Глава 10. Обучение гениальности

Книга: Почему собаки гораздо умнее, чем вы думаете

Как воспитать умную собаку

Я взял Мило из приюта, не практикующего усыпления. Это случилось в ту пору, когда бостонская зима начинает сменяться весной. Мило нашли на улице — он бродяжничал без ошейника и каких-либо опознавательных меток. За те десять дней, которые пес провел в приюте, никто не сообщил о его пропаже и не пришел его искать. Когда я наведался в приют, собаки неистово виляли хвостами, скулили и визжали, страшно желая, чтобы их обнял двуногий гость. Мило на общем фоне выглядел благородно. Несмотря на свой размер, он грациозно подошел ко мне.

«Привет, дружище», — сказал я, присев перед проволочной сеткой. Белый мех Мило стал колыхаться как облако, когда пес завилял хвостом. Он спокойно посмотрел на меня, ловя мой взгляд глубокими карими глазами, умными, как у человека. Мило был самой красивой собакой, которую мне доводилось встречать. Он казался метисом лабрадора и белого медведя.

Позже я еще раз зашел в приют, чтобы окончательно решить, беру ли я Мило. Сел на корточки. Как только Мило вошел в комнату, он прыгнул мне на колени — всеми своими 27 кг — и неуклюже, но счастливо потерся об меня.

Я убедился, что эта собака — моя родственная душа. Нам предстояли великие дела. Я надеялся, что Мило даже сможет превзойти успехи Орео и раздвинуть границы «псознания». Мило научил меня очень многому, но не совсем тому, чего я ожидал.

Первый признак того, что Мило — особенный пес, обнаружился через неделю после того, как я взял его домой из приюта. Все шло отлично. Мило оказался исключительно спокойной собакой. Вдобавок он полностью оправдал обещание служителя приюта, который заверил меня, что эта собака никогда не будет мочиться в квартире.

Однажды вечером мы сидели с друзьями в парке Бостон-Коммон, и где-то вдалеке прогудела сирена скорой помощи. Мило поднял голову к небу и издал долгий печальный вой. Мы с приятелями рассмеялись. Как интересно. Тогда Мило стал пыхтеть и тереться о мои ноги. Я потрепал его за уши, по-прежнему не понимая, чего он хочет. Но это был лишь первый предвестник грядущих событий.

Я хотел завести собаку, так как знал, что в Германии мне придется жить в одиночестве. Я полагал, что безусловная собачья любовь поможет не чувствовать себя таким покинутым. Но наш союз получился гораздо более тесным, чем можно было рассчитывать. Мило был в меня просто влюблен. Целых девять месяцев я жил как заложник. Он сопровождал меня в рестораны по вечерам. Он ходил со мной даже в ванную, так как стоило мне покинуть его всего на несколько минут — и Мило начинал выть, словно вот-вот умрет, не вытерпев разлуки. Мне чуть не пришлось съезжать с квартиры, поскольку в те несколько раз, когда без вариантов требовалось оставить Мило, пес выл так громко, что соседи начинали подозревать неладное и вызывали полицию.

К счастью, немцы очень прогрессивно относятся к собакам. Наших четвероногих друзей пускают в офисные здания, универмаги, кафе и рестораны. Им даже разрешено ездить в автобусах и поездах. Единственное место, куда собакам закрыт путь, — это продовольственный магазин. Отправляясь за едой, я был вынужден закупаться максимально быстро, а Мило тем временем выл снаружи.

Странно, но он был не слишком любвеобильным. Например, если я его обнимал, он с этим мирился, но это ему не так уж и нравилось. Он никогда больше не прыгал мне на колени. Не играл в «принеси мячик». На самом деле он вообще не любил играть. Обычно он просто прятался под каким-нибудь столом — допустим, кухонным или письменным — и спал.

Я все не решался давать ему транквилизаторы, так как полагал, что со временем и с тренировками что-то наладится. Но никакие тренировки, казалось, не помогали. Мило был неподдающимся до невозможности. Его спокойное и достойное поведение, которым он покорил меня в приюте, оказалось фарсом. Мило был неглупым, но крайне упрямым. Я успешно выдрессировал пять собак, четыре из них были из приюта. Ни у одной из них не возникало сложностей с подчинением или поведенческих проблем. А потом я наткнулся на Мило.

Я тратил ежедневно целые часы, стремясь научить его простейшим командам. Как только мы оказывались на улице и вообще в любом месте, где эти команды могли понадобиться, я мог забыть об их существовании. Мило не садился по команде и не подходил, когда я его подзывал. Совершенно не хотел оставаться на месте. Едва умел гулять на поводке. Приходилось иметь дело с 27 кг чистого упрямства, Мило без вариантов стремился обнюхать каждую капельку собачьей мочи в радиусе 5 км. Автографы других собак так его увлекали, что он, казалось, совершенно не обращал внимания на самих собак. Брайан Хэйр, эксперт по собакам, не мог научить пса команде «сидеть»!

Фиолетовый фактор

Я поступил так же, как любой другой на моем месте. Стал читать онлайновые колонки и учебники для самостоятельного изучения. И почти сразу меня поразила основная идея, красной нитью проходившая через эти материалы: якобы виноват был я. Либо я неверно воспитывал Мило, либо недостаточно усердно тренировал его. Везде прослеживалась одна и та же идея «кнута и пряника».

Незадолго до этого я получил степень доктора философии за работу о важности темперамента собак при взаимодействии и общении и думал, что предлагаемое во всех этих источниках решение слишком упрощенное. Конечно, наши воспитательные приемы сказываются на поведении собак, но не меньшую роль играет и их природа. Я стал задумываться, не из-за темперамента ли Мило такой неподдающийся и так привязан ко мне? Мне даже стало казаться, что до самой своей смерти Мило будет держать меня в плену.

И меня осенило, как только я присмотрелся к языку Мило. По цвету он напоминал чернику. Когда я приютил Мило, я еще не знал, что только у одной породы собак синий язык. Это чау-чау. Порода чау-чау была выведена около 2 тыс. лет назад и относится к тем девяти породам, которые наиболее близки к волкам в генетическом плане. На китайских полотнах и статуэтках эпохи династии Хань иногда изображаются чау-чау, гордо выступающие в качестве сторожевых собак или величественно развалившиеся под столами. Иногда чау-чау употребляли в пищу. Возможно, название породы происходит от кантонского (южнокитайского) слова «чоу», означающего «съедобный». Кстати, именно этот корень присутствует в названии китайского рагу из птицы — «чоу-мейн». Чау-чау известны тем, что очень привязываются к своим хозяевам и стремятся их защищать, они крайне упрямы и исключительно плохо поддаются дрессировке.

Моя собака мне не повиновалась не потому, что я оказался плохим тренером. Просто Мило был генетически ближе к волкам, чем другие собаки, и обладал совершенно иным темпераментом.

Я ошибся лишь в том, что мои нестандартные методы тренировок вступили в противоречие с волчьей натурой Мило.

Я спасся почти чудом. Роскошный мех Мило надежно скрывал его подбрюшье, так что работники приюта не заметили мужского достоинства Мило, пока я не вызволил пса из заточения. Я обещал, что позабочусь о кастрации Мило, но в Германии все время было недосуг этим заняться, и операция была сделана через целых девять месяцев.

Когда анестезия прошла, Мило совершенно преобразился. Самое удивительное заключалось в том, что он, без всякой дополнительной дрессировки, исправно повиновался моим командам. Все то время, пока я втолковывал псу, что означают команды «сидеть!», «стоять!», «ко мне!», он словно не подозревал, о чем это я. Теперь я осознал, что он с самого начала отлично понимал команды, просто не желал им повиноваться. Неожиданно он стал охотно гулять на поводке. Прекратил выть. Мило по-прежнему волновался, если я надолго отлучался, но и здесь были заметны явные улучшения.

Темперамент Мило изменился, когда пес лишился яичек, и в его организме упал уровень андрогенов. В результате те когнитивные навыки, которые всегда у него были, могли, наконец, повлиять на его поведение.

Мило — отличный пример того, как борются в животном природа и воспитание, формирующие его поведение. Кроме того, этот опыт показывает, что дрессировка некоторых животных бывает сравнительно сложной — так как зависит от темперамента.

Сначала мне казалось, что история с Мило — всего лишь забавный анекдот, которому не стоит придавать особого значения. Но однажды меня пригласили прочитать лекцию на открытии конференции по дрессировке собак. Сделав презентацию о развитии собачьих когнитивных способностей, я остался на мероприятии, чтобы с интересом послушать других докладчиков. Конференция меня не разочаровала. Многие ораторы призывали пользоваться строгими методами для оценки эффективности тренировок, другие рассматривали роль эмоций в проявлении проблемных видов поведения. Показали нескольких питбулей, оказавшихся самыми милыми и вышколенными собаками, которых мне доводилось встречать. И это притом, что власти рекомендовали усыпить этих собак, после того как животных удалось вызволить с подпольного ринга. Здесь обсуждали и собачий фристайл — на соревнованиях по этому виду спорта можно встретить и чихуахуа с лунной походкой, и вальсирующего пуделя. Было ясно, что эти люди знают, как учить собак.

Тем не менее я удивился, осознав, что давно признанные несостоятельными понятия о психологии животных по-прежнему владеют умами многих специалистов. Докладчики то и дело подчеркивали потенциал выработки условных рефлексов для решения всевозможных поведенческих проблем. Дрессировщики выступали за стабильное вознаграждение собаки при воспитании нужных привычек. Репортеры без устали щелкали фотоаппаратами.

Все это казалось совершенно безобидным, пока один из основных ораторов не принялся восхвалять достоинства бихевиоризма. На экране запестрели фотографии крыс и голубей в камерах Скиннера, а мы слушали о том, что можно с равным успехом использовать классическое и оперантное обусловливание в опытах с собаками, курами и любыми другими животными. Далее нам прочли оду в честь Б. Ф. Скиннера, открывшего универсальные принципы обучения. Якобы Скиннер совершил революцию в нашем понимании психологии животных.

Ощущение было такое, как будто приземлилась летающая тарелка, из нее высыпала целая орава пришельцев, и они нам объявили, что вновь настали 50-е годы прошлого века. Прежде чем продолжать повествование, следует рассказать, что такое бихевиоризм, как эта парадигма изменила научную картину мира и само общество — настолько, что последствия этого ощущаются и сегодня. Далее мы поговорим о том, как учение Скиннера было отвергнуто, и ему на смену пришел когнитивный подход.

Тирания бихевиоризма

Сложно даже вообразить, какое тлетворное влияние оказывал бихевиоризм на поведенческую науку в Америке на протяжении большей части XX века. Сегодня существует целый ряд подходов к изучению познавательной деятельности. В этой области работают этологи, бихевиористы, нейрофизиологи, а также ученые, исследующие познание с антропологической точки зрения. Но в США как минимум с 1913 по 1960 год, а возможно, и дольше зоопсихология изучалась только в одной перспективе — бихевиористской. Если вы не были бихевиористом, то не могли заниматься научной работой, так как на любой кафедре работали одни бихевиористы. Вы не могли получить грант, поскольку любой ваш проект рассматривали бы бихевиористы. Вас никогда бы не опубликовали, так как рецензировать вашу работу, скорее всего, стал бы бихевиорист.

Это течение в науке начало развиваться как реакция на интроспективную психологию, отстаиваемую Фрейдом и другими маститыми учеными. Интроспективная психология — слишком объемная область знания, чтобы вдаваться здесь в ее подробности, но если вы попробуете хотя бы пролистать работу Фрейда «Преодоление Эдипова комплекса», то найдете там следующий пассаж:

«Маленькая девочка, воображающая себя любовницей отца, однажды должна понести жестокое наказание от его руки, так, чтобы она резко разочаровалась в своих воздушных замках».

Неудивительно, что некоторые психологи стремились к переменам. Они стали наблюдать за цыплятами, прокладывающими себе путь через лабиринт, и убеждаться, что птенцы постепенно начинают все лучше справляться с этой задачей. Это было не свидетельство наличия интеллекта, а нечто гораздо более элементарное.

Идея о простом обучении позволяла обойтись без каких-либо более абстрактных теорий, которые объясняли бы ментальную жизнь животных. Бихевиористы, исследовавшие лишь несколько видов, утверждали, что все животные учатся совершенно одинаково.

Дж. Б. Уотсон даже заявил, что «не требуется никаких новых принципов, чтобы развиться от одноклеточного организма до человека». Исследуйте, как учится одно животное — и поймете, как это делают все остальные.

Настоящим богом в храме бихевиористов был Беррес Фредерик Скиннер. Сложно вообразить себе, какой расцвет переживал бихевиоризм 50 лет назад и как знаменит был в то время его вождь Б. Ф. Скиннер.

Сегодня американцы считают, что три основных типа амплуа в науке соответствуют таким характерам, как Билл Гейтс, Альберт Гор и Эйнштейн. Обратите внимание: двое из этих людей даже не ученые, а один из них уже умер. В 1975 году самым известным ученым в США был Скиннер. В 1971 году он появился на обложке журнала «Тайм». В 1970 году Скиннер участвовал в шоу Фила Донахью и попал в список «100 самых влиятельных людей» журнала «Эсквайр». Его роман «Уолден-Два» разошелся тиражом в 2,5 млн экземпляров, а нехудожественное произведение «По ту сторону свободы и достоинства» продержалось в списке бестселлеров по версии «Нью-Йорк Таймс» шесть с половиной месяцев.

Тем не менее, заводя много друзей, вы приобретаете не меньше врагов. В свое время Скиннера прозвали «Дартом Вейдером американской психологии... самим Гитлером конца XX века», «клиническим дебилом» и «слабоумным высокомерным подонком».

Скиннеру не пришлось прилагать чрезмерных усилий, чтобы зарекомендовать себя таким образом. Он представлял собой гротескный образ кабинетного ученого, обожающего возиться с крысами, — такой «ботаник» в белом лабораторном халате и толстых очках. Его считали чванливым еще в студенческие годы. Эмоции у Скиннера почти отсутствовали. Когда Скиннеру было 18 лет, его младший брат скончался прямо у него на глазах от обширного церебрального кровотечения, а юноша дотошно описал увиденное. Впервые выступая на телевидении, Скиннер заявил, что скорее сжег бы своих детей, чем свою книгу, так как «его работа значит для человечества гораздо больше, чем его гены».

Изучение скиннерианского подхода

Скиннер открыл бихевиоризм, когда учился в аспирантуре Гарварда. Молодой человек был поклонником Павлова, автора теории о «классическом обусловливании». Павлов изучал пищеварительную систему собак, имевших неприятную привычку пускать слюни на виду у хозяина, когда животному еще не предлагали никакой пищи. Эта привычка искажала данные, которые Павлов пытался собрать, но через некоторое время ученый заметил, что начинает вырисовываться какая-то закономерность. Возможно, собака понимала, что приближается время кормежки, и исходила слюной в предвкушении лакомства. Эта гипотеза предполагает, что собаки способны думать и рассуждать. Но было и другое объяснение — сам вид человека, который регулярно кормит собаку, является стимулом, вызывающим автоматическую физиологическую реакцию.

Павлов доказал, что можно вызвать у собаки слюноотделение в ответ на любое количество раздражителей (гудок, звонок, вспышка света). Этот феномен Павлов назвал обусловливанием, так как стимул вызывает «обусловленный» ответ. Со временем такой механизм стали называть классическим обусловливанием.

Типичный пример классического обусловливания — так называемая кликер-тренировка. Вы щелкаете специальным устройством (кликером), собака смотрит на вас, а вы за это ее подкармливаете. Вы делаете это снова и снова, пока собака не начинает переводить на вас взгляд при каждом щелчке.

Скиннер развил эту идею. Он предположил, что стимулом может быть не щелчок и не звонок, а поведение самого животного. Подобный поведенческий механизм возникает, когда вы обучаете собаку команде «сидеть!». Всякий раз, когда вы приказываете «сидеть!» (стимул) и собака садится, вы ее угощаете (ответ). Со временем это поведение закрепляется. На первый или на второй раз вам, возможно, придется надавить собаке на круп, чтобы помочь ей сесть. Но на десятый раз собака будет уверенно садиться по команде «сидеть!». И вот, Скиннер утверждал, что любые мысли или рассуждения, происходящие в этот момент в голове собаки, не имеют значения. Дело только в поведении, которое вы закрепляете. Скиннер назвал этот механизм оперантным обусловливанием, так как поведение собаки взаимодействует с окружающей средой (оперирует ею), чтобы в результате было получено вознаграждение.

Чтобы тренировать своих подопытных животных — в основном крыс и голубей — Скиннер пользовался не щелкающим устройством, а специальным аппаратом, который получил название «камера Скиннера». В сущности эта камера представляет собой ящик, где установлен какой-либо предмет, которым животное может манипулировать. Например, для крысы устанавливается рычаг, а для голубя — кнопка. Кроме того, в опыте применяется средство психологического закрепления — например, пища, визуальный образ или звук. Камера подключается к устройству, подсчитывающему, сколько раз был задействован рычаг или кнопка.

С помощью оперантного обусловливания Скиннеру удалось обучить животных довольно интересным вещам. Так, он научил некоторых голубей играть в пинг-понг и нажимать клавиши на пианино, натренировал крыс бросать бусинку в отверстие (этот фокус стали называть «крысиный баскетбол»). Один из первых опытов Скиннера, выполненный еще в годы Второй мировой войны, получил название «Проект Голубь». Предполагалось сажать прямо в бомбы голубей, натренированных нажимать клювом клавиши. Так происходило наведение бомб на цель.

Когда впервые видишь, как животные совершают такие действия, можно предположить, что перед тобой очень умные существа, способные запоминать и рассуждать. Но Скиннер доказывал, что дрессировка животных сводится всего лишь к связыванию последовательности действий, за воспроизведение которой животное вознаграждается.

На самом деле Скиннер не утверждал, что эти действия совершаются абсолютно бездумно и что животные в принципе лишены интеллекта. Он просто считал, что интеллект не имеет особого значения и, уж конечно, разуму не место в психологии. Скиннер полагал, что не существует способа заглянуть в мозг животного и посмотреть, что там происходит. Единственная вещь, которую можно измерить и подсчитать, — это вызываемое у животного поведение.

Жизнь в камере Скиннера

Если можно обучить животное делать именно то, что хочет ученый, получается, что пройдет совсем немного времени — и аналогичные механизмы можно будет применить на людях. Отсутствие прямой связи между ученым и ментальным состоянием другого человека смущало Скиннера. Если вы не можете непосредственно наблюдать феномен, то не можете и выразить его в количественных показателях. Чтобы собрать данные о чувствах человека и его разуме, приходится верить тому, что человек вам рассказывает. Но вы не можете проверить, говорит ли он правду.

Скиннер полагал, что большинство проблем общества связано не с тем, что люди говорят и о чем думают, а в их вредном поведении. Внезапно в камерах Скиннера оказались не крысы и голуби, а люди. В середине 1950-х Сидней Бижу соорудил из жилого прицепа камеру Скиннера для детей. С этим прицепом он разъезжал по школам в районе Сиэтла.

В 1976 году Дуглас Биклен из Сиракьюского университета в течение пяти месяцев наблюдал 53 женщины, которые страдали шизофренией. Больные участвовали в программе поведенческой модификации. Каждой из пяти женщин присваивали пять желаемых вариантов поведения, например «вытирайся туалетной бумагой» или «прекрати стучать по полу и по стенам». Существовал также набор общих поведений, связанных, например, с внешним видом женщины или обязанностями по хозяйству. Кроме того, приветствовалось, если женщины будут участвовать в совместном распевании песен, например «Падает Лондонский мост» и в играх — пускании бумажных самолетиков.

В опыте действовала система накопления жетонов: хорошее поведение вознаграждалось жетонами, которые можно было обменивать на дополнительные привилегии. Через шесть лет 89% женщин уже работали минимум по часу в день. От нежелательных видов поведения — например, добровольного голодания и ношения кричащей одежды — почти удалось избавиться.

Скоро в самых разных учреждениях стали вводить такие системы накопления жетонов. Подобная практика применялась среди детей в садах, особо опасных преступников в тюрьмах, на занятиях для физически и умственно отсталых пациентов, в центрах по борьбе с подростковой преступностью. В 1969 году в 20 больницах действовало 27 программ такого рода, в которых участвовало более 900 пациентов.

В истинно бихевиористском ключе врачи совершенно игнорировали мысли и чувства людей, занятых в таких опытах.

Одним из камней преткновения, вызывавших настороженное отношение к поведенческой модификации, была практика депривации (лишения), лежавшая в основе таких методик. Хотя Скиннер и не рассматривал воздействие на животных с помощью боли как продуктивное (боль вызывает стремление к бегству и защитное поведение), он считал целесообразным стимулирование лишением пищи. Чтобы сохранять у подопытных крыс достаточную мотивацию для участия в тестах, он недокармливал их, так что они имели 20-процентный недостаток веса. Заключенные и слабоумные были отличным материалом для подобных опытов, ведь их можно было лишать разнообразных благ — если не еды, то тех или иных послаблений.

К 1974 году в обществе возросло внимание к этической стороне биомедицинских и бихевиористских экспериментов — вернее, к ее отсутствию. Люди стали задумываться о том, насколько гуманно лишать заключенных или психически больных каких-либо привилегий, особенно с учетом того, что участие в экспериментах далеко не всегда было добровольным. В те годы поведенческие и медицинские исследования активно проводились на слабоумных, умирающих и заключенных, все это начинало казаться нарушением прав человека. Вскоре программы поведенческой модификации стали терять финансирование и упраздняться.

Но закрытие этих программ не положило конец бихевиоризму. Напротив, как только бихевиоризм перестал быть чисто кабинетным явлением, он распространился в широких общественных кругах. Бихевиористсткими методами пользовались для исправления любого нежелательного поведения — патологического увеличения веса, курения, речевых проблем, аутизма и иррациональных страхов.

Однако в целом сфера применения бихевиоризма сузилась, его вредное влияние на науку начало ослабевать. Бихевиоризм основывался на четырех положениях.

1. Поведение определяется простой последовательностью механизмов типа «стимул — отклик».

2. В ответ на постоянный стимул отклик должен со временем усиливаться (именно этот эффект так красиво вырисовывался на графиках, описывающих работу камер Скиннера).

3. Все животные и люди совершенно идентичны (то, что работает в случае с голубем, будет работать и с собакой, свиньей, крысой, человеком и т. д.).

4. Любое поведение можно контролировать и предсказать. Соответственно, внутренние механизмы мозговой деятельности (мысли, память, эмоции) не имеют значения.

Все эти принципы совершенно неверны, но они все же имеют некоторое практическое значение при применении в очень специфических обстоятельствах.

Например, обусловливание помогает бороться с фобиями. Так, большинство собак скулят и воют во время грозы. Но в отдельных случаях такой страх становится настолько сильным, что псы начинают портить мебель, царапать окна и двери, стирая лапы в кровь, либо испражняться прямо на пол. В особо тяжелых случаях собакам во время грозы может становиться плохо, некоторые животные даже умирают от сердечного приступа.

Пусть фобии зачастую и иррациональны, они могут провоцировать физиологическую реакцию. Сердцебиение учащается, чтобы кислород и кровь быстрее поступали к мышцам. Чувствительность к боли ослабевает. Пищеварительная система прекращает работать, останавливается секреция, в результате возникает сухость во рту. Может происходить опорожнение мочевого пузыря и кишечника. Зрачки расширяются, чтобы в них попадало больше света.

Вы можете полагать, что собаку несложно успокоить во время грозы, но одно из исследований показало, что присутствие хозяина нисколько не снижает у животного уровень кортизола (гормона стресса). Правда, помогает присутствие другой собаки.

Лечение фобий связано с постепенным и неоднократным подверганием раздражителю. В некоторых случаях лечение подкрепляется угощением. Так, сначала для собаки могут просто воспроизводить аудиозапись грозы. Это происходит в комфортной обстановке, звуки грозы очень тихие. Собаки вырабатывают положительные или нейтральные ассоциации с шумом грозы. В ходе лечения громкость записи постепенно усиливается, пока собака не научается переносить полномасштабную грозу без каких-либо серьезных негативных эффектов. Таким методом устраняются различные фобии, в частности боязнь ружейного огня, аэростатов, фейерверков, пчел и воздушного транспорта.

Тем не менее подобные скиннеровские принципы непригодны для понимания вашей собаки и общения с ней.

Большинство опрошенных (60%) считают, что основную массу имеющихся знаний о собачьей познавательной деятельности мы приобрели благодаря Скиннеру или Павлову. Лично я считаю, что наибольший вклад в изучение этой проблемы внес Адам Миклоши из Университета Лоранда Этвёша, Будапешт, Венгрия.

Когнитивная революция

Окончательно победить бихевиоризм помогли лингвистические исследования. В разделах о Рико и Чейзер мы упоминали о том, что дети изучают слова, совершая логические выводы. Они запоминают, какие звуки относятся к каким действиям или объектам. Метод проб и ошибок здесь не действует.

Скиннер попытался объяснить в рамках своей концепции «стимул — реакция», как дети изучают множество сложных грамматических правил. Об этом он написал книгу «Вербальное поведение». Ноам Хомский, еще малоизвестный в те годы лингвист, написал на эту работу такую разгромную рецензию, что репутация Скиннера оказалась безнадежно испорчена.

Более того, бихевиоризм не мог объяснить поведение животных. По бихевиоризму, животные учатся именно методом проб и ошибок, и их результаты должны постепенно улучшаться. Мы убедились, что не все животные способны делать одни и те же выводы и не все они учатся одинаково. Многие межвидовые различия связаны с тем, какого рода проблемы животному приходится решать в дикой природе. Животные развивают разнообразные когнитивные умения в зависимости от того, что им требуется для выживания. Все эти нестыковки в итоге положили конец учению Скиннера и его бихевиористской школе.

Кстати, Ноам Хомский, сегодня ставший живой легендой, доказывал, что дети должны обладать какими-то врожденными знаниями, позволяющими им усвоить родной язык. Концепция о таких врожденных знаниях, благодаря которым маленький человек может заговорить на любом естественном языке, впитать все связанные с ним сложные грамматические правила, совершенно дискредитировала бихевиоризм. Сегодня взгляды Хомского не подтверждаются, так как накоплены целые тома иных экспериментальных данных, полученных в рамках психологии развития. Эти данные собраны в ходе исследований, рассматривающих те процессы, в ходе которых дети овладевают языком, пользуясь уникальными, исключительно человеческими способностями. Очевидно, люди не имеют врожденных знаний грамматики, но появляются на свет с такими социально-когнитивными способностями, которые впоследствии позволяют нам учиться родному языку путем логических выводов и по подсказкам родителей.

Мы знаем, что существует несколько разновидностей интеллекта. Конкретный вид или конкретная особь могут с большим или меньшим успехом решать те или иные задачи, чем это удается другим индивидам или другим видам. Кроме того, если существо хорошо справляется с одним классом проблем, это еще не означает, что оно сможет столь же умело решать иные задачи. Некоторые люди обладают гениальностью лишь в одной области — так и животные могут быть гениями в одних областях, а в других показывать посредственные результаты.

Обучение основано на умственных способностях лишь одного вида. Когнитивный подход признает много разновидностей интеллекта и освобождает нас от мысли о том, что разумность оценивается по какой-то линейной шкале, у основания которой находятся морские губки, а на вершине — люди. В вопросе о том, кто умнее — дельфин или ворон, — не больше смысла, чем в вопросе: что лучше — молоток или пила? Оптимальный инструмент подбирается в зависимости от стоящей перед вами задачи или, если говорить о животных, в зависимости от тех испытаний, с которыми им регулярно приходится справляться, чтобы выжить и оставить потомство.

Вернемся к той конференции, посвященной вопросам дрессировки. Мы собрались с коллегами узкой группой, и разговор зашел о бихевиоризме. Многие инструкторы признавались, что своим успехом обязаны бихевиористским приемам — в частности, кликер-тренировкам и положительному закреплению. Казалось, они действительно верят, что обучают собак с применением оперантного и классического обусловливания. Но рассказывая, почему эти техники работают, они уже обсуждали собаку в когнитивном контексте. Звучали фразы «собака знает» или «собака хочет сделать». А ведь истинные бихевиористы отвергали желания и мысли как абсолютно неважные.

Когнитивный подход так хорошо работает с собаками не потому, что они лишены интеллекта, а именно потому, что интеллект у них есть. Когда собаки решают проблему, они способны делать выводы или обобщать усвоенные ранее знания, применяя их для решения поставленной задачи. Например, каждый новый человек, командующий собаке «сидеть!» не должен учить ее сидеть. Если вы обучите собаку этой команде, она будет садиться не только перед вами, но и перед другим человеком в совершенно новой обстановке. Аналогично если вы укажете в ту сторону, куда бросили мяч, собака не станет искать там пищу. В ходе игр с вами собака усваивает, что указательный жест связан именно с мячиком. Если игра заключается в поиске еды, то такой же жест уже относится к еде. Указательные жесты могут иметь разное значение в различных контекстах. Собаки умеют совершать подобные обобщения, так как обладают когнитивными задатками.

Собачья гениальность заключается в их способности понимать человеческие коммуникативные намерения, а также в готовности взаимодействовать с нами. Именно благодаря этой гениальности они обучаются с такой легкостью. Но в собачьей картине мира присутствуют и определенные систематические ошибки, они воспринимают мир в достаточно ограниченном виде. С помощью когнитивных методов можно научить собак обходить эти ошибки и преодолевать ограничения, не вступая с собачьей природой в прямую схватку, которую мы бы неизбежно проиграли (табл. 3).

Таблица 3. Собачьи познавательные навыки в сравнении со способностями других млекопитающих

Современные подходы к обучению собак

В настоящее время опубликовано очень мало исследований о различных подходах к обучению собак. Отдельные приемы, действенные при тренировке некоторых собак, могут не иметь научной основы. Когнитивный подход позволяет нам лучше понять, как собака думает. Это, в свою очередь, помогает нам разрабатывать более эффективные методы обучения. Возможно, мы превратим искусство тренировки собак в научную дисциплину. Думаю, этому событию обрадуются все заинтересованные лица по обе стороны поводка.

Сегодня существует два основных подхода к обучению собак: метод «главной собаки» и метод «чем больше, тем лучше». Первый вариант предполагает, что хозяин должен занять доминирующую позицию над своей собакой, чтобы обеспечить ее повиновение. Этот способ восходит к идее о том, что в волчьих стаях существует строгая иерархия подчинения, в рамках которой волки конкурируют за превосходство над собратьями, но остаются под контролем альфа-самца и альфа-самки. Поскольку собаки произошли от волков, первый метод отводит хозяину роль альфа-самца. Такой подход допускает применение разнообразных ухищрений — от ошейника-удавки и запрета собаке опережать хозяина при совместном выходе из дома до переворачивания на спину (так называемый альфа-ролл), когда вы опрокидываете собаку и держите ее за горло.

С научной точки зрения этот подход неидеален. Ведь он предполагает, что социальная система у собак точно такая же, как и у волков. Но в результате одомашнивания социальные взаимоотношения собак изменились. Сравнение волчьих стай со стаями бродячих собак выявляет ряд важных различий в их социальной структуре — об этом мы подробно говорили в части II.

Наиболее важная черта собачьей иерархии заключается в том, что она выражена слабее. Лидерами в собачьей своре являются не те особи, которые обладают самыми выдающимися физическими показателями. Напротив, собачьим вожаком обычно становится такой самец, который имеет в группе наиболее сильные аффилиативные (дружеские) связи.

Некоторые приверженцы теории «главной собаки» полагают, что представление о вашем доминировании может формироваться у собаки в ходе совместных игр. Так, не позволяйте собаке выигрывать у вас в перетягивание каната — в противном случае собака может вообразить, что она доминирует над вами.

В одном эксперименте исследователи оценивали, как несколько золотистых ретриверов реагировали на то, что у них отбирают еду или игрушки. Кроме того, проверялась готовность собак подчиняться командам после 20 выигранных и 20 проигранных раундов в перетягивании каната. Независимо от результатов игры, золотистые ретриверы не начинали как-либо пересматривать свои отношения доминирования и подчинения с хозяевами. Таким образом, необязательно подчеркивать превосходство над собакой или прекращать с ней играть, чтобы она лучше обучалась.

Подход «чем больше, тем лучше» сформировался под влиянием бихевиористской концепции, связывающей стимул и реакцию как основы формирования поведения. В этой области пока проводилось мало исследований, но их результаты не подтверждают, что максимальное вознаграждение или как можно более интенсивные тренировки — это самые эффективные механизмы воспитания нужного навыка.

Рассмотрим, как на вознаграждение реагирует человек. Если мы начнем поощрять кого-либо за желаемое поведение, но потом уменьшим награду или даже вообще отменим ее, то мотивация к такому поведению значительно снизится. Допустим, ребенку нравится читать. Вы начинаете давать ему шоколад за усердное чтение. Если однажды вы перестанете это делать, то вряд ли ребенок продолжит читать столь же охотно. Это явление называется «эффектом сверхоправдания» или «эффектом избыточного оправдания».

Вероятно, такой же эффект характерен и для собак. В ходе одного эксперимента собак угощали средней порцией пищи за выполнение команды. Через какое-то время эта порция была увеличена. Когда экспериментаторы вновь пытались перевести собаку на начальный размер порции, успешность собаки падала. Таким образом, вознаграждение собаки изысканным лакомством не обязательно улучшает ее обучаемость. Кроме того, вам будет сложно перейти на обычное вознаграждение, если вы уже потчевали собаку чем-то особенно вкусным. Если вы начнете подкармливать собаку за следование тем командам, которые раньше она выполняла за обычную похвалу, может возникнуть аналогичный эффект.

Еще одна теория в рамках подхода «чем больше, тем лучше» предполагает, что самый быстрый способ научить собаку чему-либо требует долгих повторяющихся ежедневных тренировок. Но последние научные изыскания показывают, что можно немного расслабиться. В ходе одного из исследований собак учили класть лапу на коврик для компьютерной мыши — то есть совершать абсолютно новое для них действие. Собак обучали этому либо пять раз в неделю, либо один раз в неделю. Собаки, занимавшиеся всего раз в неделю, осваивали новый навык быстрее.

В ходе другого эксперимента собак учили залезать в корзину и оставаться там. Частота «учебных сессий» варьировалась (то один-два раза в неделю, то каждый день). Изменялась и длительность учебных периодов (либо одна тренировочная сессия, либо три подряд). Собаки учились лучше всего, если имели одно занятие раз в неделю. Наихудшая успеваемость имела место в случаях, когда тренировки были максимально интенсивными — три сессии ежедневно. Итак, можно предположить, что при обучении собак действует принцип «лучше меньше, да лучше».

«Кликер-тренировка» — одна из наиболее популярных современных техник дрессировки. Этот метод строится на базе классического обусловливания, открытого Павловым и более полно описанного Скиннером и другими бихевиористами. Как мы помним, обусловливание изучалось в опытах над крысами и голубями. Кликер — это металлическая пластина, при нажатии на которую раздается щелчок. Когда животное проявляет желаемое поведение, кликер используется вместе с вознаграждением и служит «вторичным подкрепляющим стимулом». Энтузиасты этого метода считают, что кликер эффективен именно потому, что вы можете щелкнуть практически сразу после желаемого действия животного. А с угощением неизбежно приходится возиться, и возможны нежелательные задержки. После того как увиденное вами действие животного «помечено» щелчком, может последовать награда.

Учитывая популярность кликера, остается лишь удивляться тому, что было проведено всего одно исследование, сравнивающее применение кликера с другими видами тренировки. Басенджи обучали прикасаться носом к конусу в ответ на щелчок, сопровождаемый угощением, либо просто на угощение. Та группа собак, которая работала с кликером, училась ничуть не быстрее, чем басенджи, получавшие только угощение. Как минимум на настоящий момент отсутствуют какие-либо научные доказательства, подтверждающие ускорение обучаемости собак при применении кликера.

Действительно, кликер помогает, но еще предстоит определить, почему он помогает и в каких случаях. Я полагаю, что кликеры не ускоряют обучения собак, а делают дрессировщика более умелым тренером. Возможно, работа с кликером приучает человека угощать собаку регулярнее либо даже давать тренеру ощущение более полного контроля над ситуацией во время занятия. Чтобы проверить эти гипотезы, необходимы дополнительные исследования.

Современные методы тренировок являются действенными — мы сами убеждаемся, насколько сложным трюкам можно научить собаку. Но с научной точки зрения мы не можем сказать, какие приемы являются наилучшими. Нет никакого формализованного тренировочного метода, учитывающего все поведенческие и учебные аспекты работы с собаками, выявленные в ходе новейших исследований собачьей когнитивистики.

Когнитивные тренировки могли бы не только выявить новые принципы, по которым учатся собаки, но и идентифицировать ограничения возможностей животных и их систематические ошибки, препятствующие обучению. После этого можно будет разработать стратегии, позволяющие справиться с подобными проблемами. Кроме того, у нас появится возможность еще глубже заглянуть в суть собачьего гения.

Собачьи познавательные способности, которые будут для вас полезны

Самый важный урок, который можно извлечь из исследований собачьей когнитивной деятельности, заключается в следующем. Если предоставить собаку самой себе, то она может вести себя почти незаметно. Представьте, что вы оказались в совершенно пустой комнате. Всякий раз, когда вы подходите к двери, под нее кто-то подсовывает однодолларовую банкноту Вы быстро уловите взаимосвязь между вашим действием и его результатом.

По сравнению с волками, собаки медленнее улавливают подобные ассоциации между произвольными подсказками и наличием пищи. Мы уже говорили о том, что волки быстрее собак учатся и разучиваются узнавать укромное место со спрятанной пищей в зависимости от цветовой подсказки. Кроме того, волк гораздо скорее научается огибать физическую преграду. Если собака предоставлена самой себе и должна усвоить ассоциацию методом проб и ошибок, то результаты у нее получаются невпечатляющими.

Пусть волки и превосходят собак в обучении методом проб и ошибок, но никто не возьмется утверждать, что волков легче дрессировать, чем собак. Итак, обучение методом проб и ошибок не является тем необычным навыком, который объяснял бы исключительную восприимчивость собак к дрессировке.

Обучаемость собак базируется на других формах познавательной деятельности. Собака всегда учится у человека быстрее, чем волк, так как псы очень хорошо умеют интерпретировать наши коммуникативные сигналы. Служебная собака может лучше понимать человеческие жесты — либо в результате тренировок, либо в итоге селекции по этому признаку, но в целом все собаки отлично понимают жестикуляцию. Даже обычные дворняги и породы, размножавшиеся без всякого вмешательства человека, хорошо умеют интерпретировать наши жесты.

Когнитивный подход также помогает определить контекст, в котором собаки будут наиболее результативно воспринимать наши коммуникативные намерения. Например, собака лучше понимает жесты, если мы специально уделяем ей внимание при жестикуляции. Подобно маленькому ребенку, собака скорее проследит за вашим взглядом, если вы подчеркнете его коммуникативную сущность и повернете голову в ту же сторону Собака с большей вероятностью посмотрит туда же, куда и вы, если вы подзовете ее по имени, установите зрительный контакт и лишь после этого укажете взглядом куда-либо.

Собаки не так умело распознают некоммуникативные жесты. Если вы вытянете руку, как будто куда-то указываете, а потом посмотрите на часы, то собаке труднее будет понять ваш жест как подсказку. Собаки с трудом распознают предостерегающие жесты, которыми вы запрещаете им ходить куда-либо.

Собака с большей вероятностью сможет правильно понять ваш указательный жест, если вы предварительно привлечете ее внимание, издав какой-либо высокий звук (необязательно кличку собаки). Кроме того, собаки более настойчиво ищут спрятанный предмет, если вы даете такую команду высоким, а не низким голосом.

Итак, если вы установите с собакой зрительный контакт, позовете ее по имени и скомандуете что-либо высоким голосом, то, скорее всего, она сможет правильно интерпретировать ваши жесты.

Успешность вербальных сигналов варьируется. В некоторых случаях вербальные сигналы действительно помогают собакам учиться быстрее, но иногда они лишь путают их. Некоторые исследования показали: когда собаки учатся решать новую проблему, они более внимательно воспринимают происходящее, если вы не только показываете, но и рассказываете о происходящем. Таким образом, собака может учиться на примерах.

Правда, такой подход может иметь и негативный эффект. Если вы произнесете серию слов, в том числе команду «сидеть!», то собака повинуется вам с меньшей вероятностью, чем просто по команде «сидеть!». Этот эффект проявляется сильнее, когда от собаки требуется прореагировать на новую команду или на известную команду в новом месте. Таким образом, при работе с собакой лучше четко произносить команду, а не болтать.

Когнитивные тренировки помогают собаке усваивать приемы, опирающиеся на более гибкие и быстрые формы обучения, чем на метод проб и ошибок. В частности, собака начинает «учиться тому, как лучше учиться». Такой способ обучения позволяет собаке распространить приобретенный навык на новую ситуацию, а не начинать обучение с нуля.

Сара Маршалл-Песчини из Миланского университета в одном исследовании сравнивала хорошо натренированных служебных собак и совершенно недрессированных декоративных. Собаке требовалось найти и использовать рычаг, открывающий ящик, в котором спрятана пища. Нетренированные декоративные собаки быстро сдавались, не в силах решить задачу самостоятельно, и просто смотрели па хозяев. Дрессированные служебные псы не отступали, пока не находили решения. Маршалл-Песчини предполагает, что обученные собаки могли усвоить, что подобные незнакомые проблемы решаются, если настойчиво искать выход — этому они научились в повседневной трудовой жизни.

Еще один урок, который нам дает собачья когнитивистика, заключается в следующем: собаки практически мгновенно учатся решать многие проблемы, если им показать, как это делается.

Например, служебная собака отправлялась на работу по поиску наркотиков, но исследователь брал вместе с ней и ее щенят. Когда щенята посмотрели, как работает их мать, они стали набирать на тренировках в четыре раза больше баллов, чем щенки-сверстники, не имевшие такой подготовки.

Итак, собаки с трудом справляются с такими проблемами, как открывание дверей и поиск обходных путей вокруг преграды. Но они довольно легко обучаются их решать, если кто-то покажет им, как это делается.

Собачьи когнитивные способности, которые могут работать против вас

Иногда собака может стать слишком умной и расхотеть подчиняться человеку Дело в том, что познающая собака не запрограммирована на безусловное повиновение любой команде. При возникновении конфликта интересов вполне возможно, что наши лучшие друзья попытаются обхитрить нас. Как вы помните, иногда собака может учитывать, что вы видите и чего не можете видеть. Так, пес с большей вероятностью положит мячик к вашим ногам, а не вам за спину, будет выпрашивать еду у того, кто его видит, а также приносить мячик на виду у человека.

Кристина Шваб и Людвиг Хубер из Венского университета попробовали определить, в каких случаях собака решает, что разумнее будет не подчиняться хозяину. В ходе эксперимента хозяин приказывал собаке лечь, потом клал перед ней ее любимое лакомство, примерно в 1,5 м от животного. После этого хозяин вставал так, чтобы собака оказалась между ним и пищей. Наконец, он совершал одно из следующих действий.

• Смотрел на собаку. Хозяин садился на стул так, что его глаза, голова и тело были обращены к собаке.

• Читал книгу. Хозяин садился на стул так, что голова и тело были обращены к собаке, но сам начинал читать.

• Смотрел телевизор. Тело хозяина было обращено к собаке, но он смотрел не на нее, а на экран, повернув голову к телевизору.

• Садился спиной к собаке. Хозяин сидел на стуле спиной к собаке и читал книгу.

• Уходил из комнаты. Лишь только положив угощение перед собакой, хозяин выходил из комнаты и закрывал за собой дверь.

Сразу признаемся, что все читатели, кроме обладателей идеально воспитанных собак, могут вздохнуть с облегчением: в 60% случаев собака не могла противостоять соблазну и съедала лакомство, независимо от того, куда смотрит хозяин. Но остается еще 40%. Если бы вы попытались угадать, в какой ситуации собака, скорее всего, не повинуется приказу и слопает пищу, то вы, вероятно, назвали бы последнюю — и были бы правы.

Следующая по частоте ситуация, в которой собака решается на неповиновение, — это вариант, когда хозяин повернется к ней спиной. Таким образом, собака понимает разницу между понятиями «передом» и «задом» и осознает, что когда хозяин сидит к ней спиной, он не обращает на собаку значительного внимания.

Эти результаты неоднократно воспроизводились, в частности, в нашем исследовании — как вы помните, собака предпочитает класть мячик вам под ноги, так, чтобы вы его видели, и вряд ли будет бросать мяч у вас за спиной. Неудивительно, что собака не склонна повиноваться хозяину, если он смотрит телевизор и отвернулся от нее.

Возможно, это всего лишь означает следующую логику: собака полагает, что чем сильнее вы обращены к ней, тем более старательно нужно выполнять ваши команды.

Тем не менее собака с большей вероятностью съедала пищу в случаях, когда хозяин читал книгу, а не смотрел на питомицу. Это очень интересный факт, поскольку две ситуации почти идентичны — в обоих случаях хозяин сидит на стуле, его тело и голова обращены к собаке.

Вся разница заключалась в самом факте чтения, то есть в том, что взгляд хозяина во втором случае был направлен вниз. Именно зрительный контакт является тем условием, при котором собака чаще всего и дольше всего выполняет ваши команды. Таким образом, она четко осознает, что видит и чего не видит хозяин, а также пользуется этими знаниями, решая, насколько послушно стоит себя вести. Собаки вполне могут хитрить, чтобы гарантированно заполучить желаемое.

Всякий раз, когда мы с Мило были дома и я что-то приказывал ему, он исправно мне повиновался. Но стоило нам выйти на улицу, как пес абсолютно менялся. Он действовал так, как будто совершенно не понимал, о чем я говорю. Исследователи из британских университетов Де Монфора и Линкольна обнаружили, что если хозяин стоит на расстоянии 2,5 м от собаки, то животное с меньшей вероятностью повинуется команде «сидеть!», чем если хозяин находится прямо перед ней. Еще менее регулярно собака выполняет эту команду, когда слышит, но не видит хозяина.

Итак, если ваша собака отказывается вам повиноваться, знайте: четвероногий друг не прочь вам угодить, но такое умное животное без труда догадывается, в каких случаях вас можно практически безнаказанно игнорировать. Хорошие отношения с собакой в буквальном смысле зависят от вашего умения смотреть на нее.

Когнитивные тренировки учитывают и то, что различные познавательные навыки могут мешать друг другу и затруднять обучение. Например, некоторые особенности собачьего интеллекта затрудняют обнаружение животным решения проблемы, даже если оно лежит на поверхности. В части II мы рассказывали, что если в заборе был проход, но его вдруг перенесли в другую секцию изгороди, то собаки все равно пытаются выйти проверенным путем, даже если отлично видят и новый выход, и прочную стенку на месте старого. Собака запомнила, где выход был раньше, и эта информация мешает ей поверить своим глазам.

Еще одна систематическая ошибка возникает в случаях, когда собака предпочитает реагировать на человеческий жест, а не на актуальную ситуацию. Так, если экспериментатор демонстрирует, где спрятана пища, но потом показывает в другом направлении, то собака предпочитает искать еду не там, где она точно есть, а там, куда указал человек.

Это отклонение развилось у собак из-за исключительного внимания к человеческим коммуникативным жестам, даже если такие жесты противоречат фактам, известным собаке. Такое свойство может казаться удобным, но иногда оно чревато серьезными последствиями. Например, собаки-саперы, полагающиеся на поведение инструктора, а не на свой нюх, могут пропустить взрывчатку.

Тренеры-когнитивисты также умеют распознавать некоторые варианты поведения, которыми собаке бывает сложно овладеть. Дело в том, что в определенных контекстах собака может систематически действовать асимметрично. Например, ряд исследований показывает, что некоторые собаки предпочитают пользоваться одной, а не другой лапой, когда манипулируют объектами. Кобели чаще пользуются левой лапой, а суки — правой. Кроме того, если собака получает эмоциональный стимул, то она осознает происходящее правым полушарием мозга — и в ответ поворачивает голову влево. Таким образом, возбужденная собака с большей вероятностью повернет налево, даже если по условиям тренировки это направление неверное.

Когнитивные тренировки свидетельствуют, что ваша собака — не «черный ящик» и не «мохнатый человечек». Собаки, конечно, развили специфические навыки, которые можно считать гениальными, но у этих животных есть и слабые места — как у любого другого вида. Зная о границах собачьих возможностей, мы можем обучать их более эффективно. Мы ведь понимаем, что какие-то проблемы непостижимы для маленьких детей: не даем малышам залезать на высокие лестницы, прячем от них ножи. Так же следует вести себя и с собаками.

Например, вопреки распространенному мнению не существует экспериментальных доказательств того, что собаки способны чувствовать вину и вообще понимают, что такое «вина». В настоящий момент известно лишь то, что собаки реагируют на фрустрационное поведение человека. Таким образом, попытки тренировать собаку постфактум ни к чему не приведут. Исследователи наблюдали, как после аджилити-тренировок некоторые хозяева ругали или даже били своих собак. Единственным эффектом такого «наставления» было повышение уровня стресса у животного. Вряд ли псы понимали, что должны чувствовать себя виноватыми за низкие результаты, а также что словесное или физическое наказание поможет повысить их успехи в будущем. Аналогично, если вы приходите домой и обнаруживаете, что ваши обожаемые новоприобретенные щенята погрызли диван, опрокинули мусорное ведро или еще что-то натворили, — не надейтесь, что они поймут причины вашего раздражения. Поэтому совершенно бессмысленно тыкать их в диванный наполнитель, рассыпанный мусор и кричать.

Еще одно когнитивное ограничение заключается в следующем: собаки не понимают, что знает и чего пе знает тот или иной индивид. Например, собаки проявляют демонстрационное поведение (взгляд, лай), помогая человеку найти спрятанный предмет. Они поступают так независимо от того, видел ли человек, как эту вещь прятали. Соответственно, когда собаки общаются с нами, они обычно просто просят у нас те вещи, которые им хочется заполучить. Вероятно, они не учитывают, что мы видели и чего не видели в прошлом.

Многие века люди рассказывают истории о героических собаках вроде Лесси (и даже об одном таком кенгуру), которые убегали за помощью, видя, что хозяин попал в беду. Чтобы совершить такой поступок, Лесси должна понимать, что других людей следует проинформировать о случившемся несчастье — только потому, что она была свидетелем этого.

Возможно, вас это не удивит, но подчеркнем: согласно уже имеющимся экспериментальным данным такого рода, когнитивные способности не позволяют собаке сделать этого — независимо от того, насколько она умна. Собаки обладают лишь ограниченным пониманием различных типов угроз, опасных для человека.

Большинство собак понимают, что незнакомец может представлять угрозу, но в других ситуациях, требующих знания физики, собака практически не способна вам помочь.

Криста Макферсон и Уильям Робертс из Университета Западного Онтарио решили проверить, насколько хорошо собака понимает, что хозяин оказался в опасности. В ходе одного из исследований ученые имитировали ситуацию, в которой на хозяина якобы падает большой книжный шкаф. Шкаф просто впечатывал человека в пол, но собаки и не пытались попросить помощи у другого человека, стоявшего рядом. Максимум, что они делали, — просто бегали вокруг этого «прохожего», несмотря на то, что хозяин кричал от боли и звал на помощь. Вероятно, собаки не понимали, какова физика этой ситуации, поэтому совершенно не тревожились и не пытались попросить о помощи другого человека.

Разумеется, это не означает, что собаки не спасают жизней — они регулярно это делают. Например, в январе 2007 года Майк Хэмблинг переходил замерзшую реку вместе со своей немецкой овчаркой по кличке Фредди. Пес опасался ступать на лед, упирался и натягивал поводок. Вдруг лед под Майком проломился, и он оказался в ледяной воде. Намокшая одежда сразу потянула вниз, мужчина беспомощно барахтался и не мог выбраться. Майк уже стал терять сознание от переохлаждения, когда почувствовал, как крепко натянулся поводок. Фредди тащил хозяина изо всех сил. Наконец, собаке удалось вытянуть хозяина со льда на берег.

В архиве «Зала славы животных» компании «Пурина» есть множество историй о зверях, пришедших на выручку людям, и в 83% случаев подобные подвиги совершают собаки. Но действительно, каковы границы собачьего понимания? Догадался ли Фредди, что хозяин в опасности, установил ли логическую связь между низкой температурой воды и необходимостью как можно быстрее вытянуть Майка на берег? Или Фредди просто ощутил, что его самого затягивает в полынью, а потом попытался отойти подальше от нее, чтобы не утонуть?

Собака может вынюхать рак, предупредить о пожаре или об опасном снижении уровня инсулина. Конечно, собаки плохо понимают физику, но это ничуть не означает, что четвероногий друг не поможет вам, если что-то случится. Когнитивные тренировки позволяют нам осознанно предполагать, в каких случаях собаки способны помочь нам, а в каких и не попытаются этого сделать.

Такие тренировки позволяют получить представление о тех различных способах, которыми может учиться собака: и путем логических выводов, как это делали Рико и Чейзер, и ориентируясь на наши коммуникативные жесты, и постепенно усваивая учебные приемы, и просто на примере другого, кто показывает, как решается проблема. Когнитивные тренировки также подтверждают, что иногда собака отказывается подчиняться нам, опираясь на те же самые когнитивные способности, что и при выполнении команд.

Наконец, некоторые проблемы являются совершенно нерешаемыми для некоторых или для всех собак, независимо от количества тренировок.

Хотя большинство людей (64%) понимают, что основной признак собачьего гения — это умение спонтанно решать новые проблемы, каждый четвертый по-прежнему считает, что главный талант собаки — умение учиться на своих ошибках.

Так, слабым местом Мило была его привычка полаять. Чрезмерный лай — как раз та проблема собачьего поведения, о которой сообщают чаще всего. Собачий лай — естественная реакция, вероятно, в процессе одомашнивания животные выработали настоящее пристрастие к нему. Собаки лают гораздо чаще волков, причем в самых разных контекстах. Лай может означать приветствие, желание поиграть, угрозу, беспокойство либо просто быть реакцией на то, что рядом лает другая собака.

Все мы знаем собак (а возможно, даже заботились о них), привыкших лаять, не прекращая. Из-за таких собак начинаются конфликты с соседями, которые вечно не могут выспаться, а хозяин обычно не в силах противопоставить этому ничего кроме раздражения. Иногда удается отучить собаку от лая, устранив ситуации, в которых ей хочется полаять, — например, когда кто-то звонит или стучит в дверь. Путем позитивного подкрепления отвлекающих действий можно снизить интенсивность лая почти на 90%. Такими действиями является и отправка собаки на место, на коврик в коридоре, либо куда-нибудь еще, подальше от двери, где животное должно провести несколько минут по вашей команде.

Еще одно относительно хорошо изученное решение связано с использованием ошейника, в который вшита порция аэрозоля-цитронеллы. Когда собака лает, срабатывает микрофон, и из ошейника с шипением выпускается облачко цитронеллы. Практика показывает, что этот метод действует наиболее эффективно, когда собака носит такой ошейник лишь время от времени (по полчаса каждый второй день) в течение трех недель. Это может показаться удивительным, ведь логично предположить, что такой ошейник должен распылять пахучее вещество всякий раз, когда собака лает. Но это опять же один из случаев, когда назойливое повторение — не лучший вариант. Кроме того, представляется, что цитронелловый ошейник помогает справляться с лаем не хуже электрошокового — по крайней мере, таковы результаты сравнительного анализа. Тем не менее цитронелловый ошейник не отучает собаку от лая в принципе, пес понемногу привыкает к этому раздражителю и вновь начинает лаять активнее. Через неделю после того, как собака прекращает носить ошейник, лай еще немного учащается, но не до такого уровня, при котором его можно считать проблемой. Аналогичное действие оказывает и электрошоковый ошейник.

Я полагаю, что подобные решения вряд ли помогут «хроническим брехунам» вроде Мило. Обычно чрезмерный лай развивается у собак с определенным темпераментом, а в случае с Мило проблема заключалась в его постоянном беспокойстве. Собаки имеют разные уровни гормонов и нейромедиаторов, в результате чего ведут себя более или менее нервно. Такая нервозность может проявляться в виде разных отклонений — от воя до нечистоплотного поведения в доме. Нервный фон влияет и на познавательную деятельность собак. Именно из-за постоянного беспокойства Мило было трудно учиться и выполнять команды. Мне просто повезло — оказалось, что проблема Мило решается с помощью хирургического вмешательства.

Когда мы справились с нервозностью Мило, других сложностей у нас с ним больше не возникало. Он до конца своих дней прожил со мной в Германии, немцы без устали нахваливали моего «чудесного белого медведя». Мило умер в 2007 году. Перед смертью он стал немного медлителен и с трудом поднимался на пятый этаж в нашу квартиру. Я сводил его к ветеринару, подозревая, что бедняга заболел артритом. Но все оказалось гораздо хуже — у Мило в брюхе нашли злокачественную опухоль размером с баскетбольный мяч. Когда Мило умер, я горевал по нему не меньше, чем по Орео, хотя вряд ли на свете существовали две такие же непохожие собаки. В конце концов, Мило действительно был тем псом, которого я искал себе в товарищи.

Назад: Глава 9. Чемпион среди пород

Дальше: Глава 11. Во имя собаки