех членов группы. Через много поколений такие «когнитивно-продвинутые» индивиды стали побеждать в конкурентной борьбе всех остальных, именно их потомки и продолжали формировать человечество. В результате мы стали весьма толерантным и интеллектуально развитым видом.

Хотя наши человекообразные предки вымерли, мы можем найти следы самоодомашнивания человека в ископаемых останках. Археологи отмечают, что у людей постепенно развивались морфологические изменения, подобные тем, что возникают у других видов при одомашнивании. По сравнению с архаичным человеком Homo, жившим от 200 до 300 тыс. лет назад, современные люди обладают более тонкими костями, мелкими и тесно посаженными зубами, укороченным лицом (поэтому у нас хорошо очерчен подбородок) и — что наиболее интересно — у нас уменьшился череп. Существуют даже такие данные, согласно которым за последние 50 тыс. лет человеческий мозг стал меньше на 10-30%.

Эти анатомические признаки проявляются именно с того периода, когда люди стали осваивать современные формы поведения. Например, сложные культурные артефакты начинают встречаться при археологических раскопках слоев, относящихся именно к периоду около 50 тыс. лет назад. Среди таких находок следует упомянуть захоронения (вместе с собаками), предметы искусства, рыболовные крючки, кострища, хижины и составное оружие — например, стрелы с наконечниками. Очевидно, люди освоили очень сложные способы совместных взаимодействий, которые требуют практически современных умственных способностей.

Изучение ныне живущих племен, занимающихся охотой и собирательством, указывает на то, какие механизмы могут стимулировать отбор, направленный против агрессии. Большая часть сравнительно краткой эволюционной истории нашего вида относится к эпохе, в которую предки человека занимались почти исключительно охотой и собирательством. Земледелие начало появляться на Ближнем Востоке и в Китае чуть больше 12 тыс. лет назад. Современное промышленное общество сформировалось всего несколько поколений назад. Это означает, что все люди занимались охотой и собирательством на протяжении многих тысячелетий эволюции вида.

Наша социальная организация не соответствует социально-общественным нормам тех племен, которые и сегодня остаются охотниками и собирателями. Исследования, проведенные в течение прошлого века, показали, что в этих племенах нет лидера или какого-то доминирующего представителя, принимающего решения за всех. Напротив, охотники-собиратели активно противодействуют тем соплеменникам, которые пытаются подчинить себе группу. В то же время самки бонобо выступают против агрессивных самцов. Племена охотников и собирателей также зачастую изгоняют, отвергают и даже убивают тех, кто силой пытается сосредоточить в своих руках всю власть. Эта кросс-культурная исследовательская работа, в сущности, доказывает, что примитивные человеческие сообщества применяют групповой отбор. Он направлен против агрессивных соплеменников, склонных к насилию над другими членами группы.

Подобный отбор ставит в наиболее выгодное положение самых дружелюбных и социально активных людей. Его могло быть вполне достаточно, чтобы запустить своеобразное «самоодомашнивание» на поздних этапах эволюции нашего вида. Возможно, именно эти качества и позволили нам стать достаточно толерантными, чтобы осваивать различные модели поведения при жизни в городе — многие из них предполагают наличие исключительной терпимости. Представьте себе, какой уровень толерантности и взаимопонимания требуется от трех сотен людей, садящихся в пассажирский самолет, либо от сотен водителей, едущих по оживленному проспекту. Такая терпимость позволяет нам не только жить очень крупными скученными сообществами, но и обеспечивает рост населения. Оба этих фактора играют важнейшую роль в повышении технологической продуктивности и наблюдаются в самых разных культурах. Чем больше население — тем больше инноваций, а именно на инновациях строятся все усложняющиеся технологии.

Нам в основном удается мирно сосуществовать при огромной плотности населения. Возможно, именно самоодомашнивание — тот фактор, который позволил возникнуть современным городским сообществам. Кстати, эти общества очень инновационны.

Существует и более радикальное предположение, сводящееся к тому, что признаки самоодомашнивания у современных людей объясняются именно нашими отношениями с собаками. Колин Гровс из Австралийского национального университета полагает, что именно собаки одомашнили нас:

Когда я летал в Конго, чтобы познакомиться с бонобо, мы с Клодин однажды спрятались за маленькой хижиной. Терпеливо ждали, наблюдая, как догорают угли от костра, который жгли прошлой ночью. Мы забрались глубоко в долину реки Лопори в поисках диких бонобо. Мы надеялись найти бонобо, которые живут по соседству с группой Этумбе, выпущенной на волю неподалеку от Басанкусу. Но у Клодин была и другая цель. Она хотела помочь нашим друзьям, с которыми мы познакомились в самолете, поискать басенджи. Поэтому Клодин интересовалась, не разводит ли этих собак кто-либо из жителей окрестных деревень. Так мы и оказались у этого костра. Наконец из леса выскользнул высокий худощавый мужчина, который вел с собой двух относительно небольших собак. У них были острые стоячие уши и тугие закрученные хвостики, немного напоминавшие свиные. Мы с Клодин не внушали им доверия, так что они приближались к нам с опаской. Когда собаки подошли поближе, мы смогли рассмотреть их блестящую шерсть бронзового цвета. Действительно, именно таких псов мы и искали. Клодин познакомилась с этим мужчиной во время прошлой вылазки в джунгли, и он приветствовал нас как старых друзей.

Человек выглядел устало. В лесу сейчас сложно найти пропитание из-за постоянной охоты. Я поинтересовался, как ему удалось вырастить этих собак, учитывая, что местным жителям зачастую нечем кормить детей. Человек ответил, что он лучше продал бы каноэ или пожертвовал ребенком, чем позволил бы своим собакам голодать. Оказалось, что он целиком зависит от собак, которые помогают ему охотиться и добывать ту скудную дичь, которой требовалось прокормить десять ртов.

Когда протособаки стали тянуться к человеческим пищевым отбросам, каждое последующее поколение животных становилось все более миролюбивым к своим хозяевам. Вороны следуют за охотящимися волками, так и собаки, вероятно, стали спутниками охотников-людей. Учитывая, как сильны их инстинкты, направленные на поиск и преследование добычи, собаки должны были превратиться в очень ценных союзников для человека.

Например, охотники из низин Никарагуа полагаются на собак при выслеживании добычи. Собаки просто бегут, а если загонят дичь — начинают лаять. Охотники узнают такой лай и следуют за псами, пока не найдут и не убьют добычу. Без собак охота далеко не такая успешная. Аналогично добытчики лосей в высокогорных районах охотятся с собаками примерно на 56% удачливее, чем без них.

Люди, которые более терпимо относились к протособакам, вероятно, жили лучше, чем те, кто полагался только на себя. Более толерантные и менее агрессивные люди могли рассчитывать на помощь сторожевых собак, мешавших врагу внезапно напасть на лагерь. Эти же собаки помогали обеспечить более надежные походы за мясом. Охота была эффективнее, племя могло лучше питаться, отношения между его членами становились теплее.

В голодные времена люди, вероятно, ели и самих собак. Тысячи лет назад у охотников и собирателей не было холодильников, запасов зерна, вообще никаких пищевых резервов — до тех пор, пока не были одомашнены собаки. В суровые времена те собаки, которые охотились хуже всего, могли умерщвляться, чтобы спасти от голодной смерти истощенных людей или более умелых собак.

Пусть эта мысль и не очень приятна, забой собак на мясо, возможно, был одной из ключевых инноваций, которые в итоге привели к изобретению земледелия. Когда люди осознали, насколько полезны собаки в качестве резервного источника пищи, оставалось сделать небольшой логический шаг и понять, что в таком качестве можно использовать и растения. Эти выводы кажутся далеко идущими, но не исключено, что мы зависели от собак почти настолько же, насколько и они от нас. Может быть, собаки нас цивилизовали.

Когда я вспоминаю, как мы сидели в родительском гараже с Орео — псом, сформировавшим мою жизнь, — эта версия не кажется мне такой уж абсурдной.